ФАСАД СЕВЕРНОГО аэропорта города Грозный украшен большими портретами Владимира Путина и Ахмата Кадырова, с улыбкой глядящих на летное поле. У трапа прибывшего самолета стоят две красивые, очень стройные, тонкие девушки в темно-синих платьях до колен и с легкими косыночками на волосах - аэрофлотовская форма с местным колоритом. Почти все прилетевшие одним рейсом с нами - на это мы обратили внимание еще в Москве - были чеченцами, людьми разных возрастов: несколько матерей с черноглазыми малышами, старик в бараньей шапке, модно одетые девушки, солидные и представительные мужчины... Здание аэровокзала буквально сияет чистотой, в нем непривычно тихо, и о Москве, которую мы покинули лишь два часа тому назад, напоминает только небольшая группка небритых людей, как заклинание бормочущих: «такси, такси...».
     Можно ли подумать, что я был здесь когда-нибудь раньше? Ничего знакомого, кроме очертаний аэровокзального здания - впрочем, мало ли подобных, типовых, понастроено по всей России?
     Такси нам не нужно, нас, группу журналистов «Красной звезды», встречают военные, и, выйдя на площадь, где вслед нам улыбается теперь уже огромный портрет нынешнего президента Чеченской Республики Рамзана Кадырова, мы садимся в машину. Офицер, нас встретивший, кладет себе на колени АКМ с двумя магазинами, примотанными друг к другу синей изоляционной лентой, чтобы при необходимости можно было перезарядить мгновенно: афганский опыт, сразу взятый на вооружение в «первую Чечню». Вот это знакомо! И все словно бы становится на свои места...
     В ПЕРВЫЙ РАЗ я оказался в Грозном тринадцать лет тому назад - в январе 1995-го, в качестве корреспондента в составе съемочной группы Военного телевидения. Была тогда у Минобороны телестудия, которая снабжала центральные каналы сюжетами об армейской жизни, так что редкий выпуск телевизионных новостей обходился без логотипа «ВоенТВ».
     Вспоминаю: огромный пузатый Ми-26 - «караван-сарай», или «летучая корова», как его называют, - приземлившийся у разбитого аэропортовского здания, был так набит людьми и грузом, что пришлось стоять весь путь от Моздока до Грозного. Вертолет наш летел, едва не касаясь брюхом телеграфных столбов и верхушек деревьев; внизу повсюду были видны пожары - горели дома и нефтяные цистерны, от которых поднимались в небо столбы черного дыма; по грязному снегу в разные стороны двигались серые, как казалось издалека, колонны техники. Еще в Моздоке, куда прибывали тогда самолеты из Москвы, мы научились с первого взгляда определять принадлежность боевой техники, которая в этих краях относилась к трем ведомствам: белоснежные «броники» и грузовики - это МЧС, исправные новые машины с желто-красной эмблемой - «вованы», внутренние войска, грязные и раздолбанные БТРы и «Уралы» - это наши, армейцы.
     В Грозном было пасмурно и холодно, хорошо хоть, что под ногами оказался пусть черный от гари, но снег, а не «пластилин» - жуткая липкая светлая грязь, как была в Моздоке. Издалека, а то и довольно близко, слышались орудийные залпы, разрывы снарядов, автоматные очереди и выстрелы. Стреляли так и столько, что вся пальба сливалась в один непрерывный гул... Прибывшие нашим бортом морпехи принялись торопливо разгружать вертолетное чрево. Хотя, насколько мне было известно, морскими пехотинцами многие из них числились только по названию: когда началась «первая Чечня», народ на эту войну собирали, как говорится, с бору по сосенке. Вот и с флотов в качестве морпехов зачастую отправляли тех, кто служил не на кораблях. По решению командования посылали только тех, кто имел за плечами год службы. Однако вскоре оказалось, что все эти водители, связисты, матросы комендантских рот и взводов охраны, в общем-то случайно попавшие на войну, закалились в ее огне и стали достойны гордого звания морпехов. Думается, что тогда они дрались не хуже своих дедов - героев обороны Сталинграда и Севастополя, штурма Курильских островов - в исконных традициях легендарной морской пехоты, которую враг недаром называл «черной смертью».
