ВЕЧЕРОМ 21 ИЮНЯ 1941 года на совещании в кабинете Сталина было принято решение назначить заместителя наркома обороны маршала Буденного командующим армиями второй линии со штабом в Брянске (см. «Красная звезда», № 104 и 119), членом военного совета к нему определили секретаря ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкова. На следующий день, когда война стала реальностью, Буденный вместе с Маленковым выехал в Брянск.
     Наши войска на границе были опрокинуты, хотя порой полки и дивизии полностью погибали на занимаемых ими рубежах. Такая, в частности, судьба постигла дорогие Буденному бывшие 4-ю, 36-ю и 6-ю кавалерийские дивизии 6-го кавкорпуса. Эти соединения, с грустью отмечает он в своих записках, «по предложению Тимошенко были переведены в мехдивизии, а война их захватила на распутье, так как они механизацию не получили, а лошадей сдали и дрались, как пехота, но в результате восьмидневных боев все были истреблены. Там же, в этих боях, погиб комкор т. Никитин».
     Далее маршал Буденный пишет:
     «На оборонительном рубеже (р. Днепр и Зап. Двина) кипела работа по укреплению обороны, и войска осели на всей линии обороны. Дивизионные, корпусные и армейские штабы разместились по своим местам и установили прочную связь с войсками и между собой.
     Я возвратился из Смоленска, где проводил всю ночь совещание с областными работниками, в 7 часов утра и обнаружил у себя на квартире завтракающих тт. Тимошенко, Мехлиса и Шапошникова, первые двое из Москвы, последний из Минска, приехали на машинах. После завтрака я доложил им об обстановке на фронте и что противник будет наступать из Лепеля на Оршу. Поэтому наши войска, опираясь на прочную оборону, должны разбить группу Гудериана. Я в нашей победе был уверен, так как на этом участке у нас стояли полноценные дивизии друг другу в затылок, каждая с двумя артполками и танками КВ.
     Тов. Тимошенко заявил мне, что он назначен командующим фронтом, а я его заместителем и фронт переименован из Особого в Западный. А также добавил, что он сам перейдет в наступление против группы Гудериана.
     Наша справка
     Семен Михайлович БУДЕННЫЙ, в годы Гражданской войны командовавший 1-й Конной армией, лично знал с той поры многих советских военачальников. Некоторые из них впоследствии даже обошли его по службе. Маршал Советского Союза Семен Константинович ТИМОШЕНКО был командиром кавалерийской дивизии в 1-й Конной армии, а в мае 1940 г. - июле 1941 г. - народным комиссаром обороны СССР. В первый месяц Великой Отечественной войны являлся председателем Ставки Главного командования, затем был назначен главнокомандующим войсками Западного направления и командующим войсками Западного фронта. С сентября 1941 г. по июнь 1942 г. был главкомом Юго-Западного направления. В мае 1942 г. Тимошенко руководил Харьковской операцией, в результате которой крупная группировка Красной Армии потерпела тяжелое поражение.
     Маршал Советского Союза Георгий Константинович ЖУКОВ в Гражданскую войну командовал кавалерийским эскадроном (не в 1-й Конной). В 1930 г. - бригадой в 7-й Самарской кавдивизии (командир – К.К. Рокоссовский). В 1931 – 1933 гг. был непосредственным подчиненным Буденного - помощником Инспектора кавалерии РККА. С этой должности при поддержке Семена Михайловича был назначен командиром 4-й кавалерийской дивизии, затем кавкорпуса (вначале 3-го, потом 6-го). В 1938 - 1939 гг. - заместитель командующего войсками Белорусского военного округа (по кавалерии). В 1939 г. - командующий группой войск в районе Халхин-Гола. В 1940 - 1941 гг. - командующий войсками Киевского особого военного округа. В январе - июле 1941 г. - начальник Генерального штаба.
