на главную страницу

4 Февраля 2009 года

Читальный зал «Красной звезды»

Среда

И.Б. Линдер, Н.Н. Абин
ПРЫЖОК САМУРАЯ САМУРАЯ



     Главы из романа

     1922-й год остался в сердцах воинственных самураев незаживающей раной. После развала Российской империи мировая кладовая природных ресурсов - Дальний Восток и Восточная Сибирь - буквально сама свалилась в руки Божественному микадо. Но радость оказалась недолгой. Высшие небесные силы не захотели помочь своему прямому потомку — императору Японии и, к изумлению всего самурайского сословия, повернулись лицом к большевикам. В сентябре 1922 года части Красной армии под командованием Василия Блюхера при поддержке партизан наголову разбили хваленые японские и белогвардейские войска, а горстке оставшихся вместе с марионеточным «приамурским правительством» братьев Спиридона и Николая Меркуловых пришлось спешно бежать.
     Спустя девятнадцать лет в Токио снова возникла дилемма: попытаться взять реванш или развивать наступление в южном и юго-восточном направлениях. Чаша войны на востоке на время застыла, и здесь свое веское слово должна была сказать разведка. В те майские дни резидентуры 2-го (разведывательного) отдела Квантунской армии не знали передышки. Граница по Амуру порой напоминала линию фронта. С наступлением ночи десятки разведывательно-диверсионных групп и агентов-одиночек пробирались на советскую территорию, выводили из строя связь и инженерные коммуникации, занимались сбором информации о боеготовности частей Красной армии. Липкая паутина японской агентурной сети старалась ничего не упускать.
     7 мая 1941 года один из ее руководителей, капитан Кайма-до, он же Де До Сун, он же Пак, прибыл в Харбин. Здесь его с нетерпением дожидались руководитель японской военной миссии генерал Янагита и начальник 2-го отдела подполковник Ниумура.
     Безмятежную тишину кабинета нарушал размеренный шорох напольных часов. В двухэтажном особнячке, отгороженном от улицы высоким каменным забором, жизнь текла также размеренно: разведка не любит суеты.
     Ниумура, утопающий в огромном кожаном кресле, со скучающим видом перелистывал страницы «Харбинского вестника», изредка бросая взгляды на Янагиту. Тот уже больше часа не мог оторваться от материалов личного дела одного из самых опытных резидентов японской разведки в Советском Союзе. К делу были подшиты пожелтевшие от времени рапорты, собственноручно написанные Каймадо. За ровными строчками донесений скрывалась поразительная по своей удачливости судьба разведчика. Каймадо оказался единственным из более чем двух десятков японских агентов, заброшенных в Советский Союз в середине двадцатых годов, кто сумел не только избежать безжалостной косы ОГПУ - НКВД, выкосившей к 1937 году все резидентуры, но и исхитрился получить такую «крышу», о какой приходилось только мечтать. Накануне упомянутого года он стал секретным сотрудником управления НКВД по Приморскому краю, получив оперативный псевдоним Ситров. Вышло все до смешного просто. Почувствовав нависшую над собой опасность, Каймадо (преданный партии коммунист Пак) своевременно проявил политическую бдительность и сумел выявить четырех замаскировавшихся троцкистов, пробравшихся в руководство управления железной дорогой. Органы среагировали быстро, и после того как службы НКВД прошлись по железнодорожной верхушке, Каймадо (Пак) вырос не только в должности, но и в секретной иерархии, став разработчиком «неблагонадежного элемента». К началу 1941 года он еще больше укрепил свое положение. В органах высоко оценили его информацию о пораженческих настроениях среди командиров Китайской бригады и после зачистки пораженцев рекомендовали не куда-нибудь, а в святая святых: в разведуправление Дальневосточного военного округа.
     Там поднабравшийся опыта сотрудник тоже пришелся ко двору. Он на лету хватал премудрости «нового» для себя дела. Явные успехи Каймадо (Пака) не мог не заметить и начальник 3-го разведывательного отдела майор госбезопасности Виктор Казаков. Он принял решение готовить «товарища» для ответственной работы в качестве резидента нелегальной советской сети в Маньчжурии.
