Военно-художественная студия писателей обращается ко всем военнослужащим, членам их семей, гражданскому персоналу Вооруженных Сил Российской Федерации, создающим произведения об армии и флоте, направлять их по адресу: 129110 г. Москва, Суворовская пл., 2, Культурный центр Вооруженных Сил Российской Федерации имени М.В. Фрунзе, комната № 318, а также по электронной почте vhsp@niail.ru. Приглашаем заходить на сайт студии: www.vhsp.ru.
     Готовы рассмотреть и представить творчество участников литературных объединений при библиотеках воинских частей и кораблей, в солдатских клубах, домах офицеров, в военно-учебных заведениях и так далее.
     


     Компания была тесной. Мужской. Потому и разговоры крутились вокруг войны, политики, женщин. О последних, к слову, говорили не ради них самих, а по отношению к первым двум темам: войне и политике.
     Засиделись, как это бывает у давно не встречавшихся друзей, далеко за полночь.
     Я - холостяк. Они - женатые люди. А посему, для порядка, пошли звонить их благоверным: объяснять, где задержались в такое время.
     Юра Яковлев отчитался успешно, без нервных потрясений. То ли супруга уже привыкла к его поздним возвращениям, то ли у них в семье - домострой...
     Сергею Игнатенко не повезло. Пока мы с Яковлевым переминались с ноги на ногу, прицеливаясь, в какой «комок» податься за очередной порцией «брынцаловки», Игнатенко что-то смиренно объяснял извергающей на него праведный гнев телефонной трубке.
     Он стоял к нам спиной - большой, с трудом помещающийся в будке, но даже по спине чувствовалось, насколько ему неуютно. Он запинался, оправдывался, словно нашкодивший школьник.
     За годы нашего знакомства я не раз бывал у него дома и знал нрав его «половины».
     Людку - хрупкую, рыжеволосую женщину с большущими, на пол лица голубыми «брызгами», как ласково именовал их Сергей, можно было с полным основанием назвать обычной офицерской женой.
     В восемнадцать вышла замуж за свежеиспеченного лейтенанта-мотострелка. В двадцать - родила ему сына. Вместе с мужем сменила тринадцать гарнизонов. Профессии не имела. И задачи у нее не было, кроме как ждать, встречать и провожать мужа да воспитывать сына, которому доводилось «папку» видеть чаще на фотографии, чем воочию. И хотя, как большинство офицерских жен, она про странствия с Игнатенко говорила красиво: «Мы служили...», ей за эту «службу» звезд и наград не давали, а трудностей хватило сполна... Может, потому и нервишки у нее к сорока годам расшатались, и характер заметно испортился. Редкое застолье у Игнатенко проходило гладко. То она придерется, что муж лишнюю рюмку выпил, то начнет выговаривать, что ей внимания недостаточно уделяет... Начнет с простого упрека, потом закипятится, разгневается. Лицо покраснеет, а пресловутые «брызги», напротив, небесную окраску утратят, сделаются бесцветными, пронзительными...
     Вспомнил я это - не удержался:
     - Как ты терпишь все это, брат? Людка тебя поедом ест, а ты еще и оправдываешься...
     Сказал и тут же пожалел: как-то не по-мужски получилось. Да и кто вообще имеет право в отношения супругов встревать?..
     А Серега возьми да улыбнись в ответ:
     - Не ест меня Людка, а поливает...
     - Это точно, поливает. Да еще как... - поддакнул Яковлев.
     - Эх, ничего вы, братцы, не знаете. Тут история давняя... Так и быть, расскажу... Берите пузырь. Людка индульгенцию еще на пару часов выдала...
     Мы купили водку. Вернулись в дом. Расположились на уже обжитой нами кухне. Опрокинули по стопке, и Сергей начал рассказ.
     - В «Афган» меня откомандировали неожиданно, вместо «отказника». Редко, но встречались и такие. Сначала при беседе с кадровиками дает согласие на спецкомандировку, а потом, перед самой заменой, - в кусты.
     Я служил тогда комбатом в Мукачеве, в Закарпатье. Был конец мая, по местным меркам, уже лето... Вдруг звонок из штаба дивизии: «Готовьтесь, поедете на юг». Что такое «юг», тогда, в восьмидесятом, уже все прекрасно знали: значит, «за речку» и дальше Кушки. Ну, а «готовьтесь» - это так, для успокоения: через три дня должен быть уже в Ташкенте, в штабе ТуркВО. Три дня на все. И должность сдать, и семейные дела уладить. На службе отнеслись с пониманием: сдачу батальона быстро провернул. А дома Людка, понятно, в слезы... Как ее утешить? Не знаю, как...
