(Продолжение. Начало в № 13.)
     

     - Спасибо! - вежливо поблагодарил Ван и пробежался взглядом по тарелкам: - Я смотрю, вы времени даром не теряли!
     - Да, сделал заказ по своему вкусу. Надеюсь, вам понравится. А знаете, давайте для начала выпьем за знакомство!
     - Что, русские привычки заразительны? - усмехнулся Ван, но выпить не отказался.
     Китайская рисовая водка под жаренные в бамбуковом масле трепанги отлично развязывает языки, но Ван на все вопросы Каймадо о работе в управлении, о семье и прочих мелочах, не затрагивающих сути дела, отвечал уклончиво. Сам он спросил напрямую:
     - А что с вашим предшественником?
     - С моим предшественником? - напрягся Каймадо. - С ним все в порядке, руководство решило перебросить его на другой участок.
     - Странно, что меня не поставили об этом в известность... Итак, теперь я буду работать с вами?
     - Не только со мной. В ближайшее время к вам будет направлен радист.
     - Радист? - Ван прекратил жевать и с возмущением сказал: - Но это невозможно!
     - Почему?! - удивился Каймадо.
     Ван наклонился к нему и тихо спросил:
     - Скажите, милейший, когда вы были здесь в последний раз?
     - Здесь? Примерно пару лет назад. А что?
     - В том-то и дело, что за последние два года в Синьцзине многое изменилось. Японская разведка держит ухо востро. Тюрьмы переполнены, позавчера повесили двоих подпольщиков, а вы мне еще радиста подсовываете. Да его сразу запеленгуют!
     - Но вы же ас! Придумайте что-нибудь.
     - Слышали поговорку: сегодня ас, а завтра в камере погас? Нет уж, давайте обойдемся без радиста.
     - Но нам дорог каждый час! Война не за горами! - искренне возмутился Каймадо.
     - В том-то и дело, что не за горами, мы не можем позволить себе провала. Поэтому информация будет идти только через вас.
     - Хорошо, - сдался Каймадо. - Я так и доложу в Центр. Но, может, не будем откладывать? У вас при себе есть какие-нибудь материалы?
     - При себе нет, но, собираясь на встречу с вами, я их спрятал в тайнике у ресторана. «Маньчжурия» выбрана не случайно.
     Заканчивая ужин, они договорились о том, что будут встречаться ежемесячно. Сигналом к внеочередным явкам будут служить объявления в газете «Манею Симбун».
     Первым из ресторана вышел Ван. Предварительно он объяснил Каймадо, где находится тайник, чтобы тот сам достал из него донесение.
     В номере гостиницы Каймадо уже ждал Дейсан. Вдвоем они занялись дешифровкой. Майор мрачнел на глазах: сведения, добытые Ваном, были настолько важны, что, попади они в руки русских, части Квантунской армии понесли бы значительные потери. Русский агент времени даром не терял. У Каймадо не оставалось сомнений, что теперь участь Вана предрешена. «Сегодня ас, а завтра в камере погас», - вспомнил он слова, сказанные за ужином. Как бы они не оказались пророческими и для него, прямого потомка самурая. На следующий день Синьцзин он покидал с тяжелым сердцем.
     В Харбине тревожное чувство постепенно отступило. Этому способствовало и то, что Ниумура заверил: в ближайшее время русского агента трогать не будут.
     За делами незаметно пролетел май. Следующая встреча с Ваном прошла гладко. Люди Дейсана, поработав над донесением в спецлаборатории, убрали из него все ненужное, по-другому расставив акценты. В результате разведуправление Дальневосточного фронта скушало «липу» за милую душу.
     Наступило 22 июня 1941 года. Обстановка на Дальнем Востоке все более накалялась. Машина советской разведки работала без остановки. Каймадо под обличьем Пака метался между Харбином, Синьцзином, Муданьцзяном, Хэганом, Ги-рином и другими городами, собирая информацию у агентов. Затем над ней колдовали японские профессионалы. Далее цепочка вела в поселок Тунцзян, настолько маленький, что все дома в нем умещались на одной улице, - отсюда рукой было подать до советской границы. В Тунцзяне дважды в месяц Каймадо/Пак встречался с товарищем Кимом, связником разведуправления.
     В одну из встреч, 12 октября, Ким сообщил Каймадо, что майор Казаков срочно вызывает его в Хабаровск.
