(Продолжение.
Начало в №13)
     - Придется узнать... Как нас в академии учили, если эту цифру помножить на коэффициент возвратных потерь в наступательном бою, то в итоге можно определить общую численность войск, а там и направление главного удара...
     - С математикой у меня плоховато, - смутился Павел.
     - Учись считать! - рассмеялся Дервиш. - Но тут даже не математика работает, а простая логика. Вот тебе следующая задачка. О чем говорит тот факт, что госпиталь приступил к развертыванию полевых отделений?
     - О том, что наступление ожидается со дня на день. А по тому, где они развертываются... можно точно вычислить направление!
     Внезапно их разговор нарушил громкий гогот. На веранду вывалилась пьяная толпа немцев. Один из них, вытащив из кармана пистолет, принялся палить по уткам, плавающим на отмели. На шум прибежал хозяин ресторана, старый высохший китаец. Он тщетно пытался унять разбушевавшихся гуляк. Его попытки окончились тем, что здоровенный рыжий детина подхватил старика под мышки и принялся раскачивать над водой. Старик, кажется, перестал дышать, только узловатые пальцы судорожно цеплялись за рубаху мучителя. Высыпавшая из кухни прислуга боязливо жалась друг к другу, никто из них не решился вступиться за хозяина.
     - Мерзавцы! - сквозь зубы процедил Дервиш. - Сиди! - остановил он порывающегося встать Павла.
     Вскоре немцам наскучила забава. Оставив старика в покое, они гурьбой повалили в зал. Бедняга пришел в себя и с остервенением набросился на подчиненных. Те, как стая кошек, кинулись врассыпную. На веранде снова восстановилась тишина, но Павел все равно чувствовал себя не в своей тарелке. Обернувшись, он увидел, что из-за бамбуковой перегородки на них косится обслуживающий их официант.
     - Что-то не так? - спросил Дервиш.
     - Да неймется подлецу! - ответил Павел. - Все глаза проел!
     - А, ты имеешь в виду полицейского соглядатая с подносом? - спокойно отреагировал Дервиш.
     - А кого же еще? И чего он за нас зацепился?
     - А ты не понял? На здешних русских мы, пожалуй, не тянем...
     - Это почему же?
     - Закуску съели?
     - Съели...
     - А водку никак не прикончим! Эй, официант! - позвал он.
     Тот резво выскочил из-за перегородки, на ходу расплываясь в сахарной улыбке.
     - Сто есё господам?
     Дервиш сложил пальцы в незамысловатую комбинацию:
     - Сто - это таким дохлякам, как ты, а нам тащи еще поллитра! И смотри мне, что б была настоящая «смирновка», а не ваша рисовая самогонка!
     - Харасё! Харасё! - зачастил официант.
     - И еще, тащи рыбу, только без соуса, и эти... бам... бамбуковые... как их там?
     - Может, не надо, а то еще целое дерево притащит? - подыграл ему Павел.
     - Надо, надо, госпадина. Хороший водка требует хороший закуска, - проявил свои познания официант.
     - Видишь, какой он понятливый, - поднял палец кверху Дервиш. - Хозяин дураков держать не станет!
     - Да, да, госпадина! - подтвердил прохвост.
     Вторая бутылка появилась на столе почти сразу. Официант смахнул со скатерти невидимые крошки и убежал на кухню. Разлив водку по рюмкам, они залпом выпили. Дервиш с удовлетворением сказал:
     - А теперь можем спокойно поговорить. Как продвигаются дела по Люшкову?
     Павел вздохнул и насупился.
     - Что, совсем ничего?
     - Никаких следов, как сквозь землю провалился...
     - Да-а... Плохи дела...
     - Сам знаю, но и зацепиться не за что. И так, и так, и все никак. На что Леон ушлый, но и он ничего не нарыл. Такое впечатление, что японцы прихлопнули этого гада... или вывезли к себе на острова.
     - Да нет, не должны, он им здесь позарез нужен. А что Есаул, тоже молчит?
     - Там совсем глухо. Когда вскрылось, что на Сталина готовится покушение, его от работы с боевиками отстранили, устроили тотальную проверку, но, слава богу, все обошлось.
     - А он, между прочим, молодец. - Дервиш налил себе еще рюмку и выпил, не предлагая тоста. - Вовремя дал наводку на группу Люшкова, она еще не добралась до Трабзона,а наши уже все знали...
     - Тем более непонятно, как при такой информации Люшкову дали уйти, - недоумевал Павел.
     - Не дали, а сам ушел!
