Встреча с «Японцем»
     По Корабельной улице Владивостока, оккупированного японскими войсками, шел человек. Вряд ли кто обратил бы на него внимание. Темное пальто, черная шляпа, в левой руке – темный портфель. Со стороны он выглядел местным, который
     1 сентября 1921 года устало возвращался домой.
     Вечерело. Под ногами запоздалого прохожего метались первые желтые листья. Других пешеходов на улице почти не было. Незнакомец медленно шагал по нечетной стороне. Казалось, что его ничто не беспокоит. Но это было не так. Запоздалого прохожего звали Леонидом. Фамилия – Бурлаков. Он был начальником подпольного Осведомительного (разведывательного) отдела Народно-революционной армии Дальневосточной Республики под оперативным псевдонимом «Аркадий».
     Бурлаков прибыл во Владивосток, захваченный японцами, не случайно. Он выполнял специальное задание. Шагая по темной улице, разведчик пытался убедиться, нет ли за ним «хвоста». Час назад, находясь в центре города, он уже убедился – за ним никто не наблюдает, а это означало, что его прибытие во Владивосток никем не замечено. Тем не менее «Аркадий» хорошо знал, что японцы, оккупировавшие советский Дальний Восток, жестко контролировали обстановку в городе. Для этого они держали под особым присмотром все пути прибытия во Владивосток: железнодорожный вокзал, порт и шоссейные дороги, по которым, впрочем, главным образом передвигались военные автомобили. «Аркадий» опасался случайной встречи с осведомителями японской контрразведки. Избежать этого было не просто. В прошлом году агенты контрразведки засекли встречу «Аркадия», за которым давно охотились, с одним из его агентов и попытались захватить обоих. Агент успел скрыться. Спас его «Аркадий», который отвлек внимание жандармов. Была стрельба. «Аркадий», раненный в правое плечо, тоже сумел уйти от преследования.
     Агент, на встречу с которым «Аркадий» направлялся поздним сентябрьским вечером, уже второй год работал в японском Управлении военно-полевых сообщений. Внедрить этого человека в столь важную японскую структуру «Аркадию» удалось с большим трудом. Он долго не мог подобрать надежного и подходящего кандидата для этой многообещающей и опасной работы. Помог бывший сотрудник разведывательного отдела Приамурского военного округа, который после победы большевиков не пошел под знамена Колчака, а оказался среди подпольщиков. Бывший штабс-капитан царской армии, которого «Аркадий» хорошо знал, познакомил его со своим переводчиком, некогда числившимся при штабе Приамурского военного округа под псевдонимом «Японец». Человек этот был молод, прекрасно владел японским языком, работал в разведывательном отделе и пользовался исключительным авторитетом благодаря уникальным знаниям японского языка, культуры и национальной психологии граждан островного государства.
     Штабс-капитан считал, что другого такого переводчика в русской военной разведке больше нет. Видимо, так и было. После революции, которая и на Дальнем Востоке взбудоражила всех и всякого, «Японец» из разведки ушел, обосновался во Владивостоке, открыв частное бюро переводов.
     После двух-трех встреч с новым знакомым «Аркадий» поверил ему и предложил включиться в борьбу против японских оккупантов. Переводчик согласился не сразу. Но и думал недолго. Спустя некоторое время принял предложение. «Аркадий» попросил его поступить на службу в Управление военно-полевых сообщений японской армии. «Японец» сделал это быстро, не встретив никаких затруднений. На то были исключительные причины.
     Японское Управление военно-полевых сообщений занималось транспортным обеспечением частей и подразделений, прибывавших на территорию Дальнего Востока. В этом же управлении сосредоточивались сведения о том, когда и какие военные грузы прибывали во Владивосток из Японии и с Сахалина, куда направлялись и где размещались. Для командования партизанской армии Дальневосточной Республики, которая вела напряженные бои с колчаковцами, подобные сведения о японских оккупационных войсках представляли значительную ценность. После разгрома колчаковцев предстояли серьезные бои против японцев, если они не уберутся на свои острова.
     На очередном перекрестке «Аркадий» свернул направо, прошел метров сто и еще издали увидел человека, который уже ожидал его. Принять этого агента за другого прохожего «Аркадий» не мог: плотный, выше среднего роста, в черной шляпе, которую он носил с только ему присущим шиком – шляпа слегка прикрывала лоб и, казалось, чудом держится на голове. Это был он, тот самый «Японец», на встречу с которым и шел «Аркадий».
     Встреча была короткой. «Японец» передал копии списков командования японских оккупационных войск и сведения о прибытии во Владивосток транспортных судов с островов. Добавил:
     - Есть данные, что «гости» собираются покинуть Владивосток.
     - И когда же эти незваные гости уберутся восвояси? – уточнил «Аркадий».
     - Скорее всего, в начале или середине следующего года, – сказал «Японец».
     - Почему так думаешь?
     - В управлении ведут речь о том, что командующий готов вот-вот подписать соглашение об уходе японской армии.
     - Это очень важно, – сказал «Аркадий» и добавил:
     - Надо бы избежать неожиданностей. Иначе они найдут повод задержаться в гостях.
     - Русские, помогающие японцам, уже тайно пакуют свои чемоданы, чтобы сбежать в Токио. Советую проследить, чтобы ваши люди не вздумали мешать им в этом. Иначе повторится то, что произошло после погрома в конторе «Исидо», – высказал свое мнение «Японец».
     «Аркадий» поблагодарил «Японца» за совет, который он считал правильным и своевременным. О давних уже событиях в японской конторе «Исидо» он не забыл. Тогда,
     4 апреля 1918 года, во Владивостоке в отделении компании «Исидо» неизвестные убили двух японцев и одного тяжело ранили. Это было преднамеренное нападение. На следующий день, то есть
     5 апреля, во Владивостоке высадился десант якобы для обеспечения безопасности японских граждан. За первым десантом последовали второй и третий. Так началась иностранная интервенция, которая продолжалась уже четвертый год. Тогда вместе с японцами в оккупации Дальнего Востока участвовали американские и английские войска.
     Прощаясь с «Японцем», «Аркадий» поблагодарил его за ценные сведения и сказал, что очередная их встреча произойдет через месяц. Встретились же они лишь в конце ноября.
     Народно-революционная армия в 1922 году возобновила наступление и, взяв штурмом Спасск, подошла к Владивостоку.
     Опасаясь за свою жизнь, пособники японцев из русской буржуазии первыми покинули Владивосток на одном из японских кораблей. Им никто не мешал.
     Войска Народно-революционной армии тоже не торопились со штурмом города, хотя могли это сделать. 19 октября войска НРА заняли железнодорожную станцию Океанская и вплотную подошли к окраинам Владивостока. Японские войска, дислоцированные в городе, приготовились к бою. Но столкновения не произошло. Видимо, предупреждение «Японца» в штабе армии восприняли правильно и старались не дать японцам повода, который они могли бы использовать в качестве очередного предлога задержаться на территории России.
     25 октября 1922 года было подписано соглашение об уходе японских войск из города. В тот же день без единого выстрела во Владивосток вошли войска Красной Армии.
     «Японец» же в конце 1921 года передал «Аркадию» весьма ценные сведения.
     ЧТО ТАКОЕ «Д.Д.»?
     Перед тем как японцы покинули Владивосток, «Аркадий» провел еще несколько встреч с «Японцем». Каждая проходила с соблюдением всех мер предосторожности, конспиративно. «Аркадий» очень бережно относился к тем, кто на нелегальном положении выполнял его задания.
     Очередная встреча состоялась в конце ноября. «Аркадий» посетил бюро переводов, единственным сотрудником которого был его старый знакомый «Японец». Встреча была радостной, но недолгой. После объятий «Аркадий» сказал:
     - Японцы готовы убраться восвояси. А это, как я понимаю, сократит заказы на переводы японских текстов. Не так ли?
     - Прогноз правильный. На ближайший месяц заказов уже нет. Это говорит о том, что японцы вот-вот покинут Владивосток, – согласился владелец бюро переводов и, подумав, уточнил:
     - А что, заказ есть у вас?
     «Аркадий» улыбнулся:
     - Нет. Поэтому я полагаю, что вам следует отправиться на Сахалин.
     - Как это? – удивленно спросил «Японец», – для чего?
     - На Сахалине, куда уходят японцы, у нас пока нет своего человека. А нам хотелось бы точно знать, что они там собираются делать, где создают военные гарнизоны, сколько на острове японских войск и многое другое. Территория эта российская и наступит время, когда мы ее освободим.
     - Я человек гражданский. Для такого же дела нужен военный специалист, – медленно, как бы раздумывая, произнес «Японец». А потом неожиданно спросил:
     - А чем бы я все-таки мог вам помочь?
     - Не вам, а нам, мой друг, – поправил его «Аркадий». – Японцы все еще находятся на территории России. Они продолжают оккупацию нашей с вами земли. Нашей, а не моей...
     - Согласен. Итак, чем могу нам с вами помочь?
     - Надо бы под благовидным предлогом перебраться в Александровск. Обосноваться там. И собрать сведения о японских гарнизонах. Для начала – в северной части Сахалина.
     - Александровск – мой родной город. Я там родился и вырос...
     - Я это знаю, – сказал «Аркадий», – потому и обращаюсь к вам с таким предложением. Кто же еще его может выполнить? В настоящее время – никто. Никто, кроме вас, мой друг.
     - Может быть, может быть... – согласился «Японец». И неожиданно предложил:
     - Давайте подробнее обсудим возможности этого проекта...
     К обсуждению перспектив создания в Александровске первой резидентуры советской военной разведки «Аркадий» и «Японец» приступили не сразу. Хотя именно в тот день в бюро переводов, которое располагалось на Пушкинской улице Владивостока, и был подписан секретный документ.
     «Японец» сотрудничал с русской военной разведкой начиная с 1914 года. Он был переводчиком разведывательного отдела штаба Заамурского военного округа, а после революции выполнял задания разведывательного отдела Народно-революционной армии, добывал сведения о японцах, оккупировавших Дальний Восток.
     В декабре 1921 года псевдоним «Японец» был заменен на другой. В тот день в списках личного состава Разведывательного отдела штаба 5-й Краснознаменной армии появился псевдоним «Д.Д.». Придумал его «Аркадий». Он знал, что его тайный помощник – мастер японской борьбы дзюдо. Так что «Д.Д.» – не что иное, как первые буквы названия борьбы, приемами которой хозяин бюро переводов, несомненно, владел лучше всех в России.
