В РУССКО-ТУРЕЦКОЙ кампании (1877-1878) полковник Газенкампф вел журнал боевых действий, составлял донесения царю и заведовал делами печати в армии, действовавшей на Балканском театре войны. Такого рода назначение состоялось буквально за несколько дней до объявления Россией войны Турции.
     А до этого Михаил Александрович преподавал курс военной администрации в Николаевской академии Генерального штаба. Если проводить аналогии с теперешними дисциплинами, то военная администрация ближе всего к тыловому обеспечению, поскольку включала рассмотрение проблематики, связанной с различными видами довольствия войск: вещевым, денежным, продовольственным, квартирным. С разработанными профессором Газенкампфом учебными пособиями автору этих строк удалось ознакомиться в фондах Российской государственной библиотеки. И первое, что привлекло внимание, - это обстоятельное изложение учебного материала, что позволяет утверждать о профессиональной состоятельности моего далекого коллеги. А еще - об умении владеть пером, поскольку написанное Михаилом Александровичем отличается логической стройностью, композиционным единством, отточенным языком. Наверное, не ошибусь, если предположу, что именно эти деловые качества сыграли свою роль в выборе кандидатуры на столь необычную должность.
     Впрочем, для выделения работы с прессой в отдельное направление имелись и веские социально-политические причины. И прежде всего здесь стоит отметить внимание прессы и общества к событиям на Балканах, что поставило на повестку дня вопрос о работе корреспондентов в действующей армии. Поначалу властные инстанции, включая высокопоставленных чиновников в аппарате министерства внутренних дел, ведавшего прессой и цензурой, были не в восторге от стремления некоторых изданий направить своих корреспондентов в воюющую армию. А потому структурное подразделение МВД - Главное управление по делам печати, пытаясь свести освещение хода войны исключительно к официальной информации, ответило отказом: «Воспретить частным газетам иметь своих корреспондентов собственно в русской армии и занимаемых ею местностях», а также «получение известий о военных действиях по телеграфу». Однако впоследствии власти, осознав выгоды, которые давало присутствие корреспондентов на полях сражений, и учитывая практику европейских газет, пошли на компромисс с прессой.
     Свою роль в таком повороте сыграла, безусловно, и либеральная позиция военного министра-реформатора Дмитрия Милютина, который направил личное письмо министру внутренних дел Александру Тимашеву. В противовес зашоренному сознанию чиновников из МВД он изложил свой, более гибкий взгляд на информирование общественности. Милютин предлагал допустить корреспондентов в действующую армию, но на определенных условиях.
     О том, как проходила военная кампания, как повседневно трудились военные корреспонденты, мы можем судить по их воспоминаниям. В частности, корреспондента «Правительственного вестника» (печатный орган МВД) поручика лейб-гвардии уланского полка Всеволода Крестовского, а также Григория Градовского, Николая Максимова, Василия Немировича-Данченко и других журналистов. Что же касается тонкостей взаимоотношений военного командования с журналистами, то наиболее полно они отражены в книге Михаила Газенкампфа «Мой дневник» (Газенкампф М.А. Мой дневник. 1877—1978 гг. - СПб., 1908), в которой он оставил важные, актуальные и сегодня наблюдения относительно организации работы корреспондентов в период боевых действий.
     АВТОР мемуаров вспоминает, что сразу по прибытии в главный штаб русской армии, находившийся в Кишиневе, он начал работать над докладной запиской «О допущении корреспондентов в главную квартиру». Уже через два дня ее положения обсуждались на совещании у главнокомандующего дунайской армией великого князя Николая Николаевича. После недолгой дискуссии руководство кампании согласилось с предложенными Газенкампфом условиями, которых следовало придерживаться и командованию, и журналистам. Вскоре положения записки получили юридическое оформление в виде приказания главнокомандующего, в котором корреспондентам русских и иностранных изданий разрешалось «сопровождать армию». Таким образом записка стала руководством к действию, на многие годы обеспечив почет и уважение ее создателю, поскольку его мысли не устарели и не затерялись в потоке свежей информации.