     Неподалеку, в большой брезентовой армейской палатке, до которой мы прошли пешком, нас встретил начальник береговых войск Северного флота генерал-майор Александр Отраковский. За «первую Чечню» он станет Героем России; во время «второй» умрет от сердечного приступа. Замечу, что хотя в Грозном тогда мало кто носил на «камуфляжках» офицерские звезды, он, бывший детдомовец и суворовец, щеголял в генеральских погонах... Лихая эта храбрость вызвала восхищение. По поводу встречи и знакомства, а главное, чтобы нам немного освоиться, Александр Иванович налил нам из роскошной хрустальной бутылки в эмалированные кружки ледяного коньяка, который мы закусили тушенкой, после чего загрузились в БТР, стоявший в середине колонны, и двинулись в город.
     В Грозном, столице Чечни, тогда еще шли бои. Вернее, не совсем так: трагический штурм города, взятие «дудаевского дворца» и здания Совмина остались уже позади, но перестрелки происходили постоянно, из любого окна мог сработать снайпер. «Федералы», как тогда чуть ли не официально стали называть нашу армию, несли потери. Понятно, что доставалось и противнику, но ведь в подобных боестолкновениях реальные потери другой стороны подсчитать практически невозможно, тем более что «воины Аллаха» всегда стараются унести с собой убитых и раненых.
     Буквально первое, что мы увидели на въезде в город, это были черные, обгорелые остовы нескольких боевых машин. Подготовленные к эвакуации, они стояли вплотную, пробитыми бортами друг к другу, рождая ассоциацию с «Островом погибших кораблей» из одноименного романа...
     Поводя башенными пулеметами в разные стороны, наша колонна проходила по улицам, застроенными одноэтажными домами, стоящими за высокими кирпичными заборами. Большинство из этих домов было разрушено, разбито, некоторые горели, и черные фруктовые деревья вокруг воздевали к небу свои корявые ветви, словно бы в безмолвной молитве о мире... Из боковых улиц, из подворотен настороженно выглядывали бронетранспортеры или «бээмпэшки», готовые встретить противника огнем.
     Что удивило, улицы не были пусты - везде, куда ни посмотришь, обязательно шел кто-то с белой повязкой на рукаве или белым флагом в руках, как правило, низко опустив голову; почти все идущие что-нибудь несли: ведро с водой, тюк или коробку, многие тащили за собой детские саночки с поклажей, что до боли напоминало блокадный Ленинград.
     Впрочем, очень скоро мы узнали, что белая повязка может быть всего лишь маскировкой, обеспечивавшей своему обладателю хотя бы призрачную надежду на спокойное передвижение по улицам, где стреляют. Вот, было как-то, что во двор здания, где расположился тогда КП батальона морской пехоты Северного флота, зашел старик с повязкой на рукаве, попросил попить - вода в городе была большим дефицитом. Конечно, воды ему дали, и старик ушел, бормоча слова благодарности, но не прошло и получаса, как во дворе разорвались минометные мины, ребят посекло осколками... Известно было, что в городе пристреляна каждая точка, каждый объект, и стоило кому-нибудь сообщить боевикам, что видел «неверных» там-то и там-то, как наносился удар. Достаточно сказать, что к нашему приезду, когда заканчивалась вторая неделя боев, командный пункт батальона североморцев сменил уже третью позицию. К четвертой позиции, что была в подвале больницы, мы ехали через центр города, мимо многоэтажных домов, разбитых и пробитых снарядами, посеченных автоматными очередями...
