Как на духу

Прошлое. Без него страшно скуден был бы наш внутренний мир. У каждого оно свое, прошлое. Со счастливыми минутами, личными победами, поражениями, слабостями, изъянами. Один не может забыть фронтовой грязи, которая, перемешавшись с пролитой кровью, вылепила общую Победу. Второй тоскует по кудрявой лейтенантской воле. Третий живет воспоминаниями о лихом братстве тех, кто был всегда готов лететь куда угодно и когда угодно. И так далее.
В ностальгии по былому часто рождается поэтическая строка...

Вадим МАРКУШИН

     На семи ветрах
     На Волгу вид был... божьим даром.
     Бальзам для молодых сердец!
     Спортзал, столовая, казарма,
     забор - и выход на Венец.
     То было время нетерпенья.
     Возле казарменных окон
     страдали мы по обретенью
     заветных золотых погон.
     Зеленое, взрывное племя.
     Царил неписаный устав -
     преданье прошлых поколений,
     из уст летевшее в уста.
     Кого-то «ласточкой» с обрыва
     пустить грозились сгоряча.
     Мы были чересчур строптивы.
     Рубили, грешные, с плеча.
     Потом, когда заколосилось
     из млечной зелени зерно,
     ушло недоброе. Забылось,
     как нехорошее вино...
     С трудом угадываю лица
     неузнаваемой братвы.
     Такое может лишь присниться.
     Неужто, братцы, это вы?!


     Танковый проезд
     Бежал кентавр размеренною рысью.
     В ушах свистели ветры перемен.
     На скользких тропах
     на походку лисью
     переходил приятель-супермен.
     Коль приходилось, водную преграду
     форсировал он стилем
     «баттерфляй».
     Случалось, и тюремную балладу
     горланил у развилки Разгуляй.
     А по утру, опустошенный, нищий,
     сдавал, что было, - донорскую кровь.
     И вновь была для разговора пища.
     И пальцы напрягали струны вновь.
     Как помнится,
     прильнет к гитаре ухом.
     Лихое слово приукрасит жест.
     Скупой слезой помянет ремеслуху.
     И вознесет наш Танковый проезд.

     Пролог
     Я помню твой робкий звонок
     на фоне бравурного мая.
     На кухне гусарский глоток
     за то, что Она прилетает.
     То был безмятежный пролог.
     Волною хмельного тумана
     окутал нас бес. И у ног
     лежала вершина Монблана.
     Плясала душа нагишом,
     дразнила в мозгу фармазона.
     Мы гнули (хоть это грешно)
     моральную твердь гарнизона.
     Братались просветы погон.
     Роднились покорность и воля.
     И смелых желаний фургон
     летел через минное поле.


     Фортуна
     Где океан - там и ветра.
     Содружество стихий.
     Где звон бокалов до утра -
     гитара и стихи.
     Ты выбрал верную струну
     среди поющих струн,
     попав в волшебную страну
     улыбчивых фортун.
     Тебя вдоль берега несет
     бегущая волна.
     И чудо-рыбка бережет,
     напутствуя со дна.
     Ты смело выбросил за борт
     пустых сомнений груз.
     Сегодня зюйд, а завтра норд.
     Десятка, дама, туз.
     Ни девять баллов нипочем,
     ни цифра «шестьдесят»,
     ни по башке когда ключом
     вдруг черти угостят.


     За упокой его души
     Кипела кровь в натужных венах.
     Чеканила размер струна.
     На пирс растерянную пену
     гнала упрямая волна.
     Хрипели мысли самородка,
     неся пронзительную суть.
     Мы пили за поэта водку,
     в последний провожая путь.
     Таких вот проводов заочных,
     наверно, было миллион.
     Он был до дрожи в теле точным.
     Незаменимым будет он.
     Певец платил за все надрывом
     и не сдержал своих коней.
     Взлетев над пропастью с обрыва,
     живым остался для людей.
     ...По Пролетарскому бульвару
     катил, колесами стуча,
     трамвай, непостижимо старый.
     В таком Жеглов брал Кирпича.