     - Зачем? - удивился Каймадо.
     - Насколько я знаю, вас ждет новое задание. И... вы представлены к награде.
     Перейти через границу в тот же день не удалось. Как назло, ближе к ночи небо расчистилось, в такую погоду переплывать Амур небезопасно, подстрелить могут с обеих сторон. Пришлось дожидаться ненастья.
     УНЫЛЫЙ осенний дождь зарядил лишь на третьи сутки. Каймадо и Ким, вытащив из надежного укрытия лодку, отнесли ее к воде на руках, чтобы не оставлять бросающихся в глаза следов на песке. Гребли по очереди: для того чтобы бороться с течением, требовались немалые физические усилия. Каймадо стер руки до крови.
     Переправа заняла больше часа, на советский берег они выбрались промокшие насквозь, но это казалось им всего лишь досадной мелочью.
     Разведчики отдышались, спрятали лодку и двинулись на ближайшую погранзаставу, где их дожидался лейтенант Прохорец, как и Ким, служивший в разведуправлении фронта. Темень была кромешная, но Ким шел уверенно, чувствовалось, что этот путь был ему хорошо знаком.
     Подойти к заставе тихо не удалось: залаяли собаки. Часовой, спросив пароль и услышав отзыв, проводил прибывших к начальнику. Начальник оказал им сердечный прием. Прежде всего отправил в хорошо протопленную баню, выдал сухую одежду и до отвала накормил. От предложенной водки они отказались - хотелось просто спать.
     Наутро Каймадо в сопровождении Прохорца выехал в Хабаровск, а Киму предстояло возвращение на другой берег Амура.
     В город они попали только поздно вечером. Дорога была размыта дождем, и трудяга армейский «козлик» часто буксовал. Приходилось выбираться из кабины и подталкивать его сзади. Перед самым Хабаровском, когда грунтовка сменилась шоссе, Каймадо, сморенный усталостью, заснул. Сквозь сон он почувствовал, как машина остановилась.
     - Товарищ Пак, - затеребил его Прохорец, - простите, но дальше придется пешком. Конспирация есть конспирация.
     - Понимаю!
     - Дорогу знаете?
     - Пока не забыл.
     Пожав Прохорцу руку, Каймадо спрыгнул на тротуар и направился к разведуправлению.
     Последний раз он был там осенью сорокового года. Майор Казаков предпочитал встречаться с секретными агентами на явочных квартирах. Интересно, что заставило его изменить своим правилам?
     Нужное ему здание находилось на тихой улочке недалеко от центра. Двор был забит машинами, готовыми по первому требованию выехать в любом направлении, - военная разведка не смыкала глаз даже ночью. Каймадо прошел вдоль ограды и свернул за угол, он помнил, что, кроме центрального, есть и другой вход, замаскированный под вход в котельную. В ограде была небольшая калитка, открыть которую не составило труда. Однако, едва он ступил на посыпанную битым кирпичом дорожку, из кустов донеслось бдительное «Стой! Кто идет?»
     - Свои, - ответил разведчик и тут же назвал пароль: - Амур.
     - Проходи! - разрешил невидимый часовой.
     Каймадо поднялся на третий этаж и оказался в полутемном коридоре. Кабинет Казакова располагался справа, до него оставалось две двери. Каймадо замедлил шаг, пытаясь представить, что его ждет впереди. Ким говорил о новом задании, о награде. Награда его не интересовала - все равно не носить, а о новом задании сейчас узнает. Решительно толкнув дверь, он вошел в кабинет.
     - Ну наконец-то, - услышал он радостный возглас.
     Навстречу, раскинув руки, шел майор Казаков. В ту же минуту Каймадо услышал, как за его спиной раздались чьи-то шаги. Он оглянулся и понял, что попал в западню. Плечистая фигура старшего лейтенанта в сопровождении двух особистов не оставляла сомнений.
     - Пак, только без... - Отброшенный к стене молниеносным выпадом правой руки Каймадо, Казаков не успел договорить.
     Еще один удар, на сей раз ногой, вырубил старшего лейтенанта. Расправиться с особистами также не составило труда. Но дело происходило не где-нибудь, а в здании разведуправления, поэтому шансов спастись у Каймадо практически не было. В коридоре его настиг сокрушительный удар по затылку, и он потерял сознание.