     Для японской разведки это был неслыханный успех. Генералу Янагите, уж как долго он служил в секретном ведомстве, с таким сталкиваться еще не приходилось, и поэтому он с особым вниманием вчитывался в каждое слово, пытаясь понять, как Каймадо удалось обвести вокруг пальца опытного противника.
     В 1926 году молодой армейский офицер из древнего рода самураев неожиданно отказался от блестящей военной карьеры в пользу службы в разведке. Что заставило его сделать столь неожиданный выбор? Верность древнему девизу «Жизнь - императору! Честь - никому!» или жажда любой ценой восстановить былую славу своей Родины, которой горели десятки, сотни юношей из благородных семей после позорного поражения на Дальнем Востоке? Об этом в личном деле не было ни слова, зато указывалось, что будущего гения-нелегала в Каймадо сумел разглядеть капитан Такасаки, давно ушедший в мир теней.
     Сменив строгий военный мундир на замызганную корейскую дабу, Каймадо перевоплотился в молодого рабочего и активно включился в революционную борьбу. В 1927 году, якобы спасаясь от преследования полиции, он с группой революционеров, бредивших идеалами коммунизма, бежал из Маньчжурии в Советский Союз. После проверки в ГПУ, которая для него закончилась легким испугом (пара синяков в счет не шли), Каймадо вышел на свободу и активно включился в строительство социализма уже на новой территории.
     Ударный труд на железной дороге, равно как и упорство в изучении трудов Ленина, Маркса и Энгельса, были вознаграждены. Через год молодого человека приняли в комсомол и вскоре поручили руководить рабочим комитетом в поселке Нагорный. Там на него обратили внимание старшие товарищи и в 1929 г. рекомендовали в партию большевиков, а затем направили учиться во Владивосток на рабочий факультет университета.
     На этом месте Янагита остановился и уточнил у Ниумуры:
     - С какого времени он приступил к выполнению задания?
     - После третьего курса, когда проходил заводскую практику на паровозоремонтном заводе в Улан-Удэ. Позже, в тридцать четвертом, он создал свою первую резидентуру. Если вас интересуют подробности, то материалы по соответствующему периоду подшиты в рабочий том дела, - пояснил Ниумура и потянулся к пузатому портфелю у своих ног.
     - Спасибо, позднее! - остановил его генерал и заявил: - Сейчас меня больше интересует, кто и при каких обстоятельствах позволил ему пойти на сотрудничество с НКВД?
     - Это была его личная и вполне оправданная инициатива!
     В тридцать седьмом, как известно, большевики провели Большую чистку. Подчищали не только верхушку, но и весь сомнительный элемент. Мы тогда потеряли почти всю агентурную сеть. Агентов не спасло даже то, что некоторые, как Каймадо, вступили в партию и занимали в ней далеко не последние должности. А он не только уцелел, но и сумел сохранить резидентуру. Четверо из его агентов стали секретными сотрудниками в особых отделах и управлениях НКВД.
     - И что, среди них не оказалось ни одного двуликого Януса? - усомнился Янагита.
     - Да! Что лишний раз говорит о классе работы Каймадо. Он разведчик волею Неба!
     - Неба, говорите? Это мы еще посмотрим! Кто до вас поддерживал с ним связь?
     - Хая Си.
     - И он такого же мнения? - продолжал допытываться генерал.
     - Самого превосходного. Его рапорт подшит в деле! - с вызовом ответил Ниумура, его задевало недоверие, сквозившее не столько в вопросах, сколько в тоне, каким они произносились, и в качестве главного аргумента в защиту Каймадо он привел цифры: - Последние его материалы на восемнадцать советских агентов в Харбине, Дацине, Цицикаре, Синьцзине и верхушку руководства разведуправления Дальневосточного военного округа перепроверялись через другие наши источники и нашли полное подтверждение.
     Янагита промолчал и снова углубился в дело Каймадо. Диапазон его разведывательной работы поражал. После окончания университета молодой человек получил направление на химзавод № 92 в далекий Сталинград. Там молодой и инициативный инженер стал настоящей палочкой-выручалочкой. За год работы Каймадо успел перебывать в командировках в пяти городах: Азове, Ростове-на-Дону, Новороссийске, Сталине и Астрахани. Ему удалось проникнуть в закрытые цеха завода «Баррикады», на военные верфи, на испытательные полигоны.
