НА ТО УЧЕНИЕ мы следовали особым поездом, отошедшим от Белорусского вокзала в полуночный час без обычных объявлений. Мы – это группа работников отдела печати Главпура, журналистская бригада «Красной звезды», военные обозреватели других столичных средств массовой информации. Некоторые вагоны были пустыми и заполнялись по пути следования.
     Я оказался в одном купе с генералом Рябовым, начальником отдела печати Главного политуправления. Василия Сергеевича я знал давно. Учились на одном курсе Военно-политической академии имени В.И. Ленина, да и жили в те годы в расположенных по соседству деревянных бараках. Часто встречались по работе и после академии.
     За плечами у нас была война. Но незабываемая атмосфера маневров, войсковых учений тоже была знакома нам, и под мерный перестук колес мчавшегося в ночи поезда мы вспоминали былое. Рябов рассказывал о дальневосточных краях, где ему долго пришлось служить, а мне вспомнился хмурый осенний Выборг 1940 года, большое тактическое учение, на которое по тревоге вывели и нашу 123-ю ордена Ленина стрелковую дивизию.
     Учение было не рядовым: его проводил нарком обороны Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко, решивший, как мы считали, проверить, не отяжелела ли дивизия, громко заявившая о себе при прорыве знаменитой «линии Маннергейма». Уже в динамике учения стало ясно: Тимошенко больше всего занимают проблемы взаимодействия пехоты, танков и артиллерии при прорыве обороны противника, и в частности такой метод артиллерийской поддержки атаки, как огневой вал.
     Что в очередной раз испытывается огневой вал, в полной мере почувствовал и я, наводчик 152-мм гаубицы 495-го гаубичного артиллерийского полка. Стал же я наводчиком совсем недавно, всего три месяца назад. И вдруг учение, где надо держать экзамен.
     Все складывалось хорошо. Орудие зарядили, раздалась команда «Расчет в укрытие». Она касалась всех, но не наводчика. Наводчик оставался наедине с орудием, дергал за шнур, после чего раздавался выстрел. Расчет снова бросался к орудию, чтобы зарядить его, а наводчик, глядя в окуляр панорамы, уточнял наводку и производил очередной выстрел. Огонь был беглым, и темп его зависел от сноровки, обученности наводчика и всего расчета.
     Вздрагивая, подпрыгивая при выстреле, орудие продолжало извергать огонь и металл. Возбуждение, вызванное исключительностью происходящего, поддерживало наши силы, и темп огня не ослабевал. Орудие зарядили в очередной раз, расчет не успел отбежать в укрытие, как раздалась команда «Стой». Я застыл у панорамы, готовый изменить прицел еще на 200-300 метров, увеличив тем самым дальность стрельбы. Но новая команда почему-то запаздывала, на полигоне воцарилась тишина, а еще через минуту учениям дали отбой.
     «Но ведь в канале ствола боевой снаряд, – пронеслось у меня в голове. – Что делать?» Докладываю командиру орудия старшему сержанту Нечаеву, тот буквально летит к старшему на батарее, последний вызывает по телефону находящегося далеко впереди, на НП, командира батареи старшего лейтенанта Добижу. Проходит еще несколько томительных минут, и над притихшими карельскими лесами и озерами грохочет запоздалый одиночный орудийный выстрел.
     - Это и была, – говорю я генералу Рябову, – последняя точка в том учении.
     Ох и запомнилось же оно мне – и вовсе не трудностями, не бессонной ночью, а именно тем некстати прозвучавшим орудийным выстрелом, который, как я считал, мог озадачить самого маршала Тимошенко.
     Но все тогда сложилось иначе. Вскоре я увидел командира батареи с добродушной улыбкой на лице.
     - При беглом огне, – сказал он мне персонально, – нельзя оставлять орудие заряженным, если даже прозвучала команда «Стой». Секунда-другая здесь не в счет. А разрядить орудие безопаснее всего выстрелом...
     То учение многому нас научило, а строгий нарком обороны даже похвалил дивизию, а значит, и всех нас, на прощанье.