     НЕ ЗНАЮ, БЫТЬ может, это замечал только мой жадный взгляд - равнодушно и непредвзято смотреть на те места, где тебя в очередной раз хотя бы немножко опалило огнем войны, нельзя - но следы боев обнаруживаешь в Грозном почти повсюду. Кое-где в глубине дворов заметны руины одноэтажных домов, сквозь зацветающие деревья бывают видны проломленные крыши, а на кирпичных кладках или блоках многоэтажных зданий можно разглядеть «заплаты»... Прошедшее не уходит бесследно, не исчезает в никуда, и как бы ни старался человек, но хоть что-то, хоть какие-то материальные следы остаются неким «культурным слоем». Ну кто сейчас помнит этого неудачливого официального чеченского руководителя, однако на кирпичном заборе одного из домов мы увидали полустертый лозунг «За Завгаева!». Прошлое оказывается гораздо более живучим, чем нам порой это кажется...
     Но все-таки город сегодня более всего напоминает огромную повсеместную стройку. Кругом работающие люди, строительная техника. Восстанавливаются и ремонтируются старые дома, возводятся новые - порой здесь можно увидеть такие новенькие особнячки, что показались бы шикарными и в самом ближнем Подмосковье; фасады многоэтажек обшиваются разноцветным сайдингом, не только скрывающим прошлые «боевые отметины», но и делающим дома по-праздничному яркими. Широкие улицы, пересекающие чеченскую столицу, отличаются надежным дорожным покрытием, чему опять-таки могла бы позавидовать Москва... Рамзан Кадыров обещал превратить Грозный в цветущий сад, и большое количество зелени в скверах, на улицах и площадях города подтверждает серьезность этого намерения. Вообще, твердость слова молодого чеченского президента не может не вызывать уважения: запретил он в республике «игорный бизнес» - и ни одного «игорного заведения» мы в чеченской столице не видели, после нашей столицы как-то даже непривычно...
     Кстати, что еще выгодно отличает Грозный от Москвы, так это почти полное отсутствие уличной рекламы - разного рода щитов, плакатов, «перетяжек» и прочих уродующих лицо города «рекламоносителей». Зато буквально повсюду - портреты президентов Владимира Путина и Ахмата Кадырова. Они украшают не только аэропорт, но и огромные помпезные ворота, установленные на въезде в Грозный - и далее, как говорится, везде. Портретов Рамзана Ахматовича несколько меньше; кое-где можно увидеть и другие изображения - например, Нурсултана Назарбаева...
     Заметно и то, что руководство республики всерьез обеспокоено духовной составляющей жизни своего народа - во всех смыслах этого понятия. В центре города возведена и дооборудуется огромная, очень красивая мечеть, которая, кажется, будет самой большой в Европе; отстроен современный стадион, где к великому счастью чеченских болельщиков уже проводятся матчи футбольной премьер-лиги; заканчивается реконструкция драматического театра, некогда выстроенного по типовому проекту, как говорилось, «из стекла и бетона», а ныне, после ремонта, выглядящего просто роскошно...
     В этом театре, носящем имя Михаила Лермонтова, я побывал в 1995 году. На первом этаже, прямо в здании, у билетных касс, стояла бээмпэшка; на лестничных площадках горели костры, в зрительном зале и в артистических «гримерках» спали матросы - здесь квартировали морпехи 2-й роты североморского батальона, незадолго до того взявшие здание Совмина. Я заметил тогда чудом уцелевшую в коридоре афишу - «Кровавая свадьба» Гарсиа Лорка. Вот уж, действительно, в тему!
     В Грозном теперь появились и новые памятники. Как минимум два из них - первому президенту Чеченской Республики Ахмату Кадырову; остальные, из тех, что мы видели, - по ремонтируемому городу проехать было не очень легко, поэтому что-то неизбежно оказалось пропущено - так или иначе, очевидно, были связаны с событиями прошедших «чеченских кампаний».