     - Согласен, бывает, всего не предусмотришь. Одного только в толк; не возьму. Вот вы говорите, на Сталина готовилось покушение, и ни где-нибудь, а в Мацесте. Но до Мацесты отсюда как до Луны. Подготовить такую операцию, находясь в Маньчжурии? Невероятно!
     - А что тут такого? Люшков знал лечебницу как свои пять пальцев, а может быть, и лучше.
     - Откуда?
     - По службе отвечал за нее головой.
     - Да? А я считал, что дальше Сибири его не посылали.
     - Это давняя история, - понизив голос, сказал Дервиш. - Собственно, на той лечебнице Люшков и погорел. В тридцать шестом его назначили на перспективный участок - начальником управления НКВД по Азово-Черноморскому краю. Хозяйство досталось не столько сложное, сколько хлопотное. Вредителей и саботажников и тогда, и сейчас везде хватает, а вот спецобъекты, на которых товарищ Сталин отдыхал, можно по пальцам пересчитать. Один из них строился в Мацесте, вода там, говорят, уникальная, любые болячки излечивает. В строительстве дачи участие принимал Мирон Мержанов. До этого он санаторий РККА в Сочи отгрохал, Сталину понравилось. В общем, Люшков с Мержановым не вылезали оттуда. Потом дали отмашку, готово, мол, все. Объект прилетел принимать начальник личной охраны Иосифа Виссарионовича Николай Власик. Что там в дороге случилось, не знаю, но приехал он явно не в духе. А тут Люшков с Мержановым сюрприз ему приготовили. Выходит Власик из машины, а перед ним шатер. Люшков незаметно подал знак, рабочие дернули за веревки, шатер опал, и оказалось, что под ним фонтан скрывался. Включили его, струи вверх взлетели, ну и окатили наглаженного Власика с головы до ног. Что дальше было, лучше не рассказывать. Власик взбеленился и едва не утопил обоих в фонтане, потом, говорят, еще по даче гонял, тыкал мордами в задницы древнегреческих богов, которые Люшков умудрился утащить из сухумского музея. С Мержановым как-то обошлось, а вот карьера Люшкова покатилась под откос. Вместо Москвы в тридцать седьмом его сослали начальником управления на Дальний Восток. Через год он вдруг получает срочный вызов в наркомат. Тертый калач, он сразу понял, чем это пахнет, и драпанул за границу. Культурно все так обставил, утром 13 июня выехал якобы для проверки и, пока пограничный наряд хлопал ушами, к японцам ушел. Всю нашу агентуру в Маньчжурии, сволочь, сдал. Имя себе сделал - грязью поливал в газетах товарищей Сталина и Ежова. Такой кадр японцы упустить не могли, сделали его советником во втором отделе штаба Квантунской армии...
     - Ну, гад, ну, гад! - Возмущению Павла не было предела. - Сколько же он людей загубил?
     - Много, - коротко ответил Дервиш. - В Маньчжурии пришлось заново создавать резидентуры.
     - Нашей тоже досталось, Сергей рассказывал...
     - Поэтому, сам понимаешь, такой не должен жить...
     - Найдем, где бы мерзавец ни прятался! - кивнул Павел и поинтересовался: - Ну а все-таки, как ему такая мысль в голову пришла - товарища Сталина убить?
     - В августе тридцать восьмого, если помнишь, всыпали мы японцам на озере Хасан. Те утерлись, но решили нанести подлый удар в спину. Операция называлась Охота на медведя. Водолечебница в Мацесте как нельзя лучше подходила, Люшков ведь там каждый закуток знал. Не знаю, под нажимом или нет, но план лично он предложил: ночью со стороны моря проникнуть в сточные трубы, по ним пробраться в подвал, а дальше через специальный люк - прямо в ванную комнату.
     - Хитер... -присвистнул Павел.
     - Не то слово, - согласился Дервиш. -Предусмотрел все до мелочей! И то, что постоянной охраны там не было - она выставлялась перед приездом товарища Сталина, и то, что в процедурной вместе с вождем находился только врач, даже Власик сидел под дверью. Просто идеальные условия! Японцы план утвердили. Непосредственную подготовку вел военный разведчик Хакиро Угаки. Для тренировки боевиков построили точную копию водолечебницы. Представляешь, сколько денег вбухали?..
     - Представляю, - кивнул Павел. - Про это я и сам могу рассказать. Разрабатывал это дело Есаул. Взяли его туда инструктором, как - история умалчивает, пришлось постараться, чтобы втереться японцам в доверие. Режим там был жесткий, за забор никого не выпускали, но Есаул умудрился передать записочку. Мы сначала и не поняли, о чем речь идет. Но потом, когда пришло донесение от другого нашего агента, догадались - Кавказ!
