Забытые имена


     Хочу поправить накопившиеся за много лет неточности, ошибки и легенды относительно жизни и боевой работы моего отца; сказать то, о чем по разным причинам еще никогда не говорилось (кроме «Записок военного разведчика» В.А. Новобранца, опубликованных в журнале «Военно-исторический архив» в 2004-2005 гг. мизерным тиражом 1.000 экз.), и впервые привести ряд убедительных свидетельств в подтверждение истинности воспоминаний полковника Новобранца и моих утверждений.
     Почему-то ни в одной публикации о моем отце, кроме «ВИА», никогда не сообщалось, где и в какой семье он родился. Василий Андреевич Новобранец родился 30 декабря 1904 года на Украине в Николаеве, в рабочей семье. Учебу в школе оплачивал его отец.
     Восемнадцатилетним юношей поступил в сентябре 1922 года в центральное военное училище Советской Украины - Школу червоных старшин имени Всеукраинского ЦИК (в переводе с украинского - Школу красных командиров) в Харькове, выпускниками которой были генералы А.Л. Гетман, Ф.Ф. Жмаченко, М.П. Кирпонос и немало других советских военачальников.
     Окончив школу в 1925 году, отец два года командует взводом, а в 1927 году поступает в Первую военную школу летчиков имени тов. Мясникова в городе Кача. По завершении учебы (обучение в ней было тогда одногодичным) он по неизвестной причине не был переведен в авиацию, а вновь в течение полугода командовал взводом. На его фото, сделанном в момент окончания учебы, есть надпись: «На память о пребывании на чертовой «Каче» - гробнице всех лучших стремлений и порывов, гробокопательнице летных перспектив. 9/IV -28 г.». Написано это, скорее всего, жене. Авиационная судьба отца, видимо, не сложилась: ее угробили лихачество в воздухе и ссора с начальством.
     Далее Новобранец целый год учится (скорее всего, в военно-политическом учебном заведении), после чего почти два года служит политруком роты. Затем в 1931—1934 годах - учеба в Академии имени Фрунзе. По окончании академии служит в штабах - бригады и Ленинградского военного округа, которым тогда командовал командарм 1 ранга Б.М. Шапошников. Не исключено, что именно по его представлению отец в 1937 году был направлен во второй набор Академии Генштаба, которую окончил в 1939 году. Здесь он встретил своего товарища по Академии им. Фрунзе полковника И.Х. Баграмяна, который в 1938 году окончил ее и был оставлен в ней преподавателем. Отец рассказывал, что у Баграмяна из-за службы в первые послереволюционные годы в армии дашнакского правительства, а также из-за ареста его брата создалось в 1940 году очень трудное положение. Он даже хотел уйти из армии и уехать на родину в Армению. Отец, переведенный в то время после боев на Халхин-Голе в Разведуправление Генштаба РККА, посоветовал ему обратиться с письмами во все инстанции, даже в ВЦСПС, чтобы доказать свою невиновность. Баграмян прислушался к его советам и был направлен начальником оперативного отдела штаба в 12-ю армию Киевского военного округа, а в ноябре 1940 года переведен на такую же должность в штабе округа, где и встретил войну.
     Сразу по окончании Академии Генштаба отца направили на восток начальником тылового отделения фронтовой группы. Он принял участие в завершающей стадии боев на Халхин-Голе и был награжден медалью «За боевые заслуги». В апреле 1940 года Новобранца перевели в Москву в Информационный отдел 5-го Управления РККА (так называлось Разведуправление до июня 1940 г.), который возглавлял его товарищ по Академии Генштаба полковник Пугачев, и августе назначили заместителем начальника этого отдела. Зимой 1940 года (по воспоминаниям отца), т.е. в ноябре-декабре, а по книге «ГРУ: дела и люди», в сентябре 1940 года Пугачева cменил генерал-майор Дубинин, однако он много болел, и врио начальника Информационного отдела Разведуправления Генштаба был назначен мой отец.
     Именно в тот период и произошла история с декабрьской оперативной сводкой № 8. Я понимаю это так: сводка была составлена на декабрь на основании имеющихся к его началу данных, ибо делать в декабре сводку за декабрь - это все равно, что во время езды на автомашине ночью светить фарами назад.
     Поскольку начальник РУ генерал-лейтенант Ф.И. Голиков постоянно занижал данные о количестве немецких дивизий в подготовленных Информотделом сводках о сосредоточении немецких войск, отец разослал сводку № 8 руководству армии и страны, а также в войска без ведома начальника Разведуправления. По непонятной причине его не только не арестовали, но даже не отстранили от должности, и он работал до мая 1941 года, пока не был назначен новый начальник Информационного отдела РУ генерал-майор Дронов, а отец в начале июня вторично (в 1940—1941 гг.) отправлен в отпуск в дом отдыха Разведуправления под Одессой.