     И записка, и практика ее реализации заслуживают того, чтобы рассмотреть их более детально. Начнем с причин, которые, по мнению Газенкампфа, диктовали необходимость присутствия военных корреспондентов в главной квартире, а также при штабах корпусов и отдельных отрядов.
     Итак, понимая значимость освещения хода военной кампании в прессе и потребность общества в информации с полей сражений, Газенкампф отмечал: «Потребность эта столь важна, что устранить корреспондентов фактически невозможно. Если они не будут допущены в армию, то все-таки найдут способы следить за нею издали и, не имея сведений достоверных, станут сообщать ложные слухи и недоброжелательные выдумки, смущая русское общественное мнение и возмущая против нас читателей иностранных газет». Возможный «недружелюбный тон» некоторых изданий вовсе не смущал автора. Наоборот, он считал, что «этим можно бы и пренебречь, ибо тем авторитетнее будут для общественного мнения дружелюбные об нас сообщения».
     Далее следовало неожиданное, но абсолютно прагматичное предложение: «Лучше постараться расположить корреспондентов в свою пользу, не ставя им таких требований, которым не согласятся подчиниться именно самые влиятельные и талантливые». Объяснение такого подхода находим здесь же, в дневнике: «Общественное мнение в настоящее время - такая сила, с которою нельзя не считаться, газетные же корреспонденты влиятельнейших органов печати суть могущественные двигатели и даже создатели этого мнения».
     СЕРДЦЕВИНА записки - перечень условий, которые следовало соблюдать и корреспондентам, и представителям армии.
     Первое из условий предполагало наличие рекомендации на работу в зоне боевых действий для иностранных и русских корреспондентов.
     По всей вероятности, необходимость данного шага была продиктована стремлением военного командования знать, с кем приходится иметь дело. Поэтому «допуском» для работы в армии являлись: для иностранных корреспондентов - рекомендации наших посольств или высокопоставленных лиц; для отечественных - ходатайства редакторов или издателей.
     К слову, не все желающие получали разрешение на работу в действующей армии. Газенкампф сообщает об отказе двум журналистам: одному - немецкому, другому - английскому, подполковнику Гоуарду Винценту, - в аккредитации. Последний хотя и прибыл «с массой рекомендательных писем», но получил от ворот поворот, так как был отрекомендован князем Черкасским как вероятный английский тайный агент, что, в свою очередь, говорит о повышенном внимании к репортерам со стороны, как сейчас принято говорить, спецслужб.
     Объяснение тому простое - среди легальных иностранных корреспондентов преобладали бывшие военные, поднаторевшие за годы службы отнюдь не на журналистском поприще. Нередко их интересовали не политические цели войны и описание боевых эпизодов, а конкретные планы военного командования, стратегия и тактика действий войск, новые виды вооружения. По мере возможности русское командование старалось распознать истинные намерения старателей секретной информации и тех, кто за ними стоит. Будни русской контрразведки в русско-турецкой кампании не так давно получили свое художественное выражение в сюжетной линии кинофильма «Турецкий гамбит». Главный герой Эраст Фандорин, пытаясь изобличить коварного турецкого агента, то и дело оказывается среди военных корреспондентов.
     ВТОРОЕ из условий касалось защиты секретной информации. Судя по всему, курс был взят на создание такого механизма контроля информации, который бы отвечал духу либеральных реформ в России при Александре II и вместе с тем был действенным барьером на пути утечки информации, не подлежащей разглашению. Поэтому, с одной стороны, предполагалось не проводить предварительную цензуру материалов, подготовленных военными корреспондентами, а с другой - определялись конкретные сведения, которые не подлежали разглашению. К таковым относились сведения о расположении и численности русской армии, ее передвижениях и предстоящих действиях, то есть информация, которая представляла военный интерес для противника.