     Несколько месяцев «Аркадий» разрабатывал план вывода «Д.Д.» на Сахалин. В конце концов все организационные вопросы предстоявшей разведывательной операции были решены. «Д.Д.» отправлялся на Сахалин в качестве владельца кинопрокатной фирмы, который не смог найти общего языка с новой большевистской властью, утвердившейся во Владивостоке.
     Что-то в этом проекте было не совсем логичным. «Аркадий» это понимал. Но верил в успех. Верил потому, что его посланца в Александровск уже знали бежавшие из Владивостока представители японской военной администрации. Где бы этот человек, в совершенстве владевший японским языком, ни появился, о нем сразу же становилось известно и японским властям, и японской контрразведке. Нужно было переиграть чужую контрразведку.
     Владелец частного бюро переводов отправлялся на Сахалин открыто, под своей фамилией и со своими подлинными документами, которые когда-то получил в Александровске. Цель поездки – организовать какое-либо частное предприятие, прибыльное для коммерсанта и не мешающее японским властям.
     Абсолютно новым делом в те времена была организация фирмы по прокату американских боевиков. Кинокартины Голливуда пользовались большой популярностью. А кинопрокатчиков было мало. Этим и решил воспользоваться «Аркадий». «Д.Д.» согласился со своим куратором.
     «ТРЕБУЮ ДЛЯ СЕБЯ СМЕРТНОГО ПРИГОВОРА...»
     Любое серьезное дело, которым в начале ХХ века занималась советская военная разведка, начиналось с подписания, условно говоря, секретного соглашения между организаторами и исполнителями. Такие документы назывались по-разному. Тот, который подписал «Д.Д.», назывался «Подписка на агента».
     Что же было в «Подписке на агента» секретного сотрудника «Д.Д.»?
     Можно сказать, что документ этот по своему содержанию чем-то напоминает Военную присягу, которая была разработана для военнослужащих частей Красной Армии в 1918 году. В документе Разведывательного отдела Сибирского военного округа была специфика. Обратимся к тексту документа. В нем сказано следующее:
     «Я, нижеподписавшийся, Василий Сергеевич Ощепков, поступивший в Отдел Агентурной разведки 5-й Армии, даю постоянную подписку в том, что:
     1. Все возложенные ею на меня обязанности я обязуюсь точно и скоро выполнять.
     2. Не разглашать никаких полученных сведений.
     3. Все сведения после тщательной проверки обязуюсь передавать моему начальнику или лицу, указанному им.
     4. Не выдавать товарищей – сотрудников и служащих Отдела Агентурной разведки хотя бы под угрозой смерти.
     5. Не разглашать о деятельности Отдела, а также о штате служащих вообще и не произносить слов «Агентурная разведка».
     6. Признаю только советскую власть и буду работать только на укрепление добытой кровью трудового народа Революции.
     7. Мне объявлено, что в случае неисполнения указанного в подписке моя семья будет преследоваться наравне с семьями белогвардейцев и контрреволюционеров.
     8. Требую смертного приговора для себя, если разглашу какие-либо сведения и буду действовать во вред советской власти, о чем и подписываюсь...
     Подпись: Ощепков».
     Так Василий Ощепков, которому суждено было заняться сбором сведений о японской оккупационной армии на Сахалине, принял присягу, ко многому его обязывавшую, и согласился выполнять задания советской военной разведки.
     Текст этого документа может вызывать разные оценки, что естественно. В нем действительно много революционного пафоса, декларативности и жертвенности. Особенно остро воспринимаются слова: «Требую смертного приговора для себя... если разглашу какие-либо сведения и буду действовать во вред советской власти...»
     Некоторые исследователи, имевшие возможность ознакомиться с этим документом, узрели в тексте некую революционную кровожадность. Согласиться с этим не могу. Сказать так – значит воспринимать документ без учета времени и обстоятельств, в которых жили и боролись те, кто составлял текст и кто добровольно соглашался подчинить ему свою судьбу.
     Время, когда Ощепков подписывал текст этой присяги, было тяжелым. Трудно было не только в Москве и Петрограде, но и на Дальнем Востоке. Граждане России были разделены девятым валом революции. Они, к сожалению, безжалостно боролись друг против друга, защищая свои идеалы.
     Многие народы прошли через подобное испытание. Надо сказать, что ни англичанам, ни французам, ни американцам никто извне не мешал выбирать формы государственного устройства, которые отвечали национальным традициям и устремлениям этих народов.
     После революции 1917 года в России все складывалось иначе. Пользуясь падением Романовых, а также временным ослаблением военного могущества России, иностранные государства, среди которых были Англия, Германия, Польша, США, Япония и другие, сочли необходимым и возможным вмешаться во внутренние дела России. В начале ноября 1917 года представители США и Японии заключили между собой соглашение по «проблеме» бывшего царского Дальнего Востока. В историю дипломатии этот договор вошел как «соглашение Лансинг – Исии». Вашингтон признавал за Японией ее «особые интересы» в Китае и одновременно решал организационные вопросы военной интервенции на Дальнем Востоке.
     Интервенты нанесли России значительный материальный ущерб, размеры которого до сих пор так никто и не смог подсчитать. Никто из интервентов добровольно не высказал пожелания каким-то образом его возместить.
     Бескомпромиссность той кровопролитной борьбы, которая в истории названа Гражданской войной и противостоянием иностранной интервенции, естественным образом нашла отражение в присяге, которую не только подписал, но и честно соблюдал всю жизнь секретный сотрудник военной разведки «Д.Д.».
     ТАЙНЫЙ ОПЕКУН
     Разведчик «Д.Д.» для выполнения задания Разведывательного отдела штаба Сибирского военного округа отправлялся в свой родной город. Сохранилась запись, сделанная в Александровске в метрической книге накануне нового 1893 года. В тот предпраздничный день священник Александр Упинский, настоятель церкви, сделал запись, в которой утверждалось, что «31 декабря было совершено таинство крещения незаконнорожденного Василия. Мать ребенка – каторжная Александровской тюрьмы Мария Семеновна Ощепкова, православного вероисповедания».
     Фамилия отца не указана. Однако, судя по записи, при крещении Василия присутствовали «старший писарь Управления войска острова Сахалин Георгий Павлович Смирнов и дочь надворного советника Якова Наумовича Иванова девица Пелагея Яковлевна».
     Перечень причастных к крещению младенца Василия лиц весьма интересен. Что свело их вместе? В некоторых книгах, посвященных жизни каторжан на острове Сахалин, можно найти упоминание о том, что они были лишены права на законный брак и их дети считались незаконнорожденными, то есть не имевшими отца. Об этом можно прочитать и в путевых записках о Сахалине, которые принадлежат перу Антона Павловича Чехова. Сахалин в конце XIX века был восточной окраиной Российской империи, на территории которой действовали законы, написанные для отверженных.
     Отец у новорожденного Василия все-таки был, и он тоже присутствовал на крестинах. Звали его Сергеем. Фамилия – Плисак. Крестьянин по происхождению. Столяр по профессии, он имел свою мастерскую. Можно предположить, что Сергей Захарович Плисак был хорошим столяром, крепким мужиком, который умел и работать, и зарабатывать. Он даже смог приобрести два деревянных дома и позднее определил своего сына Василия в реальное училище.
     Есть сведения, что Плисак умер в 1903 году. После смерти Сергея Захаровича семье покойного достались и дома, и, вероятно, какое-то хозяйство, присматривать за которым должна была Мария Ощепкова. Однако из-за каторжного труда она через два года умерла. Василию едва исполнилось пятнадцать лет. Мальчишка, оставшийся без родителей и оказавшийся в среде каторжников, казалось, должен был впитать в себя не университетские знания, а суровые нравы окружавших его людей. Судьба же Василия Ощепкова сложилась иначе. Помогли ему и товарищи отца, и решения, принятые на императорском уровне в Петербурге.
     Поражение русской армии в войне с Японией в 1905 году было воспринято прогрессивной общественностью России как национальный позор. Были проанализированы все причины, которые привели к столь печальному исходу. В том числе касавшиеся разведки. Их в 1910 году подробно проанализировал полковник русского Генерального штаба П.И. Изместьев. Он издал брошюру, которую назвал «О нашей тайной разведке в минувшую кампанию». Обобщая причины неэффективности разведки, полковник Изместьев писал, что неудовлетворительная работа разведчиков во время русско-японской войны объяснялась:
     «...1) Отсутствием работы мирного времени как в создании сети агентов-резидентов, так и в подготовке лиц, могущих выполнять функции лазутчиков-ходоков;
     2) Отсутствием твердой руководящей идеи в работе разведывательных органов во время самой войны;3) Полной зависимостью лиц, ведавших разведкой, от китайцев-переводчиков, не подготовленных к такой работе;
     4) Отсутствием образованных военных драгоманов;
     5) Пренебрежением к военной скрытости и секрету...
     Таким образом, заключал автор, лица, которые стараются доказать, что мы жалели денег, глубоко заблуждаются. Да, впрочем, отчасти они правы: мы жалели денег, но только не во время войны, а до войны...».
     Выводы полковника Генерального штаба П.И. Изметьева запоздали на пять, а то и десять лет. Военное могущество государства, необходимое для надежной защиты его границ, невозможно создать за год или даже за пятилетку. Надежная армия – дорогая, но необходимая часть любого государства, руководители которого обязаны уважать свой народ, защищать его безопасность и право на независимость в будущем.
     Поражение русской армии и флота в русско-японской войне заставило царское правительство в некоторой степени увеличить расходы на содержание армии, переоснащение ее новыми образцами военной техники и оружия. Были выделены средства на совершенствование системы подготовки офицерских кадров. Наметились изменения и в отношении военной разведки.
     На высоком уровне было принято решение о выделении дополнительных средств на подбор и подготовку специалистов, без которых, как показала русско-японская война, разведка слепа.
     Не без указаний из Петербурга начальник разведывательного отдела штаба Приамурского военного округа по своей линии принял решения, направленные на совершенствование военной разведки на Дальнем Востоке. Одно из таких решений коснулось судьбы сына каторжанки из Александровска Василия Ощепкова.
     Новшество, невероятное в современной практике работы разведки, заключалось в том, чтобы направить в Японию для обучения нескольких талантливых русских мальчишек. Они должны были изучить японский язык, историю, географию и культуру Японии, изнутри познать национально-психологические особенности соседнего с Россией островного населения, понять, как с ним лучше вести дела.