     Маршал Советского Союза Григорий Иванович КУЛИК был знаком с Буденным с Гражданской войны - он попеременно командовал артиллерией нескольких армий, в том числе и 1-й Конной. С 1939 г. – начальник Главного артиллерийского управления и заместитель наркома обороны СССР. В августе 1941 г. назначен командующим 54-й армией, действовавшей на Ленинградском фронте. После ряда неудач в сентябре 1941 г. снят с должности. В ноябре 1941-го направлен в Керчь для организации обороны, а после сдачи Керчи понижен в воинском звании до генерал-майора.
     Я ВЫНУЖДЕН БЫЛ доказывать, что наступление грозит разгромом наших войск. Во-первых, они еще необстрелянные и не обладают маневренной подвижностью (пехота), а у Гудериана танково-механизированная группа войск. Во-вторых, все наши оборонительные работы пойдут насмарку, и вся линия обороны будет сдана противнику без боя, а это значит, что мы открываем ворота противнику прямо на Москву.
     Несмотря на совершенно ясную обстановку, Тимошенко все же перешел сам в наступление и во встречном бою был разбит. А в результате этого он вынужден был сдать Смоленск и бежал за реку Днепр.
     Когда я доложил Тимошенко, что у нас на фронте на железной дороге образовалась пробка и туда надо срочно кого-нибудь отправить, он, видимо, чтобы избавиться от меня, сразу же предложил туда выехать мне и разобраться на месте. Я немедленно выехал и расшил эти узлы, но нарвался на новую неприятность: в Гомеле должна была расположиться 21-я армия и держать оборону по Днепру на участке Речица, Жлобин, Рогачев и Быхов, а также занять отдельный участок Мозырь – Калинковичи. Этой армией командовал т. Герасименко, а начштаба - т. Гордов, обслуживала 21-ю армию авиагруппа т. Ворожейкина (сама же 21-я армия образовалась из Приволжского военного округа, а командование этого округа стало во главе армии). Будучи в Гомеле, я нашел начальника штаба 21-й армии в лесу у Ново-Белицы, на восточном берегу реки Сож. Тот не знал, где командующий армией и где и что делается в армии. А когда я прибыл в Гомель и нашел там Герасименко, так тот не знал, где его штаб и где его армия (хотя штаб находился от него в 6 км).
     Видя такое безобразие, я решил помочь т. Герасименко навести порядок в 21-й армии. Посадил ее на позицию, выбрал место для штаба армии, нашел авиагруппу т. Ворожейкина и поставил ей задачу. Все стало на свое место, и закипела работа по оборудованию обороны на всем боевом участке армии,
     Я решил выехать на фронт армии и дальше на боевой участок Могилев – Орша, чтобы уяснить обстановку, а перед отъездом позвонил т. Тимошенко и доложил о проделанной работе и о том, что предполагаю делать дальше. Он все это одобрил. Я спросил, что нового. Он ответил, что ничего особенного, продолжайте свою работу, как вы ее наметили.
     Я вызвал к себе тт. Герасименко, Гордова и Ворожейкина, чтобы дать им последние указания и уехать. Когда я сообщил о своем отъезде, Герасименко сказал, что у него есть телеграмма от Тимошенко о том, что я назначен командующим 21-й армией, а Герасименко – моим заместителем. Я возмутился таким отношением со стороны Тимошенко, так как оставался его заместителем и заместителем наркома обороны т. Сталина, а он провел это назначение на армию, даже не поставив меня об этом в известность. Но я, конечно, никому и ничего не сказал, приступил немедленно к работе, выехал на фронт армии, которая уже с успехом отбила две атаки противника на участке Жлобин – Мозырь.
     Должен сказать, что 21-я армия успешно отбивала на этой линии обороны все атаки противника с 1 июля до сентября 1941 года…
     Я БЫЛ НАЗНАЧЕН главнокомандующим войсками Юго-Западного направления, куда входили Юго-Западный и Южный фронты. Первым командовал М.П. Кирпонос, а вторым – И.В. Тюленев. Ставку для штаба направления я наметил в г. Полтаве. Но обстановка очень быстро менялась не в нашу пользу. Сталин приказал мне, чтобы я срочно выехал в Киев и организовал его оборону.