     Операция по захвату японского резидента, хотя и с небольшими отступлениями, шла по намеченному плану. Каймадо связали, запихнули в подъехавшую эмку и повезли в Особый отдел фронта. Однако с допросом пришлось повременить. Арестованному потребовалась помощь доктора.
     Пока Каймадо приводили в чувство, майор Медведев, главный разработчик японской линии, и старший следователь капитан Козлов вынуждены были гонять чаи. Для них это было утомительно. Телефон звонил не умолкая, начальству не терпелось узнать результат.
     - Результат, твою мать, - матерился Медведев. - Матерую щуку поймали, а им результат подавай. Будет, будет результат! - В успехе он не сомневался.
     А все началось с того, что в их сети попал Воронцов. Сломался этот фрукт очень быстро. Хватило двух «душещипательных» бесед, после которых следователь не успевал записывать развернутые показания. Взять после этого резидента оставалось делом техники.
     Медведев уже представлял, как его докладная записка ляжет на стол начальника Управления Особых отделов НКВД СССР Виктора Абакумова, а там, чем черт не шутит, дойдет и до самого Лаврентия Берии.
     На грубоватом лице заиграла блаженная улыбка.
     Козлов не упустил случая поддеть старшего по званию: - Ну что, Василь Степаныч, ты уж, наверное, дырку на кителе вертишь?
     - Поживем - увидим, этого самурая еще расколоть надо, - философски ответил тот.
     - А куда он денется! Фактов - вагон и три тележки.
     - Коль, я слышал, самураи упертые.
     - Упертые не упертые, какая, на хрен, разница! И не таким языки развязывали, - уверенно заявил Козлов.
     - Ох, не говори гоп, разведчик он опытный...
     - А тем лучше, Василь Степаныч, прогремим аж до самой Москвы.
     - Может, ты, Коля, и прав. Такие, как он, не каждый день попадаются, - согласился Медведев.
     - Так и я о том толкую. Орден не орден, а именные часы тебе точно светят. Ну а мне, глядишь, отрез на брюки перепадет, а оперу Хваткову хрен в руки, - хохотнул Козлов.
     Медведев хмыкнул:
     - Язык у тебя длинный, капитан. С таким языком можно не только без брюк, но и без хрена остаться.
     - Обижаешь, Василь Степаныч, где лизнуть, а где гавкнуть, я и без подсказки знаю, - огрызнулся Козлов.
     - Ладно, не заводись. Давай лучше думать, на чем самурая ломать будем.
     - На показаниях Воронцова, а если упрется, то... Договорить Козлов не успел. В коридоре загрохотали шаги, и вскоре конвой ввел в кабинет избитого Каймадо с закованными в деревянные колодки руками.
     Медведев с нескрываемым любопытством разглядывал врага. Самурай... И точно самурай, вон как глаза полыхают. До войны Медведеву приходилось читать о самураях. Следуя древнему кодексу чести, такие умрут ради своей страны. Поди расколи его с первого раза...
     Не ожидая приглашения, Каймадо прошел вперед и сел на табурет. Медведев кивнул Козлову, санкционируя начало допроса. Тот положил перед собой чистый бланк протокола, обмакнул перо в чернильницу и задал первый вопрос:
     - Ваша настоящая фамилия?
     Каймадо молчал.
     - Назовите свою настоящую фамилию! - повысил голос Козлов, но его усилия ни к чему не привели.
     Медведев решил вмешаться:
     - Кончай в молчанку играть! Может, русский забыл?
     - А мы напомним! - Козлов вытащил из папки протокол допроса Воронцова и потряс им перед носом арестованного.
     На Каймадо это не произвело никакого впечатления.
     - Ты читать умеешь? - начал терять терпение Медведев.
     - Ближе, - впервые подал голос Каймадо.
     - Ближе? - не понял Козлов.
     - Да, ближе. Я плохо вижу.
     Козлов с бумагами в руках подался вперед и в ту же минуту получил сокрушительный удар в челюсть. Это была промашка охраны, которая не догадалась связать ноги арестованному. Следующий удар предназначался для Медведева, но тот успел увернуться.
     Когда Каймадо как следует отметелили, допрос продолжился, но он больше напоминал игру в молчанку, во всяком случае со стороны арестованного.
     Через час Медведев распорядился:
     - Приведите Воронцова!
