Слишком заманчивой казалась возможность иметь на своих южных границах надежного союзника, связанного с Советским Союзом единой идеологией и интересами. В то время лидер фракции «Парчам» Бабрак Кармаль заверял советских руководителей, что он пользуется поддержкой значительной части афганских партийцев и населения (как выяснилось позже, поддержки не было или она была незначительной), которые только и ждут, когда он появится в Афганистане, чтобы выступить против Амина (тогдашний руководитель Афганистана. - Ред.). Кармаль утверждал, что сможет удержать власть в стране. Ему предложили возглавить борьбу по свержению режима Амина. Лидер парчамистов обещал полную лояльность, подчинение...
     В Кабул нелегально перебросили одного из ближайших его помощников, который должен был готовить почву для возвращения Кармаля в Афганистан. Правда, следует заметить, что, по некоторым данным, подобные предложения делались и халькистам (Зераю, Панджшери, Мисаку), но они отказались («Хальк» наряду с «Парчам» - фракция в правящей Народно-демократической партии Афганистана, пришедшей к власти в результате переворота в апреле 1978 года. - Ред.).
     Тем временем из Афганистана поступали все новые и новые донесения с изложением просьб, высказываемых Х. Амином относительно ввода советских войск в ДРА. Не добившись положительного решения советского руководства на ввод войск в Кабул, генсек ЦК НДПА стал приглашать их хотя бы в северные, приграничные с Советским Союзом провинции. Он также был не против, если бы ввели только внутренние войска МВД СССР. 2 декабря Амин, пригласив главного военного советника С.К. Магометова, заявил ему, что мятежникам в Бадахшане оказывается активная помощь со стороны Китая и Пакистана, поэтому он просил бы Советское правительство для оказания помощи в нормализации обстановки направить в эту провинцию на короткое время один усиленный полк.
     На следующий день Амин вновь высказал Магометову просьбу о желательности направления подразделений советских внутренних войск, способных совместно с народной милицией ДРА обеспечить порядок в северных районах.
     4 декабря в Кабул был направлен первый заместитель начальника Первого главного управления (ПГУ) КГБ СССР генерал-лейтенант В.А. Кирпиченко (генерал Б.С. Иванов был назначен старшим группы советников председателя КГБ СССР). Кирпиченко и его помощник Л.П. Костромин вылетели на военно-транспортном самолете с аэродрома Чкаловский в Баграм с офицерами-десантниками Оперативной группы воздушно-десантных войск (ВДВ), возглавляемой заместителем командующего ВДВ генерал-лейтенантом Н.Н. Гуськовым. В кармане у Кирпиченко лежал дипломатический паспорт на имя Петра Ивановича Николаева. Он был наделен особыми полномочиями, так как его назначили специальным представителем от ПГУ КГБ СССР по подготовке операции в Кабуле по отстранению от власти Х. Амина. По словам Кирпиченко, ему никогда не приходилось показывать этот паспорт...
     В ночь с 4 на 5 декабря из Чирчика в Баграм на самолете Ан-12 убыла группа из 3-й роты «мусульманского» батальона (подразделение спецназа военной разведки. - Ред.) в количестве 20 человек во главе с капитаном М.Т. Сахатовым, которая подготовила места расположения к прибытию основных сил отряда.
     По прилете в Кабул утром 5 декабря В.А. Кирпиченко встретился со специальным представителем председателя КГБ СССР генерал-лейтенантом Б.С. Ивановым, и они распределили обязанности. Он также проинформировал главного военного советника в ДРА генерал-полковника С.К. Магометова о планируемой операции по отстранению от власти в Афганистане Хафизуллы Амина.
     6 декабря на заседании Политбюро ЦК КПСС приняли решение: с учетом сложившейся обстановки и просьбы Амина направить в Афганистан отряд ГРУ ГШ общей численностью около 500 человек в униформе, не раскрывающей принадлежности к Вооруженным Силам СССР. Предполагалось перевезти его в Баграм самолетами военно-транспортной авиации в первой половине декабря. Министерству обороны СССР были отданы соответствующие распоряжения. Генеральный штаб ВС СССР спланировал и организовал эту перевозку.
     В соответствии с этим решением Политбюро ЦК КПСС личный состав (530 человек) и боевую технику «мусульманского» батальона 9 и 10 декабря самолетами ВТА (Ан-12 и Ан-22) с аэродромов Чирчика и Ташкента перебросили в Афганистан на авиабазу Баграм. Расположился отряд в палатках УСБ неподалеку от аэродрома, в 500 метрах от первого батальона 345-го опдп, в торце взлетной полосы. На обустройство ушло два дня. Сразу же были организованы занятия по тактической, огневой и технической подготовке. Сначала спецназовцы носили советскую военную форму, а затем их переодели в афганскую форму, поэтому они внешне почти не отличались от местных военнослужащих. Эту форму сшили в Москве по образцам, присланным по линии военной разведки.
     Посол Ф.А. Табеев проинформировал Амина, что его просьбы о направлении двух батальонов для усиления охраны резиденции главы государства и аэродрома Баграм реализованы. Одновременно подтвердил, что советское руководство готово принять его в СССР с официальным визитом...
     Амин воспринял эту информацию с большим энтузиазмом и просил передать советским руководителям искреннюю признательность за помощь и поддержку.
     В Москве тем временем все больше склонялись к мысли: без советских войск создать условия для отстранения от власти Амина сложно, если вообще возможно, полагаться только на внутреннюю оппозицию рискованно. Где гарантии, что афганская армия воспримет и поддержит Б. Кармаля? А если ему даже удастся захватить власть, сумеет ли он отразить нападки вооруженной оппозиции? Сопротивление ее постоянно росло.
     Вокруг решения о вводе войск на территорию Афганистана шла закулисная возня, поэтому руководство Генерального штаба попыталось разъяснить министру обороны СССР Д.Ф.Устинову ситуацию, складывающуюся в Афганистане, и меры по ее стабилизации. Из воспоминаний в то время первого заместителя начальника Генерального штаба - начальника Главного оперативного управления генерала армии В.И.Варенникова:
     «Чувствуя, что руководство страны уже у порога изменения своего решения по вводу наших войск в Афганистан, начальник Генерального штаба Н.В. Огарков предпринял последнее усилие - уговорить министра обороны Д.Ф. Устинова не делать этого. В связи с этим он пригласил С. Ф. Ахромеева и меня к себе и сообщил, что хотел бы в нашем присутствии высказать министру мнение о нецелесообразности такой акции и обосновать это. А при необходимости мы должны были его поддержать.
     Когда мы пришли к Устинову, в его кабинете находился начальник Главного политического управления А.А. Епишев. Николай Васильевич докладывал долго, пытаясь обосновать нецелесообразность такого шага и убедить в этом Устинова. По окончании доклада Огаркова министр никак не прокомментировал его доклад, спросил только Епишева: «Алексей Алексеевич, у тебя вопросы есть? Начальник ГлавПУРа ответил: «Да нет у меня вопросов. У Генерального штаба всегда свое особое мнение». На что Устинов заметил: «Это верно. Но я учту мнение Генерального штаба». Я поддержал Огаркова: «Товарищ министр обороны, мы чувствуем, что это последний шанс». Ахромеев промолчал. Когда мы уходили, Огарков еще раз обратился к Устинову: «Дмитрий Федорович, мы очень надеемся на Вас»...
     Решение на ввод советских войск в Афганистан для обеспечения операции по отстранению от власти Амина принималось после долгих раздумий и анализа складывающейся обстановки. Оно не было спонтанным, но многие факторы все-таки учтены не были.