     Потеряв связь с курирующим резидентом, Каймадо действовал на свой страх и риск. В неполные двадцать девять он самостоятельно провел три вербовки агентов в Сталинграде и добыл ценнейшую информацию о производстве танков. В Азове он сумел скопировать чертежи нового пограничного катера. О результативности его работы в тот крайне рискованный период свидетельствовали семнадцать листов отчета, подшитых в дело!
     В 1934 году по возвращении в Улан-Удэ Каймадо восстановил связь с японской разведкой и передал ее резиденту Хая Си добытые материалы. Их содержание, а также вербовки, проведенные среди инженеров паровозоремонтного завода, произвели впечатление наверху, и вскоре Каймадо стал считаться самым перспективным разведчиком в Советском Союзе.
     Янагита перешел к чтению очередного донесения, но в это время раздался звонок из приемной. Раздались быстрые шаги, и в проеме дверей появился Каймадо. За его спиной топтался растерянный дежурный, не сумевший доложить о прибытии резидента по всем правилам, что непосредственно входило в его обязанности. Генерал поморщился, раздраженно махнул рукой, и дежурный мгновенно растворился в полумраке приемной.
     Ниумура с любопытством наблюдал, как генерал и капитан мерили друг друга взглядами. Первым опустил глаза Янагита, сделав шаг навстречу Каймадо. Они по-военному изысканно поклонились, а затем обменялись рукопожатием. Янагита подчеркнуто уважительно пригласил резидента пройти в заднюю комнату, где уже был накрыт столик на троих. Каймадо проявил должную тактичность и, подождав, когда генерал опустится в кресло, сел напротив.
     В свете торшера черты лица Каймадо смягчились, в них, как показалось Ниумуре, проглядывала усталость. Последний раз он видел его год назад. В уголках рта залегли морщины, на висках проступила седина. Прежними остались только глаза. Спрятавшись за сильно выступающими скулами, они цепко всматривались в собеседника.
     Янагита вежливо поинтересовался:
     - Что будите пить, Каймадо-сан? Саке? Есть чо текусен кинпаку, золотое, есть михосакари баншку, серебряное. Или вино? Хачимито умешу, сливовое желтое, акай умешу, сливовое красное? А может, - на лице генерала появилась улыбка, - русскую водку?
     - Если, конечно, не заподозрите во мне настоящего большевика, то позвольте водку, - в тон ему ответил Каймадо.
     В комнате зазвучал сдержанный смех. Когда он стих, Янагита дружески заметил:
     - Сегодня вы можете забыть про легенду и быть самим собой. Выбирайте, пожалуйста.
     - Тогда чо текусен кинпаку и чай ассам деймо.
     - С жасмином?
     - Да!
     Генерал кивнул, Ниумура засуетился над столом и, наполнив крохотные рюмочки золотистым напитком, с чувством произнес тост, отдавая должное одному из лучших разведчиков:
     - За ваши, господин капитан, успехи во имя величия Ямато!
     Похвала не оставила Каймадо равнодушным, его глаза неожиданно повлажнели, и он дрогнувшим голосом произнес:
     - Благодарю, господин генерал! Я тронут высокой честью! Моя жизнь принадлежит Великой Японии и ее Божественному императору!
     - Жизнь каждого из нас принадлежим им! - одобрительно сказал Янагита и, пододвинув капитану блюдо с дымящимися геза - пельменями из молодой перченой свинины и гохан - острый соус, счел нужным пояснить: - Готовил наш лучший повар, их вкус напомнит вам о далекой родине.
     Каймадо благодарно улыбнулся. Какое-то время в комнате слышалось лишь легкое постукивание деревянных палочек хаши. После опостылевших русской картошки и капусты капитан позволил разгуляться своему желудку. Старшие по званию не торопились начинать беседу, они дали ему в полной мере насладиться настоящей японской кухней и только затем перешли к делу.
     - Как поживают красные? - поинтересовался генерал.
     Каймадо промокнул губы салфеткой и, отодвинув в сторону фарфоровую чашечку с крепким черным чаем, не без легкой иронии ответил:
     - Как графины, господин генерал.
     - Что, что? - не понял тот.
     - Есть у русских такое выражение - жизнь как у графина.