     Одним из отобранных и был Василий Ощепков. Возможно, положительные рекомендации подростку дал тот самый старший писарь Управления войска острова Сахалин Георгий Павлович Смирнов, который с 31 декабря 1892 года стал крестным отцом Василия Ощепкова.
     Несомненно, писарь Управления войска острова Сахалин и в дальнейшем присматривал за Ощепковым, проявлял заботу о нем. Георгий Смирнов гордился, что Василий стал в Японии одним из лучших учеников. Лучшим не только среди русских мальчишек, но и среди обучавшихся с ним в одном классе немцев и даже японцев. Японцы-подростки уважительно называли его Васири-сан, поскольку в слове «Василий» не могли произносить звук «л».
     К началу 1911 года в Токийской мужской семинарии обучались 80 учеников, в том числе 67 японцев и 13 русских. Военное ведомство приняло на себя все расходы по обучению русских подростков, которые должны были после окончания обучения усилить восточное управление военного ведомства России, где требовались такие квалифицированные специалисты.
     Правда, есть еще одно предположение о том, как Василий Ощепков оказался в поле зрения сотрудников Разведывательного отдела штаба Приамурского военного округа. Писатель и ведущий российский специалист в области истории отечественного рукопашного боя, почетный член исполкома Всероссийской федерации самбо Михаил Николаевич Лукашев в одной из своих книг, которая называется «Сотворение самбо: родиться в царской тюрьме и умереть в советской», видимо, не без основания указывал, что после смерти родителей Василию Ощепкову помогал заботливый опекун Емельян Владыко. Судя по предположению М. Лукашева, поступить в духовную семинарию в Токио Василию Ощепкову помогла дочь надворного советника Пелагея Яковлевна Иванова. Так это или нет, точно сказать невозможно.
     Первое время Емельян Владыко сам оплачивал стоимость обучения Василия Ощепкова, сдавая унаследованные Василием по завещанию отцовские дома. А затем успешного ученика все же приняли на «казенный военный кошт». Владыко продолжал поддерживать семинариста, присылая ему деньги, которые Василий не тратил попусту, а использовал для оплаты обучения в школе восточных единоборств в Кодокане. Как и сколько казенных средств истратило военное ведомство на обучение Ощепкова, неизвестно.
     Учился Ощепков прилежно. Об этом свидетельствует его выпускной аттестат, выданный 23 июня 1913 года. Вот некоторые записи из этого уникального документа:«...В течение пребывания в числе воспитанников от сентября 1907 года до июня 1913 года при поведении отлично хорошем и прилежании весьма усердном показал успехи по следующим наукам:
     - японская грамматика – отлично хорошие (5);
     - японской хрестоматии – очень хорошие (4);
     - японскому чистописанию – отлично хорошие (5);
     - японскому сочинению,
     - теории японской словесности,
     - чтению японских писем,
     - переводу японских газет – очень хорошие (4)...»
     Ощепков также изучил японскую историю и географию, историю Дальнего Востока, китайскую письменность и другие науки.
     Подписал свидетельство об окончании обучения Ощепкова Сергий, епископ Японский, начальник Российской духовной семинарии в Японии...
     Находясь в духовной семинарии, Ощепков с увлечением занимался и японской борьбой дзюдо. Он был ловким учеником. По совету своего тренера попытался поступить в знаменитый центр дзюдо Кодокан. Попытка оказалась успешной. 29 октября 1911 года Ощепков стал учеником Кодокана. То, в каких условиях приходилось русскому семинаристу осваивать тайны японской борьбы, убедительно описал М. Лукашев: «...Даже в наши дни японские специалисты считают, что практикуемая в Японии тренировка дзюдоистов непосильна для европейцев. Тогда же система обучения была особенно жестокой и совершенно безжалостной. К тому же это было время, когда еще чувствовались отзвуки недавней русско-японской войны, и русского парня особенно охотно выбирали в качестве партнера. В нем видели не условно-спортивного, а реального противника...»
     В 1913 году Василий Ощепков выиграл весенние состязания и подпоясал свое кимоно черным поясом. Он завоевал почетное право быть мастером дзюдо. В одном из японских журналов тех лет была опубликована статья об Ощепкове. В ней говорилось: «...Русский медведь добился своей цели».
     Возвратившегося в Россию Ощепкова приняли на работу в Разведывательный отдел штаба Заамурского военного округа в качестве переводчика. В том же 1914 году Василий Ощепков стал основателем первой спортивной секции дзюдоистов во Владивостоке.
     После революции 1917 года на Дальнем Востоке многое изменилось. Штаб Заамурского военного округа был расформирован, в 1918 году началась японская интервенция с участием американцев и англичан. Ощепков решил оказывать помощь тем, кто боролся против интервентов. Именно тогда с ним познакомился «Аркадий», по заданию которого Василий устроился на работу в Управление военных сообщений японской армии во Владивостоке. Обосновывая то свое решение, Ощепков в середине тридцатых годов писал:
     «...Я командирован нашей армией на опасную и важную для Родины работу. На эту работу может встать человек, прежде всего глубоко любящий свою Родину и ненавидящий вечного и хитрого врага России. Я истинный русский патриот, воспитанный хотя и не в русской школе. Но эта школа научила меня любить прежде всего свой народ и Россию. Я воспитывался на средства русской армии, чтобы посвятить себя вечному служению Родине, что и делаю с 1914 года».
     НА САХАЛИНЕ
     Родной Александровск встретил Василия Ощепкова неприветливо. Только Емельян Владыко радовался его прибытию. Он хотел передать Василию ключи от отцовского наследства, но молодой бизнесмен решил оставить все как было. Он попросил дядьку Емельяна по-прежнему присматривать за хозяйством, сдавать дома в аренду и часть полученных средств передавать ему, оставляя остальное на ремонт и в качестве оплаты за услугу. Емельяна предложение вполне устраивало.
     Через некоторое время Ощепков получил разрешение японских властей на проживание в Александровске. Он приобрел кинопроектор «Пауэрс», создал кинематографическую фирму, которую назвал «Slivy – Film», и стал ее генеральным директором.
     Ощепков подыскал для своей коммерческой деятельности подходящее помещение на одной из центральных улиц города. Подбирал он это помещение сам, помня о советах и рекомендациях «Аркадия». В доме, где разместилась контора «кинематографического театра», имелось два входа. Это позволяло постояльцу и посетителям в случае необходимости войти в дом и незаметно выйти из него на параллельную улицу. У этого деревянного строения XIX века имелись и другие особенности, которые были важны для обеспечения безопасной работы резидента «Д.Д.» и его будущих агентов. Вскоре появились первые возможности и для разведывательной работы. Ощепков предполагал, что рано или поздно командование японских войск на Сахалине обратится к нему с предложением организовать показ фильмов для солдат воинских частей, расквартированных на острове. Расчеты разведчика оправдались не сразу, но все-таки то, на что он надеялся и ожидал, произошло.
     Однажды Ощепкова пригласил к себе начальник военно-административного управления острова генерал-майор Токасу Сюнзи. Принимая кинопрокатчика, генерал сказал, что он желал бы, чтобы Ощепков устраивал льготные демонстрации своих фильмов для японских солдат. Взамен генерал обещал разрешить Ощепкову беспрепятственное посещение японских гарнизонов на Сахалине.
     Ощепков поблагодарил за оказанное доверие, обещал подобрать подходящий репертуар и представить свои предложения для утверждения генерал-майору Токасу Сюнзи. Разведчик понимал, что в случае удачи перед ним открылись бы уникальные возможности. Он мог бы посещать японские гарнизоны, собирать сведения военного характера, общаться не только с солдатами, но и офицерами.
     Надо было осмыслить: а не провоцирует ли его японский генерал. Такое вполне могло быть. Ощепков медлил с ответом, ссылаясь якобы на то, что просчитывает убытки, которые понесет в ходе благотворительных киносеансов. Токасу Сюнзи был тверд. Как любой генерал, уже принявший решение, он не хотел его отменять.
     Делая вид, что вынужден согласиться с начальником военно-административного управления, Ощепков принял предложение Токасу Сюнзи и обязался бесплатно демонстрировать фильмы там, где будет работать, или в гарнизонах, которые ему порекомендует сам Токасу Сюнзи.
     Оба достигли цели. Генерал добился, чтобы кинопрокатчик развлекал его солдат. Советский разведчик получил право посещать закрытые японские гарнизоны.
     Резидент «Д.Д.» приступил к работе. Разведотдел получил его первые секретные донесения: «Положение на Северном Сахалине со времени его оккупации японскими войсками», «Дислокация японских частей», «Характеристики японских военных начальников».
     Один документ носил название: «Характеристика начальника Военно-административного управления острова Сахалин генерал-майора Токасу Сюнзи». Этот документ незначителен по размеру. Ознакомимся с его содержанием.
     Ощепков писал:«...Генерал-майор Токасу Сюнзи – уроженец губернаторства Токио. В 1900 году произведен в прапорщики. За время русско-японской войны показал большую доблесть как командир роты. За храбрость награжден орденом четвертой степени. После войны служил в военном министерстве, был офицером штаба 17-й дивизии, адъютантом фельдмаршала Асыгава. В 1919 году произведен в полковники и назначен командиром 60-го пехотного полка. В июне 1921 года получил назначение на должность старшего офицера при штабе Сахалинской экспедиционной армии, начальником штаба которой является в настоящее время. (Фотографическая карточка прилагается.)»...
     В другом сообщении Ощепков прислал полное описание организационной структуры канцелярии Военно-административного управления японцев на Сахалине. Ему удалось назвать все отделы, фамилии и воинские звания их начальников и перечислить функции каждого отдела.
     В то время проводилась реорганизация Военно-административного управления японской экспедиционной армии на Сахалине, на командные должности были назначены новые офицеры. Эти сведения, несомненно, представляли интерес для советской военной разведки.
     Ощепков через курьеров «Аркадия», которые прибывали в Александровск на торговых судах, поддерживал с разведотделом достаточно интенсивную переписку. Резидент «Д.Д.» явно любил свою опасную работу и успешно выполнял задания «Аркадия», который руководил им, давая полезные советы, предостерегая от ошибок и направляя усилия на решение задач, которые в первую очередь интересовали советскую военную разведку.
     С высоты сегодняшних возможностей разведки, которым посвящены сотни книг современных авторов, трудно представить как же резидент «Д.Д.» осуществлял связь с разведывательным отделом, который руководил его работой. В то время ведь не существовало агентурной радиосвязи, примитивной была техника тайнописных донесений. Бывало, что использовалась даже голубиная почта. Скудной была и финансовая поддержка разведкой своего резидента и его кинопрокатной фирмы. Для расширения дела ему нужны были дополнительные средства, новый кинопроектор и новые кинокартины.