     В то время афганская оппозиция значительно расширила свою социальную базу, укрепила ряды, создала плацдарм на территории Пакистана. В результате воздействия контрреволюции на личный состав в ряде гарнизонов, преимущественно отдаленных от центра, проходили антиправительственные выступления. Так, мятежи имели место в 30-м горном пехотном полку (Асмар), 36-м пехотном (Нарай), 18-м пехотном (Хост) и других частях, длительное время находившихся в изоляции от своих вышестоящих штабов, не получавших никакой поддержки... Отмечалось появление новых формирований ИОА и ИПА (Исламской организации Афганистана и Исламской партии Афганистана. - Ред.) в провинциях Кунар, Нангархар, Лагман, Пактия, Каписа, Газни, Заболь, Кандагар, Гур, Бадгис, Бамиан, Герат.
     Под контролем оппозиции (или вне контроля правительства) находилось около 70 процентов афганской территории, на которой проживает свыше 10 млн. человек, то есть практически вся сельская местность. К тому же ожесточенная борьба в руководстве республики по вопросу об отношении к армии привела к значительной дезорганизации вооруженных сил ДРА. Постоянная перетряска руководящих кадров, чистки, репрессии, принудительный призыв молодежи в армию существенно повлияли на сплоченность и боеспособность войск. Афганская армия оказалась значительно ослабленной и, по заявлениям Амина, была не в состоянии самостоятельно защищать правящий режим, отстаивать суверенитет государства.
     Однако главная причина ввода советских войск в Афганистан не была обусловлена положением в ДРА. Она носила иной характер. На многие обстоятельства проливают свет воспоминания академика Е.И.Чазова, который в своей книге «Здоровье и власть» пишет:
     «...Я не знаком с подробностями подготовки и проведения вторжения наших войск в Афганистан. Если верить некоторым средствам массовой информации, то только четыре человека - Устинов, Громыко, Андропов и Тихонов - подготовили и осуществили это вторжение, никто в руководстве, в ЦК не знал, что будет... такая акция... Для меня афганские события начались раньше, чем произошел ввод советских войск, - они начались в период, когда по приказанию Хафизуллы Амина его брат Абдулла (руководитель афганской службы безопасности) сам или руками кого-то из своих людей «устранил» руководителя партии (НДПА) и государства Тараки...
     В то время мне нередко приходилось встречаться с Андроповым, и никогда за все 17 лет знакомства я не видел его в таком напряжении. Мне кажется, что непосредственно перед вводом советских войск в Афганистан у него в отличие от Устинова появлялись периоды неуверенности и даже растерянности. Но он очень доверял своим источникам информации... Однако вопреки информации все произошло наоборот - ввод войск обострил ситуацию...»
     8 декабря в так называемой Ореховой комнате, которая располагалась сразу за кабинетом заседаний Политбюро ЦК КПСС, состоялось совещание, в котором принял участие «узкий круг лиц» - Андропов, Громыко, Суслов и Устинов. На него был приглашен начальник Генерального штаба ВС СССР Маршал Советского Союза Н.В. Огарков, который в течение двадцати минут изложил свои взгляды на афганскую проблему. Члены Политбюро долго обсуждали положение, взвешивали все «за» и «против» ввода советских войск. Особую активность проявляли Громыко и Андропов. Устинов молчал. В качестве доводов о необходимости такого шага со стороны Андропова приводились аргументы: предпринимаемые ЦРУ США (резидент в Анкаре Пол Хенци) усилия по созданию «Новой Великой Османской империи» с включением в нее южных республик из состава СССР; отсутствие на юге надежной системы ПВО, что в случае размещения в ДРА американских ракет типа «Першинг» ставило под угрозу многие жизненно важные объекты, например космодром Байконур; возможность использования афганских урановых месторождений Пакистаном... для создания ядерного оружия; установление в северных районах Афганистана власти оппозиции; присоединение этого региона к Пакистану. В течение часа при ответах на многочисленные вопросы Громыко и Андропова начальник Генерального штаба старался убедить членов Политбюро ЦК КПСС не менять решения относительно неввода советских войск в Афганистан.
     После того как Огарков уехал, они решили проработать два варианта: используя возможности Комитета госбезопасности в Кабуле, устранить Амина и передать власть в стране Кармалю; если же не получится, то послать какое-то количество войск в ДРА для этих же целей. Первый неудачный ход в «игре в Афганистан» был сделан.
     На следующий день председатель Совета Министров СССР А.Н. Косыгин позвонил начальнику Генерального штаба и сообщил ему, что готовится решение о вводе советских войск в Афганистан, поинтересовался его позицией относительно этого шага. Огарков ответил, что он относится к этому отрицательно. А.Н. Косыгин попросил его убедить Устинова, что этого делать нельзя. Н.В. Огарков вызвал к себе начальника Главного оперативного управления генерала армии В.И. Варенникова и обсудил с ним эту проблему, а затем позвонил Устинову и попросил принять его для доклада важных документов.
     Доложив документы, начальник Генерального штаба вновь попытался изложить свою позицию по поводу ввода советских войск в Афганистан, но министр резко осадил его и даже стал кричать: «Вы что, будете учить Политбюро? Вам надлежит выполнять приказания. Вы постоянно строите какие-то козни! Вы систематически саботируете мои решения! А сейчас Вам уже не нравится то, что готовит руководство страны. Не Ваше дело, что решается в Политбюро. Ваше дело - штаб...»
     Н.В. Огарков возразил ему, сказав, что Генеральный штаб как орган Ставки Верховного Главного Командования не может оставаться в стороне, когда принимаются судьбоносные для страны решения. Это еще больше раззадорило министра обороны. Устинов стал обвинять начальника Генерального штаба во всех грехах, а затем сказал, что больше разговаривать с ним не намерен, и ушел в комнату отдыха. Их взаимоотношения и до того были прохладными, но это, по сути дела, был разрыв, хотя в свое время именно по рекомендации Устинова Огарков был назначен на должность начальника Генерального штаба. После этого разговора с министром Н.В. Огарков позвонил А.Н. Косыгину и первому заместителю министра иностранных дел СССР Г.М. Корниенко и проинформировал их о позиции Устинова, сказал, что переубедить его в вопросе ввода войск в Афганистан не удалось.
     В тот же день Н.В. Огарков был сроч
     но вызван в кабинет Брежнева, где собралось «малое Политбюро». По свидетельству генерала армии В.И. Варенникова, перед тем как ехать на это совещание, они вдвоем долго обсуждали позицию, которую должен был занять начальник Генерального штаба по вопросу ввода войск в Афганистан. Условились: он будет стоять до конца, отстаивая мнение о нецелесообразности такого шага. В качестве альтернативы решили предложить ввести в ДРА небольшие подразделения для охраны отдельных объектов. С тем он и уехал в Кремль.
     Маршал Советского Союза Н.В. Огарков уже в присутствии Л.И. Брежнева вновь попытался убедить членов Политбюро ЦК КПСС, что проблему надо решать политическим путем, не уповая на силовые методы. Он ссылался на традиции афганцев, не терпевших никогда на своей территории иноземцев, предупреждал о вероятности втягивания наших войск в боевые действия, но все оказалось тщетным. «Мы восстановим против себя весь восточный исламизм, - говорил Огарков, - и политически проиграем во всем мире». Но его резко оборвал Андропов: «Занимайтесь военным делом! А политикой займемся мы, партия, Леонид Ильич!»
     Николай Васильевич попытался возразить: «Я начальник Генерального штаба». Но Андропов вновь остановил его: «И не более. Вас пригласили не для того, чтобы выслушивать Ваше мнение, а чтобы Вы записывали указания Политбюро и организовывали их выполнение». Председателя КГБ СССР поддержали А.А. Громыко, К.У. Черненко, М.А. Суслов, Д.Ф. Устинов, Д.П. Кириленко. Затем сказал свое слово и Л.И.Брежнев: «Следует поддержать Юрия Владимировича». У Н.В. Огаркова сложилось тогда мнение, что все уже было заранее обговорено, предрешено и его потуги ничего изменить не могли...