     - И что это значит?
     - Русские знают, что возьмут за горло, но кто и когда - это остается тайной.
     Янагита и Ниумура расхохотались, а потом генерал продолжил:
     - Значит, будем брать русских за горло, и вы, Каймадо-сан, должны в этом помочь. С вашей помощью мы вскрыли шпионскую сеть в Маньчжурии, но наши военные требуют большего, им необходимы самые точные данные о силах и средствах большевиков на направлениях будущих ударов Квантунской армии.
     - Я их прекрасно понимаю, господин генерал, - согласился разведчик, - но мои личные возможности и возможности моей агентуры в силу известных вам причин сильно ограничены.
     - Знаю, но постарайтесь выйти на вербовки агентов в армейских штабах большевиков.
     - Пытаюсь, но здесь есть один непреодолимый барьер... - Каймадо болезненно поморщился и с горечью сказал: - Завербовать старшего офицера, а тем более в штабе, мне, как корейцу, практически невозможно.
     - Мы тоже пришли к такому выводу, - заключил Янагита и предложил: - А если мы дадим вам опытного вербовщика из русских? Есть один такой на примете, Серж Воронцов.
     Каймадо нахмурился, подобное решение больно било по его самолюбию, но внешне он никак не выразил свои эмоции, лишь сухо спросил:
     - Из бывших русских офицеров?
     - Да! - подтвердил Янагита и продолжил: - Воевал у генерала Каппеля, а затем у атамана Семенова. До тридцать первого участвовал в налетах на советские погранзаставы, после тяжелого ранения перебрался в Харбин, где перебивался случайными заработками, пока не устроился на службу в полицию, там мы и обратили на него внимание. С нами сотрудничает с тридцать седьмого года, за это время четырежды был переброшен через границу с разведывательными заданиями. Имеет опыт вербовочной работы. Одним словом, настоящий профессионал.
     - Да, вижу, что не дилетант, - согласился Каймадо и язвительно заметил: - Но чего он стоит на самом деле, можно будет сказать, когда его возьмут за горло в НКВД.
     - Надеюсь, такого не случится, но если попадется, уверен, будет стоять до конца. У него самого руки по локоть в крови, - поспешил заверить Ниумура.
     - Полагаю, для вас это послужит наилучшей рекомендацией, - сухо произнес Янагита.
     - Для сведения, Воронцов из дворян, знает немецкий и французский, прекрасно играет на фортепьяно, - дополнил характеристику Ниумура.
     Каймадо хмыкнул:
     - Это лишнее, с таким багажом ему точно прямая дорога в подвалы НКВД.
     - Надеюсь, с вашим опытом работы ничего подобного не произойдет, - в тон ему произнес Ниумура.
     - Поживем - увидим, - уклончиво ответил разведчик.
     - Вы рассуждаете уже как русский, - подметил Янагита и, кивнув на рюмки с саке, которые успел наполнить Ниумура, произнес тост: - Я пью за то, чтобы наша очередная встреча, уважаемый Каймадо-сан, произошла уже по ту сторону Амура!
     - Спасибо! - поблагодарил тот и поинтересовался: - Как долго осталось ждать?
     - В ближайшие время все должно решиться, - заверил генерал и, не удержавшись, с пафосом заявил: - И тогда наш Божественный император по достоинству оценит ваши заслуги перед Великой Японией.
     Каймадо встал и слегка дрогнувшим голосом повторил девиз своего рода:
     - Жизнь - императору! Честь - никому!
     Присутствующие склонили головы в ритуальном поклоне. На этом беседа закончилась, и Ниумура проводил Каймадо во двор. Там уже поджидала машина, чтобы отвести капитана в ресторан «Ямато», где предстояла встреча с Сержем Воронцовым. Услышав шаги, водитель поспешно выбрался из кабины и вытянулся в струнку. Ниумура окинул его придирчивым взглядом, под которым бедняга, казалось, вот-вот лопнет от напряжения, и распорядился:
     - Отвезешь господина в город и будешь выполнять все, что он прикажет!
     - Да, господин подполковник! - послушно закивал водитель и распахнул дверцу перед Каймадо. Тот сел на заднее сиденье, и машина плавно тронулась с места.