     Напротив новой мечети - влево от памятника Ахмату Кадырову, возле которого стоит почетный милицейский караул, находится мемориальный комплекс, всем своим видом напоминающий те, что возводились в советские времена в память о героях Великой Отечественной войны. В центре его, посреди очерченного мраморными плитами с десятками имен круга, горит Вечный огонь, языки пламени которого вырываются из пятиконечной звезды. Все, в общем-то, выглядит привычно - вот только надпись, выбитая на черной плите, гласит: «Вечная слава павшим за истину!» Попробуй, пойми, что это означает - «истина»? Понятие философское и более чем отвлеченное... Если же посмотреть на фамилии, значащиеся на многочисленных табличках, то все это, очевидно, люди одной национальности - тогда как на мемориалах, хранящих память о героях Великой Отечественной войны, обычно названы воины самых различных национальностей, отдавших свои жизни в боях за свободу и независимость Отечества. Очень уж смущает и сам вид этого комплекса, возведенного, судя по его виду, явно не два-три года тому назад - и значит, в совершенно ином качестве...
     Есть в Грозном и памятник журналистам, погибшим за свободу слова. Тоже, откровенно говоря, понять трудно: за так называемую «свободу слова», равно как и за прочие «права человека», борются либо политики, либо, что называется, широкие массы... А мы, журналисты-профессионалы, просто выполняем свои обязанности - хорошо или плохо, честно или ангажированно. И погибают наши коллеги не за эту абстрактную «свободу», но за стремление собрать и донести до читателя, зрителя, слушателя некую информацию, за свое желание оказаться в центре каких-то событий - думаю, особенно объяснять здесь не надо.
     Так что не знаю, можно ли считать, что этот памятник воздвигнут в том числе и в честь наших товарищей - краснозвездовца полковника Владимира Житаренко, погибшего на окраине Грозного в новогоднюю ночь 1995 года, капитана 1 ранга Александра Лоскутова, корреспондента журнала «Морской сборник», через некоторое время погибшего в автокатастрофе на территории Чеченской Республики? Наши коллеги работали здесь честно, и на своих боевых журналистских постах многое сделали для того, чтобы вновь возвратился мир на эту многострадальную землю. Так что понять бы, о ком думали те, кто устанавливал этот монумент?
     Нет, не все так просто в городе, именуемом Грозный...
     ГОВОРИТЬ О ТОМ, УЗНАВАЛ я теперь город или не узнавал, было бы нелепо - знакомыми казались лишь некоторые, немногие его фрагменты. Ведь мало того, что в январе 1995-го Грозный лежал в руинах, так и видеть-то его приходилось в основном через смотровые приборы «броника», на скорости проходившего мимо разбитых и горящих зданий. Конечно, в нескольких местах мы тогда останавливались, работали не только в местах расположения наших подразделений, но и просто на улицах. Было достаточно холодно, и длинные эти улицы уходили в морозный туман, словно бы растворяясь в нем... Дальняя канонада стала настолько привычной, что на нее уже не обращали внимания, тем более что, разговаривая с прохожими - мирными жителями города, мы вслушивались в их леденящие душу рассказы, а не в окружающие шумы. Только потом, в Москве, уже когда отсматривали для эфира снятый на улицах Грозного материал, мы явственно слышали свист шальных пуль, записанный микрофоном...
     Кстати, тогда нам сразу было однозначно сказано: здесь нельзя верить никому, кроме своих сослуживцев, боевых товарищей. Не удивительно - происходившее в Чечне было настоящим фрагментом гражданской войны, со всеми ее неотъемлемыми чертами. А в то время, когда брат поднимается на брата и друзья детства оказываются по разные стороны баррикад - причем, каждый уверен, что прав именно он, а тот, «кто не с нами, тот против нас», - о морали не вспоминают... Развал великой страны, осуществлявшийся под подлыми, но достаточно привлекательными для толпы лозунгами национализма и фальшивой «свободы», во многом объясняется патологическим властолюбием некоторых лидеров регионального масштаба, их желанием жить гораздо лучше, чем живут все другие. Для них, заваривших подобную бучу, люди превращаются в расходный человеческий материал - впрочем в свою очередь и эти люди в своих противниках также видят не более чем «живую силу». В таких условиях даже элементарное мышление сменяется природными, животными инстинктами. Нужно ли напоминать, что изначальная роль мужчины на протяжении очень многих тысячелетий - добытчик и боец, воин? Потому-то и сейчас автомат в руке коренным образом меняет твое мировосприятие и отношение к людям, а у войны ведь есть еще и свой «кайф» - особенно у партизанской, повстанческой, где не так-то сложно отличиться, выказать свою удаль, превзойти других. Помножьте все это на национальный «менталитет»...
