О новом председателе Правительства Российской Федерации
     «Демократия неотделима от закона и соблюдения закона всеми гражданами и должностными лицами. То, что сделано мною по смене правительства, находится в полном соответствии с действующим законодательством. То есть нет никаких нарушений.
     Это решение носит в значительной степени технический характер. Если вы помните, перед прежними выборами президента в 2004 году все было точно так же. Скажу вам почему: был возможен сценарий, при котором смены правительства не было бы до выборов президента и до сложения правительством своих полномочий после выборов президента и приведения его к присяге в мае 2008 года. И мне бы хотелось, чтобы события развивались именно по этому сценарию. Но, к сожалению, члены правительства, как и все, – люди. Они, как я увидел, сбавили рабочие обороты, начали подумывать о том, как будет складываться их личная судьба после выборов. А я бы хотел, чтобы и правительство в Москве, и региональные власти, и федеральные органы на территориях Российской Федерации, как швейцарские часы, молотили бы, не переставая, вплоть до выборов и сразу после выборов, между мартом и маем 2008 года. Нужно, чтобы это был работоспособный, отлаженный, хорошо функционирующий механизм, без всяких сбоев и ожиданий, без всяких передышек и отдыха.
     Поэтому я посчитал правильным сделать это сейчас, с тем чтобы расставить административные и кадровые акценты, с тем чтобы показать тем людям, которые имеют шансы остаться в правительстве, министерствах, ведомствах, работать и после выборов в парламенте и после президентских выборов, конечно, при условии, что они осознают свою ответственность и что будут трудиться с полной отдачей сил. И наоборот, тем, кто тоже готов сменить свою работу, готов уйти в другие ведомства или вообще заняться другим видом деятельности вне министерств и ведомств, лучше это сделать сегодня, провести необходимые перестановки и создать дееспособную команду.
     Я не подталкивал к этому премьер-министра: он сам принял это решение. Потому что он тоже человек ответственный. Он прекрасно видел настроение, которое складывается, и, собственно говоря, сам пришел ко мне с этим предложением. Я с ним согласился, потому что наблюдал то же самое. Мы сделали то, что вы знаете. Я принял прошение об отставке и сегодня уже назначил Виктора Зубкова. За него проголосовали 382 депутата Государственной Думы. Это много. Не голосовала только фракция КПРФ.
     …Почему именно Виктор Зубков? Это человек с большим жизненным и большим профессиональным опытом. Он в принципе настоящий профессионал, действующий администратор, с хорошим характером и в то же время с большим производственным опытом. Вы уже знаете его биографию. Он более десяти лет проработал в сельском хозяйстве, начинал с низовых должностей. Еще в советское время ему удалось поднять один из самых плохих коллективов – совхоз, который умирал. Он сделал его лучшим в Советском Союзе. Не за весь период, а на определенное время. Когда это произошло, его послали работать в объединение совхозов, тоже худшее. А он снова сделал его лучшим. Он практически не занимался идеологической работой, а всегда занимался производственной. Он был руководителем не просто отдела обкома КПСС в Ленинграде – он был руководителем отраслевого обкома по сельскому хозяйству. Это производственная работа, потому что КПСС была в значительной части просто частью государственного аппарата. Потом он был первым заместителем председателя областного совета, это тоже хозяйственная работа. А потом работал в мэрии Петербурга. Затем был заместителем министра по налогам и сборам. И здесь начинается совершенно другая его ипостась, он начинает заниматься финансами, причем на общереспубликанском уровне.
     Затем стал первым заместителем министра финансов России. В этой аудитории не нужно объяснять, какова квалификация людей, которые работают в министерстве финансов любой страны. А команда Алексея Кудрина, судя по результатам экономической деятельности, можно сказать, была высокопрофессиональная на протяжении последних семи лет. И Виктор Зубков – один из членов этой команды. Именно ему было поручено в силу его личных качеств (он человек исключительно порядочный) создать новую структуру – Росфинмониторинг, или, другими словами, финансовую разведку. И здесь он тоже проявил себя с самой лучшей стороны. В его ведомстве и у него в руках огромный массив информации финансового характера. Это прежде всего аналитическая служба, которая собирает сведения и финансовых структур, и правительственных организаций – огромный массив информации. Ни разу, хочу это подчеркнуть, Виктор Зубков не воспользовался этой информацией в неблаговидных целях. А в предпринимательских кругах России многократно говорили о такой опасности, когда мы приняли решение создать эту организацию. Люди боялись, что в условиях современной России такая концентрация конфиденциальной информации в одном органе может негативно влиять на бизнес. Этого не произошло.