     17 октября 1923 года «Д.Д.» докладывал в разведывательный отдел: «...Письмо от 28 сентября получил. Зимою без картин оставаться на Сахалине не могу. Вынужден буду искать службу вне Сахалина...»
     «Аркадий», получив донесение Ощепкова, доложил о ситуации начальнику разведки округа. Были приняты меры, направленные на выполнение разумных предложений резидента.
     Прошло некоторое время. Ощепков сообщил: «...Уважаемый товарищ «Аркадий». С пароходом «Олег», прибывшим сюда на рейд 18 ноября, я получил от вас коробку с целою печатью и бинокль. В коробке – инструкции, деньги и условия связи с источником. Задачи, выставленные вами, настолько трудны, что опыта для их решения мне не хватает. К тому же это дело заставляет меня, человека частного, сделаться военным. Для дальнейшей работы по вопросам, приведенным в анкете, мне придется взяться за изучение военного японского письменного языка, так как ваше задание требует знания японской военной терминологии. Книги с пароходом еще не получил. В качестве пособия к переводу японских уставов, если мне их удастся раздобыть, прошу вас выслать мне наши воинские уставы старой армии и японский устав в переводе, сделанном Блонским в 1900 году. Устав Блонского, правда, устарел, но в смысле терминологии он поможет мне. Работа серьезная, ответственная, и я не против такого дела. Давать же некачественные сведения не могу.
     Документы по вашему списку достать невозможно. Но при случае можно сфотографировать. Ввиду этого я купил фотоаппарат и изучаю это дело. На Южный Сахалин постараюсь выехать, если к этому не будет препятствий со стороны властей. Д.Д.».
     К донесению была сделана существенная приписка: «...Ввиду того, что ваши документы я не храню, возможно, будут ошибки в некоторых сообщениях или отчетах. В таких случаях прошу своевременно давать новые указания».
     Ощепков хорошо знал, что его офис подвергается обыску агентами японской контрразведки. Поэтому делал все, чтобы нигде не оставалось улик, которые могли бы прямо или косвенно раскрыть его принадлежность к русской разведке.
     Какие новые задачи поставил перед резидентом «Д.Д.» разведотдел штаба Сибирского военного округа? Их много. В секретный перечень было включено 68 вопросов. Назовем некоторые из них. Разведотдел требовал установить: какая японская дивизия дислоцируется в Александровске, перечислить ее командный состав, указать точное количество солдат и офицеров, оснащенность оружием и боевой техникой, выявить местонахождения штаба, организационную структуру, узлы связи и многое другое.
     Разведотдел интересовали аэродромы, используемые на Сахалине японцами, укрепленные районы, корабли, базирующиеся в портах, их количество, вооружение, система охраны портов и многое другое.
     Задания были весьма конкретными. Резидент «Д.Д.» приложил немало усилий, чтобы выполнить большую часть из них. По крайней мере, на многие вопросы он дал развернутые ответы.
     Василий Сергеевич писал в одном из отчетов: «...Благодаря пребыванию с солдатами мне удавалось путем расспросов и наблюдения узнавать количество, вооружение, нумерацию японских частей до дивизии включительно. Я изучал быт японских солдат, условия их проживания в казармах, интенсивность их ежедневных занятий и тренировок, их питание, взаимоотношения между собой и с офицерами. Благодаря знанию японского языка и японских обычаев я пользовался большим уважением со стороны солдат, что помогало мне в выполнении ваших задач...»
     В этом же отчете – подробное описание гарнизонов на Сахалине, нумерация дивизий, сведения об укомплектованности частей солдатами и офицерами.
     6 мая 1924 года Ощепков сообщал в Разведывательный отдел: «...С пароходом «Георгий» в 9.00 получил от вашего курьера коробку конфет «Монпансье». В ней – четыре документа с вашими указаниями. Передал курьеру свою коробку с добытыми документами, отчет о работе, финансовый отчет и местные японские газеты...»
     Разведывательная работа Ощепкова увлекала. Ему, видимо, нравилось побеждать в единоборстве японскую контрразведку, которая, несомненно, не упускала его из под своего контроля. «Д.Д.» понимал, чем рискует, был требователен к себе, умел контролировать свое поведение, находил все новые и новые варианты выполнения заданий. В донесениях он предлагал свои решения, был строг со всеми, с кем ему приходилось взаимодействовать.
     В одном из донесений в разведотдел Ощепков сообщал: «...Для моей безопасности и спокойствия прошу предпринять следующие меры:
     а) необходимо разъяснить курьеру важность возложенного на него поручения, чтобы он при высадке на берег прятал бы в потаенное место информационные материалы. Это необходимо потому, что не исключена возможность обыска не только на берегу, но и в городе. Необходимо помнить, что за высадившимися на берег членами команды японцы следуют по пятам. Об этом курьер не должен забывать;
     б) объяснить курьеру, чтобы он не предавался вину, пока не выполнит поручение, то есть не передаст мне ваши указания и не примет и отнесет на пароход мои документы и не спрячет их там в надежное место;
     в) курьеру, явившемуся в пьяном виде, информацию передавать не буду.
     Должен сообщить, что этот вопрос у нас с вами самый больной. Мне же ходить на берег и встречать курьера сейчас нельзя. На берегу во время прихода русского парохода всегда стоят дежурные жандармы, которые меня хорошо знают, и мое шатание на берегу, иногда допоздна в ожидании курьера, может вызвать ко мне подозрение...»
     В металлической коробочке из-под конфет оборудовалось второе дно. Однако место это было небольшое и не могло вместить все, что добывал резидент. Поэтому, пытаясь в ограниченном пространстве увеличить объем передаваемых сведений, Ощепков сообщал в разведотдел: «...Все исходящие от меня материалы буду направлять на тонкой бумаге, на которой сейчас пишу. Оригиналы добытых документов будут упаковываться в коробки, крышки которых я буду запаивать. Затем коробку буду обшивать черной материей и ставить свою сургучную печать «Д.Д.». Никаких надписей делать не буду».
     Учитывая нестабильную обстановку на Дальнем Востоке, иногда безответственное отношение курьера к своим обязанностям и беспокоясь о безопасности, Ощепков писал «Аркадию», который руководил его работой: «...Я надеюсь, что все исходящие от меня бумаги содержатся вами в полном секрете и при неблагоприятных политических переменах будут уничтожены в первую очередь...»
     Прошло около года. Ощепков смог выполнить задание разведотдела. Благодаря его усилиям японские гарнизоны на Сахалине были выявлены и установлена дислокация почти всех японских оккупационных войск.
     Видимо, разведывательные возможности резидента «Д.Д.» расширялись. Этому способствовала его личная инициатива, умение работать среди японцев, и главное благодаря его личной настойчивости и осторожности. Разведотдел часто запаздывал с направлением резиденту необходимых минимальных средств. Ощепков тратил личные деньги на покрытие расходов, связанных с добыванием разведывательных сведений.
     Разведотдел, учитывая расширившиеся возможности «Д.Д.», писал: «Товарищ «Д.Д.», при сем препровождаю вам программное задание по разведывательной работе на Сахалине в частности и вообще по Японии как на ее территории, так и в ее колониях – Корее, Формозе и Южном Сахалине. Максимум внимания уделите следующим вопросам, связанным с добыванием сведений о японской армии...»
     Выполнение этого задания выходило за рамки возможностей «Д.Д.». Для того чтобы добыть такие сведения, Ощепкову необходимо было перебраться в Японию. Лучше всего – в Токио. И у Ощепкова созрел смелый план, о котором он через курьера доложил «Аркадию». Курьером был новый сотрудник разведотдела, не моторист с парохода, работой которого Ощепков был недоволен, а кадровый военный разведчик по фамилии Иванов. Видимо, он умело выполнял свою миссию. По крайней мере, Ощепков в донесениях «Аркадию» более не сообщал о своих претензиях к курьеру. Встречи с Ивановым проходили конспиративно и без срывов. У Иванова, имя и отчество которого так и не удалось восстановить, была должность «маршрут-агент». Как оказалось, разведчик этот не только был способен на выполнение разовых заданий «Аркадия», но и имел право обсуждать с ним оперативные вопросы, которые были прямо связаны с разведывательной деятельностью резидента «Д.Д.».
     Кинопрокатный бизнес Василия Ощепкова в Александровске давал небольшую прибыль. Денег хватало, чтобы вести дело, иметь право на общение с высокопоставленными японцами и учиться. Василий Сергеевич внимательно изучал кинопрокатное дело, завязал связи с кинопрокатными фирмами Германии и Китая, вел активную деловую переписку с владельцами Харбинского кинопрокатного общества «Алексеев и К». Важным достижением Ощепкова было то, что он, используя свои связи, сумел получить в Сахалинском жандармском управлении японский паспорт и свидетельство, удостоверяющее, что он кинопрокатчик и политически благонадежен...
     ЯПОНСКИЙ ДЕБЮТ
     Предложение Василия Ощепкова выехать в Японию и организовать там кинопрокатное дело, которое служило бы надежным прикрытием его разведывательной деятельности на островах, вызвало в разведотделе двойственную реакцию. С одной стороны, «Аркадий» понимал, что в случае успешной реализации этого замысла разведка может получить уникальную возможность впервые внедрить своего нелегального сотрудника в Японию. В том, что Ощепков был в состоянии вести там успешную разведывательную работу, «Аркадий» не сомневался. С другой стороны, для реализации такого оперативного замысла требовалась серьезная подготовка и самого разведчика, и разведывательного отдела. Главным было решение вопроса о получении от разведчика из Японии добытых им материалов. Дело в том, что дипломатических отношений между Японией и Советским Союзом в то время еще не было. Связь можно было бы организовать через Маньчжурию. Но там было неспокойно, и канал связи через третью территорию не отличался бы оперативностью и надежностью. Сведения, поступающие от разведчика, устаревали бы и теряли ценность еще по пути через Дайрен или Мукден во Владивосток.
     Еще одна причина не позволяла «Аркадию» поддержать проект Ощепкова. Для его работы на территории Японии необходимо было серьезное финансирование. Денег же в разведотделе не было. Проект такого масштаба был вне компетенции и возможностей разведки штаба Приморского корпуса.