     Но, как показывает опыт, если «джинна из бутылки» можно выпустить почти мгновенно, то загнать его обратно оказывается очень и очень трудно... Самый яркий тому пример - Афганистан, где уже выросло несколько поколений, не умеющих ничего иного, кроме как воевать и убивать.
     На первый взгляд в Грозном сегодня все спокойно. Люди беззаботно гуляют по улицам, причем модные костюмы и платья перемешаны с национальными одеждами, которые носят как старики, так и молодежь... Подхожу к группе мужчин, спрашиваю, где находится улица Мира, памятная мне по январю 1995-го, - об этом обстоятельстве я, разумеется, умалчиваю. Они переговариваются между собой, разводят руками - не знают, но тут же сами уточняют у проходящей мимо женщины и затем подробно объясняют мне, как пройти. Благодарю, улыбаемся друг другу и расходимся в разные стороны. Ничего не значащий эпизод - так и должно быть... Нормальная мирная жизнь. Кажется, навоевались.
     Да вот только буквально на каждом шагу в городе стоят или ходят люди с автоматами, облаченные в разнообразную военную или полувоенную форму - кстати, кроме обыкновенной, принадлежащей военнослужащим российского Минобороны. Нас предупредили, что в Грозный в форме ехать категорически нельзя. В машине же, которая все время находилась от нас неподалеку, лежали на полу два автомата, со скрепленными изоляцией рожками...
     Предосторожность эта не выглядела излишней: в городе периодически появляются боевики, тут есть «схроны», где спрятаны оружие и взрывчатка. Не так давно на одной из улиц расстреляли машину с двумя офицерами милиции - сопровождение отстало, к одинокой легковушке подъехали неизвестные, открыли по ней огонь через окно и сразу уехали. К счастью, оба милиционера остались живы, хотя и получили тяжелые ранения.
     Подобное происходит не только в Грозном, но и в других населенных пунктах и просто на дорогах. Буквально за неделю до нашего приезда водитель одной из прокуратур, кстати, чеченец по национальности, был убит на каком-то фальшивом посту. Прием этот здесь достаточно распространенный: люди в форме могут поставить на дороге знак или шлагбаум или еще чего придумать, чтобы останавливать транспорт, - и на полном серьезе проверяют документы. Естественно, «силовикам» при дорожной проверке надежнее показывать служебное удостоверение. Водитель прокуратуры и показал... Его брат, вместе с ним ехавший, достал из кармана паспорт, и его не тронули. «Кысмет» - такое слово было весьма популярно в Кавказском корпусе в XIX веке - на одном из многочисленных горских языков означает «судьба». Вот и здесь: показал бы водитель паспорт, остался бы жив. Но разве все учтешь, просчитаешь? Не всем такое дано...
     А недавно, тоже в каком-то населенном пункте, два офицера буквально на несколько минут зашли на базар, оставив водителя охранять машину. Не знаю уж, как солдат проворонил, но кто-то подсунул под «уазик» самодельное взрывное устройство... Все трое были ранены.
     Особенно опасны южные - горные - районы республики. Народ там живет бедно, а боевики, имеющие хорошие контакты с заграницей, оттуда направляемые и снабжаемые, всегда имеют возможность оказать «посильную» помощь. Конечно, не бескорыстно - но более подробно о том мы расскажем в следующий раз...
     ИМЕННО ПОТОМУ, ЧТО все далеко не так спокойно, в Чеченской Республике сохраняется «режим контртеррористической операции». Воинские части находящейся здесь Объединенной группировки войск (сил) укомплектованы по полному штату и сформированы исключительно из военнослужащих-контрактников, прибывающих сюда со всей России. Именно прибывающих, а не прибывших, потому что текучесть кадров здесь достаточно высока.