     За все годы работы в ведомстве Виктора Зубкова не было выявлено ни одного случая коррупции. И в то же время эта служба работала эффективно, по ее материалам за последние годы возбуждены уголовные дела в отношении нескольких тысяч человек, в отношении 521 человека вынесены обвинительные приговоры судов. Это количество, сопоставимое за тот же период времени с количеством лиц, привлеченных к уголовной ответственности и осужденных судами в ведущих европейских странах. В США за этот же период времени в два раза больше осуждено, в европейских странах – в среднем 500 с лишним человек.
     Все это вместе взятое и послужило основой для принятия решения. Считаю, что в этот достаточно ответственный для России период предвыборной ситуации нам нужен, востребован на этом месте именно такой человек – высокий профессионал, человек порядочный, уравновешенный и, если хотите, мудрый.
     Теперь, может ли Виктор Зубков принять участие в президентских выборах 2008 года? Может – так же как каждый гражданин России. Естественно, он не рядовой гражданин России – с сегодняшнего дня он не просто глава Росфинмониторинга, а председатель Правительства Российской Федерации. Он отвечал на этот вопрос журналистам вчера или позавчера. Он прямо сказал – мне кажется, сказал правильно: перед тем как переходить на вышестоящую должность, всегда в своей жизни доказывал сам себе и тем людям, с которыми я работаю, что я добиваюсь положительных результатов прежде всего на том месте, на котором я работаю сегодня. И если результаты моей деятельности на должности председателя Правительства России будут меня удовлетворять, удовлетворять граждан страны, то не исключаю для себя возможности баллотироваться на пост Президента России в марте 2008 года. Он не сказал: «Я буду баллотироваться», он не исключает такой возможности. Думаю, что это взвешенный, спокойный ответ.
     Действительно, сейчас трудно сказать – ему надо еще поработать в достаточно сложный предвыборный период, пройти период выборов в Государственную Думу. Там видно будет. Если вы обратили внимание, год-полтора назад мы говорили, что у нас такое голое поле и не из кого выбрать, неизвестно, кто будет. Сейчас называют как минимум человек пять, которые реально могут претендовать на то, чтобы быть избранными Президентом России в марте 2008 года. Если появится еще один реальный кандидат, значит, у народа России будет возможность выбирать из большего количества человек. И, кроме того, на результаты президентских выборов так или иначе косвенно будут влиять и результаты выборов в Государственную Думу в декабре этого года. А этим выборам будут предшествовать острая политическая полемика и партийная борьба. Чем она завершится, посмотрим. Там дальше будет видно, что произойдет в марте».
     О российской экономике
     «…Российская экономика все больше и больше становится частью мировой экономики. И все позитивные и негативные стороны этого процесса характерны для российской экономики. Они ей присущи, и мы уже чувствуем на себе не только позитивное влияние происходящих на мировых рынках событий, но и негативные тоже. И когда рынок ипотеки в США качнулся, это, безусловно, отразилось и на нас. Мы сразу фиксируем на рынках на следующий день, а то и в этот день влияние таких событий.
     Что можно от этого ждать и есть ли у нас опасения? Больших опасений нет, и скажу почему. Потому что если мы вспомним печальные события 1998 года и посмотрим, что тогда происходило с экономикой России, в каком она была состоянии, и если мы посмотрим на экономику России сегодня, то увидим, что это совершенно разные экономики. Тогда российская экономика была слаба и в высшей степени уязвима. У нас был огромный государственный долг. Мы сидели на долговой «игле» Мирового банка. Мы еще больше, чем сегодня, зависели от нефти и газа. У нас были минимальные золотовалютные резервы. Мы не могли в тот период времени, даже если бы хотели, проводить ту либеральную экономическую политику, которую мы можем позволить себе сегодня. И мы были очень далеки от того, чтобы не только заявить, что наша национальная валюта является свободно конвертируемой, но еще дальше от того, чтобы это сделать.