     Харбин мало напоминал прифронтовой город. По крайней мере, в центральной его части в глазах не рябило от мышиных армейских мундиров, куда чаще встречались пары в модных костюмах. Яркими огнями рекламы зазывали посетителей ночные рестораны и плодившиеся, будто грибы после июльского дождя, шумные варьете. Но это был и не Харбин годичной давности, когда Каймадо находился в Маньчжурии с заданием советской разведки. В городе все меньше и меньше оставалось места русскому. Раньше на главной улице едва ли не в каждом доме располагались магазины именитых русских купцов: «Кузнецов и К°», «Каплан и Варшавский», «Эскин и К°», среди которых конечно же лидировал знаменитый «И. Чурин и К°». Прилавки ломились от дорогой пушнины и галантереи, а теперь все это великолепие теснилось японскими фирмами. О прошлом величии Российской империи и ее могучей руке в Китае - Китайско-Восточной железной дороге - свидетельствовали лишь монументальное здание управления КВЖД и величественный Свято-Николаевский собор.
     Каймадо с жадным интересом наблюдал за тем, как близкий ему дух японской предприимчивости все увереннее утверждал себя в Маньчжурии. Его сердце наполняла вера в то, что очень скоро этот дух будет господствовать на всем Дальнем Востоке. После разговора с генералом Янагитой у него не оставалось ни тени сомнения в этом. Близок тот час, когда сам император оценит принесенные им, Каймадо, жертвы во имя Великой Японии. Жизнь в стылых бараках на комсомольских стройках, набитые киркой мозоли на ладонях и ледяное дыхание НКВД в затылок - скоро все это будет позади!
     От этих тешащих тщеславие мыслей его отвлекли резкий рывок и скрип тормозов. В свете фар мелькнула тень рикши. Водитель, проклиная всех китайцев вместе взятых, энергично крутил баранку, пытаясь развернуть машину с мостовой на главную улицу - Китайскую. Отсюда было рукой подать до ресторана «Ямато», и Каймадо, подчиняясь внезапно нахлынувшему порыву хоть немного побыть самим собой, распорядился:
     - Останови машину, дальше я пойду пешком! Заберешь меня позже на этом месте.
     - Слушаюсь, господин! - кивнул водитель и, выскочив, предупредительно распахнул дверцу.
     Капитан окунулся в оживленный поток праздношатающейся публики. Русских ресторанов в аристократическом квартале по-прежнему хватало: «Тройка», «Модерн», «Погребок Рагозинского», но и они постепенно вытеснялись японскими и китайскими заведениями. В них уже почти не звучали песни кумиров - Вертинского, Лешенко, Коли Негина, чей малиновый тенор так любили слушать ностальгирующие дамы разных возрастов.
     Вечер выдался теплым, и в глаза бросалось явное преобладание китайцев. Они семьями занимали столики, выставленные прямо на тротуарах. В воздухе витали завлекательные запахи тяхана - жареного риса с грибами и овощами, изрядно приправленного перцем, соуса табаджан, супа набе, приготовленного из морского угря и водорослей вахали. В задней части китайских ресторанов повара колдовали над огнем, готовя самое знаменитое свое блюдо: зажаренную на каштановых углях утку по-пекински, к ней еще подают стопочку маленьких пресных лепешек, маринованный или свежий лук, мелко нарезанные огурцы и сладковато-терпкий густой соус. Каймадо знал, что настоящую пекинскую утку опытные мастера предварительно вымачивают в ячменной патоке, затем на несколько часов вывешивают на сквозняк, потом снова вымачивают и только после этого обжаривают, подвесив на вертеле.
     Вакханалия ароматов пробудила у капитана зверский аппетит, и он невольно ускорил шаг. Ресторан «Ямато» находился за знакомым зданием фармацевтической компании «Сун Тай-хан». Раньше здесь была русская купеческая миссия, но сейчас о ней напоминали лишь вензеля на фасаде.
     Капитан поднялся по ступенькам, вошел в холл и окунулся в приятный мир трогательных ощущений: здесь все до мелочей напоминало посетителям о далекой Японии. Не успел он осмотреться, как перед ним, словно джинн из бутылки, появился метрдотель. Склонив голову в низком поклоне, он произнес:
     - Мы рады видеть господина в нашем ресторане. Для нас высокая...