     - Да, - подтвердил Дервиш. - Видел я ваше донесение, когда знакомился с делом, помогло оно нам, спасибо. Потому тебе все и выкладываю, что ты и так в курсе. Слушай, давай еще по рюмашке, чтобы этого хоросё, хоросё не напрягать.
     Павел разлил водку, они выпили, нехотя поклевали закуску - есть уже не хотелось, и Дервиш продолжил:
     - В сентябре боевиков перебросили в Турцию. Там, в Трабзоне, они ждали сигнала о том, когда товарищ Сталин выедет из Москвы в Сочи. Сигнал-то пришел, но от наших людей. Встретили мы их под Батумом, зажали в ущелье. Никто не ушел, но Люшков везучим оказался.
     - Теперь я скажу, - перебил его Павел. - Вернулся он сюда, и мы еле живые остались. Трясли всех: и виновных, и невиновных. Попробуй поработай в таких условиях! До сих пор голову ломаю, наши агенты установили, что в Союз будет заброшена группа с целью проведения ряда диверсионных актов. Так какого хрена надо было брать ее прямо на границе? После такого последнему дураку в японской контрразведке стало понятно, где искать врага. О чем только в Москве думали?!
     На щеках Дервиша проступил румянец.
     - Значит, по-другому было нельзя! - отрезал он.
     - Но почему? - удивился Павел. - Мы тут из кожи вон лезли, а нас даже не предупредили, что собираются предпринять!
     - А ты забыл железное правило нашей профессии? Каждый участник операции должен знать только то, что необходимо. Вы добыли ценные сведения. На этом ваша миссия закончилась. Ну ладно, - смягчил тон Дервиш. - По плану предполагалось взять группу на подходах к Москве, но в последний момент пришлось переиграть.
     - Перестраховаться решили? А о нас подумали? - В голосе Павла снова прорвалась обида.
     - Вот что, Павел, - нахмурился Дервиш. - Ты не хуже меня знаешь, кого в группы отбирали. Не просто головорезов, а убийц, смертников! А с чем они шли, помнишь? Такого оружия ни у кого в мире нет. Ружьишко так себе, а запросто пробивает сорокамиллиметровую броню. Противотанковая пушка по сравнению с ним ничто! Вот и представь, что эти охотники натворили бы в Москве.
     - Представляю, - кивнул Павел. - И все-таки обидно, могли бы предупредить... Хотя нет, не могли, - добавил он после паузы.
     - Могли, не могли, сейчас это не имеет значения!
     - А что имеет? - насторожился Павел.
     - Центр располагает достоверной информацией о том, что японцы ведут активную подготовку новой группы здесь, в Маньчжурии. К сожалению, ни сроки заброски, ни возможные маршруты перехода границы нам не известны. Зато известно, что главная роль опять отводится Люшкову. Поэтому вдвойне важно его разыскать.
     - Люшков. Опять Люшков, - Павел забарабанил длинными пальцами по столу. - Кажется, единственный способ убрать его - подставить под японцев.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Ну, не знаю... Может, скомпрометировать как залежалый товар? Кому нужна пересортица...
     - А что, интересная мысль, - улыбнулся Дервиш. - Доложу в Центр. Но в любом случае сначала надо отыскать негодяя. Попробуйте подловить его на слабостях: кабаки, женщины... Помнится, он в злачные местечки частенько захаживал.
     - Раньше - да, но теперь на дно залег. А вы бы стали светиться, зная, что на вас охотятся? - поддел он Дервиша.
     Резидент промолчал, но потом вдруг воскликнул:
     - Кажется, есть ниточка! Когда он еще у нас работал, была у него одна болячка, замордовал он ей ребят из разведотдела. Те таскали ему из командировок разные китайские штучки, даже со знахарем сводили...
     - Вы хотите сказать, что... - перебил его Павел.
     - Именно это я и хочу сказать! Чем твоя компания занимается? Вот и думай в этом направлении. Смотри, допустим, Люшков нуждается в таком-то препарате. Остается узнать, где этот препарат продается, и подменить его.
     - Вы бы еще сказали, как препарат называется.
     - И скажу, не сомневайся. В нашей конторе таракан просто так не проползет. Вот мы с тобой уже второй час в этом ресторане болтаем, и что? Да ничего, голову даю на отсечение, что нас не прослушивают. Холосё, холосё не в счет, он у нас как на ладони, ты справа сидишь, я слева, много не услышит. В Союзе с этим делом лучше обстоит. Ребята из технического отдела такие штучки придумали...