     Что мы видим сегодня? Сегодня соотношение внешнего долга России и золотовалютных резервов – лучшее в Европе. И само наличие этих золотовалютных резервов, конечно, является известным гарантом нашей стабильности. За это время мы последовательно снижали инфляцию. Как вы знаете, она еще достаточно высока. Но если посмотреть, что было в 1999 и 2000 годах, точно цифры не помню, – было за 40 процентов. Сейчас, думаю, восемь с небольшим, может быть. Тоже много, конечно. Но это не 40 процентов. Это позволило нам значительным образом расширить объем российской экономики. ВВП страны растет ежегодно на 8 процентов. Сейчас уже 7,7 процента. Это тоже элемент стабильности. Мы перешли к полной конвертируемости рубля. И такие успешные, казалось бы, в экономическом смысле страны, как, допустим, Китай – с чем мы поздравляем наших китайских друзей, у них действительно ошеломляющие успехи, но они пока не перешли к свободной конвертации своей валюты. А мы это сделали. Мы сняли все ограничения по движению капитала. И более того, у Центрального банка еще были какие-то сомнения, они оставляли определенные инструменты по резервированию и так далее, но после консультаций пришли к выводу, что эти ограничения можно снять досрочно. Мы это сделали в прошлом году.
     Как показала практика, это в общем положительно отразилось на экономике России. Мы сразу констатировали огромный приток: в прошлом году это был 41 миллиард долларов, в первой половине этого года – 70 миллиардов долларов чистого притока. После известных событий на североамериканском рынке мы увидели небольшой отток спекулятивного капитала – в районе девяти миллиардов долларов. Это нормальное регулирование, в этом ничего особенного нет. Потом этот отток остановился, и сейчас опять приток. Все это плюс принятие ряда других законодательных решений, на мой взгляд, создали весьма стабильные условия для развития российской экономики. Цены на нефть растут. При этом если мы рассмотрим эти 7,7 процента роста ВВП, то увидим, что доля перерабатывающих отраслей экономики значительно увеличилась по сравнению с прошлыми годами. И это тоже говорит о том, что нам удается решить одну из главных задач российской экономики – диверсифицировать ее. Это тоже элемент и признак стабильности. Все это вместе дает нам полное основание считать, что, несмотря на известную зависимость от происходящих на мировых рынках событий, нам все-таки удастся сохранить стабильность и обеспечить развитие».
     О суверенной демократии
     «Суверенная демократия, на мой взгляд, – это спорный термин. Это все-таки небольшое смешение. Суверенитет – это нечто такое, что говорит о качестве наших взаимоотношений с внешним миром, а демократия – это наше внутреннее состояние, внутреннее содержание нашего общества. Но в современном мире и в точных науках, и в гуманитарных многие вещи находятся как бы на грани, на стыке различных областей и сфер. Определенная логика у тех, кто утверждает, что такой термин возможен и его можно взять на вооружение, тоже есть. Поэтому я стараюсь, если вы заметили, не вмешиваться в эту дискуссию. Не считаю, что она наносит какой-то ущерб. Наоборот, хорошо, когда люди об этом думают, то есть думают о том, как обеспечить наши национальные интересы вовне, создав эффективное, очень чувствительное к происходящим в мире событиям и комфортное для наших собственных граждан общество. Мне кажется, поиск подобных концепций полезен. Поэтому я не вмешиваюсь и не занимаю какую-то однозначную позицию, потому что сама дискуссия мне нравится.
     Если совсем откровенно говорить, не так уж много сегодня в мире стран, которые имеют удовольствие и счастье заявить, что они являются суверенными, их можно по пальцам пересчитать. Это Китай, Индия, Россия и еще несколько стран. Все остальные находятся в определенной и очень существенной зависимости либо друг от друга, либо от лидеров блока. Это не очень приятно, но это мое глубокое убеждение, и это правда.