     Здесь 22 июня отец узнал о начале войны. В своих воспоминаниях он написал, что уже в обед «директор дома отдыха принес мне радиограмму из Москвы - приказ Разведупра: «Немедленно выехать к месту новой службы город Львов начальником разведотдела шестой армии. Кондратов» (я проверил по книге «ГРУ: дела и люди», оказалось, что начальником отдела кадров РУ в июне-июле 1941 года действительно служил полковник Кондратов). Отец в тот же день убыл к новому месту службы, отправив с кем-то из возвращавшихся в Москву записку жене, которую она бережно хранила как последнюю весточку от отца: «Милая, дорогая жена! Моя боевая подруга! Развернувшиеся события не дали нам возможность встретиться. Еду к месту новой службы. Крепись, береги детей. Я уверен, что победа будет за нами. Уверен также, что мы с тобой увидимся. Всего хорошего, дорогая. Целую крепко-крепко. Поцелуй от меня детей. В. 22.6.41г.».
     На обратной стороне: «Новый адрес напишу с места новой службы, если нужно, держи связь с Разв. управ. через Пугачева, Малышева или просто по телефону 27—49 - вызывать Сорокина».
     Я не буду цитировать страницы воспоминаний отца, на которых он рассказывает о первых днях и неделях войны, а приведу отрывки из воспоминаний встречавшегося с ним в те дни человека, хорошо известного в нашей стране, - поэта Eвгения Долматовского. Это отрывки из напечатанной в журнале «Октябрь» (№ 8 за 1978 год) его автобиографической документальной повести «Зеленая брама», где описаны первые дни и недели войны (это настоящий документ, так как пометки и комментарии по тексту были сделаны рукой отца). Итак, Долматовский писал:
     «Когда я прибыл в 6-ю армию, штаб ее находился под Львовом. Почти одновременно со мной туда явился с назначением быстрый в движениях черноглазый подполковник. Мы познакомились. Он назвался Василием Андреевичем Новобранцем и сказал, что назначен начальником разведки 6-й армии. Я оценил, насколько важно такое знакомство для корреспондента. И не ошибся: в последующем многим был обязан Новобранцу. Он не только держал меня в курсе быстро меняющейся обстановки, но и помогал разобраться в происходящем вокруг. От него я узнал в те дни, что против нас действуют 1-я танковая группа Клейста и 17-я полевая армия в полном составе и, как выразился Новобранец, «в большом кураже».
     Что же касается нашей 6-й армии, то война застала ее в процессе формирования: в строю - лишь половина личного состава, большой некомплект материальной части; в механизированных частях преобладали устаревшие танки Т-26, БТ-5, БТ-7; машины новейших образцов KB и Т-34 исчислялись единицами. (От редакции. Е.А. Долматовского, видимо, подвела память: 6-я армия была достаточно боеспособным объединением; в ее состав входили 6-й и 37-й стрелковые, 4-й и 15-й механизированные, 5-й кавалерийский корпуса. Только 4-й механизированный корпус, считавшийся одним из самых оснащенных и подготовленных в РККА, имел на вооружении, по состоянию на 10 июня 1941 года, 979 танков, в том числе 101 КВ и более 300 Т-34).
     Когда подполковник В.А. Новобранец раскладывал на столе свою рабочую карту, честно говоря, мне становилось не по себе. Карта свидетельствовала, что на нашем направлении у врага пятикратный перевес.
     Но, странное дело, вместе с ознобом и каким-то спокойным предчувствием собственной гибели я испытывал чувство гордости: вот в рядах какой армии я нахожусь! Будто исчезли у людей, окружавших меня, извечный страх, инстинкт самосохранения.
     Землю свою мы теряли, но сопротивлялись яростно. Враг продвигался к Подвысокому пять недель. Если подсчитать, получается не более пяти - семи километров в сутки. А ведь гитлеровские генералы рассчитывали, что их танки будут проходить в день по 50 километров. Каждый шаг дорого стоил врагу.
     Память вновь возвращает меня в Подвысокое.
     Седьмого августа, уже на шестой неделе войны, произошла очередная моя встреча с начальником разведотдела 6-й армии. Могу теперь признаться: я полагал в тот раз, что мы больше уже не увидимся на этом свете. И Новобранец был такого же мнения. Возбужденно сверкая своими украинскими черными-пречерными глазами, он сказал:
     - Мы набили их превеликое множество, но вырваться из капкана вряд ли удастся. Будем драться до смерти.
     Мне запал в душу образ этого человека, сохранилась в памяти не совсем обычная фамилия. Долгое время я был убежден, что Новобранец погиб там, у Зеленой брамы, но через многие годы после тех трагических событий неожиданно, как выражаются военные разведчики, «вышел на него».
     Вот эта история из серии «очевидное - невероятное».
     Был я в командировке в Норвегии, на краю Европы, за Полярным кругом, в местах, погруженных в нескончаемо долгую ночь, расцвеченную северным сиянием. Меня пригласил в гости старый рыбак, член Общества дружбы с Советским Союзом. Придя в его домик, стоящий на скале у фиорда, я уютно устроился в кресле, застеленном оленьей шкурой, и стал рассматривать семейный альбом. На фотографиях - женщины в накрахмаленных чепчиках, мужчины в воскресных сюртуках, благочестивые пасторы, младенцы в колыбелях, наконец, король Хокон.