     Попытки «Аркадия» отыскать финансовые средства, которые позволили бы в полной мере обеспечить работу Ощепкова в Японии, не увенчались успехом. Видимо, их просто не существовало. Поэтому он был вынужден направить резиденту послание следующего содержания:
     «...Срок отъезда в Японию предоставляю решать самостоятельно по готовности и возможности. Причем предложенная вами маскировка (кинопрокатное дело. – В.Л.) требует максимума времени и средств, которыми мы не располагаем в настоящее время, а поэтому вопрос оставим пока открытым до весны. Причем ваш выезд в Японию и желателен, и необходим, но под другой маской. А именно – если есть возможность устроиться в одно из правительственных или гражданских учреждений в Японии, принять предложение германской кинематографической фирмы на условиях выезда в один из центральных городов Японии. Можно просто перекочевать в Японию и жить как обывателю – беженцу в их среде. Если любым из указанных мною способов воспользоваться нельзя, то из-за ограниченности средств вам придется остаться на Сахалине до новой навигации...»
     Завершая послание, «Аркадий» писал:
     «...Уважаемый товарищ! Работа, необходимая государству, еще в зачаточном состоянии, намечаются только ее вехи, нащупывается почва, а потому ваши предложения, бесспорно хорошие, при отсутствии материальных средств в настоящее время не выполнимы. Дальний Восток только оправляется от нанесенных ему интервентами экономических разрушений, что не позволяет нам находить дополнительные средства для нашей работы. Наша цель – при минимуме затрат подробно осветить нашего врага – империалистическую Японию. В этом отношении вы в состоянии помочь, как человек, знающий быт и условия жизни Японии. Всем, чем можем, мы будем содействовать в вашей трудной работе. Но большее можем только обещать в будущем по мере восстановления нашего экономического быта. Итак, уважаемый товарищ, РСФСР ждет от вас выполнения гражданского долга...»
     Это означало, что Ощепков должен продолжать заниматься сбором сведений о японских вооруженных силах, находясь в Александровске.
     Разведчик успешно выполнял задания разведотдела, находясь на Сахалине. Но мог сделать и больше. Предлагая свой план работы в Японии, Ощепков, надо полагать, стремился к максимальному использованию своих возможностей. Это было присуще его характеру, характеру борца, чемпиона, человека, не привыкшего работать вполсилы.
     Ответ «Аркадия», приведенный выше, видимо, обескуражил Ощепкова. Революционные призывы к выполнению своего гражданского долга были понятны, но не могли восприниматься как одобрение его разумного и перспективного замысла.
     Ответ «Аркадия» Ощепкову доставил в Александровск маршрут-агент Иванов. Видимо, это была уже не первая встреча резидента с Ивановым, и они доверяли друг другу. К такому выводу можно прийти потому, что Ощепков, надо полагать, сообщил Иванову содержание указаний, поступивших от «Аркадия», и поделился с ним своими соображениями о возможностях успешного устройства в Японии и ведения там разведывательной работы.
     Иванов выслушал соображения Ощепкова и, вернувшись во Владивосток, со своей стороны поддержал предложение резидента, реализация которого могла создать уникальные возможности по добыванию разведывательных сведений непосредственно в Японии. «Аркадий» же остался при своем мнении, которое, казалось, уже ничто и никто не в силах изменить.
     Маршрут-агент Иванов (видимо, это была его не основная должность в разведотделе) пошел на крайность. Не согласившись с позицией своего начальника, он подал официальный рапорт, в котором еще раз и вполне аргументированно старался поддержать план Ощепкова. Этот уникальный документ сохранился.«...Считаю своим гражданским долгом указать, – писал Иванов начальнику агентурного отдела 17-го Приморского корпуса, – на неправильную и вредную для дела точку зрения, изложенную в вашей инструкции тов. Ощепкову от 28 сентября с.г. Отказ удовлетворить просьбу т. Ощепкова о высылке ему кинопроектного аппарата и картин, а также предложение поступить на службу к японцам стоит в полном противоречии с данной ему задачей и знаменует собой связывание по рукам и ногам этого отважного и талантливого разведчика, на редкость мастерски владеющего японским языком, преданного и любящего свое дело.
     Кинематография – это самый верный и надежный способ для проникновения в среду военной жизни японской армии, тогда как должность переводчика герметически закупоривает человека на весь день с 10 до 5 вечера между четырьмя стенами одного только учреждения. Что касается службы переводчика в самой Японии, то это в отношении военных или правительственных учреждений вовсе невозможно, так как в Японии нет надобности в переводах на русский язык. С другой же стороны, в японской армии существует обычай, обязывающий владельцев кинематографов устраивать для солдат льготные киносеансы. Такое положение вещей дает широкую возможность тов. Ощепкову вести точный учет всех частей, бывать в штабах и фотографировать разные приказы, табели, условия охраны, орудия, военные корабли с их артиллерией, проникать в запретные для посторонних лиц районы, как, например, Ныйский залив, вести широкие знакомства, появляться в нужное время в различных местах, маскировать свои личные средства к существованию, если будет необходимо, – вести жизнь, превышающую сумму постоянного содержания и вообще успешно выполнять все возложенные на него поручения...»
     Слова к делу не пришьешь. Рапорт – официальный документ, и этот документ требовал такого же официального решения. «Аркадий» и Иванов еще раз обсудили все детали предложения Ощепкова по организации резидентуры военной разведки в Японии и возможности разведывательного отдела по оказанию ему конкретной помощи. Готовясь к серьезному разговору с начальником разведывательного отдела штаба 17-й Приморской армии, «Аркадий» подготовил характеристику Василия Ощепкова – резидента «Д.Д.». В ней указывалось, что: «...Ощепков – уроженец города Александровска на Сахалине. Родители его из крестьян, отец кроме крестьянской работы занимался еще и столярным ремеслом, имел небольшую мастерскую. В 1904 году отец умер. Спустя два года умерла и мать, оставив В.С. 14-летним подростком, который был отдан опекуну. В 1908 году был отправлен в Японию для изучения японского языка сначала на деньги опекуна, а впоследствии был взят на иждивение штаба Заамурского округа. Учился Ощепков в духовной семинарии до 1914 года, и по окончании школы был отправлен в Харбин, где работал в штабе Заамурского округа до первой половины 1916 года, после чего переведен на разведывательную работу в Разведывательный отдел штаба Приамурского военного округа, где пробыл полгода и периодически был посылаем в Японию. Служил Ощепков в Р.О. штаба Приамурского военного округа до 1917 года, то есть до расформирования. С приходом во Владивосток японских интервентов Ощепков поступил переводчиком в японское Управление военных сообщений, где служил до начала 1921 года. В 1920 году Ощепков впервые начал работать как секретный сотрудник в Осведотделе Р.К.П. и зарекомендовал себя как способный, смелый работник. Уволился Ощепков из Управления военных сообщений в начале 1921 года, имел контору по переводам, но, не довольствуясь скудным заработком, принужден был в середине 1921 года уехать на Сахалин с мыслью создать кинематографический театр, что ему и удалось. ...Хорошо развит физически, а потому имеет большое стремление к спорту и как борец не безызвестен в Японии, кажется, имеет первый приз за борьбу, имеет большую склонность к разведработе, на которой довольно изобретателен и смел... С людьми общителен и быстро завоевывает расположение. Как качество Ощепкова нужно указать на его правдивость и честность. Конечным своим стремлением Ощепков ставит изучение Японии в военно-бытовом, политическом и экономическом отношениях. В совершенстве владеет японским языком. Слегка знает английский и только пишет по-китайски. Завагентурой «Аркадий». 26.1.1924.»
     В те дни «Аркадий» подготовил еще один важный документ, который свидетельствует о том, что человек этот был опытным агентурным работником, хорошо знал свое дело, был настойчив и способен поддерживать полезную инициативу, которая ограничивалась оперативными потребностями штаба Приморского корпуса и его финансовыми возможностями. Документ, о котором идет речь, был подготовлен для доклада начальнику разведки 17-го Приморского корпуса. В нем указывалось: «...Доношу, что со слов прибывшего марш-агента Иванова, имевшего связь с резидентом «Д.Д.», подтверждается необходимость снабжения «Д.Д.» кинокартинами и кинопроекторами, так как благодаря этой маскировке работа «Д.Д.» будет продуктивна в смысле выявления дислокации японских войск...» В этом же докладе вышестоящему начальнику указывалось, что «...«Д.Д.» по собственному почину и за свой собственный счет выписывает от частных лиц 11 программ кинокартин и производит зарядку аккумуляторов...» «Аркадий» просил срочного решения по существу своего доклада.
     Видимо, доклад «Аркадия» был убедительным. Василий Ощепков получил разрешение отправиться в спецкомандировку в Японию, но современного кинопроектора приобрести ему не позволили.
     Прежде чем выехать в Японию, Ощепков под убедительным для японских властей на Сахалине мотивом посетил Хабаровск. Встретился с «Аркадием», получил от него указания, подписал контракт, в котором были зафиксированы обязанности разведчика и его заработная плата в размере трехсот иен в месяц. Это было на сто иен меньше, чем он получал на Сахалине. В Японии же уровень расходов был больше, но разведчику рекомендовалось покрывать их за счет будущей прибыли от кинопрокатного дела.
     По пути в Японию Ощепков побывал в Шанхае, встретился со своим будущим связником по фамилии Щадрин, а также с сотрудником иностранного отдела ГПУ «товарищем Егором», который предложил ему подключиться к сбору разведывательных сведений в интересах политической разведки. «Товарища Егора» интересовали данные экономического характера и сведения о деятельности на территории Японии представителей атамана Семенова, одного из активных противников советской власти на Дальнем Востоке. Представитель ГПУ предложил Щадрину увеличить размер денежного содержания Ощепкова на сто иен, сказав, что иначе он не сможет выполнять задания разведки. Оклад был увеличен при условии, что в эту сумму войдут и расходы по содержанию «комнаты для свиданий с сотрудниками».
     Во время встречи с Щадриным и «товарищем Егором» Ощепков сообщил сведения о возможных сроках и условиях вывода японских войск с Северного Сахалина. Эти данные он получил от начальника Военно-административного управления острова генерал-майора Такасу Сюнзи. Сведения были важными. Было решено передать донесение Ощепкова полномочному представителю СССР в Китае А.М. Карахану.
     Наша справка. Карахан Лев Михайлович (1889-1937) – советский дипломат. На дипломатической работе с 1917 года. С ноября 1917 по февраль 1918 г. – секретарь советской делегации на переговорах с Германией в Брест-Литовске; с 1918 г. – заместитель народного комиссара по иностранным делам. В 1921-1922 гг. – полпред СССР в Польше.; в 1922 г. – зам. наркома по иностранным делам; в 1923 - 1927 гг. – полпред СССР в Китае. С 1930 г. – зам. наркома по иностранным делам. В 1934 - 1937 гг. – полпред СССР в Турции.