     Что же касается лекарства... Запрошу Центр, они покопаются в архиве и выдадут тебе рецепт. В общем, это моя забота.
     - В таком случае у нас действительно есть шанс, - согласился Павел и тихо предложил: - Давайте выпьем за победу под Москвой!
     Когда вторая бутылка опустела, они подозвали официанта, чтобы расплатиться. Холосё, холосё дождался своего звездного часа - чаевые он получил щедрые. Павел не поскупился в надежде на то, что тот не будет болтать в полиции, а если уж будет, то не слишком активно.
     Попрощавшись, Дервиш уехал на извозчике, а Павел решил пройтись - после сытного обеда, обильно сдобренного водкой, хотелось размяться. Но вскоре он взмок, и это несмотря на то, что снял свое модное драповое пальто. С трудом дотащившись до отеля Модерн (дорога шла в гору), он все же нанял пролетку.
     С транспортным средством ему явно не повезло. Старая кляча еле передвигала ноги. Ее обгоняли даже рикши. Самые нахальные из них норовили ткнуть клячу в бок, что она переносила стоически. Зато ее хозяин, судя по всему, бывший хорунжий, не стеснялся в выражениях. Такого отборного мата, пусть и произнесенного вполголоса, Павел не слышал давно, наверное, со времен Гражданской войны.
     Он уже начал терять терпение, когда наконец показалось здание конторы. Перед ним было многолюдно - приехали артельщики. Они могли заявиться в любое время, хоть ночью. В конторе к этому относились с пониманием. Путь из тайги был неблизким, а в Харбине переночевать могли единицы, только те, у кого здесь жила семья.
     В коридоре стоял невообразимый гвалт, зато в главном зале, где сортировали сырье, царила почти аптечная тишина. На сей раз привезли корни женьшеня. Павел знал, что по-китайски это растение называется корень жизни, а если точнее - корень-человек.
     Бригадир артельщиков, морщинистый пожилой китаец, бережно раскладывал на столе привезенные экземпляры. Павел подошел и взял в руки один из корней. И вправду похож на человека. Вот голова, вот туловище, ноги, как у портового грузчика. Казалось даже, что корень дышит. Цвет корней разнился. Встречались бледно-розовые, были желтоватые, преобладали сероватые. Старые корни были большими и тяжелыми, но они ценились меньше. Лучше всего артельщикам платили за молоденькие пятилетки, а всего женьшень живет до ста лет. Из корней делают ценное лекарство, и в виде настоек, и в виде порошков, и в виде обыкновенных таблеток. Павлу больше нравились таблетки - очень удобно: принял утром пару и весь день чувствуешь себя как огурец. Лучшего тонизирующего средства еще не придумали, однако принимать его надо с осторожностью, у кого есть опухоли, могут пострадать - женьшень провоцирует их разрастание.
     Постояв немного и понаблюдав за сортировкой - лучшие корни отправлялись на один стол, похуже - на другой, - Павел отправился к себе. К своему изумлению, в кабинете он увидел Виктора, о котором недавно рассказывал Дервишу. Судя по его виду, произошло что-то чрезвычайное.
     Забыв поздороваться, Виктор сказал:
     - Японцы арестовали Сергея и Лю!
     - Что?! - Павел тяжело опустился на стул.
     Это был еще ощутимый удар по цепочке связников.
     Глава 6
     Бронированная машина наркома внутренних дел СССР, слегка покачиваясь на неровностях брусчатки, свернула на улицу Куйбышева. Отсюда до Кремля было рукой подать. Внезапно водитель резко затормозил, и Лаврентия Берию бросило вперед. Дорогу перегородили пожарные машины. Дежурные расчеты слаженно ликвидировали последствия недавней бомбежки. Одна из бомб пробила крышу пустующего дома и разорвалась на верхних этажах, но пожарным удалось сбить пламя, хотя клубы едкого дыма продолжали вырываться из разбитых окон черными косматыми языками.
     «Хваленые сталинские соколы! Долетались, мать вашу так! Фашисты уже у Кремля бомбят! - с ожесточением подумал нарком. - Этого выскочку Рычагова, как и всех вчерашних капитанов с генеральскими лампасами на штанах, надо было ставить к стенке в тот же день, когда немецкий бомбардировщик средь бела дня сел на Ходынке».
     Его передернуло от одного воспоминания об этом. 15 мая 1941 года он запросто мог попасть под горячую руку взбесившегося Хозяина. В тот день они обедали у Хозяина на Ближней даче - Ворошилов, Молотов, Буденный, ну и он, Берия. После жаркого спора о том, кто сильнее: команда Динамо или команда ЦДКА, вся компания прямо из-за стола отправилась на футбольный матч.
