- ДРУГ, ПРОСТИ, не заметил, - негромко произнес старший прапорщик Григорий Замышляк, которого в близком ему кругу морских пехотинцев уже не один год уважительно называют Дедом. И хотя в принципе он молодой еще - 39 лет от роду, но среди безусых юнцов-«черных беретов» действительно со своей бородой выглядел значительно старше.
     Здесь, в объятом кровавой бойней Грозном, на подходе к назначенной позиции в правом крыле здания совета министров некогда единой, автономной и советской Чечено-Ингушской Республики он и предположить не мог, что попавшаяся ему под ноги изорванная донельзя неопределенного цвета тряпка, присыпанная невероятной смесью битого кирпича, стекла, камней и асфальта, окажется телом павшего мотострелка.
     Поодаль стояли и осторожно, в рукав, курили несколько человек из тех, к кому пришли на помощь заполярные «белые медведи».
     - Не извиняйся, морпех. Знаешь, сколько наших парней здесь полегло? Жизни не хватит перед всеми извиниться, - произнес один из них с болью в охрипшем голосе.
     Да, не хватит короткой солдатской жизни, чтобы у всех павших просить прощения. В Грозном к середине января 1995 года полегли сотни и сотни ребят со всей России...
     ...КОЛОМНА, ЛЕТО 2001-ГО. Очередные курсы по изучению новой техники десантниками и морскими пехотинцами уже позади. Герой России старший прапорщик Григорий Замышляк на сборе подружился с одним из прикомандированных майоров-десантников. Пришло время расставаться. В казарме, чтобы скоротать время до вечернего поезда, включили телевизор. По каналу НТВ показывали передачу о первой чеченской войне. Майор вдруг нервно закурил и произнес:
     - Гриша, а ты ведь меня так и не узнал. Помнишь, в январе 1995-го ты возле совмина наступил на убитого и стал извиняться? Так это я был рядом...
     Потом майор начал сбивчиво, между резкими затяжками говорить, как едва не заплакали они тогда при виде морской пехоты. Ведь десантно-штурмовая рота морской пехоты была полностью укомплектована, все 125 человек шли, как положено, со штатным оружием.
     - А нам, - продолжал десантник, - не дали даже времени на это. Да еще перед боем приказали оставить в лагере все гранатометы и тяжелое стрелковое вооружение. А много ли навоюешь одним автоматом против снайперов, гранатометчиков и танков?
     Десантник говорил, как три дудаевских танка, особо не прячась, расстреливали в упор их позиции. Ответить ведь им было нечем. А вражеские танкисты, упиваясь своей безнаказанностью, отправляли весь боевой комплект, почти не целясь, по верхним этажам зданий. А обломки битого кирпича, подобно картечи, выкашивали целые отделения.
     - Что остался жив, даже не верится.
     Недобрым словом они вспоминали тот самый пресловутый парашютный полк, который мог, по словам одного «стратега», за два часа взять Грозный.
     - Куда мы шли с легким вооружением, не проведя разведки, не имея представления о противнике, особенностях его обороны? На парад? Ведь перед атакой нам приказали даже не досылать патрон в патронник, - вопросы майора так и повисли в воздухе...
     КОГДА заканчивается бой, любой солдат задается вопросом, что происходило накануне, все ли было сделано правильно, где, возможно, ошибки или откровенная глупость, а где и предательство.
     В том, что еще задолго до начала декабрьских событий 1994 года в Чечне тогдашнее высшее руководство страны предполагало применить военную силу против сепаратистов, сегодня не сомневается никто. Солдат о грядущем ведь всегда судит по своим, особым приметам. Вроде той, фронтовой: мол, если сам маршал Жуков приехал на передовую, значит, жди наступления. Примерно за два месяца до ввода в Чечню войск в ту же 61-ю отдельную Киркенесскую Краснознаменную бригаду морской пехоты Северного флота приезжали опытнейшие офицеры береговых войск из Москвы и Североморска. Причем не ради каких-то проверок. Разговор вели со всеми категориями личного состава на тему: мол, какой техникой, на взгляд морпехов, надо пополнить батальоны для действий, скажем так, в горных условиях? «Черные береты» предложили вместо бронетранспортеров использовать бронированный тягач МТ-ЛБ. Подразделение при этом несколько теряло в способности преодолевать водные препятствия и в огневой мощи. Но где в горах найти то самое водное препятствие?