     Используя данные Ощепкова, А.М. Карахан успешно завершил переговоры с представителями Японии и добился вывода японских войск с Северного Сахалина.
     В разведотделе Приморского корпуса Ощепков продолжал числиться под псевдонимом «Д.Д.». В секретной учетной карточке за ним был закреплен условный номер «1/1043», а его будущая резидентура в Японии получила номер «13».
     Встречаясь с Щадриным и с «товарищем Егором», Ощепков передал одному из них письменное донесение о положении на Сахалине и его встречах с генерал-майором Такасу Сюнзи. Донесение, как обычно, было подписано двумя буквами «Д.Д.».
     Кроме Шанхая, Ощепков посетил и Харбин, где располагалась главная контора кинопрокатной фирмы «Алексеев и Ко». Цель посещения – подписание договора о сотрудничестве и приобретении копий новых кинокартин, которые Ощепков планировал использовать для проката в Японии.
     Переговоры в Харбине шли медленно, так как из Германии ожидалось прибытие новых кинокартин, которые еще не демонстрировались в Японии. Представители фирмы «Алексеев и Ко» обещали продать Ощепкову право на прокат лучшего нового кинофильма. На Сахалине Ощепков приобретал фильмы через представительство Совкино во Владивостоке или получал их прямо из Германии. Срывов не было. Не было и нарушений договора, который обязывал поставщика передавать Ощепкову первую и единственную копию кинокартины. Фирма «Алексеев и Ко», генеральным директором которой был эмигрант из России, тоже обязалась неукоснительно соблюдать такие же условия и своевременно выполнять заявки Ощепкова.
     Находясь в Харбине, Василий Сергеевич встретил семнадцатилетнюю гимназистку Машеньку, которая родилась в 1907 году на Сахалине. Встречи их переросли во взаимную любовь, которая заставила Ощепкова обратиться в Харбинский епархиальный совет с просьбой о расторжении его брака с первой женой Екатериной Николаевной Журавлевой. Получив согласие, Василий Сергеевич и Мария Георгиевна обвенчались в Харбинской православной церкви. В сопровождении молодой супруги Василий Ощепков выехал в Японию, первоначально в город Кобэ, который был центром японской киноиндустрии.
     В Кобэ Ощепковы сняли номер в гостинице. Василий Сергеевич безотлагательно приступил к налаживанию контактов, установлению полезных связей и созданию условий для начала своей кинопрокатной деятельности. Одновременно он изучал обстановку, в которой оказался с первых же дней пребывания в Японии. Ощепков, уже опытный разведчик, хорошо знавший приемы работы японской контрразведки, замечал за собой слежку агентов местной контрразведки. Были замечены и признаки негласных обысков в номере гостиницы, где он проживал с женой. Замечал он и многое другое. Интерес местной полиции к супружеской паре Ощепковых не ослабевал.
     Однажды Ощепковых посетил чиновник полиции, который занимался иностранцами, прибывавшими на работу в Японию. Василий узнал в нем переводчика Сибу, с которым познакомился еще во Владивостоке, когда этот город в 1920-1922 годах был оккупирован японскими войсками. Сиба прекрасно владел русским языком, который, по всей вероятности, изучил в той же семинарии при русской духовной миссии, которую в 1913 году окончил Ощепков.
     Неожиданный визит Сибы обрадовал Василия, который понимал, что японец не случайно посетил его. Регулярные официальные визиты Сибы продолжались несколько недель. Постепенно отношения между японцем и гостеприимной русской семьей переросли в дружеские беседы, которые проходили за столом, на котором всегда был вкусный обед и горячее сакэ.
     Полицейский, несмотря на гостеприимство русских, тем не менее не забывал о своих служебных обязанностях. Наблюдение за Ощепковым продолжалось.
     В конце февраля 1925 года Ощепков был вынужден выехать в Харбин для встречи с представителем разведотдела. Поездку в Харбин Ощепков объяснил Сибе необходимостью уточнения контракта с владельцем фирмы «Алексеев и Ко» о поставках фильмов в Японию.
     Когда Ощепков возвратился из Харбина, его опять посетил Сиба. Как всегда, Мария накрыла стол и предложила мужчинам обед. Было и горячее сакэ, которое Сиба не отказывался употреблять. Во время обеда полицейский поинтересовался политическими взглядами Ощепкова и его партийной принадлежностью.
     На серьезный вопрос полицейского Василий Ощепков ответил шуткой:
     - Я – коммерсант. Поэтому моя партия – «Деньги-деньги». Сокращенно эту партию можно назвать «Дэ-Дэ»!
     Сиба с удивлением посмотрел на собеседника и уточнил:
     - Что же это за партия?
     Ощепков, улыбаясь, ответил:
     - Эту партию признают все и всюду...
     Сиба рассмеялся. Он не ожидал такого ответа, и, видимо, ему очень понравилось такое остроумное сокращение в названии партии. Немного подумав, медленно, растягивая каждое слово, Сиба сказал:
     - Впервые слышу о такой партии. Между нами говоря, мы получили из Шанхая от нашего агента донесение, в котором говорилось о том, что с пароходом «Шанхай-мару» в Кобэ выехал русский под фамилией «Д.Д.». По профессии – кинематографист. Этот русский передал послу Карахану доклад о Сахалине. Так как на борту этого парохода прибыл ты, да еще с кинофильмами, полиция решила, что «Д.Д.» не кто иной, как ты. Мне поручено наблюдать за тобой, Ощепков-сан...
     Завершая свое откровение, Сиба, выпив очередную чашечку сакэ, сказал:
     - Теперь мне понятно, что это было недоразумением...
     Ощепков поблагодарил собеседника за доверие. Затем пояснил:
     - До выезда из Шанхая я жил в пансионате бывшего русского офицера. В общем зале, где обедали разные постояльцы пансионата, меня расспрашивали о Сахалине. О нем в Китае мало кто знает. Кстати, там же мне задавали вопрос и о том, к какой политической партии я принадлежу. Я рассказывал о своей партии «Дэ-Дэ» и призывал всех признавать ее устав...
     Сиба остался доволен обедом, сакэ и интересным разговором. Прощаясь, сказал:
     - Сообщу о недоразумении с тобой своему начальству. Буду ходатайствовать о снятии за тобой наблюдения...
     Откровения полицейского произвели на Ощепкова удручающее впечатление. Он еще не провел в Кобэ ни одной разведывательной операции, а полицейские уже предполагали, что он – секретный сотрудник русской разведки. Провал был так близок. Разведчика спасла осторожность, наблюдательность и умение находить общий язык даже с теми, кто по роду своей службы обязан фиксировать каждый его шаг. Возможно, помог ему и счастливый случай. На месте Сибы, которого он хорошо знал, мог оказаться другой полицейский...
     По тайному каналу связи Ощепков сообщил в разведотдел о беседе с Сибой, высказал предположение о том, что, возможно, в советском посольстве в Китае действует тайный японский агент, и попросил заменить ему псевдоним. «Аркадий» сообщил Ощепкову: отныне его новый псевдоним – «Черный монах».
     Сиба между тем слово сдержал. Ощепков почувствовал, что наблюдение за ним если не снято, то значительно ослаблено. В том, что оно по-прежнему существует, он не сомневался, потому что японцы никогда не доверяли иностранцам полностью. Особенно русским, англичанам и американцам.
     Настало время выполнять разведывательное задание.
     ВОЗВРАЩЕНИЕ «ЧЕРНОГО МОНАХА»
     Ни у одного разведчика нет гарантий его неуязвимости в единоборстве с контрразведкой противника. Поражение – это провал, критический момент в работе любого разведчика.
     Василий Ощепков, который не обучался в специальной разведывательной школе, все же хорошо понимал, что должен и не должен делать, чтобы не оказаться в руках японских контрразведчиков. Судя по сохранившимся отчетам, он был предельно осторожен, внимателен и осмотрителен. Замечание «Аркадия» по поводу присущей ему небрежности Ощепков воспринял правильно и устранил этот недостаток. Свой тайный бой в Японии он вел по строгим правилам: каждый шаг был просчитан, каждое возможное противодействие контрразведки предусмотрено. Мастер дзюдо был нацелен только на победу. Наградой за нее была не громкая слава, а нечто большее – осознанная причастность к важному делу, которое он принимал и душой, и сердцем. Защита интересов России была для него святым делом. Сын каторжанки, Ощепков любил Россию не меньше, а возможно, больше, чем отпрыск дворянского рода.
     Изучив обстановку в Кобэ, «Черный монах» решил перебраться в Токио. Там, в столице Японии, больше возможностей развернуть разведывательную деятельность. Но, чтобы перебраться в японскую столицу и обосноваться там, необходимо найти серьезный повод, который бы полностью оправдал переезд его семьи в Токио.
     Раздумывая над этим, «Черный монах» восстановил знакомство с одним из японцев, с которым когда-то учился в духовной семинарии. Старый знакомый был офицером японской армии и работал в военной школе. Встреча была приятной и многообещающей. Абэ (фамилия изменена. - В.Л.) занимал в военной школе высокую должность, имел допуск к секретным документам. Это говорило о его больших возможностях. Когда у Абэ заболела жена, Ощепков дал ему взаймы крупную сумму денег. Абэ, благодаря за помощь, обещал вернуть долг.
     Ощепков завел и другие полезные знакомства, которые позволяли ему вникнуть в сложную внутриполитическую обстановку, которая сложилась в то время в Японии.
     Финансовое положение разведчика было неустойчивым. Прокат фильмов приносил незначительный доход, который позволял ему иметь скромный счет в банке. Часть денег разведчик тратил на оперативные цели.
     Финансовые трудности обострились внезапно. Фирма «Алексеев и Ко», которой он передал крупную сумму за новый кинофильм, обманула его, продав кинокартину в кинотеатры японских городов. Разборки с фирмой затянулись. Ощепков лихорадочно искал выход из создавшегося положения.
     В июне 1925 года Ощепков встретил в Кобэ еще одного старого друга – доктора Клейне. Они в детстве посещали на Сахалине один и тот же класс в реальном училище. Доктор Клейне был хозяином германской лесопромышленной фирмы, обосновавшейся в Кобэ. Он и предложил Ощепкову стать управляющим германской кинофирмы «Вести» в ее токийском отделении и переехать в японскую столицу. Счастливый случай еще раз выручил разведчика.