     В подавляющем своем большинстве приезжающие сюда люди подписывают контракт только потому, что здесь хорошо платят - по армейским меркам, разумеется. Представители других силовых структур говорят, что по сравнению с их основным денежным содержанием надбавки тут небольшие. Зато армейцам нравится - еще бы, денежное довольствие рядового солдата получается такое, как у полковника, выслужившего тридцать с лишним лет где-нибудь в Центральном регионе. Так сказать, плата за риск...
     Почему же уезжают? Да потому, что жить не слишком комфортно. Здесь только и есть, что казармы да клуб, не очень вместительный, да еще несколько кафе, где можно, так сказать, «расслабиться». А где же людям действительно отдохнуть, сбросить накопившееся за день моральное напряжение, размяться физически? Для этого нужны бассейн, спортивные игровые и тренажерные залы, кинотеатр - в общем необходимы нормальные условия для полноценного отдыха. К тому же можно ли говорить о комфортной жизни в казарме, как, впрочем, и в четырехместном общежитии? Ведь речь не о солдатах срочной службы, которым выбирать, так сказать, не приходится, но о людях, на определенный период добровольно связавших свою жизнь с армией и рассчитывающих на то, чтобы годы эти прошли в нормальных бытовых условиях. Когда же к риску добавляется дискомфорт, то получается откровенный «перебор», который и здешние деньги не компенсируют...
     В 1995 году здесь - равно как и во всех наших Вооруженных Силах - контрактников не было и в помине. Однако никто отсюда не бежал. Более того, когда я спросил североморцев, много ли народу отказалось лететь в Грозный - нежелающие ехать в Чечню тогда могли оставаться в Моздоке для хозяйственных работ, - мне отвечали, что «отказников» в их батальоне не было вообще.
     «Мы из Грозного никуда не уйдем, пока не отомстим за наших погибших ребят! - говорили мне морпехи. - У нас с боевиками свои счеты!» Говорилось это по-мужски твердо и просто, без какого-либо намека на патетику, а потому становилось ясно, что слово свое моряки сдержат. Как известно, они его и сдержали - предали, как обычно бывает, политики, прикрывая свое малодушие рассуждениями о «политической целесообразности» и «особенностях момента».
     Мне вообще теперь кажется, что эти, крещеные «первой Чечней» матросы-срочники, были гораздо в большей степени профессиональными военнослужащими...
     ХОТЯ В ЧЕЧНЕ УТВЕРЖДАТЬ что-либо однозначно вообще нельзя. Да, народ здешний в своем большинстве устал от войны, от напряжения, и люди давно уже хотят нормальной мирной, человеческой жизни. Но ведь есть здесь и те, кому гораздо комфортнее и выгоднее существовать в полубоевых условиях.
     Не думаю, чтобы наличие на Чеченской земле российских войск вызывало единодушный восторг местных жителей, однако в Ханкале, где, как известно, базируется штаб группировки, на наших солдат и офицеров чуть ли не молятся. Вся здешняя, так сказать, экономика, завязана на расквартированные тут войска, и люди в большинстве своем живут «предпринимательством», как у нас принято стыдливо именовать мелочную торговлю-спекуляцию. На местном рынке можно купить все необходимое - от камуфлированной формы, наплечной кобуры и знаков «За службу на Кавказе», до так называемых золотых украшений... Правда, стоить это будет несколько дороже, чем в Грозном, зато ездить никуда не надо, что весьма существенно как в плане экономическом, так и в целях обеспечения безопасности.
     Местные торговцы совершенно искренне говорят солдатам: «Мы здесь без вас пропадем!»
     Конечно оснований для благодушия пока нет. Так, сейчас очень усложнились взаимоотношения между властями республики и командованием батальонов «Восток» и «Запад», которые укомплектованы чеченцами, сражавшимися в ходе второй кампании на стороне федеральных сил против бандформирований, а сегодня входят в состав 42-й дивизии. Местные власти упрекают бойцов этих подразделений в систематических нарушениях российского законодательства, те в свою очередь жалуются на давление, которое оказывается на них и их семьи. А ведь не нужно забывать, что понятие «кровная месть» на Кавказе существует много веков - взаимных претензии у людей накопилось множество.