     В заключение беседы определились, что пока окончательное решение о немедленной военной помощи принимать не будут, но войска на всякий случай пусть готовятся. Министр обороны СССР Д.Ф. Устинов воспринял это как руководство к действию...
     Вечером 10 декабря Д.Ф. Устинов собрал коллегию Министерства обороны СССР и сообщил: в ближайшее время, очевидно, будет принято решение о применении советских войск в ДРА, надо готовить соответствующую группировку. По указанию министра обороны в войска срочно направили директиву № 312/12/00133. Начиная с этого дня министр обороны СССР Д.Ф. Устинов стал отдавать устные указания начальнику Генерального штаба Н.В. Огаркову... Все мероприятия проводились скрытно и тщательно легендировались. Фактически практические действия по военной линии начались до принятия окончательного решения на ввод советских войск в Афганистан.
     Советника начальника Главного политического управления ВС ДРА генерал-майора В.П. Заплатина тогда же срочно вызвали в Москву из Кабула как человека, досконально знающего положение дел в афганской армии, поскольку новый главный военный советник Султан Магометов за короткий срок еще недостаточно хорошо разобрался в ситуации в Афганистане. Вечером он приехал на аэродром в Баграм, но в тот день вылететь не смог. 11 декабря он прилетел сначала в Ташкент, а затем на другом самолете прибыл в Москву. Его сразу привезли к начальнику Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота СССР генералу армии А.А. Епишеву, которому генерал Заплатин подробно доложил свою точку зрения о положении в ДРА и афганской армии.
     Утром 12 декабря генерала В.П. Заплатина вызвали к министру обороны СССР Д.Ф. Устинову. В его кабинете также находились начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Н.В. Огарков и начальник Главного политического управления СА и ВМФ генерал армии А.А. Епишев. Министр, выслушав доклад генерала, куда-то уехал, а Огарков, Епишев и Заплатин долго обсуждали ситуацию, сложившуюся в Афганистане, просчитывали перспективы. Причем, по свидетельству Заплатина, начальник Генерального штаба все время высказывался против ввода советских войск в Афганистан.
     Когда Д.Ф. Устинов вернулся, он спросил у начальника Генерального штаба: «Ну, вы переговорили?»
     Н.В.Огарков ответил: «Да, по всем вопросам переговорили, но товарищ Заплатин остается на своих позициях».
     Министр обороны спросил генерала: «Почему? Вы помните, что мне говорили в прошлый раз, когда приезжали в Москву, что ни один волос не упадет с головы Тараки. А что произошло? Где Тараки?»
     Генерал Заплатин ответил: «Тараки нет. Его задушили. Это роковая ошибка Амина, что он лишил Тараки жизни».
     Устинов достал из папки шифротелеграмму за подписью представителя КГБ СССР, дал прочитать ее генералу и сказал: «Вот посмотрите, Вы говорите одно, а спецслужбы КГБ докладывают совсем другое»...
     Маршал Советского Союза Д.Ф. Устинов посмотрел на Н.В. Огаркова, потом на А.А. Епишева и ответил: «Но уже поздно». Заплатин тогда не понял этих слов и лишь значительно позже узнал, что именно на том заседании Политбюро ЦК КПСС, откуда приехал министр обороны, было принято окончательное решение о вводе советских войск в Афганистан.
     Чувствуя, что дело принимает нежелательный оборот, начальник Генерального штаба, заручась поддержкой С.Ф. Ахромеева и В.И. Варенникова, вместе с ними вновь попытался переубедить Д.Ф. Устинова, подготовив письменный доклад по афганской проблеме.
     Из воспоминаний генерала армии В.И.Варенникова:
     «Огарков пригласил Ахромеева и меня к себе в кабинет, дал нам ознакомиться с докладом министру обороны, в котором был дан анализ обстановки в Афганистане и вокруг него, а также изложены наши предложения, и подписать его. Помню, в докладе говорилось, что Генеральный штаб считает: от ввода наших войск на территорию суверенного Афганистана можно было бы воздержаться, что соответствует ранее принятому по этому вопросу решению руководства СССР и позволит избежать тяжелых политических, экономических, социальных и военных последствий. Мы тоже подписали этот доклад и пошли к министру обороны. Когда мы вошли в кабинет Устинова, начальник Генерального штаба сказал, что мы вместе подготовили документ на его имя, и вручил ему доклад.
     Дмитрий Федорович начал медленно читать, делая на полях пометки. Я думал, что его реакция будет бурной, но Устинов внешне был спокоен, хотя интуитивно мы чувствовали его внутреннее напряжение. Закончив читать, министр взял у себя на столе какие-то корочки и вложил туда два листа доклада. Затем расписался вверху на первой странице, проговорив: «Это вам для прокурора». Потом закрыл корочки, спокойно вернул доклад Огаркову и сказал: «Вы опоздали. Решение уже состоялось».
     Огарков попытался снова возразить: «Дмитрий Федорович, но Генштабу ничего по этому поводу не известно. Ведь наши действия во всем мире могут быть расценены как экспансия».
     «Еще раз вам говорю, что решение о вводе войск состоялось. Поэтому вам надо не обсуждать действия Политбюро, а выполнять это решение», - нервно добавил Устинов и дал понять, что разговор окончен.
     Мы вышли из кабинета министра и отправились к себе. Сергей Федорович Ахромеев задержался в приемной. По дороге Николай Васильевич сказал мне: «Если решение принято, то надо готовить директиву». Огарков зашел к себе в кабинет, а я стал подниматься на пятый этаж. Когда я зашел в свой кабинет, то услышал звонок прямого телефона от начальника Генерального штаба: «Валентин Иванович, пока Вы поднимались, я уже успел переговоритъ с министром, точнее, он мне позвонил и приказал написать директиву о вводе наших войск в Афганистан. Видно, Сергей Федорович остался, чтобы подсказать помощникам Устинова, что такой документ нужен. Я сейчас дам команду Аболинсу (начальник Главного организационно-мобилизационного управления Генштаба. - Прим. авт.), чтобы он написал проект этой директивы. Вы ее тоже посмотрите и затем вместе с ним заходите ко мне»...»
     Документ, подписанный Устиновым и переданный Огаркову - для прокурора, ему не понадобился, так как прокурорского расследования этого дела никогда не проводилось.
     ...Информация из разных источников поступала самая противоречивая, и решения предлагались полярно противоположные. К тому же, как отмечалось, было еще неписаное правило - передавать преимущественно те сведения, которые бы устраивали руководство, были созвучны его позиции, «угадывать» информацию, отвечающую представлениям руководителей по тому или иному вопросу и подтверждающую их прозорливость. Нередко первичная информация, просеянная через «сито» различных инстанций, изменялась до неузнаваемости. Это ставило Центр в довольно затруднительное положение. Причем каждое ведомство отстаивало свои интересы. И все же политики обязаны были выслушать различные мнения, глубоко и разносторонне проанализировать ситуацию, спрогнозировать тенденцию развития военно-политической обстановки в регионе и мире, а также учесть последствия ввода войск и реакцию Запада. Лишь на такой основе можно было принять правильное решение. Но избрали другой метод - руководствовались старыми подходами и догмами, хотя ситуация в мире к тому времени уже менялась не в пользу СССР.