     Вскоре тягачи получили. Родной для Замышляка десантно-штурмовой батальон даже разместили на технике в режиме походной колонны. Потом в роты начал прибывать на доукомплектование личный состав. Приходило немало моряков с кораблей. Последнее такое пополнение приняли 5 января 1995 года. А до этого, еще в декабре 1994-го, даже провели непрофильное для морского десанта учение - действия десантно-штурмового подразделения в обороне. Когда же новостные передачи телеканалов запестрели сообщениями о вводе российских войск на территорию Чечни, в гарнизоне заполярных морпехов Спутник, понятно, насторожились. Впрочем, дальнейшего развития событий тогда никто не мог предугадать.
     Рождество в тот год еще только-только обретало ранг красного дня календаря. 7 января 1995 года был обычный выходной день. Пока не осознающие всего жены морских пехотинцев - мужья, понятно, в гаражах да на рыбалке, - не услышали по телевизору новость: «Батальон морской пехоты Северного флота отправился в Грозный». Телевидение тогда опередило официальный приказ командования...
     После обеда на квартиры офицеров и прапорщиков прибыли посыльные с распоряжением срочно прибыть в подразделения. Слово «война» буквально витало в воздухе над небольшим северным гарнизоном. В казармах
     876-го одшб уже все завертелось, пришло в движение. Командир бригады подполковник Борис Сокушев старался сохранить спокойствие. В ротной комнате досуга и информирования, куда по одному приглашали офицеров и прапорщиков, разговор был прост и лаконичен: батальон идет в Грозный, обстановка там тяжелейшая, в бой пойдут только добровольцы. Два взводных из роты Замышляка отказались. У одного лейтенанта вот-вот должна была родить жена. Чуть позже, как только он с цветами встретил любимую с первенцем из роддома, тут же со второй партией отправился к боевым товарищам и сполна испил свою чашу. А второй вскоре уволится, поняв: не его эта профессия - «Родину защищать!» Но в начале января 1995-го командир 2-й дшр старший лейтенант Виктор Шуляк сокрушался, что в бой ему предстоит идти неполным офицерским составом. Из четырех взводных двое оставались в Спутнике, и замены им было уже не найти.
     Григорию в беседе еще раз напомнили: мол, подумай, Дед, у тебя ведь трое детей? Как будто бы есть в таких ситуациях возможность выбора перед лицом собственной совести. Среди прапорщиков он самый опытный, с подготовкой дай Бог каждому. На кого же зеленых пацанов оставлять? И разве честно командирам бросать своих солдат накануне боя?
     Наступил тяжелый момент истины: ведь каждый военный профессионал тем рождественским вечером понимал - батальон пока не готов воевать! Корабельное пополнение и молодые морские пехотинцы еще не стали настоящим боевым подразделением «первого броска». Еще бы месяц на подготовку. Но время давало свой обратный отчет. В горячий от крови снег Грозного уже легла 131-я бригада: в ней оставались от батальонов взводы. Велика была по численности наша армия, много в ней штыков - аж два миллиона с лишком. Только воевать оказалось, в конечном итоге, некому, кроме 18-19-летних юнцов.
     Умом каждый командир в морской пехоте понимал: вести этих парней в бой пока рановато. Но сердце спрашивало: если не мы, то кто? Последние сомнения в командирских сердцах развеяли сами «мальчишки», только недавно надевшие камуфляж. Боевой их порыв был поразителен: «Там, в Грозном, гибнут такие же, как мы, надо спешить на выручку!» А бросать солдат перед боем или в бою для русского командира во все века было и смертным грехом.
     ...Через две недели из 125 человек полнокровной 2-й десантно-штурмовой роты ОДШБ морской пехоты Северного флота Андреевский флаг над чеченским Совмином увидели всего 40.