     - Все, голубчик, твоя песенка спета, - злобно прошипел Козлов, держась за разбитую челюсть, но Каймадо его уже не слышал. Он продолжал сидеть на табурете, связанный по рукам и по ногам, однако мыслями унесся далеко-далеко, в тенистые сады у подножия Фудзи, где журчат прозрачные ручьи и зеленую траву усыпают нежные лепестки сакуры. «Сакура, сакура, я е ина сарава, и ва тацу кагири, и ва тацу кагири, кацу мика кумака... Сакура, сакура, я е ина сарава», - вертелась в голове незатейливая песенка. Кто ее пел? Бабушка? Мать? Он не слышал, как открылась дверь кабинета, и не видел, как конвойные ввели Воронцова, а вернее, его тень, в которой трудно было признать человека. «Сакура, сакура, я е ина сарава, я е ина сарава...»
     Как сквозь вату до Каймадо донесся вопль Медведева:
     - Подними башку! Я кому сказал, подними!
     «Сакура, сакура, я е ина сарава, я е ина сарава...» Он готов был пропеть это вслух.
     Козлов схватил его за волосы, развернул к Воронцову и закричал над ухом:
     - Сюда смотреть, сволочь!
     «Сакура, сакура, я е ина сарава, я е ина сарава...»
     - Оставь его, Коля, - неожиданно спокойно сказал Медведев. - Дурак, не понимает, что вся его резидентура у нас в подвале сидит. Хилая у японцев оказалась проверочка. Ни с того конца взялись. А у нас этот фрукт, - он презрительно кивнул в сторону Воронцова, - как орех до самой жопы раскололся. Прочти ему, Коль, авось дойдет.
     Козлов, не выговаривая половины букв, принялся читать. У Каймадо сжалось сердце. Как глупо все получилось... На руках у особистов неопровержимые доказательства, единственный выход - смерть...
     Медведев, исподволь наблюдавший за ним, словно читал его мысли:
     - О смерти думаешь? Не выйдет, самурай ты долбаный! Смерть еще заслужить надо.
     Каймадо поднял голову и твердо сказал:
     - Самурай сам выбирает свою смерть!
     - Ты, сволочь, у нас еще вымаливать ее будешь! Мы тебя сначала в такое дерьмо макнем, что и в загробной жизни не отмоешься! - пригрозил Козлов.
     - Вы... Вы... - с ненавистью произнес Каймадо, собрался с силами и плюнул кровавой слюной в сторону следователя.
     Последнее, что он запомнил, - огромная волосатая лапища Козлова, вцепившаяся ему в горло.
     - Оставить, капитан, - осадил Медведев младшего по званию. - Уберите гада! - Это уже адресовалось конвою. - Только смотрите, чтоб эта сволочь не сдохла!
     В камере два дюжих конвоира окатили Каймадо ведром холодной воды. Прошла минута, другая, и сознание стало постепенно возвращаться.
     - Ехраный бабай, живуч как кошка! - поразился один из конвоиров.
     - Да-а! Быстро оклемался... - присвистнул второй.
     - Заткнитесь оба! - цыкнул на них доктор и принялся обрабатывать раны.
     Потом они ушли. Каймадо лежал без движения. Сильнее боли его терзала мысль о том позоре, который покроет род Каймадо. Закованный в кандалы, он был бессилен что-либо предпринять.
     «Я не вынесу... Я не смогу...»
     «Не сдавайся, держись!» - говорил ему внутренний голос.
     «Что я могу? Я не могу даже
     сделать сеппуку, как подобает настоящему самураю, и с достоинством уйти к предкам!»
     «Сеппуку не выход. Взрезать живот всегда успеешь. Не спеши! Думай! Думай!»
     «О чем?!»
     «Как повести с ними игру...»
     «Игру? О чем ты говоришь?!»
     «Да, игру, и это твой единственный шанс! Надо втянуть Медведева в игру, и тогда...»
     «Что я могу? Вся агентура провалена... Они - отработанный материал...»
     «Нет! Тебя может спасти важная информация!»
     «Какая?!»
     «Генерал Янагита... Ниумуру... В конце концов, это они подставили тебя».
     «А что я про них знаю?»
     «Информация может быть и другой. Ты думай, думай!» - гнул свое внутренний голос.
     «А если...»
     Каймадо похолодел.
     «Нет, нет и еще раз нет!»
     «Но почему? Русские ждут наступления, и если...»
