Из книги
     «Новые записки старого дворника»



     Неясно, распространилось ли произносимое с некоторым смирением или даже фатализмом расхожее выражение «англичанка гадит» среди русских матросов еще во времена экспедиции в Средиземное море эскадры ныне канонизированного адмирала Федора Ушакова, когда англичане вместе с турками были нашими союзниками против французов - союзниками весьма ненадежными и гадкими, с чем соглашался император Павел. Возможно, оно появилось после Крымской войны, с началом которой Англия сделалась до 1909 года открытым и непримиримым врагом России и ее флота. (В 1909 году, готовясь к смертельной схватке с центральными державами, Германией и Австро-Венгрией, Британия пошла на союз с Россией и даже согласилась на раздел сфер влияния в Азии, что и было закреплено в договоре, на время прекратившем «Большую игру».)
     Любопытный памятник, свидетельствующий все-таки о возможной переменчивости английских настроений, обнаружен мною и зарисован на острове Уайт. Много лет назад, сразу после завершения наполеоновских войн, один английский негоциант и землевладелец пришел в восторг от визита русского царя Александра. Вероятно, он уже торговал с Россией и рассчитывал на увеличение прибылей. А посему воздвиг на зеленом холме в своем поместье практически в центре острова Уайт увенчанную шаром беломраморную колонну в память о посещении сих мест Александром Первым, о чем сообщала надпись на одной из сторон кубического постамента.
     Сын и наследник почтенного сквайра придерживался иной точки зрения на русских. Он служил офицером в бригаде легкой кавалерии, которая практически полностью полегла в безумной атаке на русские позиции под Балаклавой в 1854 году во время севастопольской страды. Вернувшись домой, воинственный наследник имения расколотил доску в честь русского царя, а с другой стороны установил плиту с именами своих полковых товарищей, офицеров, сложивших головы в Крыму.
     В конце ХХ столетия джентльмены из общества сохранения исторических памятников острова Уайт педантично восстановили доску, посвященную Александру I. Колонна превратилась в уникальный символ весьма непростых отношений между двумя странами. Была идея установить «побратимские» отношения между Александровской колонной на острове Уайт и Александрийским столпом в Петербурге.
     Возвращаясь к начальным строкам повествования, следует заметить, что фразу «англичанка гадит» можно применить к некоторым современным нам анекдотам.
     Право слово, стоило ли сотрудникам британских спецслужб сразу после встречи Дмитрия Медведева с Гордоном Брауном на Хоккайдо распространять недостоверную информацию о причастности нашего государства к разным грязным историям, происходившим в самой Англии?
     Впрочем, как следует из рассказа одного из жильцов «подведомственного» мне московского дома, устроить что-нибудь эдакое, в духе коммандера (по-нашему, примерно капитана 3 ранга) Джеймса Бонда именно во время визита высокого уровня, давно стало для англичан традицией.
     Собеседник мой был адмиралом и сыном адмирала, как это иногда случается в российском флоте. Отец его за год до войны окончил училище Фрунзе в Ленинграде в одном выпуске с Георгием Андреевичем Степановым, впоследствии также адмиралом, а в 1950-е годы служившим на самых красивых в мире балтийских крейсерах проекта 68-бис. Для рассказчика в далеком детстве Степанов был, естественно, дядей Гошей, а его жена - тетей Мусей, а разговоры взрослых дополнились за прошедшие годы новыми подробностями из доступных и не очень доступных простым людям источников. Вот что он мне рассказал:
     «Первый раз Георгий Федорович пришел в Англию в июне 1953 года на новейшем крейсере «Свердлов», посланном для участия в параде по случаю коронации Елизаветы II. Командовал крейсером капитан 1 ранга Рудаков, а Степанов был старпомом. В тот раз русские трижды удивили королеву. Во-первых, наш крейсер блестяще выполнил на Спитхэдском рейде сложный маневр постановки корабля на 2 якоря - «фертоинг», затратив на него всего 12 минут. Американцы и французы возились часами. Затем во время приема бравый командир крейсера Рудаков, вероятно со значением, ощутимо пожал молодой королеве протянутую для поцелуя руку. Зато старший помощник Степанов приятно поразил отменным умением танцевать. В тот раз все остались довольны.
     Во всем мире военно-морская форма признается самой красивой одеждой. Ненависть определенной части украинского руководства к Черноморскому флоту можно объяснить завистью к красавцам-морякам, прогуливающимся под руку с эффектными женщинами по Приморскому бульвару в Севастополе. Помню День Военно-морского флота в начале шестидесятых. Отец был в Марокко, а мы с мамой отдыхали в Любимовке. Чтобы перевезти нас с Северной стороны к гостевым трибунам около Графской пристани, Георгий Федорович прислал катер-лимузин со старшиной. Под ярким солнцем на синей глади бухты, окруженной белыми домами, застыли крейсера и эсминцы. Шаровой краски тогда не жалели, да и старательности у матросов было больше, оттого на свежевыкрашенных корпусах и надстройках невозможно было найти малейшего изъяна. Бухту в разных направлениях пересекали разъездные командирские катера. Сверкали надраенные медные, латунные и бронзовые детали. Все офицеры на кораблях и на пристани - в белой парадной «форме раз» - форме № 1, которую носили фактически только на Черноморском флоте, поскольку надевать ее полагалось при температуре выше 25 градусов. Состояла она из летней фуражки с белым чехлом (чехлы от папиной фуражки я использовал вместо панамки), белой тужурки или кителя, белых брюк (отец служил на Балтике, даже форму «два» - «белый верх - черный низ» - носил редко, а из выдаваемых отрезов белого «ластика» шили брюки мне и сарафаны сестре), белых полуботинок и белых перчаток. Слева обязательно висел кортик.
