ТАКИЕ ПИСЬМА в «Красную звезду» приходят далеко не каждый день: «Уважаемая редакция! Обращаюсь к вам с просьбой опубликовать в газете статью о служащем Российской армии подполковнике в отставке А.М. Тимофееве.
     Недавно Афанасию Марковичу исполнилось 90 лет. Службе в Вооруженных Силах он отдал 67 лет своей жизни, пройдя с боями дорогами Великой Отечественной войны от Подмосковья до Польши. Его фронтовой подвиг отмечен многими орденами и медалями.
     В послевоенные годы офицер Тимофеев был одним из тех, кто стоял у истоков создания надежного щита противовоздушной обороны столицы - подмосковного Краснознаменного объединения ПВО - и до сих пор, несмотря на возраст, продолжает трудиться на штабной работе в должности помощника начальника отдела организационно-мобилизационного и комплектования, внося весомый вклад в дело поддержания боевой и мобилизационной готовности соединений и частей.
     С уважением,
     генерал-лейтенант Х. Укуров».
     В ГОЛОВЕ не укладывается: в свои девяносто продолжать работать, да еще так, как потом скажут о нем в штабе его начальники, на зависть иным молодым! Тут бы дожить до стольких лет...
     ...Афанасий, старший из семерых детей колхозного кузнеца Марка Тимофеева, первым в семье стал горожанином. В 1939 году с дипломом Смоленского техникума связи он прибыл по распределению в город Киров - сегодня это Калужская, а тогда Смоленская область. В те времена ведущие специалисты связи - а Тимофеев, как техник телеграфно-телефонной аппаратуры, относился к этой категории - состояли в соответствующих органах на специальном учете. После доскональной - до седьмого колена - проверки «на классовую лояльность и политическую благонадежность» взяли на спецучет и его, выдали допуск к работе с секретной аппаратурой и документами.
     «Спецучетно-проверочно-допускная» страничка в биографии нашего героя упомянута не случайно. С нее-то, можно сказать, и началась его военная служба.
     ...В ночь на 22 июня 1941 года лирическое свидание с Маргаритой, в ту пору для него «лучшей девушкой в городе Кирове», затянулось чуть ли не до третьих петухов. Домой вернулся под утро. Не успел раздеться - зазвонил телефон. Уснуть не дала Вера Михайловна, дежурная телеграфистка:
     - Только что звонили из Москвы, срочно требуют тебя.
     - Не скрою, оробел, - вспоминает Афанасий Маркович. - Шутка ли, меня и не кто-то, а сама Москва вызывает среди ночи! Одна нога тут, другая - на узле связи. По указанному телефону связываюсь с Москвой. Вызывал, оказывается, дежурный по связи Генерального штаба: «Примите шифровку и передайте военкому». Шифровка, как потом узнал, предписывала приступить к мобилизации. Вообще-то о начальном периоде войны, особенно о первых ее часах, перечитал я за свою жизнь много чего - и мемуаров, и исторических исследований, где наши неудачи в тот момент объясняются и боязнью руководства страны поддаться на немецкие провокации, и незавершенностью перевооружения армии, и провалами в управлении войсками, и, конечно, в осуществлении мобилизации. Я не историк и не берусь судить о достоверности всего прочитанного. Но сужу по себе. Обратите внимание, дежурная телеграфистка позвонила мне в три ночи, то есть еще за час до того, как «ровно в четыре часа Киев бомбили...» И раз Москва вызывала именно меня, то моя фамилия - а кто я был тогда: какой-то техник связи в заштатном смоленском городишке - значилась в документах Генштаба. И я такой был, конечно, не единственный. Всех, кого надо, держали на персональном учете. Значит, продумано все было до мелочей.
     - Сегодня, - продолжал ветеран, словно сопоставляя далекое прошлое и нынешнее настоящее, - по прошествии стольких лет пребывания на оргмобработе, когда вся эволюция ее развития проходила и проходит на моих глазах, мне достаточно одного эпизода, чтобы вынести практически безошибочное суждение о ее состоянии в целом. Так вот считаю, что перед войной система отмобилизования, что бы о ней ни говорили, у нас была достаточно совершенной. В этом плане к войне готовились мы основательно и грамотно. Благодаря соединениям и частям сокращенного состава, или, как их называют, кадрированным, военкоматы совместно с командованием развертываемых до штатов военного времени полков и дивизий в кратчайшие сроки проделали тогда титаническую и эффективную работу, обеспечившую своевременное формирование резервов, благодаря которым уже в декабре Красной Армией был развеян под Москвой миф о непобедимости гитлеровской армии. А потом был Сталинград...
     ОДНИМ ИЗ ПРОЯВЛЕНИЙ такой «титанической и эффективной работы» в первые часы войны было указание призвать А.М. Тимофеева и оставить на месте, возложив на него, помимо поддержания работоспособности средств связи города, еще и их охрану. Заметим, все это произошло до 12 часов дня, то есть до выступления по радио Молотова, от которого страна узнала о нападении Германии на Советский Союз. А начиная со следующего дня новобранец Афанасий Тимофеев со всеми своими телефонно-телеграфными средствами перешел в подчинение генерал-лейтенанта В. Качалова, который, опережая формируемую в Архангельске, где командовал войсками военного округа, 28-ю армию, приземлился на военном аэродроме в Шайковке, чтобы отсюда, с этого рубежа, вступить в бой. 15 июля, с прибытием армейского полка связи, Тимофеев, тут же получивший по два кубика на петлицы, влился в его ряды.