     Это распоряжение я получил в Лубнах, едучи в Полтаву. Ехал в своем вагоне и при мне вагон-гараж. Я быстро выгрузил машину и выехал с тт. Покровским и Зеленским (А.П. Покровский - начальник штаба Резервной группы войск, затем штаба Юго-Западного фронта; П.П. Зеленский - адъютант маршала. – Ред.) в Киев, а вагоны отправил в Полтаву.
     По дороге на Киев я обогнал стрелковый корпус во главе с командиром корпуса т. Кулешовым, который формировался на Северном Кавказе, но задачи пока не получил. Тогда я Кулешову приказал двигаться в Киев в распоряжение комфронтом т. Кирпоноса. Сам же поехал прямо в Киев и направился на командный пункт укрепрайона (Киевский УР), который хорошо знал и полагал, что там находится Кирпонос.
     Проскочив Киев, прибыл на командный пункт, но там никого не оказалось, а сам пункт был уничтожен так же, как УР (укрепленный район. - Ред.).
     Возвратившись в Киев, я заехал в штаб военного округа и там узнал, что штаб фронта находится в Браварах на восточном берегу Днепра. Прибыв в штаб фронта, я встретился с тт. Хрущевым Н.С., Кирпоносом, Пуркаевым (начштафр.), Баграмяном (начоперупрфронта), Бурмистренко (член военного совета фронта). Все мы приступили к обсуждению вопроса, как защищать Киев и чем мы располагаем для этого.
     Я информировал участников совещания, что к нам направляется стрелковый корпус Кулешова и его надо сажать на южный фас бывшего УРа, затем за обвод бывшего УРа надо посадить две десантные бригады, которые стояли, а десантировать их было некуда. Десантной группой командовал некий Власов, которого Тимошенко в свое время выпятил как лучшего командира стр. дивизии на маневрах и расписал его во всех газетах страны. Этот единственный кадр Тимошенко впоследствии оказался предателем нашей Родины.
     Власов был мною назначен комендантом по обороне г. Киева. Вначале он действовал хорошо (правда, ему некуда было деваться, так как за Киевом очень следили), бои были упорные, немцы, как пишет Гудериан, потеряли под Киевом 40 тысяч только убитыми.
     НА ЮГО-ЗАПАДНОМ направлении обстановка осложнялась с каждым днем не в нашу пользу. Противник имел превосходство в танках, в воздухе и противотанковой артиллерии. Что же касается его пехоты, то она пехоту нашу никогда без танков не атаковала, боялась ее атаковать. А наша пехота всегда смело шла в атаку, если у них отсутствовали танки.
     Самым тяжелым вопросом у нас был недостаток во всей армии винтовок, и эту преступную недоработку я отношу всецело к наркому Тимошенко, который имел при себе такого идиота, как Кулик, с которым они занимались черт-те чем, а не вооружением армии.
     В моем распоряжении на Юго-Западном направлении не было таких сил, с которыми можно было бы, маневрируя, наносить удары противнику, а можно было только с трудом обороняться. Я имел в своем распоряжении два конных корпуса Белова и Комкова, которыми и маневрировал, а при выгодных условиях наносил удары противнику. Наши войска в это время еще не могли маневрировать ни на поле боя, ни на театре военных действий. В войсках у нас было единственное противотанковое средство - это горючая смесь в бутылках, которые надо было бросить прямо в танк, бутылка разбивалась, а жидкость воспламенялась, и танк загорался. Многие бойцы делали это с большим успехом, и атаки противника, даже при поддержке танков, отбивались.