     Надо сказать, что подход, предложенный Газенкампфом, шел вразрез с риторикой разработанных в аппарате МВД «Правил о печатании в повременных изданиях известий и статей, касающихся военных приготовлений, передвижений войск и действий нашей армии», декларировавших обязательное предварительное цензурирование корреспонденции с фронта. Дабы разрешить правовую коллизию и не усугублять ситуацию, было решено заверять у Газенкампфа телеграммы, предназначенные к отправке репортерами. В ходе подписания осуществлялась проверка на предмет нераспространения сведений, которые могли быть использованы неприятелем для организации боевых действий.
     О том, что это правило неукоснительно выполнялось, подтверждает случай, о котором рассказывает в мемуарах Газенкампф: «Приехавший третьего дня или вечера, хорошо не помню, директор «Aqense qenerale Russe» Поггенполь, основываясь на разрешении государственного канцлера, вздумал начать телеграфировать военные и политические известия от себя. Но его телеграмму, несмотря на печать государственного канцлера, на станции не приняли, а предложили явиться ко мне, чтобы я надписал «разрешаю».
     Что, в сущности, произошло? Казалось бы, пустяк: телеграфист не принял к отправке неправильно оформленную телеграмму. Но о произошедшем тотчас стало известно главнокомандующему, и он поспешил назначить рандеву ответственному за связь с прессой. «Великий князь требует меня к себе в неурочное время и, рассказав вышеизложенное, сообщил, что он уже доложил об этом государю, который приказал подтвердить по всей главной квартире, чтобы никто не посылал телеграмм военного содержания без моей разрешительной надписи, а князю Горчакову выразил свое неудовольствие».
     Приведенный факт показателен не только в плане демонстрации строгого соблюдения мер нераспространения запрещенной информации, но и красноречиво свидетельствует о самом серьезном внимании к работе с корреспондентами, поскольку в ее детали были посвящены и главнокомандующий, и министр иностранных дел, и даже первое лицо государства - царь.
     КОНТРОЛЬ за выполнением военными корреспондентами своих обязанностей составил суть третьего условия работы с журналистами.
     Такой контроль осуществлялся по двум направлениям. Во-первых, несмотря на то, что корреспондентам было дозволено присутствовать на театре военных действий, тем не менее от них требовалось уведомлять военное командование «о каждой перемене своего местопребывания и доносить записками в штаб армии о том, кто, куда и когда отправляется». Здесь уместно подчеркнуть, что речь идет не о предварительном согласовании мест посещения журналистами, а всего лишь об извещении, что называется, постфактум. Свобода передвижения корреспондентов при выполнении ими своих обязанностей никоим образом не ограничивалась. Категорически воспрещалась только связь с противоположной воюющей стороной.
     Во-вторых, новым элементом контроля, имевшим принципиальное значение, являлся анализ публикуемой информации. Для этого в главную квартиру армии должны были доставляться и изучаться газеты с напечатанными материалами.
     За нарушение установленных правил корреспондентов предупреждали, а сотрудник газеты «Standart» Бойль, рекомендованный для работы в ставке английским гувернером царских детей Митчином, волевым решением был лишен возможности работать в главной квартире. Основанием для этого послужила корреспонденция Бойля, в которой он раскрыл расположение русских войск и укреплений, а также «с ехидным злорадством отзывался о нашей армии».
     Делу прекращения Бойлем профессиональных обязанностей военного корреспондента и его «изгнания» из армии была придана широкая огласка. Об этом было объявлено во всех русских газетах, передано в сообщениях зарубежных информагентств, а в «Летучем листке» - официальном издании дунайской армии - опубликовано содержание разговора Газенкампфа с Бойлем, в котором последний признал факт нарушения взятых обязательств не разглашать определенных сведений и глубоко раскаивался в содеянном.