     Я знаю, что, к сожалению, в некоторых восточноевропейских странах, так там не то что кандидатуру министра обороны, там кандидатуры и более мелких чиновников согласовывают с послом США. Хорошо это или нет? Я думаю, что не очень хорошо ни для этих стран, ни для самих США, потому что рано или поздно это все равно вызовет такую изжогу, которую вызывало доминирование Советского Союза в этих странах. Понимаете? Это сегодня может нравиться, а завтра это может привести к проблемам. Даже старая Европа вынуждена учитывать в своей политике интересы блока НАТО. Вы же знаете, как решения принимаются? Вам не нужно, наверное, говорить об этом?
     Поэтому суверенитет – это очень дорогая вещь и на сегодняшний день, можно сказать, эксклюзивная. Но Россия – такая страна, которая не может существовать без защиты своего суверенитета. Она будет либо независимой и суверенной, либо, скорее всего, ее вообще не будет.
     Но при этом мы стремились и будем стремиться создать комфортное для наших граждан общество, имеющее перспективы развития, общество, в котором не какие-то непонятные, аморфные государственные интересы, а инициатива граждан раскрепощена, общество, в котором интересы индивидуума, конкретного человека будут поставлены во главу политики государства.
     Мы будем и дальше стремиться к тому, чтобы граждане имели возможность не только выражать свое мнение, но и к тому, чтобы выражение этого мнения влияло на политику государства, чтобы сами граждане могли на нее влиять. Естественно, эти инструменты, они специфичны, это не новгородское вече, нельзя всем собраться на Красной площади и громко кричать. Но мы будем стремиться именно к созданию такого общества.
     Конечно, мы видим и попытки использовать демократическую лексику для того, чтобы повлиять на нашу внутреннюю и внешнюю политику. Кстати, мне кажется, что это вредно, неправильно. Это просто подрывает доверие к самим институтам и принципам демократии.
     Но ничего с этими попытками не поделаешь. Мы будем вести дискуссию со своими партнерами, они, надеюсь, тоже когда-нибудь поймут, что если им что-то нужно от России, то нужно говорить по существу, субстантивно, а не пытаться на нас надавить. Такие попытки бесперспективны. Если нужно решить проблему Косова – давайте говорить о Косове, если нужно говорить о ядерной проблеме Ирана – давайте говорить об иранской ядерной проблеме, а не о демократии в России. Из этого ничего хорошего не выйдет. А если действительно есть озабоченность по поводу происходящих в России событий, давайте говорить прямо об этом, не ставя перед собой на самом деле другие, не связанные с этой проблематикой цели. Я считаю, что сама дискуссия по себе небесполезная, интересная.
     Вы спросили, что будет с развитием демократии дальше, при следующем президенте? У нас перед страной стоит несколько задач, одна из них – это, конечно, развитие многопартийной системы. Нам это нужно самим. Вы знаете, я много думаю над тем, как должна строиться жизнь России после 2008 года и дальше, и я не вижу никакого другого стабилизирующего страну инструмента, кроме как демократия и многопартийная система. Мы не можем строить будущее России, связывая судьбу многомиллионной страны с одним человеком либо с группой лиц. А по-другому нам ничего не выстроить, если у нас не будет реальной, эффективно функционирующей многопартийной системы, гражданского общества, которое будет защищать и общество, и государство от каких-либо ошибок, от неправильных действий со стороны власть имущих. У нас другого пути нет. И ничего своего, как у нас в России говорят, совсем уж квасного такого, квасной доморощенной демократии мы придумывать не будем. Но дорога эта непростая, она требует времени, она требует определенных предпосылок и условий. Нам нужно, чтобы наши экономические преобразования привели к росту среднего класса, который является в значительной степени носителем этой идеологии. Это требует времени. За один день это сделать невозможно. Нам нужно, чтобы у людей возникла реальная собственность, чтобы они могли ее получать честным образом.
