Дмитрию Пучкову, поднаторевшему на переводах художественных и мультипликационных фильмов, стало обидно за державу, которую развалили доморощенные недоумки с подачи заморских умников. Обиделся Пучков-GOBLIN, как представляется, не на шутку. И решил провести широкую разъяснительную работу среди соотечественников. Широкую настолько, насколько это позволяет тираж в 7.000 экземпляров выпущенной петербургским издательством «Крылов» довольно толстой книженции, в заголовок которой вынесено вот это самое, до боли знакомое изречение: «За державу обидно».
     Об охвате широкой читательской аудитории можно говорить достаточно уверенно, имея в виду, что книжку станут передавать из дома в дом, из рук в руки по причине не только хорошего переплета, но и остроумно слаженного стиля автора, сумевшего нескучно, местами в салтыковской манере «потоптаться» на старых добрых аксиомах.
     К примеру, на такой: знания – еще не ум. Прекрасное замечание! Это так же верно, как и то, что между остроумием и настоящим умом существует некая дистанция, которую далеко не всякому острослову удается преодолеть в течение всей его жизни.
     Да, получить в учебном заведении, а потом вдобавок в учреждении государственном (или еще где-нибудь) определенную сумму полезной информации мог, по Пучкову, каждый гражданин Советского Союза – великой страны, об особенностях которой и рассуждает автор на 440 страницах. А вот стать обладателем недюжинного ума... Тут уж увольте, суждено не всякому.
     В чем проблема? Пучков отвечает ясно и популярно: проблема состоит в том, что среди советских интеллигентов, набравшихся обрывочных знаний по части переустройства «авторитарного государства» в «демократический рай», были такие, которые обещали выполнить этот объем работы за исторически короткий срок. А именно – за 500 суток. Доподлинно известно, что созидательный «блицкриг» не удался, а общество всеобщего благоденствия отодвинулось от страждущих его граждан еще дальше.
     Почему так произошло? Да потому (опять читаем мы у Пучкова одну из старозаветных истин), что погоду в обществах, включая, разумеется, наше, делают не те, кто тихо, скромно и честно делает свою работу, а совсем другие субъекты. В частности, все те же интеллигенты, выросшие на коммунальных кухнях, отродясь не бывавшие на Западе, зато ставшие самым что ни есть благодатным полупроводниковым материалом для разрушительной идеологической обработки своих сограждан.
     Вследствие этого старый социалистический «сарай», в котором все мы худо-бедно жили, был снесен одним махом. Причем, как подмечает автор книги, его ломали радостно, с уверенностью, что на месте серого, унылого строения мгновенно воздвигнется светлое здание свободы и демократии, в котором освобожденные от рутинных обязанностей граждане будут выбирать себе достойных руководителей.
     Однако на деле все произошло не совсем так, как планировалось. А если точнее, совсем не так. Новое здание построили не из импортного кирпича, а из обломков старого сарая. Места партийных выдвиженцев заняли выдвиженцы криминальной революции. Электорат же продолжил на коммунальных кухнях пользовать дешевый портвейн, закусывая его плавленым сырком.
     Что изменилось? Стала ли жизнь проще? Изменилось многое, указывает GOBLIN. Но жизнь проще не стала. Проще, по его мнению, она была в СССР. И главным образом потому, что зарабатывать на нее было легче.
     Все ли устраивало в советском обществе автора книги? Нет, не все. Но еще больше вещей его не устраивало в пореформенное время. Ему не нравилось и продолжает не нравиться, что в процессе перераспределения собственности у миллионов честных работяг отняли то, что им было бесплатно предоставлено в советское время. GOBLIN не может согласиться с тем, что массы созидателей были поставлены перед свершившимся фактом: сработанное их руками благосостояние взяли и роздали десятку авантюристов.
     Нашлось местечко в «разъяснительной работе» Дмитрия Пучкова и зарубежной тематике, то есть материи серьезной, с нескончаемой чередой каверзных вопросов, неясностей, темных пятен. Однако любимца публики ничто не смущает, по вязкому чужому полю он шагает легко и непринужденно, на всякое узкое место у него есть широкий взгляд, на каждый хитрый поворот – безотказный инструмент иронии. Познавший жизнь с разных ракурсов и разных точек зрения (сантехника, шлифовщика, милиционера, журналиста, свободного мыслителя), GOBLIN, кажется, хорошо знает, какую пищу для размышлений хотят получить от него массы, и потому вызывает к своим высказываниям неслабый интерес.
     Пучков точно угадывает, какую правду носит в себе народ, и в силу этой своей проницательности выстраивает злую иронию коротких замечаний и более пространных пассажей. Комментируя одну из телепередач, он, в частности, пишет, что если принять на веру разглагольствования завсегдатаев отечественного телеэфира, то из «советского ада» страна выбралась только благодаря песням Окуджавы, что немцы – это «цивилизованные европейские освободители», желавшие нам только добра, и что, кабы не Сталин, народ давным-давно попивал бы баварское пивко без очереди.
     Стоит ли нашему читателю сверить собственные мысли о прошлом и настоящем с неординарными, порой противоречащими друг другу, суждениями Дмитрия Пучкова? Почему нет, хорошая гимнастика ума. Так что советую.