     ...Тяжелую технику оставили в расположении бригады. На транспортных самолетах с аэродромов в Корзуново и Оленегорске морской десант пошел на Моздок. Здесь, на буквально кишащем людьми летном поле, 8 января северяне встретились с балтийцами. Еще подполковник Евгений Кочешков, ныне, к сожалению, покойный, тогда тепло, с шуткой поприветствовал своего давнего знакомого - старшего прапорщика Григория Замышляка. Они еще не ведали, какая судьба им уготована. Оба через небольшой промежуток времени будут удостоены звания Героя России. Кочешков дослужится до генерал-майора, однако жизнь его оборвется в самом расцвете сил...
     Туман закрыл перевалы. «Вертушки» не смогли перебросить всех морских пехотинцев в Ханкалу по воздуху. Вторую роту разместили в грузовиках, и она колонной пошла на Грозный. Отчего-то один из взводных остался в Моздоке. Дескать, в родном Владикавказе заболела мама и надо срочно туда. Второй взводный ушел на бэтээре на перевал в боевом охранении. Уже на чеченской территории, недалеко от селения Толстой-Юрт, дорогу колонне ненадолго преградила толпа местных жителей.
     С ПОЗИЦИЙ У ХАНКАЛЫ артиллерийские самоходки долбили по Грозному. Город был в огненном зареве. Едва «белые медведи» выгрузились, подошла БМП, вся в осколочных щербинках. Из нее вылез чумазый от пороховой гари старший лейтенант.
     - Кто вы? - поинтересовался он.
     Поняв, что перед ним морские пехотинцы, попросил закурить. На встречные вопросы - как дела? - ответил:
     - В Грозном - тьма войск. Народу положили много. Единого командования нет. Десантники воюют сами по себе, пехота и ОМОН - сами по себе. Вы приехали, и тоже будете воевать сами по себе.
     Утром рота капитана Александра Шишлянникова ушла на блокпосты в район улицы Первомайской. Там и произошел тот злосчастный инцидент, из-за которого ротного отстранят от должности и отправят на передовую - в самый центр Грозного.
     Напротив блокпостов высилось многоэтажное здание. Сверху сидели «духи». В подвале же находились внешне мирные жители. Командование отдало приказ «черным беретам» не стрелять в том направлении. После очередного обстрела со стороны «мирного» подвала морские пехотинцы прочесали район. Прямо у входа в убежище лежал автомат с еще горячим стволом. Приказ ротного был жестким - открыть огонь по противнику из всех стволов. За это потом Александр и поплатился...
     Вторая ДШР Замышляка уже несколько дней пробыла в резерве. Бойцы-призывники даже при случае спросили у командира бригады: мол, сколько нам еще в тылу прохлаждаться?
     - Войны на всех хватит, - отрезал Сокушев.
     Приказ занять позиции в правом крыле здания Совмина пришел утром. Перед выходом морских пехотинцев подвели к огромным штабелям из ящиков с сухим пайком и боеприпасами. Еще не нюхавшие пороха пацаны первым делом начали набивать эрдэ (рюкзак десантника) провиантом.
     - Стоп, выложить все на место! - приказал старший прапорщик Замышляк. - Сержанты - ко мне! Объясняю предельно просто. Идем в бой. Один сухпай, если не жировать, делится на три дня. Патроны на трое суток не растянете. Взять всем по одному сухому пайку. Боеприпасов набрать под завязку и даже сверху.
     Все так и сделали: Дед пользовался в роте непререкаемым авторитетом.
     Спору нет, парни в роте были, как на подбор, с чистой душой и горячим сердцем. Только как им не хватало положенной для частей «первого броска» боевой подготовки. Когда начали выдвигаться в центр Грозного по завалам, физической выносливости многим не хватало. Приходилось ведь тащить на себе штатные килограммы боевой нагрузки. Минометчики побросали дополнительные заряды для мин, отчего минометы превратились в почти бесполезную груду металла с дальностью стрельбы не более 200 метров. По дороге Григорий, который замыкал походный порядок роты, увидел кем-то оставленные, но очень незаменимые в бою мощные огнеметы и два гранатомета «Шмель». Взял на себя еще 32 килограмма веса.