     Однако этот аспект проигнорировали, ведь амбиции оставались прежними, хотя возможности были уже не те. Считалось, что мы с американцами должны разговаривать только на равных, не церемониться, когда речь шла о жизненно важном для нас регионе. На наш взгляд, это верно, но такая позиция должна основываться на своих реальных возможностях и учитывать возможности противника. В то время Вооруженные Силы СССР были достаточно мощными, и, видимо, это кружило головы некоторым нашим политикам. Но у американцев возможности были не меньше наших, и они могли дать адекватный ответ на любые наши действия.
     Доводить конфронтацию с американцами до критического уровня можно было только в том случае, когда дело касалось непосредственной угрозы безопасности самого СССР и его ближайших союзников. Афганистан к их числу не относился. Реакцию американцев на ввод войск в Афганистан и их возможное противодействие спрогнозировали, мягко говоря, поверхностно, посчитав, что США не станут «ломать копья» из-за Афганистана. Ведь в свое время война во Вьетнаме шла, а мы продолжали сотрудничать с Соединенными Штатами...
     Недостаточно эта акция была обеспечена в информационном и пропагандистском плане. Мы с самого начала проиграли информационную войну. Главная ошибка заключалась в том, что по настоянию М.А. Суслова эта акция была проведена тайно, как бы воровски. Наоборот, надо было заранее объявить о том, что советские войска вводятся в Афганистан по просьбе афганского правительства с миротворческой миссией на основе существующего советско-афганского договора, развернуть широкую пропагандистскую кампанию в СМИ. Все равно скрыть подготовку к вводу не удалось. Американцы полностью контролировали из космоса развертывание и отмобилизование советских войск, молчаливо ожидая часа, когда они окажутся на афганской территории - в западне.
     Заявление о том, что советские войска введены в Афганистан по просьбе правительства ДРА для отражения внешней агрессии и выполнения какого-то мифического интернационального долга уже после их ввода и убийства Амина, прозвучало неубедительно. И хотя всего таких просьб, направленных через советских представителей, было около двадцати, международные юристы определили, что эти просьбы не имеют юридической силы и ссылаться на них неправомерно, так как «русские отстранили от власти и убили того, кто их туда приглашал». В этом есть здравый смысл и своя логика...
     Последней каплей, перевесившей чашу весов в пользу ввода войск, стало решение министров иностранных дел и обороны НАТО на встрече 12 декабря в Брюсселе. Они одобрили сценарий размещения в Западной Европе новых американских ракет средней дальности «Круз» и «Першинг-2», откуда они могли поражать территорию Советского Союза. Как предполагается, вечером того дня, когда поступила информация об этом, Политбюро ЦК КПСС, вернее, его элита – Брежнев, Суслов, Андропов, Устинов и Громыко - единогласно приняли решение о вводе войск в Афганистан. По их мнению, после решения НАТО о размещении ракет средней дальности в Европе, нацеленных на СССР, терять было уже нечего.
     В особой папке ЦК КПСС сохранился протокол этого заседания с постановлением Политбюро ЦК КПСС «К положению в «А», написанный весьма иносказательно и витиевато лично рукой К.У. Черненко:
     «1. Одобрить соображения и мероприятия, изложенные тт. Андроповым Ю.В., Устиновым Д. Ф., Громыко А.А. Разрешить в ходе осуществления этих мероприятий им вносить коррективы непринципиального характера. Вопросы, требующие решения ЦК, своевременно вносить Политбюро. Осуществление всех этих мероприятий возложить на тт. Андропова Ю.В., Устинова Д.Ф., Громыко А.А.
     2. Поручить тт. Андропову Ю.В., Устинову Д.Ф., Громыко А.А. информировать членов Политбюро ЦК о ходе выполнения намеченных мероприятий».
     В документе под литерой «А» обозначался Афганистан, а под словом «мероприятия» подразумевался ввод советских войск в ДРА и отстранение от власти Х. Амина...
     На основе фактов и развития ситуации в Афганистане можно предположить, что на этом заседании Политбюро ЦК КПСС обсуждались вопросы, поставленные в письме Андропова, о проведении спецоперации по отстранению от власти Амина имевшимися в Афганистане силами, а войска предполагалось развернуть вблизи советско-афганской границы на всякий случай. Проведение операции планировалось на 14 декабря (о ходе ее проведения читайте чуть ниже). Если бы она удалась, то необходимость ввода войск в ДРА отпала бы сама собой. Однако цели этой операции не были достигнуты. Советским спецслужбам не удалось осуществить замысел операции - вывести из строя Амина, его племянника и начальника Генерального штаба, поэтому пришлось остановить штурмовые группы, начавшие выдвижение для захвата важных объектов в афганской столице.
     После этого из Кабула пришла телеграмма, в которой советские представители докладывали, что выполнить задачу по устранению Амина имеющимися в Афганистане силами они не в состоянии, просили усиления. Видимо, после этого были внесены соответствующие коррективы «непринципиального характера» - для обеспечения переворота ввести советские войска в Афганистан. Очевидно, распоряжение на это позже было отдано устно.
     В связи с тем, что больше никаких письменных документов по поводу ввода войск не составлялось, посчитали протокол от 12 декабря основанием для осуществления такого тяжелого шага. Протокол подписан всеми членами Политбюро ЦК КПСС, присутствовавшими на этом заседании. Никто тогда не высказался против...
     На заседании Политбюро ЦК КПСС не присутствовал Председатель Совета Министров СССР А.Н.Косыгин, позиция которого относительно ввода войск в Афганистан была отрицательной. На документе отсутствует его подпись. Вскоре он был отправлен на пенсию, а в октябре 1980 года умер. Таким образом, снимаются многие разночтения и кривотолки о том, кто ответственен за это решение. Хотя есть сведения, что заседание Политбюро ЦК КПСС вообще не проводилось, а когда решение приняли в узком составе (Брежнев, Андропов, Громыко, Устинов, Суслов, Черненко), остальных членов Политбюро ЦК КПСС «попросили» подписаться под ним, то есть они узнали обо всем постфактум.
     * * *
     От редакции. Вся подоплека обстоятельств, побудивших руководство СССР принять решение о вводе войск в Афганистан, до сих пор не прояснена до конца. Почему, в частности, высказался в пользу такого решения Ю.В. Андропов? Возможно, что председатель КГБ СССР - пожалуй, самый осведомленный из советских руководителей - мог обладать той разведывательной информацией, что побудила колебавшегося Л.И. Брежнева все же согласиться с доводами группы членов Политбюро, среди которых, кстати, был и министр обороны Д.Ф. Устинов. Но что именно узнал Андропов из донесений разведки, так же как и то, что был ли на самом деле Хафизулла Амин агентом ЦРУ США или нет, - для нас, скорее всего, так и останется неизвестным. Ведь спецслужбы предают гласности далеко не все свои документы - даже спустя многие десятилетия.
     Однако несомненным является то, что непосредственные участники событий декабря 1979 года - и сотрудники КГБ СССР, и офицеры военной разведки, и личный состав подразделений спецназа обоих ведомств - самоотверженно и не щадя своих жизней выполнили приказ командования. С одним из этих людей - генерал-лейтенантом Александром Голубевым, председателем Совета ветеранов Службы внешней разведки России - недавно встретился наш корреспондент. О том, что поведал Александр Титович о потаенных страницах летописи афганской войны, мы расскажем в ближайшее время.Испытание АФГАНИСТАНом
     В Москве к 20-летию вывода советских войск из Афганистана вышла в свет книга Александра ЛЯховского и Сергея Давитаи «Игра в Афганистан» (см. «Красная звезда», 6 февраля 2009 г.). Представляем отрывок из книги, рассказывающий о драматических обстоятельствах принятия решения на ввод войск в декабре 1979 года.