     «Но это же...»
     «Нет, это не измена! Они ведь не знают, когда и где оно начнется».
     «Ты хочешь сказать?..»
     «Да! Да!»
     Неожиданное решение вернуло Каймадо к жизни. Его острый ум принялся перемещать по карте полки и дивизии Квантунской армии в направлениях ее будущих ударов. Русские бросят туда все свои силы, но нападение состоится совсем в другом месте. И потом уже будет неважно, что с ним сделает Медведев. Его, как и остальных большевиков, сметет с лица земли армия Божественного микадо. И он, капитан Каймадо, потомок великих самураев, с честью пройдет Путь Меча.
     Каймадо нашел в себе силы улыбнуться. Его изуродованные пальцы уже не могли нанести врагу разящий удар пуки, но это не так уж и важно. Дух истинного самурая невозможно сломить. Каймадо был готов к своему последнему поединку.
     * * *
     На следующий день,после допроса разоблаченного японского резидента Каймадо в Москву ушло срочное сообщение.
     ВЧ
     Совершенно секретно
     Начальнику управления
     Особых отделов НКВД СССР
     комиссару госбезопасности 2 ранга товарищу Абакумову
     СПЕЦСООБЩЕНИЕ
     В ходе разработки двойного резидента Разведывательного управления Красной армии (Пак, он же Де До Сун, он же Ситров) установлено его настоящее имя и звание - резидент японской военной разведки на Дальнем Востоке капитан Каймадо. На связи имел девять агентов, в том числе четверых из числа красноармейцев. Все они арестованы и дают признательные показания.
     При допросе Каймадо получена заслуживающая серьезного оперативного внимания разведывательная информация. В частности, ссылаясь на руководителя японской военной миссии в Маньчжурии генерала Янагиту и начальника Второго (разведывательного) отдела штаба Квантунской армии подполковника Ниумуру, он показал, что в ближайшие дни возможно крупномасштабное нападение японской военщины и банд белогвардейцев на северо-восточном участке советско-китайской границы.
     Планом наступления «Кантокуэн» (Особые маневры Квантунской армии) предусматривается:
     на первом этапе нанесение удара на уссурийском направлении с целью захвата опорной базы советского Тихоокеанского флота - Владивостока и последующей оккупацией Хабаровска;
     на втором этапе силами двух военных группировок планируется наступление в северном и западном направлениях с целью блокирования Транссибирской железнодорожной магистрали.
     Одновременно с этим группировкой войск, размещенной на Южном Сахалине и острове Хоккайдо, будет предпринята попытка захвата Северного Сахалина и Петропавловска-на-Камчатке.
     В целях подтверждения этой информации будут задействованы закордонные агенты: резидентура Северной Маньчжурии. Работа с разоблаченным японским резидентом Каймадо продолжается в направлении уточнения полученной от него информации, а также возможной перевербовки и задействования в дезинформировании противника.
     Начальник ОО НКВД СССР
     Дальневосточного фронта
     Мельников.
     

     Глава 4
     Докладная и протокол допроса японского шпиона Каймадо жгли руки недавно назначенному на должность начальника Управления Особых отделов НКВД СССР комиссара госбезопасности 2 ранга Виктора Абакумова. Это была настоящая информационная бомба - нападение Квантунской армии на советский Дальний Восток могло радикально изменить военно-политическую обстановку на театре боевых действий и поставить Красную армию в тяжелейшее положение.
     Абакумов еще раз внимательно перечитал документы. Показания Каймадо вряд ли были дезинформацией, разменивать резидента такого уровня, как он, японская разведка вряд ли бы стала. То, что она через него не вела свою игру, подтверждалось и оперативными источниками особистов в Маньчжурии. Поступавшие от них материалы перекликалась с тем, что рассказал Каймадо.
     Не решаясь держать такую «бомбу» на своем столе, Абакумов поднял трубку ВЧ-связи.
     После короткого шуршания лишенный интонаций голос произнес:
     - Я вас слушаю, товарищ комиссар.
     - Мне товарища Поскребышева! - попросил Абакумов.
     Поездки в Кремль и встречи с Вождем для него, недавно вознесенного в высшие круги, были не меньшим испытанием, чем ходить под огнем противника на передовой.
     - Есть! - коротко ответил дежурный, и в кабинете главного военного контрразведчика страны зазвучал глуховатый голос секретаря Сталина.