     Стадион в Петровском парке гудел как улей в предвкушении поединка непримиримых соперников. Динамовцы, его любимцы, сразу захватили инициативу, на армейцев обрушился шквал атак. Острые моменты у ворот возникали один за другим, хотя ни один гол пока еще забит не был. Маршалы кипели от негодования.
     Хозяин хитровато улыбнулся в усы и с иронией произнес:
     - Что-то не узнаю я кавалеристов... Чекисты Лаврентия и в хвост и гриву их лупят.
     Ворошилов побагровел от досады. Пробормотав что-то невнятное, он досадливо махнул рукой. В глубине ложи возникло легкое замешательство. Моложавый полковник отделился от свиты, опустив глаза, прошел мимо ехидно улыбающейся охраны - еще бы, на глазах самого товарища Сталина чекисты раскатывают армейцев по всем статьям! - и услужливо наклонился к плечу маршала. Тот, раздраженно тыча в сторону футбольного поля, что-то сказал, - что именно, Берия не слышал. Полковник, поеживаясь под насмешливыми взглядами, выскочил из ложи и резвым аллюром помчался к тренерской скамейке. Там явно занервничали - еще бы, маршальская блажь ничего, кроме паники, внушить не могла. Игроки-армейцы совсем растерялись, теперь они просто отбивали мячи. Первый тайм приближался к концу. Динамовцы плотно прижали соперников к воротам. Трибуны замерли в ожидании гола, и поэтому мало кто обратил внимание на бегущего взъерошенного комбрига. Тому с трудом удалось пробиться сквозь толпу к правительственной ложе, но дальше на его пути встала охрана.
     - У меня срочное донесение для товарища Ворошилова! - как заведенный твердил комбриг.
     Начальник охраны Николай Власик, видя это, недовольно встал и спустился вниз. Комбриг наклонился к его уху и что-то зашептал. Власик побледнел и жестом приказал комбригу идти за собой. Тот на негнущихся ногах приблизился к Климу и, запинаясь, принялся что-то докладывать. Лицо маршала пошло бурыми пятнами, на белоснежной гимнастерке проступили серые потные круги.
     - Товарищ комбриг, расскажите всем нам, что это у вас за секреты с товарищем Ворошиловым? - недовольно проворчал Сталин.
     Собравшись с духом, тот доложил:
     - Т-товарищ Сталин, час назад на Ходынском поле приземлился двухмоторный германский самолет. В составе экипажа два человека, капитан люфтваффе...
     - Что-о? - Недобрый прищур Хозяина заставил съежиться всю его свиту, затем присутствующие повскакивали с мест.
     Комбриг лепетал что-то о плохих погодных условиях, о сбоях в системе ПВО, но его никто не слушал. То, что случилось, было чудовищно, это понимали все. Противовоздушная оборона страны не просто дала сбой, она не действовала! 22 июня 1941 года эта горькая истина подтвердилась. В первые три дня войны почти вся военная авиация СССР сгорела на земле. Большинство сталинских соколов так и не поднялось в воздух, а осенью асы Германа Геринга уже бомбили Москву.
     ...Берия угрюмо насупился и распорядился ехать в объезд по набережной. По пути он в который уже раз обдумал предстоящий доклад Хозяину. Его цепкий, изощренный ум искал в нем слабые места. И чем ближе было к Кремлю, тем больше возникало сомнений. Теперь уже донесение Зорге не казалось столь убедительными, а показания разоблаченного японского резидента - пустой дезинформацией, липой.
     Опять этот Зорге! В душе наркома поднялась волна раздражения.
     Положа руку на сердце и Зорге, и остальные коминтерновцы, мнившие себя истинными марксистами, давно уже вызывали у него глухую неприязнь. В последнее время от них одни неприятности. Взять хотя бы то памятное заседание Политбюро, на котором его наркомат был обвинен в политической близорукости, а Коминтерн объявлен рассадником ревизионизма и оппортунизма... А за неделю до войны Сталин швырнул ему в лицо спецсообщение Зорге, в котором тот предупреждал о скором нападении фашистской Германии на СССР. Хозяин был в ярости, он ничего не хотел слышать. Информацию старого коминтерновского разведчика он назвал провокацией, фальшивкой. Правда, в тот день досталось не только ему, Берии, но и попавшему под горячую руку начальнику разведуправления Филиппу Голикову...