     Поехал в ближайший лесок, вырыл березку полутораметровую, привез в гарнизон, к нашему ДОСу. Перед подъездом выкопал яму и туда ее, белоствольную, посадил. Соседи в голос: «Поздно уже деревья сажать. Не приживется!» А я Людке тихо, на ушко говорю: «Хочешь, чтобы я вернулся, смотри за деревом. Завянет, значит, и мне - крышка...»
     Так вот и простились. Улетел я в Ташкент, оттуда - в Афганистан. Командовал горно-пехотным батальоном. Вы знаете, что это такое. Из рейдов практически не вылезал. Бывали, впрочем, ситуации и пострашней...
     Однажды приходит ко мне советник ХАД (военной контрразведки) и говорит:
     - Алексеич, необходимо провести встречу между руководителями банд нашей и соседней провинции - Ташкурган. В Айбаке и Дарайзинданском ущелье с «духами» договоренность достигнута. Если сумеем свести саманганских и ташкурганских «бабаев», будем контролировать всю ситуацию в нашей части Афганистана. Условия встречи определяют «духи». Место - Ташкурган. Соберутся все главари банд. Гарантом безопасности они хотят, чтобы выступил ты. И больше никого... Сам понимаешь, риск большой. Поэтому решать тебе, как скажешь, так и будет.
     Надо сказать, что мой батальон был единственной боевой единицей, способной повлиять на ситуацию в провинции. Поэтому условие «духов» мне было понятно.
     Однако, чтобы пойти на участие в переговорах, я обязан был доложить по инстанции командиру полка, рапортом, как положено, дождаться его резолюции, а потом уж рисковать... Но времени для этого не было: выезжать надо было завтра утром.
     - Я поеду. Каковы гарантии для меня?
     - Гарантий для тебя нет никаких. А условия такие: губернатор провинции дает уазик с афганскими номерами. Ты - за рулем, но для страховки можешь взять с собой одного бойца, желательно таджикской национальности...
     Так я и сделал. Взял с собой преданного солдата-таджика по имени Телло (что в переводе - «золотце»). Понимал, что втягиваю парня в смертельную авантюру, поэтому сказал:
     - Ты можешь отказаться - мы едем на опасное дело.
     - Я поеду.
     Рано утром к нашему КПП подогнали уазик. Я сел за руль. В «собачник» забрался Телло. У него радиостанция для связи (хотя действует она километров на восемь-десять, а мы к «духам» выдвигаемся на двенадцать, так что, случись что, все равно нас никто не услышит).
     - Телло, у нас с этого момента одна жизнь на двоих. Ты язык «духововский» знаешь, я нет. Если услышишь что-нибудь подозрительное, покашляй несколько раз.
     - Я все понял, командир.
     Подъехали к месту, которое назначили хадовские советники. Из дома вышли три бородатых «духа» с автоматами. Мы поздоровались по-афгански:
     - Хубости-чатурости. Харасти-бахарасти.
     Так они говорят, прикладывая руку к сердцу. Переводится это довольно длинно: «Как твой дом, как твоя жена, как твои дети...»
     Я в знак миролюбия поднял правую руку. Они уселись в машину: двое на заднее сиденье, а один рядом со мной. Поехали. У меня на душе кошки скребут: а может, эта встреча просто засада?
     Доехали до нашего последнего блокпоста, а дальше уже «духовская» территория.
     Чтобы вам было понятно, объясню. Ташкурган расположен на границе гор и пустыни на площади около восьмидесяти квадратных километров. Этакий огромный оазис с шахским дворцом посредине. Наших поблизости нет, за исключением пограничников, но они, как правило, в перестрелки не ввязываются. Одним словом, надеяться не на кого.
     Ну вот, заезжаем мы в Ташкурган. Виляем по улочкам. Сидящий рядом бородач показывает рукой: направо, налево. А я стараюсь запомнить маршрут, чтобы не заблудиться, если придется вырываться с боем. Наконец бородач поднимает руку:
     - Саиз! (Здесь).
     Я останавливаю машину на небольшой площади, но двигатель не глушу. Смотрю, к нам шагают человек двадцать, все бородатые и все вооружены. Наш «дух», который сидел за штурмана, вышел из машины, о чем-то с ними переговорил и делает мне знак выйти. Я вышел. Бородачи осмотрели меня с головы до ног и подняли правые руки в знак того, что принимают меня как гаранта. Оставшиеся афганцы, что ехали с нами, тоже вышли и вместе с хозяевами удалились в дом.