     УТРОМ наш поезд остановился у небольшой железнодорожной платформы. А через час вместе с главнокомандующим Сухопутными войсками генералом армии И.Г. Павловским я был уже в местах , где намечались главные события войсковых маневров.
     К вечеру в район маневров прибыл министр обороны Маршал Советского Союза А.А. Гречко. Поздоровавшись с военачальниками, он подошел к пестрой на вид группе журналистов и, улыбаясь, пожал руку каждому из нас, довольный, видимо, тем, что учениям уделяли внимание и «Правда», и «Известия», и ТАСС, и конечно же «Красная звезда»....
     Все было готово к крупнейшим после войны войсковым маневрам, которые получили кодовое название «Двина». На них у каждого своя задача. Для нас, журналистов, ее еще в Москве определили так: осветить учение как можно шире.
     «Красная звезда» – центральная военная газета – восприняла это как приказ. Редакция не поскупилась – направила на поля учебных баталий более десяти своих работников во главе с заместителем главного редактора, и, как потом оказалось, работы хватило всем.
     Предусмотрели заранее многое. Была налажена – впервые за всю историю «Красной звезды» – прямая телетайпная связь между оперативной полевой группой и самой редакцией. Кроме того, в любое время суток мы могли связаться с редакцией по телефону непосредственно с наблюдательного пункта руководителя маневров.
     Уже завязка сражения (мы так и озаглавили первый репортаж) показала, насколько выросли после войны наши Вооруженные Силы, сколь могучая техника определяет их лицо. А сравнивать было с чем: Великую Отечественную я прошел на передовой линии фронта с первого ее дня до последнего.
     Но, как и на войне, на маневрах не обходится без осечек и неудач. «Северные», воспользовавшись перевесом сил, прорвали оборону «южных» и начали теснить их к Западной Двине. Вслед за наступающими войсками переместился к реке и наблюдательный пункт руководителя маневров, заранее и добротно подготовленный саперами. Все ожидали, что «северные» сумеют с ходу форсировать Западную Двину, перебросят на противоположный берег не только легкие силы, но и танки, артиллерию. Но ожидания не сбылись. За рекой вскоре появились лишь мотострелки в белых маскхалатах и на лыжах, а танки, артиллерия поддерживали их огнем со «своего» берега. Используя ситуацию, «южные» обрушили на них штурмовые и бомбовые удары с воздуха. Не оставили, конечно, без внимания и то место, где «северные» спешно наводили понтонную переправу. Пустить же танки по льду «северные» не решались: уж больно ненадежным был в ту зиму лед.
     Мы видели, как помрачнел, заходил взад-вперед министр обороны маршал А.А. Гречко. Выяснял что-то у главного посредника на войсковых маневрах генерала армии Г.И. Хетагурова, бросал косые взгляды на других генералов. Потом, махнув в сердцах рукой, направился к стоявшему неподалеку «газику» и велел водителю следовать к танкистам. Через некоторое время на льду реки появился одиночный танк и тихим ходом двинулся к противоположному берегу. Все, кто находился на наблюдательном пункте, замерли. Броневая машина приблизилась к середине реки, еще больше замедлила бег и вдруг... провалилась под лед. Времени для наблюдения за спасательными работами не было, потому что всех в тот же момент привлекла большая группа вертолетов. Прижимаясь к земле, винтокрылые машины направились в тыл «южных» с тактическим десантом на борту. Заработала, наконец, и понтонная переправа, по которой потоком пошли танки, волной растекаясь затем по пойме Западной Двины. Бой смещался все дальше на юг.
     ПодводЯ итог первому дню учения, «Красная звезда» сообщала читателям, что «бой за обладание таким важным рубежом, как Западная Двина, был весьма упорным и чаша весов склонялась то в одну, то в другую сторону». Отмечалось, что «командиры, штабы и войска получили хорошую практику организации наступления с форсированием крупной водной преграды и этот опыт будет внимательно взвешиваться и изучаться».