     Вы знаете, я вчера-позавчера ездил по регионам страны, общался с людьми. Один из вопросов, которым я занимался, был вопрос программы, которая называется «Доступное жилье». Я встречался с людьми, которые являются застройщиками, строят для себя дома. Причем это как работники бюджетной сферы, так и мелкие предприниматели. Дома приличные не только для России, но и для Америки, и для Европы, не дворцы, конечно, как в Москве на Рублевке. Вы знаете, они уже другие люди. Это настолько очевидно. У них появляется собственность, они взяли кредит, они должны его отдать. Они думают о том, сколько у них в бюджете останется на то, чтобы решать другие задачи, когда они будут возвращать кредит. Они думают о том, как бы заработать еще, причем заработать легально, законными средствами. Это не какие-то жулики, олигархи, это обычные люди. Вот это и есть средний класс.
     Когда я с ними разговаривал – и с мужчинами, и с женщинами, я ощутил, что вот эти люди и будут, и есть носители этой идеологии. Они сейчас уже заинтересованы в том, чтобы в обществе были развиты эти институты. Они будут заинтересованы в стабильности общества, основанного не на сильной руке, а на здравом смысле и законе».
     О проблеме межконфессиональных отношений в России
     «Это одна из ключевых проблем в России. Она была всегда и не исчезала ни с течением десятилетий, ни столетий. Россия – многоконфессиональная страна. И ее самочувствие – и экономическое, и социально-политическое – в значительной степени зависит от того, как мы выстроим отношения между разными вероисповеданиями.
     Вместе с тем Россия складывалась как межконфессиональная страна с первых шагов своего существования. И, если вы обратили внимание, у нас и православие, и российский ислам, и даже иудаизм имеют много общих черт. На протяжении веков они сосуществовали в известной гармонии и развивались во взаимодействии друг с другом. И грамотное решение этих проблем, межконфессиональное взаимодействие не только может пойти на пользу, но и будет способствовать укреплению страны и ее стабильности. А в случае каких-либо ошибок это может принять неблагоприятные и извращенные формы, иметь неприятные последствия. На протяжении веков Россия с этими задачами справлялась. Сегодня мы выстроили достаточно комфортные отношения между конфессиями. У меня есть основания полагать, что так будет и в будущем».
     О следующем Президенте России
     «Я не заинтересован в том, чтобы Президент России был слабым. Я этого не хочу. Я хочу, чтобы у нас президент был не просто самодостаточным, а чтобы он был таким человеком, который эффективно исполнял бы свои обязанности и взятые перед народом обязательства. Естественно, я надеюсь на то, что и здоровье мне позволит, и желание у меня есть, – это будет фактор, с которым будущий президент, видимо, должен будет считаться. И само собой разумеется, что нужно будет договориться о том, как нам функционировать. Но в любом случае я сделаю все, что от меня зависит, чтобы обеспечить и его самостоятельность, и его эффективность. Я ведь работал все эти годы для того, чтобы Россия была сильной. Россия не может быть сильной при слабой власти президента. Я не собираюсь своими собственными руками сводить к нулю все, что было сделано за последние годы».
     О формах демократии
     «В среднесрочной исторической перспективе Россия будет нуждаться в сильной президентской власти. Другого я себе не могу представить. Я уже говорил о том, что нам нужно укреплять и развивать многопартийную систему. Ну какая может быть парламентская республика при отсутствии нормальных политических партий? Это будет хаос. Даже в условиях развитой, сложившейся многопартийной системы мы видим сбои. Скажем, в такой европейской стране, как Федеративная Республика Германия. Стоило там только от социал-демократической партии отделиться одной группе, которая создала свою собственную партию, и сразу пошел сбой, причем системного характера. Хорошо, Шрёдер порядочный человек, он взял и уступил место. А если бы нет? Что бы тогда было? Тогда до сих пор, может быть, там кризис был? Вон как в Бельгии – месяцами не могут сформировать правительство. А Россия – огромная страна. Она по территории колоссальная, самая большая в мире.