     Формально англичане чтут военно-морские обычаи. Вот, например, получили мы с адмиралом Владимиром Васильевичем Гришановым (младшим), в ту пору вице-губернатором Петербурга, приглашение на военно-морской праздник в Портсмут. Перед поездкой англичане попросили Гришанова не брать с собой форму, которую он, естественно, имел право носить и после выхода в запас. Организаторы морского фестиваля пояснили, что в это время у них не будет равного Гришанову по рангу «полного» адмирала для его встречи. Действительно, встречал и всюду сопровождал нас специально выделенный контр-адмирал. Тогда и принц Майкл Кентский, наш старинный приятель, имел только звание коммодора резерва. Контр-адмирала резерва он получил в 2004 году.
     Между тем внешнее подчеркнутое уважение к морским обычаям не помешало британцам в 1982 году потопить аргентинский крейсер «Адмирал Бельграно» вне официально объявленной зоны боевых действий (война за Фолклендские острова). Вероломство - привилегия исключительно британских и американских джентльменов, о чем дальше и пойдет речь.
     В 1956 году, командуя однотипным со «Свердловым» крейсером «Орджоникидзе», Георгий Степанов вновь оказался в Портсмуте. Спустя три года после коронационных торжеств крейсер пришел в Англию в составе отряда кораблей, имея на борту тогдашнего руководителя государства Никиту Сергеевича Хрущева, вообще-то говоря, не особенно любившего моряков и флот. И надо же такому случиться, чтобы британская морская разведка решила воспользоваться пребыванием «Орджоникидзе» на Спитхэдском рейде для тайного осмотра его подводной части: винторулевой группы, обводов, гидроакустической и прочей специальной аппаратуры. Нетерпение Джеймсов Бондов было столь велико, что они приступили к задуманному, даже не дождавшись съезда Хрущева на берег!
     Однако матросы наши, памятуя об английских привычках и детально проинструктированные особыми отделами, вахту несли бдительно. С эсминца сопровождения заметили какую-то возню под кормой крейсера, о чем сразу доложили Степанову. Тот принял логичное решение - проверить механизмы крейсера, для чего отдал приказ немедленно провернуть многотонные бронзовые винты. Приказ был выполнен с некоторым шумом от турбин и двумя последствиями: шум разбудил мирно дремавшего Никиту Сергеевича (что лишь подтвердило его решимость «разрезать на «иголки» все крейсера»), а через две недели на берег у Портсмута волны вынесли обезглавленное тело в гидрокостюме английского производства.
     Переговоры на высшем уровне состоялись, но «гостеприимным» хозяевам по флотской линии было сделано надлежащее представление.
     Не знаю, сохранились ли в семье Степановых фотографии похода «Орджоникидзе», но в моем архиве такие фотографии, подаренные Георгием Федоровичем по дружбе отцу, есть...
     Побаиваюсь, что боеспособность нашего флота нынче поменьше, чем была. Несмотря даже на только что случившийся разгром грузинского «флотишки» (выражение Владимира Ильича Ленина, друга и учителя Иосифа Виссарионовича Джугашвили-Сталина)... Кто о чем, а я - о пуговицах. Раньше мундирную пуговицу делали из трех частей. Тыльную сторону - из металла, покрытого черным лаком со штамповкой «Мосштамп», с двумя отверстиями для выгнутого из толстой проволоки ушка. Лицевая часть была из тонкой желтой меди или латуни с выпуклым адмиралтейским якорем. Пуговицы на форме надо было «драить» до ослепительного блеска, не срезая. Для этого продавался специальный набор из прозрачной целлулоидной пластинки с круглым или ромбовидным отверстием и узкой прорезью, щеточки и баночки с едкой, пахнущей нашатырем белой мазью. Пуговицы последовательно продевались в отверстие пластинки и проталкивались вдоль щели. Образовавшие ряд пуговицы «надраивались» одновременно, а целлулоидная пластинка предохраняла ткань от чистящей мази.
     Затем ради экономии пуговицы стали штамповать из анодированного алюминия, чистить их стало невозможно. Прежний блеск исчез... Хотя мне говорили, что молодые лейтенанты снова ищут по знакомым и лавкам старьевщиков пуговицы старого образца и шитые настоящей канителью «крабы» на фуражку. Может быть, эти щеголи готовятся служить на новых боевых кораблях?»
     Так закончил свой рассказ на крыльце дома, территорию вокруг которого я подметаю, уже немолодой адмирал.