     Вскоре подошли к позициям волгоградского мотострелкового батальона, которым командовал начштаба капитан Морковец. От волгоградцев к тому времени оставалось в строю 26 солдат и офицеров.
     Странно, однако даже в том кровавом кошмаре мотострелки сохранили лучшие человеческие качества и вначале даже пытались поберечь еще не привычные к кошмарам войны нервы своих новых боевых собратьев. Возле окна, на столе, лежал убитый пехотинец. Комбат сразу сказал: мол, тяжело ранен, ждет отправки в тыл. Морские пехотинцы ответили твердо: «Ребята, беречь нас не надо. Пока шли на позицию, насмотрелись...»
     СПОРУ НЕТ, боевого опыта не было в тот день ни у одного морского пехотинца, начиная от командиров и заканчивая стрелками. Иначе первая атака не закончилась бы столь неудачно - с большими потерями.
     Враг противостоял опытный, вооруженный до зубов. Боевики обладали всеми средствами разведки, связи и радиоэлектронной борьбы. Ротный, как положено, доложил по рации: «Подразделение прибыло на место». И «духовские» радиоперехватчики тотчас же зафиксировали еще один позывной в эфире - «Венера». А вычислить прибытие роты морской пехоты в район Совмина для неприятеля не составило труда. И атаковать буквально через несколько часов, не осмотревшись, без тщательной разведки, с необстрелянным личным составом тоже было не самое удачное тактическое решение. Но не в бесшабашной удали «полосатых дьяволов», наследников легендарных бригад «черной смерти», было дело. Северянам до боли в сердце хотелось помочь истекающим кровью мотострелкам и десантникам. Только пути отхода, как следовало и как учили, не предусмотрели. В бою возможно ведь всякое.
     Парни пошли в бой дружно, без лишних слов. Но едва пересекли небольшую площадь, как попали в умело организованный огневой «мешок». Замышляк - ему и еще нескольким морпехам приказали держать позиции в здании - бросился к попавшим в засаду на выручку. За ним рванули земляки-астраханцы матросы Азербаев, Сугралиев, Лиджиев и Бестов. Они всегда держались вместе. Жаль, домой из них вернулись только двое.
     Ротный старший лейтенант Виктор Шуляк вместе с частью солдат находился возле остова невесть как доехавшего до центра Грозного ГАЗ-63. Ему перебинтовывали рану на руке. Заместитель ротного по воспитательной работе старший лейтенант Николай Сартин укрылся с несколькими бойцами в воронке за аркой возле правого крыла Совмина.
     Группа молодых морских пехотинцев при отходе, вместо того чтобы по команде двигаться перебежками по одному, рванула скопом по открытому пространству. Из окон противоположного дома с двадцати метров по ним ударила разящая, как удар кинжала, пулеметная очередь. Несколько человек погибли на месте, многие получили ранения. Остальные укрылись в подвале, не в силах под огнем даже поднять головы. Вдруг под стеной дома, откуда противник держал под прицелом морпехов, буквально в нескольких метрах в мертвой зоне увидели сержанта Орешкина с гранатометом. Северяне даже дыхание затаили: лишь бы враг не увидел сержанта.
     Орешкин сделал все до предела грамотно, как и прописано в наставлении. Граната разметала боевика в клочья. Опасность была ликвидирована. Но страх остался. Никакая команда не могла заставить их подняться. Пока кто-то из прорвавшихся ранее медленно, шагом, не преодолел те страшные метры, где еще несколько минут назад оборвалось несколько человеческих жизней.
     Ротный собрал после боя всех морпехов. Посчитали: два десятка человек потеряно убитыми и ранеными в той неудачной атаке. Как положено, заняли позиции, раненых и павших отправили в тыл. Тонкая временная грань отделила необстрелянных бойцов от получивших боевое крещение солдат. Робость, сковывавший тело страх ушли. На рассвете 15 января вновь решили атаковать. На сей раз не в лоб, а разделившись на две части, с флангов.