     Ощепков принял предложение фирмы «Вести». Перебрался в Токио. Выполнил несколько важных заданий разведотдела. Ряд его донесений представлял интерес для военной разведки.
     В августе 1925 года Ощепков выехал в Харбин под предлогом урегулирования финансовых претензий с фирмой «Алексеев и Ко». Претензии урегулировать не удалось, зато удалось встретиться с представителем разведотдела Бабичевым. На этот раз «Аркадий» впервые лично не прибыл на встречу с «Черным монахом». Василий поинтересовался, почему. Бабичев дал уклончивый ответ, сообщив, что «Аркадий» перегружен оперативной работой.
     Ощепков передал Бабичеву отчет о работе, добытые им материалы о японской армии, сообщил о том, что принял предложение германской фирмы «Вести» и возглавил ее представительство в Токио.
     Бабичев же передал Ощепкову новое разведывательное задание на 1926 год. В нем было десять пунктов. Выполнение каждого требовало с его стороны серьезных усилий и поиска новых источников разведывательной информации.
     Возвратившись в Токио, Ощепков во всей полноте ощутил, что работа в фирме «Вести» значительно расширяла его возможности и создавала благоприятные условия для их реализации. Среди знакомых Ощепкова и его жены появились немецкий барон Шмидт, молодой японский барон Катаока (фамилия изменена. - В.Л.), родственник одного из японских министров. Катаока брал уроки русского языка у Марии Ощепковой и явно симпатизировал ей.
     Ощепков установил интересные связи в министерстве иностранных дел Японии, завел знакомых в министерстве внутренних дел, среди военных, познакомился с атаманом Семеновым, который приезжал в Токио, наладил отношения и с его помощником – Сазоновым.
     В первых числах марта 1926 года в Токио прибыл представитель разведотдела Бабичев. Он встретился с Ощепковым, передал ему новые инструкции, новое задание и настоятельно рекомендовал активизировать работу по вербовке офицера Абэ и получить от последнего документ, подтверждающий согласие сотрудничать с русской разведкой.
     Ощепков объяснил Бабичеву:
     - Абэ работает медленно. Это характерная черта почти каждого японца. Он получает свои материалы из военной типографии, которая выполняет заказы генерального штаба и других важных военных учреждений. С ним надо вести дело аккуратно, осторожно и он, надеюсь, пойдет на сотрудничество...
     Бабичев предложил Ощепкову найти возможность и завербовать какого-то важного чиновника из министерства иностранных дел Японии, так как разведку интересовали сведения о направленности внешней политики Токио.
     Задачи были очень сложными. «Черный монах» обещал приложить максимум усилий для их выполнения.
     Бабичев уехал. В первых числах апреля 1926 года Ощепков получил телеграмму от имени дальневосточного представительства «Совкино», руководитель которого приглашал его прибыть во Владивосток для переговоров по поводу расширения кинопрокатного дела в Японии. Этим условным сигналом начальник разведки вызывал Ощепкова на встречу.
     17 апреля Ощепков на пароходе «Качи-мару» отправился во Владивосток, оставив в Токио приболевшую Марию и массу незавершенных дел.
     Спустя двое суток судно пришвартовалось в советском порту. В тот же день, 19 апреля, Василий Сергеевич прибыл в разведотдел. Ему предложили составить отчет о своей деятельности. Он написал подробный документ с конкретными предложениями, направленными на повышение эффективности его разведдеятельности в японской столице.
     В отчете, в частности, были такие строчки: «В Японии работал один год и три месяца – с 24 ноября 1924 года по 17 апреля 1926 года. Семь месяцев ушло на безрезультатное сидение в Кобэ, ввиду постоянного за мной наблюдения со стороны полиции, один месяц потратил на поездки в Харбин и семь месяцев на работу в Токио, где успел наладить работу, которая может при дальнейшем правильном руководстве дать блестящие результаты...»
     Беседовал с Ощепковым незнакомый сотрудник разведотдела – некто Шестаков. Он обвинил разведчика в растрате казенных средств, которые тот передал японскому источнику Абэ, не получив от него расписки на указанную сумму.
     В докладе на имя начальника разведотдела по поводу работы «Черного монаха» Шестаков предлагал предать Ощепкова суду военного трибунала.
     Предложение, к счастью, осталось нереализованным. Однако Ощепков в Японию больше не поехал. Бизнес его было ликвидирован. Жена вернулась во Владивосток. Оперативная работа Василия Сергеевича в разведке на этом завершилась.
     Начальник разведотдела штаба Сибирского военного округа Заколодный с тех пор держал Ощепкова в разведотделе в качестве переводчика с японского языка. Оклад был крайне мал. Семья Ощепкова едва сводила концы с концами. По указанию начальника военной разведки Я. Берзина, который знал о предыдущей работе Ощепкова, ему стали доплачивать 30 рублей ежемесячно за высокий профессионализм. Это было все, чем можно было помочь Ощепкову, который терпеливо выполнял свои обязанности, рассчитывая на лучшие времена.
     Говорят, что где тонко, там и рвется, пришла беда – открывай ворота. К несчастью, жена Ощепкова, красавица Мария, заболела и стала на глазах угасать. Для лечения необходимы были дорогие лекарства. Василий занялся тренерской работой, которая приносила ему еще около 150 рублей в месяц. Тренировал он командиров Красной Армии, сотрудников ОГПУ и милиции.
     Между тем в архивах до сих пор хранятся донесения «Черного монаха» из Японии в разведотдел СибВО. Среди них – «О политике Японии в Маньчжурии», «Материалы по японской авиации», «О маневрах японской армии в Маньчжурии», «О совещании командиров дивизий японской армии», «Об использовании ядовитых газов и принципах применения их японской армией». В последнем из перечисленных разведывательных материалов, подготовленных Василием Ощепковым, сообщалось: «...Частные и военные лаборатории Японии проводят активное исследование ядовитых газов и способов защиты от них. В японских закрытых военных журналах наблюдается систематическая публикация статей о ядовитых газах, способах их применения против войск противника и описание ужасов в случае их применения в грядущей войне. По сведениям источника, в скором времени предполагается формирование особой самостоятельной химической команды. Где она будет находиться и кому подчиняться, мне пока узнать не удалось...»
     СЛУЧАЙНАЯ ВСТРЕЧА В ДЕЛОВОМ КЛУБЕ
     Разведотдел, где Ощепков работал переводчиком, находился в Новосибирске. Работа в штабе занимала большую часть дня. Тексты для перевода Василий получал самые разные. В основном – военные. В документах раскрывались различные аспекты состояния японской армии. Каждый документ – самостоятельное исследование. Переводчику нужно было изучать новые иероглифы, добывать японские военные словари, изучать японские военные уставы и делать другую сложную работу, с которой он, впрочем, успешно справлялся.
     Начальник разведотдела штаба Сибирского военного округа Заколодный 28 мая 1927 года доложил начальнику Разведуправления Яну Берзину: «...Товарищ Ощепков при поступлении на работу в отдел был для нас ценен только как переводчик, знающий японский язык. В настоящее время он изучил японскую военную терминологию и является для нас ценным уже не только как переводчик, но и как высококвалифицированный специалист, потеря которого была бы нежелательна для нашей работы...»
     Ощепков между тем мечтал о другой работе. Свои замыслы он изложил Заколодному в одном из рапортов. Сообщая, что может принести значительно больше пользы на самостоятельной разведывательной работе в Японии, Ощепков указывал, что для этого необходимо подготовить его в области «...разведывательной работы, организовать бесперебойную связь и обеспечить правильное руководство его деятельностью из Владивостока».
     По его мнению, следовало обеспечить конспиративность его пребывания во Владивостоке и Новосибирске на официальной службе переводчика при штабе военного округа. Только в этом случае можно рассчитывать на успех в будущей разведслужбе, писал Ощепков в донесении Заколодному. Он опасался нежелательных встреч с японскими представителями, которые после нормализации в 1925 году советско-японских отношений стали частыми гостями в Москве, Владивостоке и в других российских городах. Встреча с японскими эмиссарами, которые могли знать Ощепкова по его работе в японской администрации в годы оккупации во Владивостоке или даже на территории Японии, вызвала бы у них немало вопросов и подозрений.
     То, чего опасался Ощепков, все же произошло. 24 апреля 1927 года после трудового рабочего дня в разведотделе штаба округа Ощепков, мастер дзюдо и джиу-джитсу, занимался с учениками в военном спортивном клубе. Его секцию посещали офицеры штаба округа, несколько сотрудников ОГПУ и два или три милиционера. В тот день занятия завершились как обычно, около девяти вечера. Ощепков, один из его лучших учеников Зацаринный, сотрудник ОГПУ, и два спортсмена – офицеры штаба военного округа – решили зайти в Деловой клуб, чтобы утолить жажду.
     Спортсмены расположились за одним из столиков ресторана и за прохладительными напитками обсуждали достоинства восточных единоборств. В это время в зале появилась компания, в которой были три японца и японка – сотрудники японского консульства в Новосибирске.
     Пока официант оформлял заказ и кухня готовила изысканные блюда для иностранных гостей, один из японцев подошел к столику, где сидели друзья, и поздоровался с Ощепковым. Он сказал, что не может не засвидетельствовать своего почтения по поводу случайной встречи с Васири-сан, которого не видел уже много лет.
     Когда прозвучало имя Васири-сан, Ощепков сразу вспомнил этого японца. Его звали Того. В годы оккупации он служил приказчиком при одном из частных японских магазинов во Владивостоке и посещал спортивный кружок, которым руководил Ощепков. В 1918 году Ощепков и предположить не мог, что приказчик через несколько лет окажется на дипломатической работе и предстанет перед ним в Новосибирске сотрудником японского консульства.
     Того рассказал своему бывшему тренеру, что в 1922 году уехал из Владивостока в Японию, устроился переводчиком в министерство иностранных дел и прибыл в Новосибирск в качестве официального сотрудника консульства с целью улучшения советско-японских отношений.
     Все, что говорил Того, звучало убедительно. Однако Ощепков, искушенный в подобных делах, понял, что рассказ Того – легенда, которой тот прикрывает свои истинные задачи в Советском Союзе. Его пребывание в Новосибирске явно финансировалось японской разведкой.
     На следующее утро Ощепков подготовил подробный рапорт на имя Заколодного о своей встрече в ресторане Делового клуба с японцем Того, которого считает сотрудником японской разведки.
