Эта фотография попала в мои руки случайно. Обычный вроде бы снимок: солдаты у полкового знамени. Стоят, как положено, навытяжку, грудь вперед, руки по швам. Но, приглядевшись к их наградам, понимаешь: нет, это не просто солдаты, это семерка трижды отмеченных знаком высшей солдатской доблести. Это полные кавалеры ордена Славы. Но кто именно? Начиная поиск, я знал только номер полка: 172-й гвардейский стрелковый. Это золотом вышито на Боевом знамени.
     Первые скупые сведения получил от Ивана Игнатьевича Беспалько. Он тогда работал водителем-крановщиком на Одесском автосборочном заводе.
     «Снимок этот сделан вскоре после Победы, – сообщил он мне. – Собрались мы на полковое комсомольское собрание. А после собрания командир полка приказал сфотографировать нас, семерых кавалеров ордена Славы, у боевого нашего знамени. Другие полные кавалеры – всего их было вместе с нами 22 – к тому времени уже демобилизовались. Фотография эта, очень для меня дорогая, – реликвия семьи. Я на снимке крайний справа. К сожалению, память не сохранила имена всех, кто на ней рядом со мной. Ведь были мы из разных подразделений. Только того, кто в центре, хорошо помню: это старшина Павел Маскин, мы и прежде с ним встречались. Где он теперь, не знаю, разошлись наши пути-дороги...»
     Я продолжил поиск. Размножив фотографию, разослал ее по нескольким адресам ветеранов 172-го гвардейского полка. И вскоре получил весточку от Николая Тихоновича Молодых из уральского города Ирбита: «Очень рад вашему письму и тому, что кто-то вспомнил юность нашу боевую. У меня такая фотография есть, хранится в семейном альбоме. Я на снимке первый слева...»
     «Растревожили вы мое сердце... – этими словами откликнулся тот, кто на фотографии третий слева, – Пантелей Иванович Демин из станицы Мешковской Ростовской области. – Смотрю на знакомые лица, а в памяти бои за Берлин. Там я был удостоен ордена Славы I степени... А ныне два моих сына, Геннадий и Николай, вернулись из армии. Отслужили достойно, не подвели отца».
     Пришло письмо из воинской части от рядового В. Сергеева: «Мой отец, Сергеев Александр Михайлович, – на снимке второй справа. После войны он работал агрономом в Куйбышевской области и погиб в автомобильной катастрофе... Горжусь им и стараюсь быть похожим...»
     Вот и установлена еще одна судьба. Была надежда прояснить и все остальные. Не получалось. Узнал лишь, что второй слева на снимке – Иван Иванович Васичев, старший сержант, командир отделения. Никто из тех, кто откликнулся на мои письма, ничего не знал о его судьбе. Но ведь есть еще П.А. Дячкин, проживающий, как мне сообщили, в Донецкой области.
     И вот я в городе Красный Лиман, в гостях у полного кавалера ордена Славы Петра Акимовича Дячкина. Он небольшого росточка. На снимке рядом с бравым старшиной Павлом Маскиным – широкоплечим, крепким, уверенным в себе, – солдат Дячкин кажется и того меньше. Но из документов военного архива я уже знал, что в одном из уличных боев в Берлине Дячкин справился с набросившимися на него четырьмя гитлеровцами.
     Смотрю на Петра Акимовича и думаю: какая же богатырская сила кроется, оказывается, в этом худощавом и застенчивом человеке! А он, разглядывая снимок, который по какой-то причине увидел впервые, вспоминает не Берлин, а бои под Харьковом.
     - Однополчане – родные люди, – задумчиво говорит. – В 42-м под Изюмом я был тяжело ранен. Три месяца пролежал в госпитале. Так знаете, такая тоска заела по полку, по боевым друзьям, что невмоготу стало. Не просто на фронт тянуло, а именно к ним, к однополчанам. А тут начальник госпиталя говорит мне: «Вот что, Дячкин, ты свое отвоевал, службу будешь заканчивать в нашем госпитале. Назначу тебя санитаром». Ох и резанули меня по сердцу эти слова! В первую же ночь после разговора я убежал из госпиталя прямо на фронт. И не было мне ни сна, ни покоя, пока не догнал свой полк – уже на Днепре, у Запорожья. А встреча какая была! Радости сколько...
     Послевоенная судьба Петра Акимовича Дячкина сложилась счастливо. Вернулся домой, женился, растил сына, работал. Сначала на железной дороге, где был отмечен знаком «Отличный путеец». Затем потянуло на «фамильное дело» – на ту самую шахту «Контратьевка-новая», где до войны трудились отец и старший брат. Работал на совесть, по-фронтовому. А еще Петр Акимович с гордостью рассказал о сыне. Из армии за его службу получал благодарности от командования. А потом сын инженером стал...
     О многом мы поговорили в тот день. Вот только об Иване Васичеве Петру Акимовичу ничего не было известно.
     Вернувшись из Красного Лимана, я вновь обратился к архивам. И сведения об Иване Васичеве нашел. Оказывается, он родом из Калужской области. Был командиром отделения полковой разведки. Орден Славы III степени получил за то, что доставил в штаб четырех языков. Отличился в боях за Вислой, получив Славу II степени. А золотой орден отважный разведчик заслужил в боях в Берлине.
     Вскоре я разыскал родственников Васичева. Жена его, Зинаида Ефимовна, сообщила печальную весть: в 1967 году Ивана Ивановича не стало.
     Теперь я знал поименно всех семерых, запечатленных у святыни полка. Слева направо: Молодых Николай Тихонович, Васичев Иван Иванович, Демин Пантелеймон Иванович, Маскин Павел Иванович, Дячкин Петр Акимович, Сергеев Александр Михайлович, Беспалько Иван Игнатьевич. Семерых, о которых архивы гласят: «первым форсировал...», «первым поднялся в атаку», «лично подавил...», «совершил исключительный подвиг». Такие они, гвардейцы с памятной фотографии, рядовые войны, которую никто забывать не вправе.
     А командира прославленного 172-го гвардейского полка, того самого, что приказал сделать памятную фотографию, долго разыскивать не пришлось. Герой Советского Союза Николай Панфилович Хазов проживал в Москве. Глядя на снимок, он сказал: «Вообще-то солдаты на войне не думали о наградах. Одна мысль была – о победе. Эта мысль и вдохновляла на подвиги».
     Закончить же эти заметки хочется словами гвардейца, которого я первым встретил в процессе поиска. Когда в Нюрнберге Международный военный трибунал судил главных фашистских военных преступников, виновников Второй мировой войны, в зале, на местах для публики, находилась группа советских воинов. Был среди них и Беспалько. «Я, рядовой той войны, – вспоминал Иван Игнатьевич, – ощущал себя тогда главным судьей. И надеялся, что приговор станет уроком для человечества на все грядущие времена».