     Случай с Бойлем можно считать исключением, хотя и поучительным. Куда чаще военное командование и корреспонденты шли на разумные компромиссы, стремясь следовать букве установленных правил, что свело до минимума возможные эксцессы.
     В СЛЕДУЮЩЕМ из положений, разработанных Газенкампфом, признавалась необходимость проведения русским командованием специальных бесед с корреспондентами, фактически - пресс-конференций и брифингов.
     Было принято следующее предложение: назначить корреспондентам утренние приемные часы, чтобы довести им сведения, которые главнокомандующий найдет возможным предать огласке при вечернем докладе. Такие пресс-утренники стали нелегким испытанием для ответственного за связь с прессой. Порой ему приходилось тратить массу времени, отвечая на вопросы дотошных журналистов: «Сегодня ... меня довела до изнеможения ежедневная утренняя беседа с корреспондентами. Их перебывало более двадцати человек разных национальностей, так что часа три подряд приходилось разговаривать на разных языках».
     Вместе с тем регулярное получение свежей официальной информации не воспрещало журналистам поиск фактов для своих материалов в войсках. Стоит отметить, что генералы Иван Гурко, Михаил Драгомиров, Михаил Скобелев, Иван Лазарев, понимая природу журналистского труда, всячески помогали корреспондентам в получении такой информации. Помощь эта была столь искренней и действенной, что послужила даже поводом для колкостей в адрес особо рьяных помощников. Больше всего доставалось Скобелеву, чья фамилия, по всей видимости, чаще других мелькала на страницах газет.
     ЧУТЬ позже предложенные в записке условия дополнились еще одним нововведением - учреждением специальной символики, которая позволяла отличать корреспондентов от других участников военной кампании и, по замыслу, должна была способствовать благожелательному отношению к ним в войсках. Инициаторами новшества стали Мак-Гахан («Daily Neus») и Иван де-Вестин («Figaro»). Они предложили в качестве особого отличительного знака белую нарукавную повязку с красным крестом. Однако главнокомандующий посчитал эту идею неудачной. В результате было принято следующее предложение Газенкампфа: каждому журналисту носить жетон с государственным гербом и надписью «Корреспондент». Впоследствии медный жетон был заменен нарукавной трехцветной повязкой с надписью «Корреспондент» и удостоверением, непременными атрибутами которого были фотография, печать и подпись Газенкампфа.
     К месту сказать, что в войсках корреспонденты неизменно встречали уважительное отношение. Григорий Градовский, представлявший на фронте либеральную газету «Голос», писал: «...Среди сражающихся, среди лиц, непосредственно несущих на своих плечах все тягости войны, мы, корреспонденты, постоянно встречали самый радушный прием». И еще: «Вращаясь среди войск, деля с ними походы, я не раз испытал то уважение, которое проявляется в них к нашей миссии».
     Ему вторит известный русский художник-баталист Василий Верещагин. В своих «Воспоминаниях о русско-турецкой войне 1877 г.» он описывает встречу с русскими солдатами под Шандорником. Угадав в Василии Васильевиче представителя творческой профессии, солдаты забросали его вопросами, не корреспондент ли он: «Совсем охрипшие после боя голоса на разные тона выспрашивали и выкликивали: «Господин корреспондент! Позвольте узнать: ведь вы корреспондент?!» И тут разочарование было велико, когда оказалось, что я не занимаюсь тем делом, за которое иногда очень строго осуждают, а иногда очень нежно ласкают, смотря по надобности...»
     В целом разработанные Михаилом Газенкампфом и озвученные в его записке принципы работы с корреспондентами оказались столь совершенными, что в дальнейшем органично вписались в систему работы органов военного управления как у нас, так и за рубежом. Если проанализировать современный опыт взаимодействия военных разных стран со средствами массовой информации, то без труда можно найти общие черты с правилами, предложенными нашим соотечественником.