     - Поскребышев слушает.
     - Здравствуйте! Это Абакумов...
     - Здравствуйте, Виктор Семенович, - доброжелательно ответил Поскребышев.
     Абакумов поразился его памяти. С Поскребышевым в приемной Сталина он встречался не более двух раз, неужели запомнил, как его зовут? Приободрившись, он сказал:
     - Александр Николаевич, военной контрразведкой получена важная информация, касающаяся замыслов японской военщины.
     - Вот как... - Поскребышев помолчал. - Насколько она серьезна?
     - Более чем!
     - Хорошо, я доложу товарищу Сталину. Ждите моего звонка!
     Абакумов вспотевшей рукой положил трубку на аппарат, поднялся из кресла и взволнованно зашагал по кабинету. Предыдущие его доклады Вождю о разоблаченных агентах и предательстве отдельных командиров на фронтах на общую обстановку существенно не влияли, но то, что сейчас лежало на его столе, - это настоящая сенсация. Такая информация либо возвысит его в глазах Вождя, либо, в случае ошибки, низвергнет в бездну. Абакумов нахмурился, вспомнив судьбу своего предшественника бригадного комиссара Анатолия Михеева, нашедшего смерть под пулями фашистов на Юго-Западном фронте. Михеев сам попросился на фронт, так как был замешан в возбуждении уголовного дела против командующего Западным фронтов Дмитрия Павлова, расстрелянного на днях. Темная это история...
     Изменчивая судьба и до этого не один раз испытывала Виктора Абакумова. В неполных тридцать четыре года он успел сполна хлебнуть горя, и своего, и чужого. Его отец был рабочим на фабрике по производству лекарств, но потом жизнь повернулась так, что ему пришлось стать истопником, а еще позже - уборщиком в больнице; мать стирала чужое белье.
     Из личного дела В. Абакумова
     Абакумов Виктор Семенович (1908, Москва - 1954, Ленинград). Родился в семье рабочего фармацевтической фабрики, мать - прачка. Член ВЛКСМ с 1927 г., член ВКП(б) с 1930 г. В 1921- 1923 гг. рядовой 2-й Московской особой бригады ЧОН; затем разнорабочий: в 1925-1926 гг. упаковщик Московского промышленного союза; в 1927-1928 гг. стрелок военизированной охраны ВСНХ; в 1928-1930 гг. упаковщик на складах Центрального союза потребительских обществ; в январе - сентябре 1930 г. заместитель заведующего АО торгово-посылочной конторы Наркомата внутренней торговли РСФСР, секретарь комсомольской организации; с октября 1930 г. по 1931 г. - секретарь комитета ВЛКСМ штамповочного завода «Пресс», Москва; в 1931-
     1932 гг. член бюро, заведующий военным отделом Замоскворецкого райкома МГК.
     Работа в органах ОГПУ - НКВД - МТБ: в 1932 - 1933 гг. уполномоченный ЭКО ПП ОПТУ по Московской области; с 1933 г. по июль 1934 г. уполномоченный ЭКУ ОГПУ СССР; с июля по август 1934 г. уполномоченный 1-го отделения ЭКО ГУГБ НКВД СССР; с августа 1934 г. по 16 августа 1935 г. уполномоченный 3-го отделения ГУЛАГ НКВД СССР; с августа 1935 г. по 15 апреля 1937 г. оперативный уполномоченный 3-го отделения Отдела охраны ГУЛАГ НКВД СССР; с апреля 1937 г. по март 1938 г. оперативный уполномоченный отделения 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР; с марта 1938 г. по 29 сентября 1938 г. помощник начальника отделения 4-го отдела I Управления НКВД СССР; с 29 сентября 1938 г. по 1 ноября 1938 г. помощник начальника отделения 2-го отдела ГУГБ НКВД СССР; с ноября по декабрь 1938 г. начальник 2-го отделения 2-го отдела ГУГБ НКВД СССР; с 5 декабря 1938 г. по 27 апреля 1939 г. временно исполняющий должность начальника УНКВД Ростовской обл; с 27 апреля 1939 г. по 25 февраля 1941 г. начальник УНКВД Ростовской обл.; с 25 февраля 1941 г. по 19 апреля 1941 г. заместитель наркома внутренних дел СССР; с 19 июля 1941 г. по 14 апреля 1943 г. начальник Управления Особых отделов НКВД СССР; с 19 апреля 1943 г. по 20 мая 1943 г. заместитель наркома обороны СССР; с 19 апреля 1943 г. по 27 апреля 1946 г. начальник ГУКР СМЕРШ НКО СССР; с 11 января 1945 г. по 4 июля 1945 г. уполномоченный НКВД СССР по 3-му Белорусскому фронту; с 27 апреля 1946 г. по 4 мая 1946 г. начальник ГУКР СМЕРШ МВС СССР; с 4 мая 1946 г. по 4 июля 1951 г. министр ГБ СССР; с 18 мая 1946 г. по 4 июля 1951 г. член Комиссии Политбюро ЦК ВКП(б) по судебным делам; с декабря 1950 г. по 4 июля 1951г. председатель Коллегии МГБ СССР.