     - Спасибо! - оборвал его Каймадо. - Я заказывал ужин на двоих в отдельной кабинке.
     - Да, да господин! - поспешил подтвердить метрдотель и мелкими шажками засеменил в глубь зала.
     Кабинка Каймадо понравилась. Здесь можно было поговорить на самые сокровенные темы. Прослушка исключалась, за это отвечал Ниумура. Метрдотель, конечно, работает осведомителем в японской контрразведке, в этом можно было не сомневаться. Из разряда «липких» был и официант. Но сейчас это мало волновало Каймадо, все его мысли сосредоточились на будущем помощнике - Серже Воронцове, до прихода которого еще оставалось время.
     Сметливый официант, видимо, догадался, что клиент был не простой птицей, и из кожи вон лез, чтобы угодить. Как по волшебству, на столике появилась чайная пара. Даже не спрашивая, Каймадо понял, что ему принесли: отборный чай сан-ча, приправленный цветами жасмина, а к нему - золотое саке, чо текусен кинпаку.
     Капитан отпустил официанта, налил в чашку немного пахучего напитка и, делая мелкие глотки, расслабился.
     По Воронцову можно было сверять часы: ровно в девять тихий шелест бамбуковой ширмы возвестил о его приходе. Каймадо изучающим взглядом пробежался по навязанному ему помощнику. Серж Воронцов выглядел как типичный русский: русоволос, светлоглаз, ростом выше среднего, косая сажень в плечах. Холеный вид выдавал в нем дворянскую породу. Он также с порога уставился на Каймадо. Первым не выдержал Воронцов. Отведя глаза в сторону, он назвал первую часть пароля:
     - Вы не ошиблись с выбором. Здесь хорошая японская кухня.
     - Я по ней давно соскучился. - В отзыве Каймадо был вполне искренен, последний раз ему приходилось обедать в настоящем японском ресторане более года назад, и это было в Харбине. Он поднялся и протянул Воронцову руку. Тот ответил крепким рукопожатием и не без иронии спросил:
     - Представляться не надо? Ниумура, наверное, все рассказал?
     - Все знает только один Господь, - уклончиво ответил Каймадо и в свою очередь представился: - Пак.
     - Пак, Тян... - хмыкнул Воронцов и философски заметил: - А собственно, какая разница, лишь бы своей смертью помереть.
     - Ну, зачем же так пессимистично, Серж!
     - Ладно, не будем о наболевшем, я себе не враг, - отмахнулся Воронцов и грустным взглядом окинул скудно накрытый стол.
     Каймадо улыбнулся:
     - Для вас, Серж, я заказал перченую свинину и морского угря. Водку, к сожалению, попьем в другой раз, а сегодня только саке. Есть золотое и серебряное, вы какое предпочитаете?
     - Без разницы, - пожал плечами Воронцов.
     - Тогда золотое, - решил за него Каймадо и тронул колокольчик.
     На его звон тут же пришел официант и принес заказ.
     Они старались не говорить о том, что могло их ждать за Амуром, благо и других тем было предостаточно: наступление японской армии в Индокитае, неожиданная заминка вермахта в Греции, да просто хорошая погода, установившаяся в Маньчжурии. И все же они исподволь прощупывали друг друга наводящими вопросами. За беседой стрелки часов незаметно приблизились к одиннадцати, и Каймадо стал собираться. Пожелав Воронцову веселого вечера, он серой тенью выскользнул из кабинки.
     Воронцов, следуя правилам конспирации, еще какое-то время уныло похлебал остывший суп суимоно - рыбный бульон с водорослями вахами и нежнейшим тофу и одну за другой выпил две рюмки саке. Лицо искривила брезгливая гримаса, за девятнадцать лет жизни в Китае он так и не привык ни к этому, на его взгляд, отвратительному напитку, ни к мао-тая, дешевой рисовой водке. Не закусывая, он небрежно набросил на плечи пиджак и вышел в зал. Китаец-фициант встретил его слащавой улыбкой и, кланяясь точно заведенный, проводил до самого выхода. Воронцов знал эту породу. Холуй он и есть холуй, что с него взять!