     Второй день маневров не был похожим на первый. Другой была погода, иными оказались и результаты. Стоял прекрасный, с легким морозцем солнечный день. И начался он необыкновенным зрелищем. В глубоком тылу «южных» наступающая северная сторона выбрасывала крупный оперативно-тактический десант. Сотни, тысячи парашютов заполонили небосвод. Это был, как высказался кто-то на наблюдательной вышке, настоящий «парашютный дождь». И продолжался он около получаса. По торжествующему лицу генерала армии В.Ф. Маргелова, командующего Воздушно-десантными войсками, можно было заключить, что десантирование идет просто-таки здорово. Повеселел, оживился и министр обороны.
     Но почему такой мрачный, подавленный вид у генерала Рябова – главы нашего корреспондентского корпуса?
     Припозднившись с приездом в новый район и изрядно поволновавшись в пути, я и фотокорреспонденты «Красной звезды» Г.С. Шутов и Г.М. Омельчук все-таки поспели туда не к шапочному разбору, а в самый раз. Но о том, что произошло здесь перед нашим приездом, мне еще предстояло узнать.
     - Из-за тебя я получил выговор от министра обороны, – с ходу ошарашил меня генерал Рябов и, видя недоумение на моем лице, добавил: – Я же просил вчера называть афганского полковника еще и сардаром, а «Красная звезда» этого не сделала.
     - Василий Сергеевич: прости, но о сардаре слышу впервые.
     - Я всех предупредил, – стоял на своем Рябов.
     - Может быть, и всех, но только не «Красную звезду».
     Здесь надо пояснить, что среди иностранных гостей, присутствовавших на маневрах, был и представитель Афганистана – тогдашний командир центрального корпуса афганской армии полковник Абдул Вали. Поскольку он находился в родственных отношениях с королевской семьей, а в Афганистане тогда правил король, его следовало величать в печати сардаром (то есть влиятельным сановником), о чем маршал Гречко особо предупредил накануне генерала Рябова. И каково же было недовольство министра, когда в «Красной звезде», с которой он обычно начинал знакомство с почтой, слова «сардар» перед фамилией афганского гостя не увидел.
     Попадись министру на глаза в тот момент заместитель главного редактора «Красной звезды», перепало бы, думается, и ему. Но меня на месте не оказалось, и гневный удар пришелся по Рябову.
     Не успел Василий Сергеевич излить свою горечь, как возле нас, журналистов, оказался Маршал Советского Союза М.В. Захаров. Исподлобья осмотрев меня, сердито бросил: «Чуть ли не всю редакцию притащили с собой, а с сардаром разобраться не смогли». Хотелось сказать начальнику Генерального штаба, что это дело поправимое и что другие газеты назвали афганского полковника правильно, но меня опередил давний знакомый маршала редактор военного отдела «Известий» Валентин Гольцев. «Выходит, и вы, Матвей Васильевич, настроены против нашего брата-газетчика, а нет, чтобы помочь, поддержать». «Извольте спросить, какая еще требуется помощь?» – насторожился маршал. «Как какая? – перешел в контратаку уже и я. – Посмотрите, товарищ Маршал Советского Союза, что происходит кругом, какая армада высаживается с неба, а что завтра узнают люди из газет? О действиях какого-то безымянного парашютно-десантного подразделения – и все! Разве за тем нас сюда позвали?» «Ишь чего захотел, вам истинный масштаб подавай! Нет, тут я вам не помощник. К нему иди», – и начальник Генерального штаба выразительно кивнул в сторону министра. А «парашютный дождь» между тем продолжался, и довольный маршал Гречко, не отрываясь от бинокля, наблюдал за происходящим. Но тут, как я заметил, начальник Генштаба повернулся к министру и стал о чем-то с ним говорить. Тот заинтересовался, посмотрел в нашу сторону и, увидев меня, подозвал.
     - Так вот, – не дав мне возможности представиться, перешел к делу министр, – завтра в «Красной звезде» подробно сообщите, что на маневрах была десантирована воздушно-десантная дивизия в составе семи, нет, восьми тысяч человек. С полным вооружением – легким и тяжелым.
     - Можно и дивизию назвать? – уточнил я.
     - Обязательно назовите: гвардейская Черниговская Краснознаменная воздушно-десантная дивизия.