     ПЕРВАЯ ГРУППА под командованием старшего лейтенанта Сартина пошла в обход. С ними отправился и заместитель командира батальона по воспитательной работа капитан Владимир Левчук. Через несколько десятков метров разведчики увидели нескольких мотострелков, чересчур уж мирно сидевших у костра. На вопрос морпехов: «Где противник?», те ответили: «Далеко, здесь тихо».
     Враг применил еще одну из своих бесчисленных уловок. Не став размениваться на нескольких пехотинцев, он позволил им спокойно сидеть у себя на виду, использовав как приманку для более серьезной «добычи». Не ожидая опасности, группа старшего лейтенанта попала в засаду. Пуля, пробив бронежилет, попала Сартину прямо под сердце. В горячке боя старший лейтенант даже не заметил смертельной раны, продолжал еще командовать и вывел подчиненных из-под обстрела. Но в безопасном месте вдруг на глазах товарищей стал терять сознание и почти сразу умер. Через несколько месяцев, в апреле, у Николая Сартина родился ребенок, первенец - сын Алешка, которого ему не суждено было увидеть...
     А сержант Орешкин вновь показал себя настоящим бойцом. При обстреле он потерял сознание от взрыва гранаты. Очнулся, а вокруг никого. Понял: надо уходить. В полутьме заприметил нескольких вооруженных человек. Свои? А кто ж его знает. Решил проверить, крикнул: ребята, мол, не стреляйте, это я - «Орех»!
     А в ответ: «Орехов, иди к нам...»
     - Ага, решили купить меня, - уже потом возбужденно рассказывал своим сержант. - Я же Орешкин, они не могли этого знать. Вот и получили гранату, чтобы не дурили нас таким образом.
     РОТА продолжала драться. Даже разделенная на две части, потеряв почти все командование. Григорий получил ранение в ногу. Снайпер выстрелил наугад в оконный проем. Как потом уже в госпитале прояснилось на рентгене, стальной сердечник пули рикошетом от стены попал в бедро старшему прапорщику.
     Идти бы Григорию в медроту, так не оставлять же одного командира минометного взвода лейтенанта Бакова. Хоть и боевой он взводный, но один. Решили объединиться с мотострелками из Волгограда. У них офицеров побольше.
     К 17 января боеприпасы и продукты у «черных беретов» подошли к концу. Волгоградец капитан Морковец предложил морпехам: коль позицию держим вместе, давайте я и на вас закажу патроны и провиант. Григорий, как пришли продукты, решил их ополовинить. Вначале выдал своим «белым медведям» завтрак и обед, а остальное - сгущенное молоко и прочие полевые деликатесы - решил оставить на ночь, когда в промозглой холодине бойцам в боевом охранении будет особенно голодно. Собственный же тыл «сработал» так, что за «флотский харч» стало стыдно перед обычной пехотой...
     Морковец рачительность Замышляка не одобрил:
     - Гриша, зачем экономишь? До ночи еще дожить надо. Пусть солдаты наедятся досыта.
     Как в воду глядел...
     К исходу третьей недели боев у мотострелков выработался свой, донельзя приближенный к реалиям войны жизненный уклад. Морковец оборудовал командный пункт в глухой, без окон, комнатушке - столовской кладовой. Там и коротал минуты отдыха. Пока его КП не вычислили «духи». Гранатометчик противника по подземным лазам тихо пробрался к внешней стенке комнаты и выстрелил гранатой с расчетом обрушить несущие конструкции. Комбата волгоградцев раздавило бетонной плитой, погиб радист, еще три офицера получили кто контузию, кто ранение. В строю же остался контуженный лейтенант-воспитатель, он и принял команду над остатками батальона.
     Потом были непонятные три дня тишины в эфире. Каждый раз Григорий выходил на связь со своими, просил подкрепления. Ответа не было... А боевики давили, постоянно атаковали, используя все заранее подготовленные скрытые подходы и лазы. Рота таяла на глазах, но позиции не сдавала, огрызалась, отвечала ударом на удар, дралась подчас до последнего патрона. Старший прапорщик до сих пор не может спокойно говорить о своем погибшем пулеметчике. Когда стали его опознавать, то не могли узнать: все лицо было покрыто густым слоем пороховой гари, в ленте оставалось два патрона...