     Неблагодарные твари! НКВД не жалело денег, теряло лучших своих сотрудников, чтобы спасти от фашистских агентов всех этих непримиримых борцов с империализмом. Здесь, в Москве, в самом центре, они получали лучшие квартиры, в то время как начальники боевых отделов ютились в бараках и коммуналках. Коминтерновцам выделяли спецпайки и назначали денежное довольствие, о котором не могли и мечтать даже сотрудники центрального аппарата, а им все было мало! Погрязли в склоках за хлебные места, такие, чтобы непременно рядом с вождями, засыпали жалобами ЦК и в довершение всего, набравшись наглости, стали поучать, как надо строить социализм.
     Отыскались на нашу голову советчи
     ки! У себя революции погубили, а туда же! Иуды! При одной мысли о перебежчиках: Кестлере, Райссе, Кривицком и Люшкове Берия задохнулся от негодования. Суки! Смылись за границу и поливают грязью страну, клевещут на органы. Спецгруппы НКВД с ног сбились, выполняя приказ Хозяина раз и навсегда раздавить ядовитых гадов.
     Не лучше и те, что остались. В президиумах славят Хозяина, а на кухнях перемывают ему кости. Идиоты! Забыли, что ли, что у нас и стены имеют уши. Договорились, голубчики! Самые языкатые уже сидят на нарах. Пусть теперь каются, что планировали покушение на самого товарища Сталина!
     Самые хитрые устроились под крышей Коминтерна, служат и вашим и нашим, но органы не проведешь, всех вас на чистую воду выведем!
     Зорге... Мысли Берии снова возвратились к разведчику. Мерзавец, засел в Японии и нос не кажет, ходит в дружках с фашистским послом Оттом, спит с его бабой, а нам пудрит мозги, что использует их как крышу. Ладно, хрен с ней, с бабой. Под юбкой, кроме триппера, ничего не поймаешь, другое дело - пописывать статейки в эту паршивую газетенку «Франкфуртер цайтунг» и слать донесения Шелленбергу. Тронь его, так скажет, что это Артузов* разрешил ему подставиться на вербовку. Правильно его в тридцать седьмом прижучили. Нет, брат, шутишь, этим врагом народа, как бабой, не прикроешься. От пули тебя спасает пока только то, что сведения из Японии нам позарез нужны. А тут уж мы их рассортируем, разложим по полочкам.
     На подъезде к Кремлю снова завыли сирены воздушной тревоги. Фашисты возобновили налет. Машина проскользнула в темный проем Боровицких ворот, проехала еще немного и остановилась у подъезда. Берия прижал к груди папку и почти бегом поднялся по ступенькам. В коридорах было безлюдно, только охрана стояла на своих постах. На повороте он столкнулся с Власиком, который предложил спуститься в убежище.
     Дверцы лифта за их спинами тихо захлопнулись. Кабина бесшумно скользнула вниз и через двадцать семь метров остановилась. Они вышли, и в нос шибануло свежим запахом краски - строительство кабинета-бункера закончилось несколько дней назад. Этот бункер предназначался для Хозяина. Здесь все до мелочей напоминало интерьер его любимой Ближней дачи в Кунцеве.
     

---

     Из личного дела Г. Люшкова
     Люшков Генрих Самойлович (1900, Одесса - 19.08.1945, Дайрен). Родился в семье портного, по национальности еврей. В 1908 -1915 гг. учился в казенном начальном училище, окончил шесть классов; в 1916 г. посещал вечерние общеобразовательные курсы; после революции был слушателем Центральных политических курсов; в 1920 г. прослушал курс в Гуманитарно-общественном институте. В 1916-1917 гг. работал подручным конторщика в Конторе автомобильных принадлежностей Суханова, уволен. В революционное движение вовлечен старшим братом; в 1917-1918 гг. член полусотни одесского Союза социалистической молодежи; в 1917-1918 гг. рядовой Красной гвардии; в период оккупации Одессы сначала австро-германскими, затем англо-французскими и наконец деникинскими войсками находился на подпольной работе; в феврале 1919 г. был арестован, совершил побег и через Николаев перебрался в Екатеринослав.
     Служба в РККА: в феврале - марте 1919 г. рядовой, политработник Николаевского советского полка; в марте - июне 1919 г. политкурсант, командир и политработник Отдельной стрелковой бригады 57-й стрелковой дивизии; в июле - августе 1919 г. находился в распоряжении Киевского губвоенкомата, сражался под Жмеринкой; в августе 1919 г. помощник военного организатора Киевского горкома КП(б) Украины; в августе - сентябре 1919 г. в распоряжении политотдела 14-й армии; в сентябре ноябре 1919 г. политрук Ударной отдельной бригады; в ноябре - декабре 1919 г. секретарь политотдела Ударной отдельной; с декабря 1919 г. по июнь 1920 г. начальник политотдела 2-й бригады 57-й стрелковой дивизии.
