- К.З.: В чем состоят, на ваш взгляд, важнейшие итоги саммита президентов России и США?
     - С. Грин: По итогам переговоров в Москве можно констатировать, что на них был достигнут максимум того, что мы могли ожидать от данного саммита. Так, налицо значительный прогресс в вопросе о замене договора СНВ новым договором по стратегическим наступательным вооружениям, заключена договоренность по поводу транзита американских военных грузов в Афганистан. Москва и Вашингтон также пришли к хотя бы поверхностному взаимопониманию по ряду других сложных вопросов, в том числе по вопросу о противоракетной обороне и взаимной увязке стратегических наступательных и оборонительных вооружений.
     Это, думаю, максимальный результат, которого можно было достигнуть в рамках конкретных проектов московского саммита. В то же время проведенные переговоры, как мне представляется, нельзя оценивать как полную «перезагрузку» российско-американских отношений - просто потому, что не существует такой мифической кнопки, нажав на которую, можно было бы осуществить этот процесс. Нынешняя система российско-американских отношений очень сложна, она имеет много разных частей, аспектов, компонентов.
     Кроме того, нужно учитывать, что взаимоотношения России и США портились в течение достаточно долгого времени, многих лет. Чтобы систему двусторонних взаимоотношений между нашими странами восстановить, недостаточно одной встречи и заключения нескольких рамочных соглашений. Требуется скучная и отчасти техническая всесторонняя работа по многим направлениям. Тогда у наших стран вновь войдет в привычку объяснять друг другу, что мы хотим и в чем состоят наши взаимные стратегические интересы.
      - А. Арбатов: - Главной из них, на мой взгляд, является договоренность о дальнейших сокращениях и ограничениях стратегических наступательных вооружениях. Я разделил бы ее на два вопроса - о договоренностях по потолкам сокращений ядерных боезарядов и сокращений носителей. Что касается боезарядов, что по сравнению с договором СНВ-1 в рамках российско-американского саммита определены значительно более низкие потолки сокращений. Так, ядерных боезарядов может стать практически втрое меньше (в СНВ-1 зафиксирована цифра в 6.000 единиц ядерных боезарядов, а в рамках нынешних российско-американских переговоров - в 1.675 единиц). Носителей же в процентном отношении сокращается значительно меньше - на саммите президенты зафиксировали цифру в 1.100 единиц, в то время как в СНВ-1 она составляла 1.600 единиц.
     Такое положение дел в общем-то выглядит вполне закономерно, и при этом оно выгодно как России, так и США. Ведь чем меньше соотношение боеголовок к носителям, тем устойчивее стратегический баланс. Это норма является, между прочим, юридическим фактом - она была согласована в 1990 году Россией и США в специальной декларации о принципах стратегической стабильности. В этом документе было в том числе сказано, что стороны будут уменьшать соотношение боеголовок к носителям. Потому если боеголовок слишком много, а носителей слишком мало, то стратегические силы становятся уязвимыми и увеличивается вероятность попытки первого разоружающего удара.
     Таким образом, договоренность Москвы и Вашингтона о сокращениях до 1.100 носителей и до 1.675 ядерных боеголовок является неплохим результатом переговоров. При этом следует отметить, что подписанное в Москве 6 июля рамочное соглашение по СНВ носит промежуточный характер. Стороны продолжат обсуждать проблематику СНВ, чтобы включить в новый договор четко проработанные положения, касающиеся правил засчета, инспекций, процедур проверки и т.д. Кроме того, предположительно, в скором времени (до 2012 года) Россия и США смогут инициировать переговоры о новом серьезном и долгосрочном договоре, который придет на смену договору об стратегических наступательных потенциалах, действующему до 2013 года.
     - С. Кортунов: Сам факт проведения переговоров Обамы и Медведева по проблеме стратегических наступательных вооружений носил, безусловно, положительный характер. Россия и США фактически вернули в международную повестку дня разоруженческую проблематику. Поэтому даже независимо от конкретных результатов проведенных переговоров очень важным являлся уже сам факт возобновления переговорного процесса по СНВ.
     А что касается существа достигнутых договоренностей, то важнейшим их моментом стало согласование основополагающих принципов нового договора по СНВ, включая положение о том, что количество ядерных боезарядов каждой из сторон не должно превышать 1.500 - 1.675 единиц. Как известно, Барак Обама в свое время предлагал и более низкие потолки ядерных боезарядов, однако Россия заявила, что она не может на это пойти, поскольку остается неясным вопрос о перспективах развития американской системы ПРО.
     В какой-то степени можно говорить о том, что достигнутые потолки сокращений ядерных боезарадов не являются низкими. Но это, на мой взгляд, единственно возможные на сегодня для России и США потолки сокращения стратегических вооружений, коль скоро не решен вопрос о глобальной системе ПРО. Ниже этого уровня Россия «опускаться» не может. Это точка зрения нашего Генерального штаба, и я с ней согласен.
     Затрагивая же проблему сокращения носителей, я хотел бы согласиться с точкой зрения Алексая Арбатова в этом вопросе. Согласно имеющейся информации, наша страна будет вынуждена сокращать количество носителей гораздо большими темпами, чем Соединенные Штаты, что тесно связано с особенностями естественной эволюции российского ядерного комплекса.
     Хочу также отметить, что по существу в том, что касается режима взаимного ядерного сдерживания, новые договоренности с США ничего не меняют. По-прежнему режим взаимного ядерного сдерживания сохраняется, и это правильно, поскольку он является modus vivendi современного мира и системы международных отношений.
     - К.З.: Как вы оцениваете возможности того, что полномасштабный договор по СНВ будет заключен до 5 декабря 2009 года, когда истечет срок действия СНВ-1?