     Что последовало за этим, Афанасий Маркович вспоминает как кошмарный сон. Нанеся противнику в Смоленском сражении ощутимый контрудар в районе Рославля, в начале августа 28-я армия сама оказалась в окружении: «Немцы теснили нас к Ельне, Вязьме. 4 августа в районе деревни Старинка при попытке прорвать кольцо окружения танк, в котором находился раненый генерал Качалов, был подбит. Похоронили командующего местные жители».
     Чтобы не сеять панику, о гибели командарма приказано было молчать. Но если бы пробивавшаяся из вражеского кольца 28-я армия узнала, что в это время на «большой земле» над их командующим вершится неправедный суд, такое известие послужило бы для «окруженцев» куда большим ударом. Никто из них тогда и подумать не мог, что немцы как бы «привели в исполнение» смертный приговор, заочно вынесенный генералу Качалову военным трибуналом «за измену Родине и переход на сторону врага». По выходе из окружения полевое управление 28-й армии было расформировано. И поныне Афанасий Маркович говорит о судьбе армии и ее командующего как о высшей степени несправедливости, которую не может оправдать ни последовавшая в 1953 году реабилитация генерала Качалова, ни посмертное награждение его орденом Отечественной войны I степени: «Может, оно и лучше, что Владимир Яковлевич погиб в бою, а то бы принял смерть приставленным к стенке от своих же».
     За войну и после нее Афанасию Марковичу, хотя ходил он и не в высоких чинах, как связисту, приходилось близко общаться со многими военачальниками. («Когда штурмовали Кенигсберг, то на командном пункте нашей 43-й армии генерала Белобородова, моего тезки, я обеспечивал связью маршала Василевского. Запомнился он мне своей человечностью. От телефонной трубки, когда принимал ее от него, исходило, как помню, какое-то особое тепло. Недаром Сталин сказал, что «товарищ Василевский за свою жизнь, наверное, и мухи не обидел».) И все же больше всех запомнился Афанасию Марковичу генерал Качалов - и своей трагической судьбой, и тем, что это был первый его командующий, рядом с которым прошел самые тяжелые и трагические первые недели войны.
     ИЗ ОКРУЖЕНИЯ вышли в районе Ельнинского выступа. И сразу же на переформирование. Готовилось контрнаступление под Москвой. Как-то замполит дал лейтенанту Тимофееву поручение: «К нам прибыло пополнение, введи их в курс дела». Пополнением оказались пятнадцать девчат. В принципе ничего особенного: телефонистки, телеграфистки - эти должности заполнялись в основном женщинами. Держась официально, офицер довел до них служебные обязанности, упомянул об особенностях, в которых им придется действовать в ближайшие дни.
     От лейтенантского взгляда не могло укрыться, что у одной из связисток глаза на мокром месте. Попросил остаться.
     - Сержант Филиппова, командир отделения телеграфистов, - представилась та.
     - Почему плачете?
     - Маму жалко.
     Вслух не сказал, но про себя подумал: «Тоже мне, воевать собралась». Девушка оказалась «ярославной» - родом из Переславля-Залесского: «Вернулась с рытья окопов и сразу попросилась на фронт. Но как там мама одна без меня?..» И в слезы.
     Лейтенанту настолько стало жалко сержанта, что он, как командир, стал почаще интересоваться настроением подчиненной. Так, незаметно для обоих командирское сочувствие нашло отклик в сержантском сердце. Длинным и тревожным, между жизнью и смертью, пролег их совместный боевой путь по дорогам войны: Подольск - Малоярославец - Тула - Калуга - Козельск - Витебск - Кенигсберг - Мариенбург. В 1945-м сержант запаса Анна Филиппова, сменив фамилию, стала Тимофеевой.
     Куда длиннее - почти полвека, зато спокойнее и счастливее - оказались для них послевоенные семейные дороги: Северная группа войск - Дальний Восток - Подмосковье. Дети, внуки, правнуки... И наконец - праправнучка Настенька. С ней, всеобщей любимицей, прапрадедушка нянчится без прапрабабушки: в 1993-м, за два года до золотой свадьбы, Анны Дмитриевны не стало. Самая дорогая фотография в семейном альбоме та, где они втроем вскоре после войны: он, Анна Дмитриевна и их первенец Валя. «Обеих уже нет со мной, дочь тоже похоронил». Афанасий Маркович замолкает. Разговор не вяжется. Пора прощаться...
     ТЕПЕРЬ ВЕРНЕМСЯ несколько назад, чтобы - пусть и конспективно - попытаться изложить еще одну страничку жизни Афанасия Марковича. В своем письме в редакцию генерал Хаджибикар Укуров пишет о нем как об офицере, стоявшем у истоков создания кольца противовоздушной обороны вокруг Москвы. В 1950-е годы для решения этой архиважной задачи в Московском округе ПВО были сосредоточены лучшие специалисты. Независимо от званий, должностей. Лучшие - и все. Среди них и переведенный из Уссурийска в Истру заместитель командира батальона связи по технической части капитан Тимофеев - офицер со светлой головой и золотыми руками. Никто так, как он, не знал прокладку и эксплуатацию подземных линий связи. Тут он проявил себя как прекрасный организатор. А мог, если требовалось, выполнить любую «черную» работу. В работе, какой бы она ни была, наш герой видит смысл жизни до сих пор, в свои девяносто оставаясь в армейском строю.