     Слишком заманчивой казалась возможность иметь на своих южных границах надежного союзника, связанного с Советским Союзом единой идеологией и интересами. В то время лидер фракции «Парчам» Бабрак Кармаль заверял советских руководителей, что он пользуется поддержкой значительной части афганских партийцев и населения (как выяснилось позже, поддержки не было или она была незначительной), которые только и ждут, когда он появится в Афганистане, чтобы выступить против Амина (тогдашний руководитель Афганистана. - Ред.). Кармаль утверждал, что сможет удержать власть в стране. Ему предложили возглавить борьбу по свержению режима Амина. Лидер парчамистов обещал полную лояльность, подчинение...
     В Кабул нелегально перебросили одного из ближайших его помощников, который должен был готовить почву для возвращения Кармаля в Афганистан. Правда, следует заметить, что, по некоторым данным, подобные предложения делались и халькистам (Зераю, Панджшери, Мисаку), но они отказались («Хальк» наряду с «Парчам» - фракция в правящей Народно-демократической партии Афганистана, пришедшей к власти в результате переворота в апреле 1978 года. - Ред.).
     Тем временем из Афганистана поступали все новые и новые донесения с изложением просьб, высказываемых Х. Амином относительно ввода советских войск в ДРА. Не добившись положительного решения советского руководства на ввод войск в Кабул, генсек ЦК НДПА стал приглашать их хотя бы в северные, приграничные с Советским Союзом провинции. Он также был не против, если бы ввели только внутренние войска МВД СССР. 2 декабря Амин, пригласив главного военного советника С.К. Магометова, заявил ему, что мятежникам в Бадахшане оказывается активная помощь со стороны Китая и Пакистана, поэтому он просил бы Советское правительство для оказания помощи в нормализации обстановки направить в эту провинцию на короткое время один усиленный полк.
     На следующий день Амин вновь высказал Магометову просьбу о желательности направления подразделений советских внутренних войск, способных совместно с народной милицией ДРА обеспечить порядок в северных районах.
     4 декабря в Кабул был направлен первый заместитель начальника Первого главного управления (ПГУ) КГБ СССР генерал-лейтенант В.А. Кирпиченко (генерал Б.С. Иванов был назначен старшим группы советников председателя КГБ СССР). Кирпиченко и его помощник Л.П. Костромин вылетели на военно-транспортном самолете с аэродрома Чкаловский в Баграм с офицерами-десантниками Оперативной группы воздушно-десантных войск (ВДВ), возглавляемой заместителем командующего ВДВ генерал-лейтенантом Н.Н. Гуськовым. В кармане у Кирпиченко лежал дипломатический паспорт на имя Петра Ивановича Николаева. Он был наделен особыми полномочиями, так как его назначили специальным представителем от ПГУ КГБ СССР по подготовке операции в Кабуле по отстранению от власти Х. Амина. По словам Кирпиченко, ему никогда не приходилось показывать этот паспорт...
     В ночь с 4 на 5 декабря из Чирчика в Баграм на самолете Ан-12 убыла группа из 3-й роты «мусульманского» батальона (подразделение спецназа военной разведки. - Ред.) в количестве 20 человек во главе с капитаном М.Т. Сахатовым, которая подготовила места расположения к прибытию основных сил отряда.
     По прилете в Кабул утром 5 декабря В.А. Кирпиченко встретился со специальным представителем председателя КГБ СССР генерал-лейтенантом Б.С. Ивановым, и они распределили обязанности. Он также проинформировал главного военного советника в ДРА генерал-полковника С.К. Магометова о планируемой операции по отстранению от власти в Афганистане Хафизуллы Амина.
     6 декабря на заседании Политбюро ЦК КПСС приняли решение: с учетом сложившейся обстановки и просьбы Амина направить в Афганистан отряд ГРУ ГШ общей численностью около 500 человек в униформе, не раскрывающей принадлежности к Вооруженным Силам СССР. Предполагалось перевезти его в Баграм самолетами военно-транспортной авиации в первой половине декабря. Министерству обороны СССР были отданы соответствующие распоряжения. Генеральный штаб ВС СССР спланировал и организовал эту перевозку.
     В соответствии с этим решением Политбюро ЦК КПСС личный состав (530 человек) и боевую технику «мусульманского» батальона 9 и 10 декабря самолетами ВТА (Ан-12 и Ан-22) с аэродромов Чирчика и Ташкента перебросили в Афганистан на авиабазу Баграм. Расположился отряд в палатках УСБ неподалеку от аэродрома, в 500 метрах от первого батальона 345-го опдп, в торце взлетной полосы. На обустройство ушло два дня. Сразу же были организованы занятия по тактической, огневой и технической подготовке. Сначала спецназовцы носили советскую военную форму, а затем их переодели в афганскую форму, поэтому они внешне почти не отличались от местных военнослужащих. Эту форму сшили в Москве по образцам, присланным по линии военной разведки.
     Посол Ф.А. Табеев проинформировал Амина, что его просьбы о направлении двух батальонов для усиления охраны резиденции главы государства и аэродрома Баграм реализованы. Одновременно подтвердил, что советское руководство готово принять его в СССР с официальным визитом...
     Амин воспринял эту информацию с большим энтузиазмом и просил передать советским руководителям искреннюю признательность за помощь и поддержку.
     В Москве тем временем все больше склонялись к мысли: без советских войск создать условия для отстранения от власти Амина сложно, если вообще возможно, полагаться только на внутреннюю оппозицию рискованно. Где гарантии, что афганская армия воспримет и поддержит Б. Кармаля? А если ему даже удастся захватить власть, сумеет ли он отразить нападки вооруженной оппозиции? Сопротивление ее постоянно росло.
     Вокруг решения о вводе войск на территорию Афганистана шла закулисная возня, поэтому руководство Генерального штаба попыталось разъяснить министру обороны СССР Д.Ф.Устинову ситуацию, складывающуюся в Афганистане, и меры по ее стабилизации. Из воспоминаний в то время первого заместителя начальника Генерального штаба - начальника Главного оперативного управления генерала армии В.И.Варенникова:
     «Чувствуя, что руководство страны уже у порога изменения своего решения по вводу наших войск в Афганистан, начальник Генерального штаба Н.В. Огарков предпринял последнее усилие - уговорить министра обороны Д.Ф. Устинова не делать этого. В связи с этим он пригласил С. Ф. Ахромеева и меня к себе и сообщил, что хотел бы в нашем присутствии высказать министру мнение о нецелесообразности такой акции и обосновать это. А при необходимости мы должны были его поддержать.
     Когда мы пришли к Устинову, в его кабинете находился начальник Главного политического управления А.А. Епишев. Николай Васильевич докладывал долго, пытаясь обосновать нецелесообразность такого шага и убедить в этом Устинова. По окончании доклада Огаркова министр никак не прокомментировал его доклад, спросил только Епишева: «Алексей Алексеевич, у тебя вопросы есть? Начальник ГлавПУРа ответил: «Да нет у меня вопросов. У Генерального штаба всегда свое особое мнение». На что Устинов заметил: «Это верно. Но я учту мнение Генерального штаба». Я поддержал Огаркова: «Товарищ министр обороны, мы чувствуем, что это последний шанс». Ахромеев промолчал. Когда мы уходили, Огарков еще раз обратился к Устинову: «Дмитрий Федорович, мы очень надеемся на Вас»...
     Решение на ввод советских войск в Афганистан для обеспечения операции по отстранению от власти Амина принималось после долгих раздумий и анализа складывающейся обстановки. Оно не было спонтанным, но многие факторы все-таки учтены не были.