     Немецкая армия, пользуясь своим превосходством в воздухе и маневре, вынуждала наши войска отходить на новые рубежи. Мы, чтобы не давать себя окружить, отходили, истребляя противника всеми способами, другого ничего не оставалось. На Юго-Западном направлении обстановка осложнилась настолько, что я решил оставить Киев и отойти на уже подготовленный рубеж, чтобы защищать Харьков и вывести шесть армий из-под неизбежного окружения и разгрома их противником.
     Об этом своем плане я доложил Ставке и Генштабу: «Если будем держаться за Киев, то мы потеряем Киев, шесть армий и Харьков». Генштаб со мной согласился. Об этом я доложил Хрущеву Н.С (член военного совета Юго-Западного направления), и он сказал, что вряд ли с этим предложением Ставка согласится. Я на это ответил, что пусть меня снимут, но сознательно пойти на такую катастрофу я не могу.
     Этот вопрос я согласовал с комфронтом Кирпоносом. Оказалось, Ставка запросила его мнение, и он ответил, что будет защищать Киев.
     Обстановка требовала срочных решений. Я знал, что кончится это дело снятием меня с командования Юго-Западным направлением.
     Прошло три дня после всех переговоров со Ставкой и Генштабом, и приехал назначенный вместо меня Тимошенко. Я ему доложил обстановку. Сказал, что попытка удержать Киев будет стоить нам потери города и шести армий. Потеряем мы и Харьков и неизвестно где остановимся. Он со мною согласился.
     В связи с такой ситуацией я ему предложил пойти к аппарату и доложить Сталину о необходимости отвода войск Юго-Западного фронта на новый рубеж.
     Но Тимошенко заявил, что будет выполнять решение Ставки, «ведь все равно нам придется бежать до Аляски». Я сказал, что при таких настроениях, да еще теряя живую силу, можно докатиться до полного поражения.
     В результате получилось все так, как я предполагал, - Тимошенко Киев сдал, шесть армий потерял во главе с Кирпоносом, членом военного совета т. Бурмистренко. Полтаву сдал, Харьков сдал и оказался за рекой Северский Донец.
     Оказывается, Тимошенко того урока оказалось мало. Он затеял новую операцию с Сев. Донца на Харьков (весной 1942 года. – Ред.). У него было очень выгодное положение, и надо было, чтобы наступали немцы, а он сам полез им в лапы, противник только этого и ждал. В результате той неумной операции он дал возможность немцам перейти в наступление в 1942 году.
     Он повторяет одни и те же ошибки.
     Я в этом человеке совершенно разочаровался».
     * * *
     В 1942 ГОДУ у Буденного на фронте произошла стычка с заместителем наркома внутренних дел СССР И.А. Серовым, что впоследствии – во времена правления Никиты Хрущева – дорого ему обошлось. Серов в 1950-е годы временно возглавлял Комитет государственной безопасности при Совете министров СССР и был близок к Хрущеву. Именно он постоянно информировал Никиту Сергеевича о «недостойном поведении» маршала Буденного.
     Приведем фрагмент из дневниковых записей: «9.II.55. Был у министра обороны СССР т. Жукова Г.К., который мне сообщил, что Н.С. Хрущев остался недоволен тем, что я в отпуске позволял себе излишества - мне носили обед в номер, я ездил на пляж на машине и, кроме всего прочего, изолировался от людей».
     Семену Михайловичу пришлось писать объяснительную записку на имя Первого секретаря ЦК КПСС. В ней, в частности, говорилось: «Давать пояснения относительно того, что я якобы изолировался от людей, пожалуй, нет необходимости. Было со мной такое когда-либо в жизни? Я не знаю. Мне только хочется надеяться, что ошибка, которую я допустил в прошлом году и последствия которой тяжело пережил (в 1954 году при возращении поездом с учений в Тоцких лагерях Буденный на традиционном «офицерском обеде» с Тимошенко и Булганиным допустил за столом неосторожные высказывания, которые позднее были расценены как антипартийные. - Ред.), не будет бесконечным поводом для тех лиц, которые в столь невыгодном свете пытаются представить меня Вам, клеветать на меня, кому и сколько угодно. Мне больно переносить, когда люди, за будущее которых я положил много сил, крови и здоровья, оскорбительно указывают на меня пальцем, принимая Ваше замечание за сигнал к безнаказанным сплетням».