     Эта случайная встреча в ресторане окончательно закрыла перед Ощепковым путь к самостоятельной разведывательной работе. Он не сомневался, что после встречи с Того японская контрразведка тоже получит доклад о том, что Васири-сан обитает в Новосибирске и отдыхает в окружении сотрудников ОГПУ.
     ЛЕОНИД БУРЛАКОВ
     Леонид Яковлевич Бурлаков, он же «Аркадий», руководитель «Черного монаха», при выполнении специального задания на территории Маньчжурии был арестован китайскими властями и осужден на длительный срок. Военная разведка предприняла немало усилий, чтобы вызволить из китайской тюрьмы одного из лучших оперативных офицеров. Но сделать это удалось только в 1931 году. Бурлакова наградили орденом Красного Знамени. После излечения от болезней, приобретенных в китайской тюрьме, «Аркадий» продолжил службу в военной разведке.
     В центральном аппарате Разведуправления РККА Бурлаков мог бы стать ценным специалистом по дальневосточным делам. Но привык к оперативной работе, поэтому попросил начальника военной разведки Яна Берзина направить его после дополнительной специальной подготовки на Дальний Восток на любую оперативную должность. Лучше всего – в Отдельную Краснознаменную Дальневосточную армию.
     Берзин удовлетворил просьбу отважного разведчика. Он был назначен помощником начальника разведки в 57-й стрелковой дивизии. Талантливый организатор, хороший оперативный офицер, Бурлаков на этой должности служил всего три месяца – с декабря 1931 по февраль 1932 года. После этого был назначен помощником начальника разведывательного отдела штаба ОКДВА. Повышение по служебной лестнице, видимо, было задумано Берзиным и обсуждено в беседе с Бурлаковым, еще когда он находился в Москве.
     На этой должности майор Бурлаков тоже прослужил недолго – всего около года, получив назначение начальником отделения разведывательного отдела штаба Морских Сил Дальнего Востока (МСДВ). Эти силы были созданы в 1922 году после изгнания японских интервентов. Позднее, в 1926 году, они были расформированы. Но в 1932 году в связи с обострением обстановки на Дальнем Востоке, вызванном вторжением Японии в Маньчжурию и дислокацией Квантунской армии на ее территории, МСДВ были воссозданы.
     В 1935 году на основе МСДВ был сформирован Тихоокеанский флот, штаб которого расположился во Владивостоке. В 1936-1938 годах в состав ТОФ были переданы несколько кораблей из состава Балтийского и Черноморского флотов. ТОФ стал силой, способной решать серьезные оперативно-стратегические задачи и вести разведку как в своих интересах, так и в интересах Разведывательного управления.
     В те 1930-1939-х годы разведка Главного штаба Наркомата ВМФ СССР и флотов входила в состав Разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии. Этим и объясняется, что Бурлаков, офицер Разведуправления, приказом Я. Берзина был назначен на должность начальника отделения разведывательного отдела штаба Тихоокеанского флота. Отделение было секретным и занималось организацией агентурной работы в Японии, Корее и Китае.
     В 2006 году мне довелось побывать на Тихоокеанском флоте, где я убедился, что Леонида Бурлакова в штабе флота не забыли и до сих пор вспоминают как активного организатора агентурной разведки флота. Это делает честь военным морякам.
     В июле 1936 года Леонида Яковлевича Бурлакова отозвали в Москву на преподавательскую работу. Какой из него получился преподаватель, установить не удалось. 20 сентября 1938 года Бурлакова арестовали, обвинив в шпионской деятельности в пользу иностранного государства – Японии. К этому времени были арестованы и многие коллеги Бурлакова по совместной работе на Дальнем Востоке.
     Бурлаков все предъявленные ему обвинения решительно отверг. Несмотря на допросы с пристрастием, твердо стоял на своем и отказывался подписывать сфальсифицированные обвинительные документы. Беседы на Лубянке со следователем продолжались с сентября 1938 по сентябрь 1939 года. Выбить ложные признательные показания о сотрудничестве с японской разведкой следователи не смогли.
     После этого Бурлакова по этапу переправили в особый отдел НКВД Тихоокеанского флота. В Москве решили: пусть до истины докопаются коллеги на месте, там, где Бурлаков всю сознательную жизнь занимался разведывательной деятельностью против Японии.
     Во Владивостоке все было, как и в Москве: камера, допросы, очные ставки. Следователям и во Владивостоке доказать причастность Бурлакова к какой-либо деятельности в пользу японской разведки не смогли. «За недостаточностью улик» дело прекратили, и Леонид Яковлевич оказался на свободе.
     Когда началась Великая Отечественная война, Бурлакова снова вызвали в Москву и пригласили в НКВД. Но на этот раз не для допросов, а для назначения на ответственный участок работы. Ему поручили подготовку разведчиков-диверсантов, которые забрасывались в тыл противника.
     Бурлаков с этой задачей справился. В 1942 году его наградили Знаком «Почетный чекист» и присвоили звание подполковник госбезопасности.
     В августе 1945 года подполковник Леонид Яковлевич Бурлаков в возрасте 48 лет был уволен в запас.
     В одной из аттестаций, подготовленных на Леонида Бурлакова в военной разведке, говорится: «...Специальную работу любит и является фанатом этого дела. В подборе кадров исключительно грамотен, умеет их не только подбирать, но и воспитывать. Особо ценен своими знаниями в условиях работы на Дальнем Востоке. Предусмотрителен. Умело использует связи в интересах нашей работы.
     Тов. Бурлаков безупречно дисциплинирован и выдержан. Обладает сильной волей. К себе и подчиненным требователен, но в то же время – демократичен.
     Инициативен и решителен. Беззаветно предан пролетарской революции. Физически вынослив. Личным оружием владеет хорошо».
     И еще несколько слов о Бурлакове тех товарищей, которые выполняли с ним ответственные задания Разведывательного управления в особых условиях: «...Старый агентурный работник. Безукоризненно честный человек, исполнительный и инициативный командир...»
     Безукоризненно честный человек Леонид Яковлевич Бурлаков, офицер ГРУ и почетный чекист НКВД умер в Москве и похоронен на Новодевичьем кладбище...
     СУДЬБА «ЧЕРНОГО МОНАХА»
     Случайная встреча Василия Ощепкова с японцами в ресторане Делового клуба в Новосибирске, возможно, и не отразилась на судьбе «Черного монаха». Мало ли подобных встреч происходит в крупных городах России? Но Ощепков был разведчиком и, не считаясь с возможными поворотами в судьбе, честно доложил рапортом своему начальству о контакте с японцем Того.
     В последующие годы Ощепкова преследовали одни неудачи и несчастья. Потерял, так и не вылечив, жену, Машу, которую очень любил. В письме к одному из московских друзей Василий признался, что «...израсходовал без толку добрую половину своих молодых лет...»
     В октябре 1929 года военного переводчика Василия Ощепкова вызвали в Москву, где он начал новую жизнь, которая уже не была связана с военной разведкой. Ощепков занялся тренерской работой. В столице не было ни одного другого бойца, который бы был так силен в дзюдо.
     Ощепков провел показательное выступление в Центральном доме Красной Армии, где противостоял одновременно нескольким противникам. Кто-то из них был вооружен ножом, кто-то саблей, кто-то винтовкой, пистолетом. Василий справился с задачей – обезоружил и обезвредил нападавших. Он доказал, что в совершенстве владеет приемами рукопашного боя, убедил всех в необходимости обучать бойцов Красной Армии новым методам самозащиты без оружия.
     Специалисты считают, что именно Василий Ощепков, бывший «Черный монах», стоит у истоков отечественного самбо.
     Ощепкову предложили принять участие в разработке методического пособия «Физические упражнения РККА».
     Добротное иллюстрированное издание, предусматривающее комплексный подход к обучению личного состава Красной Армии приемам рукопашного боя, было подготовлено. Это руководство использовалось и в разведывательной школе штаба РККА. Иллюстрировал работу Ощепкова его ученик Валентин Сидоров.
     В Москве Ощепков, которому в ту пору уже шел тридцать восьмой год, связал свою судьбу с приглянувшейся ему женщиной, которую звали Анна Ивановна. Переехал из общежития при Центральном доме Красной Армии, где обитал, к Анне Ивановне, которая проживала с дочерью на Страстной площади. Сегодня эта площадь носит имя А.С. Пушкина. Вскоре Ощепковы получили новую квартиру в коммунальной квартире.
     Василий Сергеевич преподавал в ЦДСА, готовил показательные выступления в Центральной высшей школе милиции, затем перешел в Центральный институт физической культуры. В 1932 году в этом институте создали военный факультет, готовивший тренеров для работы в воинских частях и военных учебных заведениях, в милиции и подразделениях ОГПУ.
     Летом 1937 года Василий Сергеевич добился создания специализации по дзюдо в организованной при институте физической культуры Высшей школы тренеров.
     Ощепков бескорыстно передавал свои знания молодым тренерам. По оценке М.Н. Лукашева, автора исследования «Сотворение самбо...», именно стараниями «Василия Сергеевича была организована Всесоюзная секция (федерация) вольной борьбы дзюдо».
     Хватало Ощепкову в Москве и трудностей В свое время над дзюдо, как системой, пришедшей из враждебной Японии, оккупировавшей Маньчжурию, сгустились тучи. Для Ощепкова и других разведчиков, действовавших в 1922-1935 годах за рубежом, настали черные дни. Были арестованы Я.К. Берзин, С.П. Урицкий, К.Х. Салнынь, И.А. Ринк, К.Ю. Янель и многие другие командиры, имевшие в своих служебных автобиографиях записи о работе в Японии или других государствах.
     20 сентября 1937 года был подписан приказ наркома внутренних дел СССР об аресте советских граждан, «подозреваемых в связях с Японией». 29 сентября пришли за Василием Сергеевичем Ощепковым. В постановлении на арест он «назывался японским шпионом». Судьба яркого и многогранного человека была предрешена.
     «Черный монах» остался в памяти тех, кто его знал, первым советским разведчиком, успешно работавшим в Японии. Он живет в памяти спортсменов, которые и сегодня успешно занимаются рукопашным боем в России и добиваются убедительных успехов на соревнованиях различного уровня.
     Реабилитировали Василия Сергеевича Ощепкова в 1957 году в связи с «отсутствием состава преступления».
     На снимках: В. Ощепков с женой.; Личное дело В. Ощепкова, 1923-1925 гг.; Среди борцов. ; Так он выглядел в Японии.