     В то время афганская оппозиция значительно расширила свою социальную базу, укрепила ряды, создала плацдарм на территории Пакистана. В результате воздействия контрреволюции на личный состав в ряде гарнизонов, преимущественно отдаленных от центра, проходили антиправительственные выступления. Так, мятежи имели место в 30-м горном пехотном полку (Асмар), 36-м пехотном (Нарай), 18-м пехотном (Хост) и других частях, длительное время находившихся в изоляции от своих вышестоящих штабов, не получавших никакой поддержки... Отмечалось появление новых формирований ИОА и ИПА (Исламской организации Афганистана и Исламской партии Афганистана. - Ред.) в провинциях Кунар, Нангархар, Лагман, Пактия, Каписа, Газни, Заболь, Кандагар, Гур, Бадгис, Бамиан, Герат.
     Под контролем оппозиции (или вне контроля правительства) находилось около 70 процентов афганской территории, на которой проживает свыше 10 млн. человек, то есть практически вся сельская местность. К тому же ожесточенная борьба в руководстве республики по вопросу об отношении к армии привела к значительной дезорганизации вооруженных сил ДРА. Постоянная перетряска руководящих кадров, чистки, репрессии, принудительный призыв молодежи в армию существенно повлияли на сплоченность и боеспособность войск. Афганская армия оказалась значительно ослабленной и, по заявлениям Амина, была не в состоянии самостоятельно защищать правящий режим, отстаивать суверенитет государства.
     Однако главная причина ввода советских войск в Афганистан не была обусловлена положением в ДРА. Она носила иной характер. На многие обстоятельства проливают свет воспоминания академика Е.И.Чазова, который в своей книге «Здоровье и власть» пишет:
     «...Я не знаком с подробностями подготовки и проведения вторжения наших войск в Афганистан. Если верить некоторым средствам массовой информации, то только четыре человека - Устинов, Громыко, Андропов и Тихонов - подготовили и осуществили это вторжение, никто в руководстве, в ЦК не знал, что будет... такая акция... Для меня афганские события начались раньше, чем произошел ввод советских войск, - они начались в период, когда по приказанию Хафизуллы Амина его брат Абдулла (руководитель афганской службы безопасности) сам или руками кого-то из своих людей «устранил» руководителя партии (НДПА) и государства Тараки...
     В то время мне нередко приходилось встречаться с Андроповым, и никогда за все 17 лет знакомства я не видел его в таком напряжении. Мне кажется, что непосредственно перед вводом советских войск в Афганистан у него в отличие от Устинова появлялись периоды неуверенности и даже растерянности. Но он очень доверял своим источникам информации... Однако вопреки информации все произошло наоборот - ввод войск обострил ситуацию...»
     8 декабря в так называемой Ореховой комнате, которая располагалась сразу за кабинетом заседаний Политбюро ЦК КПСС, состоялось совещание, в котором принял участие «узкий круг лиц» - Андропов, Громыко, Суслов и Устинов. На него был приглашен начальник Генерального штаба ВС СССР Маршал Советского Союза Н.В. Огарков, который в течение двадцати минут изложил свои взгляды на афганскую проблему. Члены Политбюро долго обсуждали положение, взвешивали все «за» и «против» ввода советских войск. Особую активность проявляли Громыко и Андропов. Устинов молчал. В качестве доводов о необходимости такого шага со стороны Андропова приводились аргументы: предпринимаемые ЦРУ США (резидент в Анкаре Пол Хенци) усилия по созданию «Новой Великой Османской империи» с включением в нее южных республик из состава СССР; отсутствие на юге надежной системы ПВО, что в случае размещения в ДРА американских ракет типа «Першинг» ставило под угрозу многие жизненно важные объекты, например космодром Байконур; возможность использования афганских урановых месторождений Пакистаном... для создания ядерного оружия; установление в северных районах Афганистана власти оппозиции; присоединение этого региона к Пакистану. В течение часа при ответах на многочисленные вопросы Громыко и Андропова начальник Генерального штаба старался убедить членов Политбюро ЦК КПСС не менять решения относительно неввода советских войск в Афганистан.
     После того как Огарков уехал, они решили проработать два варианта: используя возможности Комитета госбезопасности в Кабуле, устранить Амина и передать власть в стране Кармалю; если же не получится, то послать какое-то количество войск в ДРА для этих же целей. Первый неудачный ход в «игре в Афганистан» был сделан.
     На следующий день председатель Совета Министров СССР А.Н. Косыгин позвонил начальнику Генерального штаба и сообщил ему, что готовится решение о вводе советских войск в Афганистан, поинтересовался его позицией относительно этого шага. Огарков ответил, что он относится к этому отрицательно. А.Н. Косыгин попросил его убедить Устинова, что этого делать нельзя. Н.В. Огарков вызвал к себе начальника Главного оперативного управления генерала армии В.И. Варенникова и обсудил с ним эту проблему, а затем позвонил Устинову и попросил принять его для доклада важных документов.
     Доложив документы, начальник Генерального штаба вновь попытался изложить свою позицию по поводу ввода советских войск в Афганистан, но министр резко осадил его и даже стал кричать: «Вы что, будете учить Политбюро? Вам надлежит выполнять приказания. Вы постоянно строите какие-то козни! Вы систематически саботируете мои решения! А сейчас Вам уже не нравится то, что готовит руководство страны. Не Ваше дело, что решается в Политбюро. Ваше дело - штаб...»
     Н.В. Огарков возразил ему, сказав, что Генеральный штаб как орган Ставки Верховного Главного Командования не может оставаться в стороне, когда принимаются судьбоносные для страны решения. Это еще больше раззадорило министра обороны. Устинов стал обвинять начальника Генерального штаба во всех грехах, а затем сказал, что больше разговаривать с ним не намерен, и ушел в комнату отдыха. Их взаимоотношения и до того были прохладными, но это, по сути дела, был разрыв, хотя в свое время именно по рекомендации Устинова Огарков был назначен на должность начальника Генерального штаба. После этого разговора с министром Н.В. Огарков позвонил А.Н. Косыгину и первому заместителю министра иностранных дел СССР Г.М. Корниенко и проинформировал их о позиции Устинова, сказал, что переубедить его в вопросе ввода войск в Афганистан не удалось.
     В тот же день Н.В. Огарков был сроч
     но вызван в кабинет Брежнева, где собралось «малое Политбюро». По свидетельству генерала армии В.И. Варенникова, перед тем как ехать на это совещание, они вдвоем долго обсуждали позицию, которую должен был занять начальник Генерального штаба по вопросу ввода войск в Афганистан. Условились: он будет стоять до конца, отстаивая мнение о нецелесообразности такого шага. В качестве альтернативы решили предложить ввести в ДРА небольшие подразделения для охраны отдельных объектов. С тем он и уехал в Кремль.
     Маршал Советского Союза Н.В. Огарков уже в присутствии Л.И. Брежнева вновь попытался убедить членов Политбюро ЦК КПСС, что проблему надо решать политическим путем, не уповая на силовые методы. Он ссылался на традиции афганцев, не терпевших никогда на своей территории иноземцев, предупреждал о вероятности втягивания наших войск в боевые действия, но все оказалось тщетным. «Мы восстановим против себя весь восточный исламизм, - говорил Огарков, - и политически проиграем во всем мире». Но его резко оборвал Андропов: «Занимайтесь военным делом! А политикой займемся мы, партия, Леонид Ильич!»
     Николай Васильевич попытался возразить: «Я начальник Генерального штаба». Но Андропов вновь остановил его: «И не более. Вас пригласили не для того, чтобы выслушивать Ваше мнение, а чтобы Вы записывали указания Политбюро и организовывали их выполнение». Председателя КГБ СССР поддержали А.А. Громыко, К.У. Черненко, М.А. Суслов, Д.Ф. Устинов, Д.П. Кириленко. Затем сказал свое слово и Л.И.Брежнев: «Следует поддержать Юрия Владимировича». У Н.В. Огаркова сложилось тогда мнение, что все уже было заранее обговорено, предрешено и его потуги ничего изменить не могли...