     Работа в органах ВЧК - ОГПУ - НКВД: с июня по сентябрь 1920 г. уполномоченный Особого отдела 57-й стрелковой дивизии; с сентября по октябрь 1920 г. уполномоченный по военным делам Тираспольской уездной ЧК; с 29 октября по 18 ноября 1920 г. временно исполняющий должность заместителя заведующего политотделом - Тираспольской уездной ЧК; с 18 ноября 1920 г. по 22 апреля 1921 г. заведующий информацией регистрационной части Одесской губернской ЧК; с 23 апреля по 23 мая 1921 г. временно исполняющий должность заместителя заведующего Вознесенским секретным подотделом ЧК; с 23 мая по 11 июня 1921 г. помощник заведующего орготделом Организационно-административной части (ОАЧ) Одесской губернской ЧК; с 11 июня по 15 июля 1921 г. временно исполняющий должность начальника организационного отделения Административно-организационного отдела Одесской губернской ЧК; с 15 июля по 1 ноября 1921 г. помощник начальника организационного подотдела, начальник инспекционной части Одесской губернской ЧК; с 1 ноября 1921 г. по 22 марта 1922 г. начальник Административно-организационного отдела Одесской губернской ЧК; с 22 марта по 6 июня 1922 г. старший инспектор по ОАЧ Одесского губернского отделения ГПУ; с 6 июня по 25 ноября 1922 г. начальник СОЧ, заместитель начальника Первомайского уездного политотдела; с 25 ноября 1922 г. по 11 января 1923 г. уполномоченный 4-й группы Каменец-Подольского уездного пограничного отделения ГПУ; с 11 января по 16 июня 1923 г. начальник СОЧ Каменец-Подольского уездного пограничного отделения ГПУ; с 16 июня по 11 ноября 1923 г. временно исполняющий должность начальника Каменец-Подольского окружного отделения ГПУ; с 11 по 25 ноября 1923 г. уполномоченный Каменец-Подольского окружного отделения ГПУ; с 25 ноября 1923 г. по 10 апреля 1924 г. помощник начальника Каменец-Подольского пограничного отряда ОГПУ; с 10 апреля по 12 сентября 1924 г. начальник Волочиского пограничного отряда ОГПУ; с 20 ноября 1924 г. по 1 августа 1925 г. начальник Проскуровского окружного отделения ГПУ; с 1 августа по 7 октября 1925 г. начальник Проскуровского окружного отделения ГПУ; с 7 октября 1925 г. по 3 мая 1930 г. начальник ИНФО Учетно-осведомительного управления (УОУ) ГПУ УССР; с 3 мая 1930 г. по 23 апреля 1931 г. начальник секретного отделения Секретно-оперативного управления (СОУ) ГПУ УССР; с 23 апреля по 17 августа 1931 г. начальник Секретно-политического отдела (СПО) ГПУ УССР; с 17 августа 1931 г. по 5 июля 1933 г. помощник начальника СПО ОГПУ СССР, начальник 2-го отделения СПО ОГПУ СССР; с 5 июля 1933 г. по 10 июля 1934 г. заместитель начальника СПО ОГПУ СССР; с 10 июля 1934 г. по 29 августа 1936 г. заместитель начальника СПО ГУГБ НКВД СССР; с 29 августа 1936 г. по 31 июля 1937 г. начальник УНКВД Азово-Черноморского края; с 31 июля 1937 г. по 13 июня 1938 г. начальник УНКВД Дальневосточного края.
     Присвоение воинских званий: 29 ноября 1935 г. комиссар ГБ 3-го ранга.
     Награды: знак Почетный работник ВЧК - ГПУ (5) № 466; знак Почетный работник ВЧК - ГПУ (15); орден Ленина (3 июля 1937 г.).
     Получив вызов в Москву, утром 13 июня 1938 г. совершил побег в Маньчжурию; выступил с серией газетных интервью, разоблачающих сталинский террор; позднее работал в Токио в Бюро по изучению Восточной Азии, находившемся в ведении Генштаба японской армии; работал советником 2-го отдела штаба Квантунской армии; в июле 1945 г. переведен на работу в Дайрен; убит начальником Дайренской военной миссии Японии Ютикой Такеокой, тайно кремирован под фамилией японского военнослужащего.