     Вот вы только что занимались проблемами межконфессиональных отношений. Столько этносов у нас проживает, людей с таким разным укладом! Мы с вами, по-моему, в прошлый раз говорили о том, что на Кавказе происходит. Посмотрите, Республика Дагестан. Там десятки наций и национальностей проживают, все говорят на разных языках и друг друга не понимают, потому что родные языки совершенно разные. Русский является языком межнационального общения естественным образом. Там четыре титульные нации, испокон веков заведено: если президент – представитель одной этнической группы, премьер-министр обязательно должен быть другой, а председатель парламента – третьей. Не дай бог нарушить этот баланс – взрыв внутренний происходит. Россия – сложная страна, поэтому сегодня, особенно в отсутствие устоявшейся, развитой многопартийной системы, никакой другой формы демократического правления, демократического, я хочу подчеркнуть, кроме сильной президентской власти, быть не может.
     Вы вспомнили Анатолия Александровича Собчака, и я действительно очень дорожу тем временем, когда работал с ним вместе, для меня это был большой опыт. Тогда, в начале 90-х, основная власть в городе практически была в руках городского собрания. Так вот мы думали, что внедрим принципы парламентской демократии сразу на городском уровне, а это все-таки пятимиллионный город, сопоставим с такой европейской страной, как Финляндия, в Финляндии тоже 5 миллионов человек. Повторяю, практически вся полнота власти была в руках Законодательного собрания, и Законодательное собрание должно было назначать в том числе министров городского правительства. Вы знаете, это превратилось просто в ужас без конца. Мы полгода не могли назначить министров в городское правительство. Уже все городское хозяйство начало приходить в упадок. Потом депутаты сами испугались, что у нас все развалится скоро, люди на улицу выйдут. И тогда они сами приняли решение о том, чтобы избрать мэра, а по функциям он очень похож в общегосударственном масштабе на президента, и передать ему основные полномочия. Потому что в отсутствие этой реальной многопартийности за каждым депутатом встают какие-то коммерческие структуры, какие-то группы по политическим интересам. Без внутренней дисциплины и без объединяющей этих людей идеологии, а это ведет к хаосу. Поэтому в ближайшее время, в ближайшее десятилетие, я думаю, это было бы крайне опасно.
     Но это не значит, что это ущербная демократия. В той же Франции, как вы только сейчас сказали, сильная президентская власть, и страна функционирует. И не только там. А что, власть президента США совсем слабая, что ли? А, скажем, во Франции, насколько я помню, там даже нет ограничения по количеству сроков избрания президента на эту высокую должность. У нас есть. Поэтому я здесь никакого ущерба для принципов демократии не вижу, но президентская власть пока в России необходима».
     О стабильности власти
     «Когда я говорил о том, чтобы стабилизировать или изменить систему власти, я имел в виду просто структуру правительства. Не более того. Мы создали такую систему управления на уровне правительства, при которой тоже взяли кальку с некоторых государств, где министерства являются методическим центром, а ряд других структур занимаются либо субстантивной работой, либо контрольными функциями. В течение последних трех с лишним лет стало ясно, что это для нашей действительности неэффективная модель. Те люди, которые выступали за либерализм в сфере управления, как только стали министрами, начали таскать к себе руководителей этих агентств и других ведомств и давать им указания. Понимаете? И это продолжается на протяжении трех с половиной лет. Это наши самые либеральные министры. Я ему говорю: «Слушай, что ты делаешь-то? Ты же был такой...» – «Ну да, но так не получается». Не получается, значит, чего дурака валять, тогда нужно выстроить так, как получается. Я имел в виду только это. Первое.
     Второе. Я сказал, что правы и те, кто говорит, что я уйду, и другие, кто говорит, что останусь. Потому что я принял твердое решение – давно, с самого начала: любой человек, который находится у власти, не должен менять структуру власти под себя.
     Меня самого беспокоит, что сегодня многое зависит в России только от одного человека. И я хочу расширить эту площадку. Но когда я сказал, что правы и те, и другие, это значит, что я не собираюсь исчезать вообще куда-то. Я не собираюсь эмигрировать на постоянное место жительства в другую страну. Я люблю свою страну, я русский.
     Я, по-моему, рассказывал, что в ста с небольшим километрах от Москвы есть деревня, где мои предки жили с тысяча шестьсот «лохматого» года, и все эти столетия, из поколения в поколение, ходили в одну и ту же церковь. Это по архивным, по церковным документам выяснили. Это меня потрясло, я этого не знал.