     В ТЕ ТРИ ДНЯ комбриг вел еще и свой личный бой с изуверским противником. Первый раз, когда на связь с Сокушевым вышел некто и представился Замышляком, он не почувствовал подвоха. Даже стал готовить роту для выручки подразделения, державшего оборону в Совмине. Но чутье вдруг подсказало: здесь что-то не так. Не мог старый и мудрый прапорщик, советской еще военной школы воспитания и обучения, так нарушить правила радиообмена. А здесь еще и резервная рота понесла на блокпостах невероятно нелепые потери.
     Перед предстоящим боем морпехам приказали выдать подствольные гранатометы. Назначенный вместо Шишлянникова офицер принял вроде бы правильное по логике мирного времени, но совершенно неоправданное в боевой обстановке решение. Десантников построили в две шеренги и начали под роспись выдавать «подствольники». Большего подарка врагу не надо было и желать. Один-единственный выстрел из миномета, а стрелять враг умел, и 16 парней отправились в медицинскую роту с ранениями. К счастью, никто тогда не погиб.
     Для комбрига все стало предельно ясно. Его резерв противник держит под присмотром с применением всех средств. Связь с ротой Шуляка глушат вражеские «рэбовцы». А их разведчик от имени Замышляка ведет с ним игру, выманивает роту под удар.
     Комбриг разгадал замысел врага вовремя. Обжегшись в первых лобовых атаках, наши подразделения начали воевать, как положено, с фланговыми обходами, с применением артиллерии, перекрывая пути подхода подкреплений и снабжения врага. Вскоре и сам Дудаев отдал приказ остаткам боевиков отходить за Сунжу. Там же, в здании Совмина, держалось изрядно обескровленное, но все еще боеспособное подразделение. И в нем комбриг «белых медведей» был уверен. А резерв, как только в него добавят обстрелянных бойцов, еще себя покажет. Война только начиналась.
     ЗАТИШЬЕ НА ВОЙНЕ случается, когда его и не ожидаешь. Вроде только что шел бой, а вот тебе - уже никто не стреляет и есть возможность перекусить, подсушить сигареты, выкроить минутку для сна.
     - Самолет, - закричал вдруг кто-то из боевого охранения.
     А потом все было, как в немом кино: обрушилась стена здания, где занимали позицию морпехи Замышляка. Стало непривычно много света и пространства вокруг. Как выяснили позже, это наш штурмовик сбросил подряд три мощные бомбы. Первая досталась своим - погибли восемь морских пехотинцев. Вторая легла на позиции боевиков. А третья, которой летчик метил в дудаевский дворец, цели так и не нашла...
     К концу января интенсивность боев в Грозном начала стихать. Одним из вечеров к «белым медведям» подошел подполковник-десантник, предложил вместе атаковать: после бомбардировки укрытия боевиков впереди уничтожены.
     И странное дело: после трех недель страшных боев и тяжелейших потерь русский солдат не потерял боевого духа и желания победить. Все дружно начали готовиться к атаке. Какой уже по счету!
     ВОЛЕЙ СУДЬБЫ мне доводилось часто и подолгу общаться с Героем России старшим прапорщиком запаса Григорием Замышляком. Как-то он рассказал, что его дед Степан Васильевич воевал в Первую мировую войну, участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве. А в 1942-м под Севастополем был ранен уже отец Замышляка - боец 7-й бригады морской пехоты. Сам же Григорий Михайлович сполна хлебнул из горькой чаши войны в январе 1995-го. Но один вопрос я ему так и не решился задать: будут ли служить в армии его сыновья?
     Ответ дала сама жизнь – прапорщик Замышляк-младший, Александр, ныне достойно служит в 876-м отдельном десантно-штурмовом батальоне бригады морской пехоты Северного флота. В том самом, отцовском.