     - И командира дивизии полковника Костылева, начальника политотдела полковника Красильникова можно назвать?
     - Да, назовите. И не забудьте отметить, что они десантировались на парашютах одними из первых...
     Через полчаса репортаж о центральном событии маневров был передан в редакцию и под крупным заголовком «В воздушном десанте – дивизия» на следующий день появился в газете.
     Когда на войсковых маневрах разгорелось встречное сражение, маршал Гречко уже по своей инициативе наставлял меня: «Сообщите, что во встречном сражении с обеих сторон участвовало более тысячи танков».
     А в конце того дня министр обороны, заметив на наблюдательном пункте генерала Рябова, подошел к нему:
     - Переживаете, товарищ Рябов? – осведомился с улыбкой.
     - Еще бы, товарищ Маршал Советского Союза. Первое взыскание за всю службу и сразу от министра обороны.
     - Считайте, что этого не было.
     Услышав эти слова министра, и без того рослый и статный Василий Сергеевич стал как бы еще выше. И у меня сразу отлегло на душе.
     «Красная звезда» в те дни шла нарасхват. Нет, не зря трудились в поте лица, недаром ели кашу из походных солдатских кухонь А. Сгибнев, М. Ерзунов, Б. Брюханов, А. Хорев, Н. Стасенко, Б. Пендюр, И. Дынин, Ф. Семяновский, И. Черных.
     По оконЧании войсковых маневров вместе с генералом Рябовым отправляемся в Минск. И там узнаем, что нас обоих разыскивает генерал армии А.А. Епишев – начальник Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота.
     От того, что мы услышали от насупленного, немногословного Алексея Алексеевича, бросило в жар: нам предстояло подготовить текст речи на завтрашнем разборе итогов учения для прибывшего накануне в Белоруссию Генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева.
     - Сколько времени даете на это? – спросил я.
     - Мы с министром должны ознакомиться с текстом еще сегодня.
     Первым делом связались с редактором газеты Белорусского военного округа и попросили, чтобы он немедля направил в помощь нам лучшую машинистку. Затем условились, что половину речи пишет Рябов, половину – я, иначе не управимся и до утра. В общих чертах обговорили характер и содержание речи: генерал Епишев в такие «тонкости» вдаваться не стал, дескать, сами с усами.
     Поначалу дело шло туго: не находились нужные слова, корявыми складывались фразы. Напишешь – зачеркнешь, еще раз напишешь – опять не то. Наконец, как нам обоим показалось, пошло...
     Около полуночи заключили свой двадцатистраничный труд в светло-зеленую папку и отнесли генералу армии Епишеву. Вскоре узнали; ни у него, ни у министра замечаний нет. Словно гора с плеч!
     После торжественного смотра и парада войск состоялся разбор маневров. Л.И. Брежнев поднялся на трибуну, держа в руке знакомую нам светло-зеленую папку. Посмотрел в зал, встретился с устремленными на него взглядами сотен людей и начал говорить. Совсем не то, о чем писали мы. Бумаги в светло-зеленой обложке ему так не понадобились. Мы с Рябовым в отличие от других не только слушали, но и записывали, потому что речь генерального секретаря, как мы почувствовали, никто в тот момент не стенографировал и не записывал на магнитную ленту. Сопоставив потом свои тексты, подготовили изложение речи, которое впоследствии и было обнародовано.
     * * *
     Много лет прошло с тех пор. Другими стали страна, армия. Но по-прежнему высшей формой боевой подготовки войск в мирное время остаются учения. По-прежнему нет для «Красной звезды» более почетной и важной задачи, чем глубокий, убедительный и яркий рассказ о том, чем живут, как совершенствуют свою выучку молодые поколения защитников Отечества.
     
Войсковые учения «Двина», март 1970 г., в центре - руководитель пресс-центра на учениях генерал-майор В.С. Рябов.
     

---

     Вместе с автором краснозвездовцы от всей души поздравляют упоминаемого в этих заметках генерал-лейтенанта в отставке Рябова Василия Сергеевича с юбилеем - 90-летием, желают ему крепкого здоровья.