     Прикупив у гардеробщика пачку исчезнувших в последние дни из магазинов сигарет «Каска», Серж не спеша направился к стоянке такси. Сегодня он вполне может позволить себе нечто большее, например закатиться в бордель к мадам Нарусовой, где самые дорогие проститутки в Харбине, или кутнуть в «Погребке Рагозинского», в котором собирались последние осколки русской аристократии. Распухший от восьмиста долларов кошелек приятно оттягивал карман, дни, оставшиеся до переброски за Амур, стоило провести с толком.
     Покачиваясь на нетвердых ногах - проклятое саке давало о себе знать, - Воронцов барственно махнул рукой. Через мгновение, весело скрипнув тормозами, рядом с ним остановился «форд». Серж с трудом втиснулся на заднее сиденье и заплетающимся языком произнес:
     - К Свято-Николае... собору... Э... нет! К На... к Нарусовой! Буду у нее грехи замали...
     Закончить фразу ему не удалось. Дверцы машины синхронно распахнулись, и в следующую секунду Воронцова так стиснули с обеих сторон, что он не мог ни вздохнуть, ни пошевельнуться. Тупое дуло пистолета уперлось в левый бок, а на голову упал холщовый мешок.
     Свидетелей этого в целом не странного для Харбина происшествия не было. Тусклый свет газовых фонарей едва пробивался через вечерний полумрак. Начавший накрапывать мелкий дождь и поднявшийся от прогретой за день мостовой туман сделали сумерки непроницаемыми. Непогода быстро смела с улиц праздных гуляк. На площадке перед рестораном «Ямато» никого не было, швейцар поспешил спрятаться от дождя под козырек над входом и вряд ли обратил внимание на странную суету у такси.
     Налетчики действовали слаженно и молниеносно. Не успели за ними захлопнуться дверцы, как «форд», чихнув выхлопными газами, сорвался с места и, набирая скорость, помчался в сторону пристани.
     Дуло пистолета, упиравшееся в бок Воронцова, сняло с него хмель как рукой. Он попытался пошевельнуться, но тут же похолодел от грозного рыка:
     - А ну, тихо! Цацкаться не будем!
     Проворные пальцы сноровисто обшарили его с головы до ног. Кошелек с деньгами и браунинг перекочевали в чужой карман. Но и с ним он вряд ли что мог поделать. Тертый калач Воронцов понял, что это не просто бандитский налет.
     «Японская контрразведка? - лихорадочно соображал он. - Чушь! Зачем было давать ему явки четырех агентов во Владивостоке и Находке? Мясники из охранных отрядов «Российского фашистского союза»? Вполне! Таксист русский... Какой, к черту, таксист! Он с ними заодно, везет и не спрашивает. Но зачем я им? Контрразведка атамана Семенова? Но она ходит под японцами. А может... Агенты НКВД!» - обожгла догадка, и сердце покатилось куда-то вниз.
     А «форд», повизгивая тормозами на поворотах, продолжал выписывать замысловатые круги по Харбину. Запахи хуашэ-на - жаренного на сковороде арахиса и испеченной на каштановых углях свинины, проникавшие в кабину, говорили о том, что они проезжают китайский квартал. Затем тихое шуршание шин сменилось дробным грохотом по брусчатке, а могучий бас главного колокола Свято-Николаевского собора развеял последние сомнения: машина въехала в Новый город, туда, где по-прежнему проживала большая часть русских и находилось советское генеральное консульство.
     Прошло еще несколько минут, «форд» плавно сбросил скорость и вскоре остановился. В наступившей тишине послышался лязг металла, затем пронзительно скрипнули петли на воротах.
     - Давай въезжай, - послышался чей-то голос во дворе.
     Тихая русская речь подтвердила самые худшие предположения Воронцова: он оказался в лапах НКВД! Его бесцеремонно вытолкнули из машины и волоком потащили куда-то вверх. Первое, что он увидел, когда пыльный мешок был наконец сдернут с его головы, - это портреты советских вождей. С одного злорадно таращился всесильный нарком НКВД Лаврентий Берия, а с другого - сам большевистский вождь Иосиф Сталин. Под портретами за двухтумбовым столом, покрытым зеленым сукном, по-хозяйски развалясь в кресле, сидел затянутый портупеями крепыш. Голубые петлицы на вороте гимнастерки и говорящий шеврон со щитом и мечом | на рукаве невольно заставили Сержа поежиться. Расстегнутая кобура, из которой торчала рукоять пистолета, и двое громил у двери не оставляли сомнений в том, чем все это закончится.