     Старый рыбак комментировал:
     - Да, это наш король. Когда после войны правые требовали запрещения компартии, король с ними не согласился, сказал: «Коммунисты тоже мои подданные!»
     Рядом с портретом короля - еще один портрет.
     Человек средних лет, в вязаной фуфайке, в суконной шапочке. Может, каменщик, может, моряк... А глазищи-то нездешние! Где я их раньше видел, эти пронзительные черные глаза?
     - Простите, это кто?
     - Товарищ Базиль. Немцы содержали его под особой охраной в штрафном концлагере в скалах. Но он сумел связаться с нами, через нас устраивал побеги своим товарищам, переправлял ваших солдат в партизаны или в нейтральную Швецию. Когда началось освобождение, пленные избрали его своим главным.
     Его даже король принимал и благодарил русских за мужество. Вот потому и портрет его в альбоме рядом с портретом короля.
     Уезжая на родину, Базиль оставил записку. Мне показали потускневший листок из школьной тетради в косую линеечку. Там было написано: «Спасибо вам, норвежские друзья. Василий Новобранец». И тут же адрес: Москва, 2-я Извозная.
     Боже мой! Неужели мне предстоит новая встреча с Василием Новобранцем, да еще и на той улице, где стояли наши метростроевские бараки?
     Вернувшись в Москву, я поспешил в Дорогомилово. Извозной улицы там нет, она теперь Студенческая. Но номера дома и квартиры совпадают. Мне открыл дверь Василий Андреевич Новобранец собственной персоной. Уже не подполковник, а полковник.
     Я передал ему приветы: один - из Норвегии от северных друзей, а другой - из сорок первого года, из Зеленой брамы».
     Эти отрывки - свидетельство Е.А. Долматовского о том, что В.А. Новобранец:
     - в июне-августе 1941 года был начальником разведотдела 6-й армии;
     - геройски сражался, считался погибшим;
     - был в немецком концлагере в Норвегии, участвовал там в подпольном движении, а когда начались бои с немцами за ее освобождение, возглавил боевые части из бывших советских военнопленных, встречался с вернувшимся в Норвегию королем и чтится участниками норвежского Сопротивления.
     Долматовский также подтвердил, что лично встречался с подполковником Новобранцем в 1941 году и с полковником Новобранцем в 1960-е годы и это один и тот же человек!
     Отца, подчеркну, сочли погибшим в бою в августе 1941-го, матери и детям - трем моим сестрам даже назначили пенсию, которую мать получала всю войну. Отец же в это время проходил круги ада фашистских лагерей. Он назвался майором-интендантом Одерий-Новобранцем (прибавил к своей фамилию жены), это не позволило немцам узнать о его настоящей работе. Последний год он провел в Норвегии в лагере с особо жестким режимом. Установив связь с местным движением Сопротивления, заключенные подняли восстание, освободились и, сгруппировавшись в батальон, стали освобождать другие лагеря. Cоздалась небольшая армия, основу которой составляли русские, ее возглавил мой отец - подполковник Новобранец. Вместе с повстанцами-норвежцами еще до капитуляции Германии они освободили значительную часть страны.
     После окончания войны бывшие военнопленные всех стран стали разъезжаться по домам. В июле 1945-го наконец прибыл корабль и из СССР, а с ним представитель командования генерал-майор Ратов - соученик отца по одной из академий. Он дал очень благоприятные сведения об отце и возглавляемых им вооруженных отрядах Сопротивления. Тем не менее их повезли не по домам, а на проверку в лагерь. Конечно, это была трагедия, но надо честно признать, что в публикациях об этом периоде жизни отца очень много передержек.
     Первая из них - госпроверка якобы проводилась в северных лагерях. Это неправда, они находились в лагере Суслонгер, расположенном в Марийской АССР между Казанью и Йошкар-Олой. Проверяемым даже разрешили переписку с семьями. Хотя случались и эксцессы, в основном из-за оскорблений бывших военнопленных проверяющими и охраной: так, например, на одного из них конвоир крикнул: «Ну, ты, изменник, шевелись!» Тот кинулся на него и замахнулся лопатой, второй конвоир дал очередь из автомата и застрелил его.
     Подобный случай был и с отцом - во время допроса следователь назвал его «предателем Родины». Отец кинулся на него, но тот успел нажать кнопку звонка. Ворвались несколько человек и жестоко избили отца.
     Вторая - «проверка», а на самом деле каторжная работа, якобы затянулась на долгие десять лет и Новобранец с товарищами по норвежским лагерям и Сопротивлению вышел на свободу одновременно с пленными немцами в 1955 году. Это неверно. На самом деле отец находился «на проверке» всего четыре месяца и вернулся в Москву в октябре 1945 года.

     (Окончание следует).

     

---

     

     Открытка-фотография, присланная В.А.НОВОБРАНЦЕМ вместе с письмом своей семье, в июне1941 г.
     Записка В.А.НОВОБРАНЦА жене, 22 июня1941 г.