     Буденный считал, что интригу против него вновь затеял отдыхавший в том же санатории, что и он, «легкий на руку» Серов.
     Объяснение причины неприязни Серова к Буденному можно найти в дневниковых записях маршала:
     «У МЕНЯ с И.А. Серовым, бывшим заместителем Берии, произошел инцидент в мае месяце 1942 года на Северном Кавказе, где я был главнокомандующим войсками Северо-Кавказского направления. Это случилось на Керченском фронте, которым командовал т. Козлов. Уполномоченным Ставки на этом фронте был Л.З. Мехлис, фактический виновник катастрофы этого фронта. Он совершенно терроризировал командование и принял на себя управление фронтом, чего делать абсолютно не умел. Но ему все сошло с рук, и он после войны попал еще в министры госконтроля.
     Когда произошла эта катастрофа на фронте, я выехал туда для наведения порядка. Со мной были член военного совета направления Исаков Иван Степанович и мой адъютант Зеленский П.П.
     На фронте я застал невообразимую панику. Все пушки, пулеметы, противотанковые ружья были брошены на поле боя, а люди бежали группами и в одиночку к Керченскому проливу. И если видели плывущую у берега доску или бревно, сразу же на этот предмет прыгали по нескольку человек и тут же тонули. То же самое происходило, если удавалось обнаружить на берегу что-либо из плавучих средств или видели приближающуюся лодку - бросались тучей, тут же все затоплялось - люди гибли.
     Такой паники я никогда в жизни не видел - в моей военной практике подобного не случалось.
     Это была какая-то стихия бедствия, хоть противник особенно и не наступал. Его авиация работала хорошо, она и создавала панику. Но ей это удалось сделать только потому, что наша авиация бездействовала, а командование фронтом растерялось и потеряло управление.
     Несмотря на это, мне удалось занять ближний оборонительный керченский обвод и на нем закрепиться. Мехлису и Козлову я приказал руководить этой обороной, и если придется эвакуироваться, то они должны выехать с керченской земли последними.
     Часть людей уже попала на Таманский полуостров через Керченский пролив. Там у меня была расположена стрелковая бригада трехполкового состава. Я приказал ей задерживать всех переправляющихся и сажать на оборонительный рубеж Тамани.
     После всего этого я позвонил по телефону ВЧ И.В. Сталину и доложил об обстановке. Он спросил: «Что вы думаете делать дальше?» Я ответил, что будем бороться на ближнем оборонительном обводе (защищать Керчь). Но Сталин сказал: «Вы теперь должны прочно защищать Таманский полуостров, а Керчь эвакуировать».
     Я все же решил Керчь защищать как можно дольше, потому что падение Керчи сразу же скажется на обороне Севастополя, у которого к моему приезду на это направление была половина боевого комплекта огнеприпасов. И я довел его к 15.5.42 до 6 боекомплектов.
     У Керчи мы еще продержались 11 суток, а за это время Таманский полуостров был подготовлен для обороны.
     Я БЫЛ на командном пункте фронта, когда ко мне подошел И.А. Серов и представился как уполномоченный НКВД от Берии. Серов у меня спросил, какие будут распоряжения. Я ответил, что при эвакуации ему надлежит потопить паровозы, чтобы они не попали в руки немцам.
     Спустя 2-3 часа Серов подошел ко мне и доложил, что мое распоряжение выполнено, паровозы затоплены. Я спросил: «Как?!» Он ответил, что спустил их с мола. Я сказал: «Ну и дурак. Я же вам сказал, что это надо сделать при эвакуации, а мы еще уходить не собираемся, и паровозы нам нужны». Я приказал ему из Керчи выехать и не осложнять дела».