     В заключение беседы определились, что пока окончательное решение о немедленной военной помощи принимать не будут, но войска на всякий случай пусть готовятся. Министр обороны СССР Д.Ф. Устинов воспринял это как руководство к действию...
     Вечером 10 декабря Д.Ф. Устинов собрал коллегию Министерства обороны СССР и сообщил: в ближайшее время, очевидно, будет принято решение о применении советских войск в ДРА, надо готовить соответствующую группировку. По указанию министра обороны в войска срочно направили директиву № 312/12/00133. Начиная с этого дня министр обороны СССР Д.Ф. Устинов стал отдавать устные указания начальнику Генерального штаба Н.В. Огаркову... Все мероприятия проводились скрытно и тщательно легендировались. Фактически практические действия по военной линии начались до принятия окончательного решения на ввод советских войск в Афганистан.
     Советника начальника Главного политического управления ВС ДРА генерал-майора В.П. Заплатина тогда же срочно вызвали в Москву из Кабула как человека, досконально знающего положение дел в афганской армии, поскольку новый главный военный советник Султан Магометов за короткий срок еще недостаточно хорошо разобрался в ситуации в Афганистане. Вечером он приехал на аэродром в Баграм, но в тот день вылететь не смог. 11 декабря он прилетел сначала в Ташкент, а затем на другом самолете прибыл в Москву. Его сразу привезли к начальнику Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота СССР генералу армии А.А. Епишеву, которому генерал Заплатин подробно доложил свою точку зрения о положении в ДРА и афганской армии.
     Утром 12 декабря генерала В.П. Заплатина вызвали к министру обороны СССР Д.Ф. Устинову. В его кабинете также находились начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Н.В. Огарков и начальник Главного политического управления СА и ВМФ генерал армии А.А. Епишев. Министр, выслушав доклад генерала, куда-то уехал, а Огарков, Епишев и Заплатин долго обсуждали ситуацию, сложившуюся в Афганистане, просчитывали перспективы. Причем, по свидетельству Заплатина, начальник Генерального штаба все время высказывался против ввода советских войск в Афганистан.
     Когда Д.Ф. Устинов вернулся, он спросил у начальника Генерального штаба: «Ну, вы переговорили?»
     Н.В.Огарков ответил: «Да, по всем вопросам переговорили, но товарищ Заплатин остается на своих позициях».
     Министр обороны спросил генерала: «Почему? Вы помните, что мне говорили в прошлый раз, когда приезжали в Москву, что ни один волос не упадет с головы Тараки. А что произошло? Где Тараки?»
     Генерал Заплатин ответил: «Тараки нет. Его задушили. Это роковая ошибка Амина, что он лишил Тараки жизни».
     Устинов достал из папки шифротелеграмму за подписью представителя КГБ СССР, дал прочитать ее генералу и сказал: «Вот посмотрите, Вы говорите одно, а спецслужбы КГБ докладывают совсем другое»...
     Маршал Советского Союза Д.Ф. Устинов посмотрел на Н.В. Огаркова, потом на А.А. Епишева и ответил: «Но уже поздно». Заплатин тогда не понял этих слов и лишь значительно позже узнал, что именно на том заседании Политбюро ЦК КПСС, откуда приехал министр обороны, было принято окончательное решение о вводе советских войск в Афганистан.
     Чувствуя, что дело принимает нежелательный оборот, начальник Генерального штаба, заручась поддержкой С.Ф. Ахромеева и В.И. Варенникова, вместе с ними вновь попытался переубедить Д.Ф. Устинова, подготовив письменный доклад по афганской проблеме.
     Из воспоминаний генерала армии В.И.Варенникова:
     «Огарков пригласил Ахромеева и меня к себе в кабинет, дал нам ознакомиться с докладом министру обороны, в котором был дан анализ обстановки в Афганистане и вокруг него, а также изложены наши предложения, и подписать его. Помню, в докладе говорилось, что Генеральный штаб считает: от ввода наших войск на территорию суверенного Афганистана можно было бы воздержаться, что соответствует ранее принятому по этому вопросу решению руководства СССР и позволит избежать тяжелых политических, экономических, социальных и военных последствий. Мы тоже подписали этот доклад и пошли к министру обороны. Когда мы вошли в кабинет Устинова, начальник Генерального штаба сказал, что мы вместе подготовили документ на его имя, и вручил ему доклад.
     Дмитрий Федорович начал медленно читать, делая на полях пометки. Я думал, что его реакция будет бурной, но Устинов внешне был спокоен, хотя интуитивно мы чувствовали его внутреннее напряжение. Закончив читать, министр взял у себя на столе какие-то корочки и вложил туда два листа доклада. Затем расписался вверху на первой странице, проговорив: «Это вам для прокурора». Потом закрыл корочки, спокойно вернул доклад Огаркову и сказал: «Вы опоздали. Решение уже состоялось».
     Огарков попытался снова возразить: «Дмитрий Федорович, но Генштабу ничего по этому поводу не известно. Ведь наши действия во всем мире могут быть расценены как экспансия».
     «Еще раз вам говорю, что решение о вводе войск состоялось. Поэтому вам надо не обсуждать действия Политбюро, а выполнять это решение», - нервно добавил Устинов и дал понять, что разговор окончен.
     Мы вышли из кабинета министра и отправились к себе. Сергей Федорович Ахромеев задержался в приемной. По дороге Николай Васильевич сказал мне: «Если решение принято, то надо готовить директиву». Огарков зашел к себе в кабинет, а я стал подниматься на пятый этаж. Когда я зашел в свой кабинет, то услышал звонок прямого телефона от начальника Генерального штаба: «Валентин Иванович, пока Вы поднимались, я уже успел переговоритъ с министром, точнее, он мне позвонил и приказал написать директиву о вводе наших войск в Афганистан. Видно, Сергей Федорович остался, чтобы подсказать помощникам Устинова, что такой документ нужен. Я сейчас дам команду Аболинсу (начальник Главного организационно-мобилизационного управления Генштаба. - Прим. авт.), чтобы он написал проект этой директивы. Вы ее тоже посмотрите и затем вместе с ним заходите ко мне»...»
     Документ, подписанный Устиновым и переданный Огаркову - для прокурора, ему не понадобился, так как прокурорского расследования этого дела никогда не проводилось.
     ...Информация из разных источников поступала самая противоречивая, и решения предлагались полярно противоположные. К тому же, как отмечалось, было еще неписаное правило - передавать преимущественно те сведения, которые бы устраивали руководство, были созвучны его позиции, «угадывать» информацию, отвечающую представлениям руководителей по тому или иному вопросу и подтверждающую их прозорливость. Нередко первичная информация, просеянная через «сито» различных инстанций, изменялась до неузнаваемости. Это ставило Центр в довольно затруднительное положение. Причем каждое ведомство отстаивало свои интересы. И все же политики обязаны были выслушать различные мнения, глубоко и разносторонне проанализировать ситуацию, спрогнозировать тенденцию развития военно-политической обстановки в регионе и мире, а также учесть последствия ввода войск и реакцию Запада. Лишь на такой основе можно было принять правильное решение. Но избрали другой метод - руководствовались старыми подходами и догмами, хотя ситуация в мире к тому времени уже менялась не в пользу СССР.