     Примечание. С 6 сентября 1945 г. член Комиссии по руководству подготовкой обвинительных материалов и работой советских представителей в Международном военном трибунале по делу главных немецких военных преступников.
     Присвоение воинских званий: 20 декабря 1936 г. - младший лейтенант ГБ; 5 ноября 1937 г. - лейтенант ГБ; 28 декабря 1938 г. - капитан ГБ (произведен из лейтенанта); 14 марта 1940 г. - старший майор ГБ (произведен из капитана); 9 июля 1941 г. - комиссар ГБ 3 ранга; 4 февраля 1943 г. - комиссар ГБ 2 ранга; 9 июля 1945 г. - генерал-полковник.
     Награды: знак «Почетный работник ВЧК - ГПУ (9 мая 1938 г.); орден Красного Знамени № 4697 (26 апреля 1940 г.); орден Суворова I степени
     № 216 (31 июля 1944 г.); орден Суворова II степени № 540 (8 марта
     1944 г.); орден Кутузова I степени
     № 385 (21 апреля 1945 г.); орден Красной Звезды № 847892; орден Красного Знамени; 6 медалей.
     Арестован 12 июля 1951 г.; 19 декабря 1954 г. приговорен ВКВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян. Не реабилитирован.
     Жили в рабочем бараке на окраине Москвы, нужда была беспросветная. Таким, как Виктор, надежду подарила революция. Парень крепкий, в четырнадцать лет он записался добровольцем в бригаду частей особого назначения. В борьбе с саботажниками и бандитами он получил чекистскую закалку, которая не раз выручала его в жизни. В 1927 году Виктор вступил в комсомол. В двадцать три года он возглавил военный отдел Замоскворецкого райкома ВЛКСМ. В 1932 году его пригласили на работу в экономический отдел ОГПУ, но через год уволили за то, что Виктор проявил «преступную расхлябанность» - не рассмотрел в своем начальнике «замаскировавшегося троцкиста», допускал «антисемитские высказывания». Спустя месяц, однако, он был восстановлен, но до августа 1935 года служил простым опером в одном из лагерей печально известного ГуЛАГа.
     И все же его бульдожья хватка в том, что касалось дела, вскоре взяла свое. Перспективный чекист был направлен не куда-нибудь, а в Главное управление государственной безопасности. Но жизнь - как качели: через год активной работы Абакумов едва сам не загремел по статье «измена». Две короткие встречи в деловом клубе Москвы с некими дамами, одна из них, Наушиц, была гражданкой Германии, а вторая, Матисон, и вовсе по тем временам тянула на прокаженную: ее первого мужа не так давно расстреляли за контрреволюционную деятельность, а второй проживал за границей, в руках опытного следователя запросто могли привести к вышке. Но наверху не стали раздувать дело и на время положили компромат под сукно.
     В роковом тридцать седьмом Абакумов благополучно избежал кровавой косы репрессий, но в следующем, тридцать восьмом, едва не поплатился головой за свою сверхбдительность. Во время командировки в Ростовскую область ему случайно попалась на глаза папка с делом о «вредителях», которое начальник управления майор Гречухин, видимо, прикрывая кого-то из своих, по-тихому сплавил в архив.
     В тот же день между Гречухиным и Абакумовым состоялся «большой разговор». Гречухин грозился стереть в порошок «молокососа, высасывающего из пальца то, чего нет», но лейтенант проявил принципиальность. Не успел он возвратиться в Москву и доложить об окопавшихся в органах «врагах народа», как из Ростова в наркомат прикатила «телега». В ней его обвиняли в шельмовании «преданных партии кадров» и попытках «раздуть дело».