     Кстати, республика становится мононациональной: порядка девяноста восьми процентов живущих здесь - чеченцы.
     Вспоминаю опять-таки январь 1995-го, когда у театра имени Лермонтова к нам подошли молодая русская женщина, старуха и маленький мальчик. Кто отец мальчика и где он сейчас, я не спрашивал, опасаясь сделать этим людям больно... Они рассказали, что живут в подвале своего разбитого многоэтажного дома в центре города и что уехать им отсюда просто некуда, как и многим другим оставшимся здесь представителям «некоренной национальности». Так что придется жить тут дальше...
     Можно только предполагать, где сейчас находятся эти люди, какая их постигла судьба - уехали, погибли под обстрелом или были убиты только за то, что не чеченцы... Не будем закрывать на правду глаза: в 1990-х за это здесь убивали.
     Между тем стараниями президентов Владимира Путина, Ахмата, а теперь и Рамзана Кадыровых, воле и мирным устремлениям чеченского народа, а также благодаря боевой работе и самому присутствию здесь Объединенной группировки Чечня сейчас уже достаточно прочно встроена в Российскую Федерацию. Никаких вопросов об отделении, из-за чего разгорелся весь сыр-бор в начале проклятых 1990-х годов, больше не возникает.
     И опять проблема, которая кроется в той самой «мононациональности» республики. Не получается ли так, что жить здесь комфортно и счастливо можно одним лишь чеченцам? И это при том, что мы видим, как различные северокавказские диаспоры благополучно существуют и развиваются во многих регионах России. Если люди, в них входящие, не завязаны «на криминал», то ни у кого к ним никаких претензий не возникает. А в итоге выходит некая «игра в одни ворота» - недаром же и в том самолете, на котором мы возвращались в Москву, русскими, не считая экипажа авиакомпании «Аэрофлот-Дон», были, кажется, только мы, журналисты «Красной звезды». Не вызовет ли в конце концов такая национальная «самополуизоляция» республики негативной реакции, подобно той, что потрясла вдруг недавно нашу страну под именем Кондопога? Известно ведь, что «национальная карта» разыгрывается достаточно просто - и при этом очень быстро может стать «козырной». Вот только игра потом получается очень плохая, свидетелями чему мы уже не раз бывали...
     НЕЛАСКОВО ВСТРЕЧАЛА нас Москва в январе 1995-го. Выходя на трап на аэродроме Чкаловский, куда тогда прибывали борты с войны, каждый сразу испытывал легкое недоумение: не вернулись ли мы обратно в Чечню? Перед самолетом полукругом стояли напряженные бойцы с автоматами в руках, облаченные в бронежилеты и каски, а БТР за их спинами установил свой крупнокалиберный пулемет прямо на самолетный люк. Наверное, так было нужно - как говорится, чем черт ни шутит... Впрочем, обоснованность этих опасений впоследствии доказала трагедия «Норд-Оста», когда посреди Москвы оказался организованный отряд вооруженных боевиков-смертников. Думается, рассказывать о произошедшем тогда не имеет смысла.
     Времени с начала «чеченских событий» прошло немало, но и теперь в аэропорту Внуково к рейсам с Северного Кавказа внимание особое: как и перед посадкой, прилетевшие выходят в город через «рамку» металлоискателя, а багаж просвечивается. Равнодушно скользнув взглядом по «картинке» на экране, очень милая девочка в форме офицера милиции очевидно не заметила, что в нашей сумке лежит небольшой «арсенал» - подарочные кинжалы от друзей. Можно ли возвратиться с Кавказа без кинжала? Традиция... В Северном аэропорту эти подарки увидели сразу, проверили разрешительные документы на них и предупредили, чтоб бумаги далеко не прятали: мол, в Москве предстоит такая же процедура.
     Однако, как оказалось ожиданиям вопреки, наша столица живет уже совершенно иными заботами...
     И все же мы сюда вернулись - мы не могли не вернуться. Слава тебе, Господи, за этот праздник возвращения!