     Затем мы переехали в г. Тамань, где был мой командный пункт. И вдруг у меня прекратилась связь с Керчью, с которой нас связывал единственный провод - телефон ВЧ. Выяснилось, что Серов приказал его перерезать.
     На мой вопрос, зачем он это сделал, Серов ответил, что эта связь принадлежит НКВД и он имеет право ею распоряжаться.
     Я сказал ему: «А вот распоряжаться вы, к сожалению, не умеете. Поэтому я вас отдам под суд как предателя Родины, потому что вы лишили меня возможности управлять фронтом, я остался без связи».
     На другой день мне позвонил из Москвы Берия и попросил уладить дело с Серовым. Я повторил, что Серов будет отдан под суд. Тогда Берия сказал, что он Серова отзывает в Москву и сам его накажет.
     Так Берия упрятал Серова, а теперь Серов – председатель Комитета государственной безопасности, и ему, оказывается, нет цены. Он на меня мелко ябедничает, а наши товарищи это одобряют, видимо, такие доносы им нравятся».
     * * *
     В ДНЕВНИКОВЫХ ЗАПИСЯХ Буденного есть и воспоминания о приезде на Северо-Кавказский фронт наркома внутренних дел СССР Л.П. Берии как уполномоченного Государственного комитета обороны:
     «Благодаря его действиям (умышленным?) Северо-Кавказский фронт и Черноморский флот были лишены огнеприпасов и продовольствия. Он убрал из Новороссийска 8.000 моряков и тем самым поставил оборону Новороссийска в катастрофическое положение...
     Берия открыл перевалы для немцев тем, что сменил замечательного командующего 46-й армией генерал-лейтенанта Сергацкова и назначил Леселидзе, который, не иначе как с подачи Берии, дезориентировал Ставку неверными сведениями о противнике.
     Я вынужден был, как командующий войсками Северо-Кавказского фронта, в связи со всеми этими вопросами выразить недоверие Берии и указать, что все его действия считаю вредительскими и прошу его покинуть территорию Закавказья.
     В ответ он мне объявил, что он - уполномоченный ГКО. Я ответил, что по мне хотя бы он был сам черт, а дела его - вредительские. При этом разговоре присутствовали тт. Корниец, Шибунин, Разуваев» (Корниец Л.Р. – член военного совета Северо-Кавказского фронта, до войны председатель Совнаркома Украины; Разуваев В.Н. – начальник оперативного отдела штаба Северо-Кавказского фронта. - Ред.).
     * * *
     Берия внакладе не остался. 1 сентября 1942 года он телеграфировал Сталину: «Командующим Закавказским фронтом считаю целесообразным назначить Тюленева, который при всех недостатках более отвечает этому назначению, чем Буденный. Надо отметить, что в связи с отступлением авторитет Буденного на Кавказа значительно упал, не говоря уже о том, что вследствие своей малограмотности он, безусловно, провалит дело».
     Согласно записям Буденного, «после этого разговора Сталин сказал мне (Буденному.- Ред.): «Вы с Берией не сработаетесь». И меня сняли с Северо-Кавказского фронта. Комвойсками, теперь уже Закавказского фронта, был назначен т. Тюленев, а я больше фронтами не командовал, а только помогал и был комвойсками кавалерии Советской Армии.
     Берия клеветал на меня со дня его появления в Москве».
     На снимках: С.М. Буденный.; Первый замнаркома обороны СССР Буденный на тактическом учении в Одесском военном округе, 1940 г.; Буденный и генерал М.П. КИРПОНОС, 1941 г.; С.К. ТИМОШЕНКО.; Г.И. КУЛИК.; Главком войск Северо-Кавказского стратегического направления Буденный в штабе 56-й армии.; Буденный на командном пункте генерала П.И. БАТОВА.