     Я вернулся в машину и потихоньку озираюсь. Вижу моджахедов за дувалами с оружием на изготовку. Говорю Телло:
     - Приготовь гранаты. Если начнется бой, нам отсюда не уйти. Будем драться, сколько сможем. Но и их побольше с собой заберем.
     - Хорошо, командир.
     Сколько времени прошло, не скажу. В таких ситуациях у времени особый счет. Вдруг из-за дувала выходит к нам «бабай»:
     - Уезжайте, переговоры закончатся в час. К этому времени и приедете.
     Я медленно разворачиваю машину, спиной чувствуя, у скольких «духов» мы на мушке, и начинаю выезжать. Причем знаю: есть территория, контролируемая нами, есть та, которую контролируют они, но есть и просто «беспредельщики», которым один Аллах судья. Если нарвемся на таких, нам - крышка!
     Но пронесло. Выехали из кишлака, добрались до блокпоста. Пообедали. Ротный спрашивает:
     - Как вас вытаскивать, если...
     Что ему сказать? Ташкурган не смогла взять дивизия вместе с маневренной группой погранцов и десантурой... Куда тут с ротой соваться!
     Короче, в половине первого поехали назад. Дорога уже знакомая. Но пулю-то все равно ждешь: откуда прилетит? У машины хоть и афганские номера, но за рулем - русский (блондина от брюнета любой бача отличит).
     Подъехали. Стали. Справа, слева наблюдаем присутствие «духов» и ощущаем их неподдельный интерес к нам.
     Проходит полчаса, а парламентеры не показываются. Проходит еще двадцать минут - никого. А мы по-прежнему на мушке. У меня мысли всякие: «Может, переговоры не состоялись. Может, наших «бабаев» уже убрали. Теперь наш черед...»
     В половине третьего вышел из-за стены какой-то старик и прямиком к машине. Ситуацию отслеживаю, словно кадры в кино. Подходит он и кидает мне на колени скрученную записку. Я разворачиваю ее, а там цифры: «15.00». Понимаю, что надо подождать еще полчаса. Напряженность нарастает...
     В 15.05 появляется толпа бородачей, и я вижу, что среди них нет приехавших со мной.
     - Готовься, Телло...
     - Я готов.
     Они подходят к машине, окружают, оживленно переговариваются. Я спрашиваю солдата:
     - В их словах есть угроза?
     - Пока нет, командир...
     - Тогда подождем...
     Наконец из-за незнакомцев вынырнули парламентеры. Опять длительное прощание с хозяевами. Потом «бабаи» садятся в машину.
     - Телло, спроси: мы - в безопасности?
     Тот перевел вопрос, а потом ответ:
     - Они утверждают, что в безопасности.
     - Это гарантировано?
     - Да.
     Я вырулил на обратный курс. Доставил бородатых туда, куда они пожелали, и - в свой гарнизон. А там уже ждут представители ГРУ и КГБ:
     - Как прошли переговоры?
     - Не знаю. Я просто живой вернулся...
     Серега сделал паузу. Потом сказал:
     - Поверите или нет, но рядом со смертью был два года: изо дня в день. Навидался всякого: и в засады попадал, и из окружения прорывался. Но одно скажу: в каких бы переделках ни оказывался, не маму, не Бога, а Людку свою в такие моменты вспоминал. Ей молился: «Если ты мне сейчас не поможешь, то никто не спасет»... И вот прошел всю войну без единой царапины и даже заразы никакой - болезни, в тех местах распространенной, не подхватил.
     Короче, цел и невредим остался.
     Вернулся в Мукачево, как и уезжал, в самом начале лета. Подхожу к ДОСу, и первое, что увидел, березку мою. А она, ребята, аж под второй этаж вымахала...
     Потом соседи рассказывали, как Люда деревце это выхаживала. По три раза на дню поливала, от пацанов, футбол гонявших, грудью заслоняла, словно с подружкой с березкой разговаривала...
     С той поры и повелось - зашумит Людка, забранит меня за что-нибудь, а я сам себе говорю: это она меня, как ту березку, поливает. Значит, любит еще, волнуется, жизнь мою бережет.
     Серега умолк. Мы, не сговариваясь, подняли чарки. Выпили. Без тоста. Просто так. И мужики как-то вдруг засобирались. Мол, время позднее, пора и честь знать.
     Я проводил их до перекрестка. Поймали такси. Ребята укатили.
     А я побрел в сторону дома, где меня никто не ждал.
     

---

     

     Александр САВИЦКИЙ
     Поэт, журналист, редактор Военно-художественной студии писателей,
лауреат Всероссийской литературной премии имени генералиссимуса А.В. СУВОРОВА.
Полковник запаса.