     «Телега» с грохотом покаталась по всем этажам Лубянки и остановилась в кабинете всесильного Берии. Берия стал наркомом в тридцать восьмом, после разоблачения «врага народа» Николая Ежова, в «ежовых рукавицах» которого четыре года задыхалась и стонала вся страна. Лаврентий Павлович быстро разобрался в деле и нашел, где собака зарыта. В Ростов направили очередную комиссию, и управление НКВД по Ростовской области почти в полном составе переместилось во внутреннюю тюрьму.
     Инициативность молодого сотрудника была оценена по достоинству. Едва рассеялся пороховой дым в подвалах ростовского управления, как в кресло его руководителя сел не кто-нибудь, а лейтенант Абакумов. Через двадцать три дня после назначения, 28 декабря 1938 года, он получил звание капитана государственной безопасности.
     С приходом Абакумова борьба с «врагами народа» развернулась в полную силу. «Черные воронки» днем и ночью сновали по Ростову, следователи не успевали шить дела на «своевременно выявленных» вредителей и террористов. Под твердой рукой нового начальника управление быстро вышло в передовые. 26 апреля 1940 года на широкой груди Абакумова засиял орден Красного Знамени.
     В наркомате ставки молодого начальника быстро росли, сам Лаврентий Павлович положил на него глаз. Абакумов мог без суеты и шума «организовать дело», нюхом улавливая «нужный результат», а самое главное - как цепной пес, был предан хозяину.
     И ценил это не только Берия, но и Большой Хозяин. 25 февраля 1941 года Абакумов был назначен на должность заместителя наркома внутренних дел. В начале войны, когда у села Исаковцы, что под Киевом, наполовину опальный Михеев, вместе со своими особистами прикрывая отход командующего Юго-Западным фронтом генерала Михаила Кирпоноса, погиб, Сталин без колебаний назначил Абакумова на должность начальника Управления Особых отделов НКВД СССР.
     В своем выборе он не ошибся: за несколько месяцев тот сумел укомплектовать сильно поредевшие ряды особистов, железной рукой навести в них порядок и организовать отлаженную, результативную работу. Только за август и сентябрь 1941 года были выявлены, арестованы и ликвидированы 397 вражеских агентов и пресечена измена ряда командиров.
     С информацией, полученной от Каймадо, Абакумову предстояло очередное испытание. Он хорошо осознавал цену предстоящего доклада на самом верху и клял себя в душе, что поспешил вылезти с ним наверх, минуя Берию. Нарком находился в командировке, и Абакумов успокаивал себя тем, что до поездки в Кремль успеет с ним связаться. Но сегодня ему явно не везло, не прошло и десяти минут после разговора с Поскребышевым, как снова зазвонил ВЧ-телефон.
     - Виктор Семенович, вам назначено на двадцать два десять! - сообщил секретарь.
     - Спасибо! - глухо произнес Абакумов и невольно поежился: в запасе оставалось чуть больше часа. Он еще раз внимательно перечитал протокол допроса Каймадо и свою докладную. Несколько досадных опечаток в тексте вызвали болезненную гримасу, но времени исправлять уже не оставалось, поэтому, положившись на удачу, он сложил бумаги в папку, вызвал машину и, не дожидаясь доклада дежурного о ее прибытии, спустился вниз.
     Зажатый со всех сторон серыми стенами внутренний двор напоминал глубокий колодец, над которым высился пятачок затянутого тучами неба. Абакумов поежился, его мысленный доклад Сталину прервало легкое шуршание покрышек. Водитель предупредительно распахнул дверцу, и он с трудом втиснулся в машину, не рассчитанную на его богатырские габариты.
     - В Кремль! - прозвучал короткий приказ.
     Массивные металлические створки ворот распахнулись, и тяжелый ЗиС выкатился на пустынную площадь. Москва, погруженная в светомаскировку, напоминала призрак. Вышколенный водитель, прекрасно разбиравшийся в кремлевской иерархии, остановил машину на дальней от Спасских ворот стоянке. Оставшиеся метры начальник военной контрразведки преодолевал пешком. После проверки документов он поднялся по мраморным ступенькам в подъезд и по пустынному коридору зашагал в приемную.
     

     (Продолжение следует.)