     Однако этот аспект проигнорировали, ведь амбиции оставались прежними, хотя возможности были уже не те. Считалось, что мы с американцами должны разговаривать только на равных, не церемониться, когда речь шла о жизненно важном для нас регионе. На наш взгляд, это верно, но такая позиция должна основываться на своих реальных возможностях и учитывать возможности противника. В то время Вооруженные Силы СССР были достаточно мощными, и, видимо, это кружило головы некоторым нашим политикам. Но у американцев возможности были не меньше наших, и они могли дать адекватный ответ на любые наши действия.
     Доводить конфронтацию с американцами до критического уровня можно было только в том случае, когда дело касалось непосредственной угрозы безопасности самого СССР и его ближайших союзников. Афганистан к их числу не относился. Реакцию американцев на ввод войск в Афганистан и их возможное противодействие спрогнозировали, мягко говоря, поверхностно, посчитав, что США не станут «ломать копья» из-за Афганистана. Ведь в свое время война во Вьетнаме шла, а мы продолжали сотрудничать с Соединенными Штатами...
     Недостаточно эта акция была обеспечена в информационном и пропагандистском плане. Мы с самого начала проиграли информационную войну. Главная ошибка заключалась в том, что по настоянию М.А. Суслова эта акция была проведена тайно, как бы воровски. Наоборот, надо было заранее объявить о том, что советские войска вводятся в Афганистан по просьбе афганского правительства с миротворческой миссией на основе существующего советско-афганского договора, развернуть широкую пропагандистскую кампанию в СМИ. Все равно скрыть подготовку к вводу не удалось. Американцы полностью контролировали из космоса развертывание и отмобилизование советских войск, молчаливо ожидая часа, когда они окажутся на афганской территории - в западне.
     Заявление о том, что советские войска введены в Афганистан по просьбе правительства ДРА для отражения внешней агрессии и выполнения какого-то мифического интернационального долга уже после их ввода и убийства Амина, прозвучало неубедительно. И хотя всего таких просьб, направленных через советских представителей, было около двадцати, международные юристы определили, что эти просьбы не имеют юридической силы и ссылаться на них неправомерно, так как «русские отстранили от власти и убили того, кто их туда приглашал». В этом есть здравый смысл и своя логика...
     Последней каплей, перевесившей чашу весов в пользу ввода войск, стало решение министров иностранных дел и обороны НАТО на встрече 12 декабря в Брюсселе. Они одобрили сценарий размещения в Западной Европе новых американских ракет средней дальности «Круз» и «Першинг-2», откуда они могли поражать территорию Советского Союза. Как предполагается, вечером того дня, когда поступила информация об этом, Политбюро ЦК КПСС, вернее, его элита – Брежнев, Суслов, Андропов, Устинов и Громыко - единогласно приняли решение о вводе войск в Афганистан. По их мнению, после решения НАТО о размещении ракет средней дальности в Европе, нацеленных на СССР, терять было уже нечего.
     В особой папке ЦК КПСС сохранился протокол этого заседания с постановлением Политбюро ЦК КПСС «К положению в «А», написанный весьма иносказательно и витиевато лично рукой К.У. Черненко:
     «1. Одобрить соображения и мероприятия, изложенные тт. Андроповым Ю.В., Устиновым Д. Ф., Громыко А.А. Разрешить в ходе осуществления этих мероприятий им вносить коррективы непринципиального характера. Вопросы, требующие решения ЦК, своевременно вносить Политбюро. Осуществление всех этих мероприятий возложить на тт. Андропова Ю.В., Устинова Д.Ф., Громыко А.А.
     2. Поручить тт. Андропову Ю.В., Устинову Д.Ф., Громыко А.А. информировать членов Политбюро ЦК о ходе выполнения намеченных мероприятий».
     В документе под литерой «А» обозначался Афганистан, а под словом «мероприятия» подразумевался ввод советских войск в ДРА и отстранение от власти Х. Амина...
     На основе фактов и развития ситуации в Афганистане можно предположить, что на этом заседании Политбюро ЦК КПСС обсуждались вопросы, поставленные в письме Андропова, о проведении спецоперации по отстранению от власти Амина имевшимися в Афганистане силами, а войска предполагалось развернуть вблизи советско-афганской границы на всякий случай. Проведение операции планировалось на 14 декабря (о ходе ее проведения читайте чуть ниже). Если бы она удалась, то необходимость ввода войск в ДРА отпала бы сама собой. Однако цели этой операции не были достигнуты. Советским спецслужбам не удалось осуществить замысел операции - вывести из строя Амина, его племянника и начальника Генерального штаба, поэтому пришлось остановить штурмовые группы, начавшие выдвижение для захвата важных объектов в афганской столице.
     После этого из Кабула пришла телеграмма, в которой советские представители докладывали, что выполнить задачу по устранению Амина имеющимися в Афганистане силами они не в состоянии, просили усиления. Видимо, после этого были внесены соответствующие коррективы «непринципиального характера» - для обеспечения переворота ввести советские войска в Афганистан. Очевидно, распоряжение на это позже было отдано устно.
     В связи с тем, что больше никаких письменных документов по поводу ввода войск не составлялось, посчитали протокол от 12 декабря основанием для осуществления такого тяжелого шага. Протокол подписан всеми членами Политбюро ЦК КПСС, присутствовавшими на этом заседании. Никто тогда не высказался против...
     На заседании Политбюро ЦК КПСС не присутствовал Председатель Совета Министров СССР А.Н.Косыгин, позиция которого относительно ввода войск в Афганистан была отрицательной. На документе отсутствует его подпись. Вскоре он был отправлен на пенсию, а в октябре 1980 года умер. Таким образом, снимаются многие разночтения и кривотолки о том, кто ответственен за это решение. Хотя есть сведения, что заседание Политбюро ЦК КПСС вообще не проводилось, а когда решение приняли в узком составе (Брежнев, Андропов, Громыко, Устинов, Суслов, Черненко), остальных членов Политбюро ЦК КПСС «попросили» подписаться под ним, то есть они узнали обо всем постфактум.
     * * *
     От редакции.Вся подоплека обстоятельств, побудивших руководство СССР принять решение о вводе войск в Афганистан, до сих пор не прояснена до конца. Почему, в частности, высказался в пользу такого решения Ю.В. Андропов? Возможно, что председатель КГБ СССР - пожалуй, самый осведомленный из советских руководителей - мог обладать той разведывательной информацией, что побудила колебавшегося Л.И. Брежнева все же согласиться с доводами группы членов Политбюро, среди которых, кстати, был и министр обороны Д.Ф. Устинов. Но что именно узнал Андропов из донесений разведки, так же как и то, что был ли на самом деле Хафизулла Амин агентом ЦРУ США или нет, - для нас, скорее всего, так и останется неизвестным. Ведь спецслужбы предают гласности далеко не все свои документы - даже спустя многие десятилетия.
     Однако несомненным является то, что непосредственные участники событий декабря 1979 года - и сотрудники КГБ СССР, и офицеры военной разведки, и личный состав подразделений спецназа обоих ведомств - самоотверженно и не щадя своих жизней выполнили приказ командования. С одним из этих людей - генерал-лейтенантом Александром Голубевым, председателем Совета ветеранов Службы внешней разведки России - недавно встретился наш корреспондент. О том, что поведал Александр Титович о потаенных страницах летописи афганской войны, мы расскажем в ближайшее время.
     

     На снимках: Офицеры спецгруппы КГБ (СССР) «Гром» в Баграме, декабрь 1979 г. Начальник ГРУ Генштаба генерал армии П.И. ИВАШУТИН (в центре) в представительстве КГБ СССР в Кабуле (январь 1980 г.). Справа от него - генерал-лейтенант Б.С. ИВАНОВ, слева - полковник Л.П. БОГДАНОВ. Перед вылетом на боевую операцию. Стоит в центре - Герой Советского Союза полковник В.Е. ПАВЛОВ.