     

---

     

     Из личного дела Н. Власика

     Власик Николай Сидорович (1896, д. Бобыничи Слонимского уезда Гродненской губернии - 1967, Москва). Родился в семье крестьянина-бедняка, по национальности белорус. В 1910 г. окончил церковно-приходскую школу в Бобыничах. В1912 - 1913 гг. работал поденщиком у помещика, затем землекопом на Самаро-Златоустовской железной дороге в Уфимской губернии; в 1914 - 1915 гг. чернорабочий на бумажных фабриках Кофмана и Фурмана в Екатеринославе, на острове Нижний и в Днепропетровске. В годы Первой мировой войны младший унтер-офицер 167-го пехотного Острожского полка (с марта 1915 г. по март 1917 г.); командир взвода 251-го запасного пехотного полка (с марта по ноябрь 1917 г.). В ноябре 1917 г. - феврале 1918 г. милиционер Петровского комиссариата милиции, г. Москва.
     Служба в РККА: с февраля 1918 г. по сентябрь 1919 г. помощник командира роты 33-го рабочего Рогожско-Симоновского пехотного полка. С ноября 1918 г. член РКП(б).
     Работа в органах ВЧК - ОГПУ - НКВД - МГБ: сотрудник органов с сентября 1919 г.; с 1 ноября 1926 г. по 1 мая 1929 г. сотрудник Особого отдела, уполномоченный и старший уполномоченный активного отделения Оперативного отдела ОГПУ СССР; с 1 мая 1929 г. по 1 января 1930 г. старший уполномоченный 2-го отделения Оперативного отдела ОГПУ СССР; с 1 января 1930 г. по 1 июля 1931 г. помощник начальника 5-го отделения Оперативного отдела ОГПУ СССР; с 1 июля 1931 г. по (февраль?) 1933 г. помощник начальника 4-го отделения Оперативного отдела ОГПУ СССР; (февраль?) - 1 ноября 1933 г. помощник начальника 1-го отделения Оперативного отдела ОГПУ СССР; с 1 ноября 1933 г. по 10 июля 1934 г. помощник начальника 4-го отделения Оперативного отдела ОГПУ СССР; с 10 июля 1934 г. по 19 ноября 1938 г. помощник начальника 4-го отделения Оперативного отдела ГУГБ НКВД СССР, начальник отделения 1-го отдела ГУГБ НКВД СССР; с 19 ноября 1938 г. по 26 февраля 1941 г. начальник 1-го отдела ГУГБ НКВД; с 26 февраля по 31 июля 1941 г. начальник 1-го отдела (охраны) НКГБ СССР; с 31 июля 1941 г. по 19 ноября 1942 г. начальник 1-го отдела НКВД СССР; с 19 ноября 1942 г. по 12 мая 1943 г. 1-й заместитель начальника 1-го отдела НКВД; с 12 мая по 9 августа 1943 г. начальник VI Управления НКГБ СССР; с 9 августа 1943 г. по 15 апреля 1946 г. 1-й заместитель начальника VI Управления НКГБ - МГБ СССР; с 15 апреля по 25 декабря 1946 г. начальник Управления охраны № 2 МГБ СССР; с 25 декабря 1946 г. по 29 апреля 1952 г. начальник Главного управления охраны МГБ СССР; с 20 мая по 15 декабря 1952 г. заместитель начальника Баженовского исправительно-трудового лагеря МВД.
     Присвоение воинских званий: 11 декабря 1935 г. - майор ГБ; 26 апреля 1938 г. - старший майор ГБ; 28 декабря 1938 г. - комиссар ГБ 3-го ранга; 12 июля 1945 г. -
     генерал-лейтенант.
     Награды: знак Почетный работник ВЧК - ГПУ (15) (20 декабря 1932 г.); знак Почетный работник ВЧК - ГПУ (15) (16 декабря 1935 г.); орден Красной Звезды (14 мая 1936 г.); орден Красного Знамени (28 августа 1937 г.); медаль XX лет РККА (22 февраля 1938 г.); орден Ленина (26 апреля 1940 г.); орден Красного Знамени (20 сентября 1943 г.); орден Красного Знамени (3 ноября 1944 г.); орден Ленина (21 февраля 1945 г.); орден Кутузова 1-й степени (24 февраля 1945 г.); орден Ленина (16 сентября 1945 г.).
     Арестован 15 декабря 1952 г.; до января 1955 г. находился под следствием; 17 января 1955 г. осужден ВКВС СССР по ст. 193-17 б УК РСФСР на 10 лет ссылки, лишен наград генеральского и звания; ссылку отбывал в Красноярске, по амнистии срок ссылки был сокращен наполовину. В 1956 г. помилован постановлением Президиума ВС СССР, освобожден от отбытия наказания со снятием судимости; воинское звание не восстановлено.