     Перевал
     Крым, пески, туманы, горы...
     Ты глядел на нас с укором.
     Мы, не поднимая глаз,
     бормотали пару фраз.
     Перевал, мол, та же Ялта,
     не Сибирь, не без асфальта.
     Проволынишь год-другой
     и вернешься в дом родной.
     Нет, тогда не осерчала
     твоя ссыльная душа.
     Ты решил начать сначала,
     без маневров, не спеша.
     И, покинув коридоры
     аппаратной суеты,
     жизнь окинул свежим взором
     с перевальной высоты.


     Игра
     У нас все было «между прочим».
     И я касался «невзначай»
     в наклоне выверенном, точном
     полуоткрытого плеча.
     Ты в том касании читала
     мой легкомысленный порыв.
     И в том же духе отвечала,
     импровизируя мотив.
     В своем желании взаимном
     продолжить легкую игру
     порой мы были импульсивны
     в пустом межкомнатном углу.


     Эрос-клуб
     У хладнокровного шеста
     чуть отрешенно извивалась
     родная солнцу нагота.
     Гостям в усладу предлагалась.
     Твой пригласительный кивок
     мулатка мигом уловила -
     и в наш укромный уголок
     себя пантерою явила.
     Мы впали в полусон утех.
     Процессом заправлял Меркурий.
     И обволакивал нас грех
     на грани сладострастной бури.


     Яблочный Спас
     Мы пели под гитару, прорываясь
     в прологи полуночных сновидений
     подруг своих и попросту соседей,
     не ведающих наших намерений.
     В садах стояли яблони и груши,
     плодами похваляясь в лунном свете.
     И поселялся трепет в наших душах,
     в которых лицедействовали дети.
     Смолкала шестиструнная гитара.
     В ушах звенела напряженность сада.
     Как будто в ожидании удара,
     пригнулась двухметровая ограда.
     Была атака деловой и тихой.
     В разгаре, кстати, Яблочного
     Спаса...
     Теперь уже не поминают лихом
     ни теноров, ни «ухавшего» баса.


     Давным-давно
     Видавший виды двор, столетний дом -
     у речки, Комсомольская, четыре.
     Гостили скопом в тещиной
     квартире.
     Теснились за обеденным столом.
     Ходили до заветного угла,
     где разливали импортную «Варну».
     Стакан, потом другой...
     Элементарно.
     Несложной «технология» была.
     Навеселе топтались у ворот.
     Вдыхали ароматы огорода.
     Казалось нам, что и сама природа
     освобождала от земных забот.
     На воздух сонный Палыч выходил,
     реальную рисуя перспективу:
     определиться в меру своих сил,
     дав предпочтенье местному розливу.
     Что дальше было делать - не вопрос.
     Велению души нельзя перечить.
     «Займи, но выпей, ведь еще не вечер», -
     нашептывал невидимый Христос.


     Москва – Одесса
     Вагон, перрон, вокзал, трамвай.
     Глаза восторги обнажают.
     Из ноября как будто - в май.
     И прозу будней освежает
     одушевленная строка.
     Она беспечна и легка.
     То - разговор двух одесситок
     на остановке. Ни о чем.
     Не речь, а музыка! Сюита.
     Скрипичным балуя ключом,
     непринужденно вытесняет
     из жил московское вчера
     и шаловливо обещает
     благие дни и вечера.
     Большой Фонтан! Уже забыты
     Кузнецкий Мост, Охотный Ряд,
     рабочий стол, рутина быта,
     как опостылевший обряд.
     Здесь век шагает куда хочет.
     Вдруг занесет тебя назад,
     заставив среди пьяной ночи
     вдохнуть знакомый аромат.
     И обратит тебя в повесу,
     каких не видел белый свет.
     И снова влюбишься в Одессу.
     И скинешь два десятка лет.


     Незнакомка
     Природа-мать не поскупилась.
     Творец ее облобызал.
     Кому-то ведь несчетно снилась.
     Без шансов кто-нибудь мечтал.
     Но век отпущенный промчится.
     Сдержать его - не хватит сил.
     Сумеет ли распорядиться
     тем, чем Господь вознаградил?