     И знаете, я ощущаю свою связь со страной. Я остро переживаю любые проблемы, связанные с рядовым гражданином, я говорю это совершенно искренне. Я все время думаю об этом: как отразятся те или иные наши действия на жизни конкретного человека? Я никогда не забываю, что был жителем коммунальной квартиры в Ленинграде.
     И поэтому с учетом того, что я никуда не собираюсь, конечно, я буду здесь присутствовать. Я пока точно для себя не решил, чем буду заниматься. Но чем бы я ни занимался, я понимаю, что влияние какое-то будет. Это объективные вещи. Я не собираюсь им спекулировать, этим влиянием, гипертрофировать его значение, но оно будет. Еще это будет зависеть от того, чем я непосредственно займусь – либо чисто политической работой, либо еще какой-то…
     Есть такое устойчивое выражение, испокон веков оно переходит из поколения в поколение: победа не за теми, за кем сила, а за теми, за кем правда. Это что такое? Это говорит о том, что в нашем обществе всегда сила морального влияния на общество была выше, чем должностное положение или портфель того или другого человека. В этом, кстати, в значительной степени и феномен успеха диссидентского движения в России. Эти люди были честными по отношению к стране и гражданам, и граждане это чувствовали. Поэтому – да, наверное... Не наверное, а точно совершенно: влияние будет. Но, повторяю еще раз, я не собираюсь его использовать для дестабилизации или ослабления действующей власти. Моя цель заключается в том, чтобы власть в России была стабильной. И у меня есть все основания полагать, что так оно и будет».
     О многопартийной системе
     «Я глубоко убежден, что Россия в высшей степени нуждается в ответственном и дееспособном парламенте. Если бы это не было так на протяжении предыдущих пяти-шести-семи лет, мы бы никогда не смогли принять те базовые законы, которые позволили нам существенным образом изменить к лучшему ситуацию в экономике, социальной сфере и даже в международных делах. Для примера: мы приняли закон о земле. Очень либеральный закон. Такого вообще не было никогда в истории Российского государства. Не было в истории Российского государства так четко сформулированных принципов частной собственности на землю. Это вообще революционный закон.
     Мы приняли новый кодекс о труде. Я вот с Берлускони разговаривал, он говорил: я уже четыре года стараюсь – гораздо менее эффективный закон и то не могу принять: коммунисты не дают. А мы приняли. Более жесткий, рыночный, но социально ответственный закон.
     Я уже не говорю про другие законодательные акты. Мы создали реальную базу развития страны, правовую базу. И, конечно, мы очень заинтересованы в том, чтобы парламент был дееспособным. Сделали мы это, конечно, опираясь на ведущую политическую силу в парламенте – на «Единую Россию». Да, можно еще много говорить о том, что у них нет четкого представления об идеологии, что многое размыто. Это правда. Но, работая над тем, чтобы было еще лучше, чем есть, работая над правоцентристской идеологией, укрепляя эти тенденции в самой этой партии, мы должны решать текущие прагматические задачи. И мы, конечно, заинтересованы в том, чтобы партия сохранилась в качестве ведущей силы. И в этом смысле я сейчас не могу сказать, но думаю над тем, как их поддержать, конечно. Хочется, конечно, чтобы у нас парламент был дееспособным. У меня есть разные варианты, я выберу какой-то один из них, из этих вариантов – менее жесткий, более жесткий, – но, конечно, какая-то поддержка будет.
     Что касается заявлений Суркова по поводу того, что «Единая Россия» должна сохранить свой политический вес на протяжении десятилетий, то обращаю ваше внимание на то, что не я работаю у Суркова, а Сурков у меня работает. Но это говорит о том, что у нас достаточно (это так и есть) либеральные отношения внутри российского руководства – в администрации, в правительстве.
     Хорошо это для страны или нет, сейчас трудно сказать. Стабильность – хорошо, застой – плохо. Но в любом случае, как бы там дальше ни происходило, я делал и дальше в силу своих возможностей, в зависимости от того, чем мне придется заниматься после марта 2008 года, буду стараться действовать таким образом, чтобы укреплять многопартийную систему.