     Крепыш энкавэдэшник с ожесточением раздавил о край пепельницы недокуренную папиросину «Беломорканал», прошелся большими пальцами под ремнями портупеи и, расправив складки гимнастерки, злорадно процедил:
     - Ну что, японский выкормыш, добегался?
     Ослепленный ярким светом настольной лампы, направленным в лицо, Воронцов не поплыл и не сломался. Внезапно в нем проснулась жгучая ненависть к большевикам, которые лишили его всего - поместья во Владимирской губернии, блестящей военной карьеры, будущего, наконец! Вместо этого он оказался на японской помойке, ну так и чего ему теперь бояться?
     Серж побледнел и с вызовом ответил:
     - Я, русский офицер, ни у кого в холуях не ходил и ходить не буду!
     - Не ходил, говоришь? - с полуоборота завелся крепыш и, схватив лежащий перед ним кошелек, потряс им в воздухе.
     На стол, будто листья с ветвей, посыпались доллары, врученные перед встречей в ресторане «Ямато» шефом Воронцова капитаном Кокисаном. Волосатая пятерня жестко сгребла их, и бумажный комок полетел в лицо Сержа.
     - Ах ты, сука! В ваше благородие решил сыграть! Сейчас поиграем! Ты у меня кровавыми соплями умоешься!
     Воронцов не выдержал и взорвался:
     - У... Ненавижу! Краснопузая сволочь! Мало я вас, сук, реза..
     Удар кулака заставил его захлебнуться в собственной крови. В следующую секунду тугая петля сдавила запястья, дикая боль пронзила плечи, и Серж, судорожно трепыхнувшись всем телом, низко завис над полом. Кабинет был подготовлен под пытку. Для особо несговорчивых в потолок был вделан крюк. Энкавэдэшники накинулись на него и принялись хлестать резиновыми шлангами по ногам, спине и животу. Серж продолжал материть своих мучителей, но силы быстро покинули его. Как сквозь вату, до него донеслось:
     - Хорош! А то сдохнет!
     Веревка скользнула по крюку, и тело Сержа тряпичной куклой распласталось на полу. Очнулся он от резкого запаха нашатыря, а вместе с сознанием к нему снова вернулась боль, сконцентрировавшаяся под левой лопаткой.
     - Давно работаешь на узкоглазых? Тебя вербовал Кокисан? Кто твой резидент? - сыпался на него град вопросов. - Кто обеспечивает проводку через границу? Говори, сука, кто?!
     Кокисан... Он сказал «Кокисан»... Эта поразительная осведомленность повергла Сержа в ужас. Они знали все! Да, но откуда? Впрочем, он не находил объяснений, да, собственно, это уже не имело никакого значения. В его положении не оставалось иного выхода, кроме как покончить одним разом и с пытками, и с жизнью. Собравшись с силами, Воронцов плюнул в ненавистную рожу кровавой слюной. Энкавэдэшник взбеленился, удар сапогом отбросил Сержа к стене, и пытки продолжились. Желанная смерть не приходила - вместо нее была одна только жгучая боль.
     Под воздействием холодной воды и нашатырного спирта он время от времени приходил в сознание. В один из таких моментов ему показалось, что он слышит голос Кокисана. Серж с трудом разлепил налившиеся свинцом веки и среди энкавэдэшников действительно увидел своего шефа. Нет, не может быть... Серж тряхнул головой, но Кокисан никуда не пропал. Серый костюм в клеточку, знакомая заколка в виде дракона на галстуке, шрам на подбородке - все совпадало до мельчайших подробностей: перед ним стоял живой, из плоти и крови, Кокисан.
     Разжав запекшиеся от крови губы, Серж попытался что-то сказать, но его никто не услышал.
     - Болваны тупоголовые! Скоты! Чего стоите, еще воды! - взревел Кокисан.

     (Продолжение следует.)


Назад

Полное или частичное воспроизведение материалов сервера без ссылки и упоминания имени автора запрещено и является нарушением российского и международного законодательства

Rambler TOP 100 Яndex