     Твой крест
     Уходит в никуда тропа.
     И ты на ней, придворный духа.
     Твоя покорная стопа
     ступает медленно и глухо.
     В крови сгущается протест.
     Суставы размягчает слабость.
     И на горбу все тот же крест -
     несостоявшаяся храбрость.
     Игорь МОРОЗОВ


     Плохая погода
     Кому-то Канары, кому-то Гавайи
     И ясный безоблачный день.
     А я вот такую профессию знаю,
     Где ценятся сумрак и тень.
     Плохая погода - она нам послужит,
     От вражеских глаз сбережет.
     Туманом укроет, снегами
     завьюжит,
     Следы наши ливнем зальет.
     Чужая земля под крылом самолета.
     В бессмертье распахнутый люк.
     Что может быть лучше
     хорошей погоды?
     Плохая погода, мой друг!
     И с неба, и с моря, из рая, из ада
     Придем мы неслышно, как тень.
     Туда, куда Родина скажет нам:
     «Надо!»,
     Чтоб новый затеплился день...
     Объект охраняет особая рота.
     Таких не возьмешь на испуг.
     Вот тут-то и лучше хорошей
     погоды -
     Плохая погода, мой друг!..


     Анатолий ГРИГОРЬЕВ
     Прощеное воскресенье
     А на церковных куполах
     Зажег лампады луч весенний.
     Природа снова расцвела
     Перед Прощеным воскресеньем.
     А мы по разным адресам
     Глядим на разные закаты.
     Легко просить прощенья нам
     У тех, пред кем не виноваты.
     А вдруг упреков и обид
     Совсем не зря нас мучил вирус?
     Ведь даже лампа не горит,
     Коль дважды «плюс»
     и дважды «минус».
     Как не понять тепла без стуж,
     А радость встреч без расставанья,
     Так притяженью наших душ
     Не жить без противостоянья.
     Давай помиримся. Не вдруг -
     В святое это воскресенье.
     Ведь неспроста же, словно круг,
     С небес нам брошен день прощенья!
     И теплым дождиком влетит
     В ладони пусть былая вьюга.
     И если нас сам Бог простит,
     Давай и мы простим друг друга.


     Василий ЛОВЧИКОВ
     Я славил вас
     Я славил вас, разведчиков в погонах.
     Ваш ратный труд вознес до облаков.
     За риск и пот в различных регионах -
     В тисках флажков охоты на волков.
     Я звал других соратников-поэтов
     Свой лиры гимн вам щедро подарить.
     Вы, несомненно, заслужили это.
     Вас есть за что взахлеб благодарить.
     Уж коль актер, рискуя лишь
     с экрана,
     Имеет шанс в стране героем стать,
     То – как о тех, кто жнет на поле
     бранном,
     Покой страны, стихов не написать!
     И если кто-то сладкозвучным слогом
     Прославит вас на всю Святую Русь,
     Я (всем своим клянусь,
     как перед Богом)
     Ему как брату в пояс поклонюсь.


     Владимир БОЙКО
     Красный снег
     Был под Москвою красным снег
     Зимою в Сорок первом.
     Фашисты верили в успех.
     У нас сдавали нервы.
     Фельдмаршал черный Федор Бок
     В Москве мечтал быть первым.
     Собрал все силы, все, что мог,
     Для битвы планомерной.
     Но только все не мог учесть
     Воитель сей надменный.
     Забыл он, что для русских честь
     Дороже жизни бренной.
     Отцы и братья. С ними - Бог.
     Он силы приумножил.
     Не одолел нас Федор Бок.
     Москву не уничтожил.
     Был красным под Москвою снег
     Зимою в Сорок первом.
     А внук мой уверяет всех:
     Бывает снег лишь белым.


     Олег ШВЕЦ
     Моя Русь
     Это все ты, моя древняя Русь,
     Весеннего меда горчинка.
     Вновь на губах твой почувствую
     вкус,
     Выпью тебя я из крынки.
     Выткан по шелку жемчужный
     наряд,
     Украсив святую Марию.
     Клин журавлей в деревянный посад
     Влетит словно ангел в Россию.
     В небе ночном навсегда сохраню
     Грусти янтарные соты.
     Песни с горчинкой мои запоют
     С неба упавшие ноты.
     И разольется медовая грусть
     Песней любавушки Лады.
     Это все ты, моя древняя Русь, -
     Русь изумрудной прохлады.


23 Января 2008 года	Культура	Среда