     Если вы обратили внимание, «Справедливую Россию» создал господин Миронов, но я же его поддержал. И мне бы хотелось, чтобы у нас была социал-демократическая составляющая на политической сцене, тоже ответственная. Не осколок из прошлых времен в виде КПРФ, а настоящее ответственное современное левое движение: левая партия с социал-демократическим складом мышления. Я и дальше намерен действовать в этом направлении, даже вне зависимости от того, что, безусловно, поддержу на предстоящих выборах «Единую Россию».
     А если «Единая Россия» сможет проводить политику, которая отвечает интересам миллионов людей, тогда она будет поддерживаться основным количеством населения, гражданами России, тогда она сможет сохраниться. А если будет допускать какие-то ошибки, тогда думаю, что к этому времени появится другая ответственная сила в виде партии с социал-демократическими взглядами, которая сможет взять на себя ответственность за судьбу страны».
     Об Азиатско - Тихоокеанском регионе
     «Что касается Азиатско-Тихоокеанского региона в целом и нашей роли в нем, то она видится мне многовекторной. Во-первых, мы на политическом уровне сотрудничаем со многими странами: и с Китаем, и с Индией. Это наши многолетние и очень надежные партнеры в различных направлениях. У нас непростые отношения с Японией, и мы всячески стремимся к тому, чтобы решить все проблемы прошлого. Я думаю, что у японского руководства нет теперь в этом никаких сомнений. Вопрос только в том, чтобы найти такой вариант развития наших отношений, который был бы приемлем как для японского народа, так и для российского, не унижал бы никого и закрыл бы все проблемы.
     Другие страны: Индонезия, в которой я был с визитом, и Австралия, и малые страны – каждая из них представляет для нас интерес и как объект инвестирования, и как партнер в сфере высоких технологий, и потенциальный инвестор в нашу экономику. Прежде всего, конечно, с точки зрения развития потенциала Восточной Сибири и Дальнего Востока. У нас, к сожалению, там не очень благоприятная ситуация – в этих регионах происходит депопуляция, а возможности там колоссальные. И огромные запасы природных ресурсов. В одной Якутии, по-моему, мы насчитали на 5 трлн. долларов только того, что знаем: и нефть, и газ, и золото, и алмазы – чего там только нет, вся таблица Менделеева. Но мы бы хотели развивать инфраструктуру, создавать новые рабочие места, развивать новую экономику на инновационных принципах. Там такие возможности, повторяю, есть.
     Что касается военного сотрудничества, то это не ключевое направление нашего взаимодействия со странами региона, хотя опять же с экономической точки зрения это важная составляющая. Мы в Китай продаем вооружение, счет идет на миллиарды. Конечно, это не только для китайцев хорошо. Это для нашей оборонной промышленности хорошо. Во всем мире идет борьба за рынки, это конкуренция.
     Сейчас мы – вы видели это – перешли к кредитованию этих сделок: предоставили Индонезии кредит в размере 1 млрд. долларов США как раз на закупки вооружения. Мы там, по сути, ничего и не проталкивали. Индонезийцы захотели купить, они кредитоспособны: добывают и нефть, и газ. Это неплохо развивающаяся экономика. В целом у них ежегодный рост за последние, по-моему, пять лет – 6,5 процента. Это не имеет ничего общего с политикой Советского Союза, когда на идеологической основе поставлялось вооружение и давались безвозвратные кредиты. Это рыночные решения. И мы не видим, что наши поставки, скажем, в Индонезию создают какие-то проблемы для региона, дестабилизируют ситуацию.
     Давайте не будем забывать, что Индонезия – самая крупная мусульманская страна. И индонезийскому руководству приходится многое делать для того, чтобы сдерживать радикализм, бороться с террором. Давайте вспомним ужасные террористические акты на Бали, в других местах в Индонезии. И я полагаю, что наше сотрудничество с индонезийским руководством, с Индонезией в целом – это вклад в том числе и в общее дело борьбы с терроризмом».