     - А. Арбатов: Руководством России и США поставлена цель заключить полномасштабное соглашение по СНВ до декабря этого года, и я надеюсь, что стороны смогут этого добиться. Хотя, конечно, «вахтовый» метод проведения переговоров, который мы в настоящее время можем наблюдать, конечно же, не способствует высокой скорости и эффективности обсуждения имеющихся вопросов. Напомню, что, когда велись переговоры по соглашению СНВ-1 - а мне самому пришлось тогда участвовать в этих переговорах, - советская и американская делегации совместно работали в постоянном режиме, каждый день. Они из Москвы и Вашингтона непрерывно получали инструкции, направляли обратно соответствующие шифровки, в целом это был постоянно работающий механизм, своеобразный «перпетум мобиле». А в настоящее время встречи российских и американских переговорщиков происходят часто, но все-таки постоянного механизма проведения переговоров нет. Это смущает и вызывает определенные опасения, что к декабрю окончательных результатов не будет достигнуто.
      - С. Кортунов: В данном случае все будет зависеть от политической воли. Хотя я с трудом могу себе представить, чтобы до 5 декабря можно было бы заключить не только своевременный, но и хороший договор, который бы отвечал интересам и США, и России в области национальной безопасности. При этом я не вижу жесткой необходимости заключать договор именно к декабрю, потому что договор СНВ-1 предусматривает механизм продления. Таким образом, никакой трагедии в том, что он истекает 5 декабря, нет, тем более что действует и договор 2002 года о сокращении стратегических наступательных вооружений.
     - К.З.: Какие возможны варианты дальнейшего обсуждения Россией и Соединенными Штатами проблематики, связанной с развитием глобальной системы ПРО. Известно, к примеру, что ранее американским посольством в Москве озвучивалась информация о готовности США обсуждать с Россией создание системы ПРО, которая бы защитила обе наши страны. В чем это может выражаться?
     - А. Арбатов: Отвечая на этот вопрос, нужно исходить из того, что американцы при администрации Обамы сделали серьезную ставку на сокращение стратегических вооружений как центральное направление пути к ядерному разоружению. При этом они признали, по сути, что в определенных ситуациях движение по пути сокращения СНВ будет невозможно, если американская противоракетная оборона создаст для России опасности подрыва ее потенциала стратегического сдерживания.
     Исходя из этого, мне представляется, что США намерены вести серьезные переговоры с Россией по вопросам противоракетной обороны. Они могут касаться, во-первых, мер доверия в сфере ПРО, во-вторых, определенных ограничений в рамках создания глобальной системы ПРО - с тем чтобы Россия не примеряла, не проецировала на себя те системы, которые развертываются или планируются к развертыванию. И, в-третьих, могут быть затронуты в том числе вопросы о возможностях совместной разработки различных систем (элементов) противоракетной обороны. Например, речь может идти на первом этапе о совместных системах предупреждения о ракетном нападении, а на последующих этапах - о совместном создании и управлении противоракетными средствами. Да, это достаточно оптимистичный сценарий, и далеко не факт, что он будет реализован. Но я в данном случае руководствуюсь такой логикой - если системы ПРО России и США направлены против третьих стран, то нет оснований для того, чтобы отвергать совместную работу.
      - С. Кортунов: Касаясь вопроса о противоракетной обороне, хотелось бы напомнить, что у России уже был опыт проведения переговоров с Вашингтоном по противоракетной проблематике. Речь идет о консультациях с США по так называемой глобальной системе защиты, которые состоялись в 1992 - 1993 годах. Тогда стороны подошли очень близко к достижению итоговых договоренностей, тем более что на тот момент и уровень доверия между Россией и США был на порядок выше, чем на сегодняшний день. Но переговоры, к сожалению, потерпели провал, поскольку возник вопрос о том, кто будет контролировать глобальную систему защиты. Американцы дали понять, что контролировать пресловутую «кнопку» намерены они сами - а в противном случае они не были готовы пойти на соглашение.
     Учитывая этот опыт, я полагаю, что сейчас, когда уровень доверия между Москвой и Вашингтоном существенно ниже, чем в начале 1990-х годов, говорить о совместной системе глобальной ПРО нереалистично. Единственное, что является перспективным, на мой взгляд, это европейская система ПРО с участием России. В этом смысле, насколько мне известно, уже действуют два пункта взаимного оповещения сторон о пусках ракет - один из них создан (по крайней мере формально) в Брюсселе, второй - в Москве. Эта система была объявлена открытой и для американцев, и для европейских стран. И при этом она предполагает участие России как равноправного партнера. Если дальше переговоры пойдут по пути создания европейской ПРО на базе этих двух центров, то, думаю, это будет достаточно перспективным направлением нашего сотрудничества.
     - К.З.: Какими, по вашему мнению, могут быть перспективы дальнейшего взаимодействия России и США по другим проблемам контроля над вооружениями?
      - А. Арбатов: На мой взгляд, самым главным вопросом взаимодействия России и США в сфере контроля над вооружениями должны стать аспекты сотрудничества в области ПРО, о которых я говорил выше. Что касается договора РСМД, то, думаю, Москве и Вашингтону следует продолжать его придерживаться, воздерживаясь от создания новых систем средней и малой дальности. Это связано с тем, что, с военной точки зрения, нашим двум странам не имеет смысла развивать баллистические ракеты средней и малой дальности, чтобы отвечать на существующие угрозы и вызовы. Для этого России и США вполне достаточно имеющихся стратегических и тактических ядерных вооружений, а также обычных вооружений.
     Более сложно обстоят сегодня дела с договором по обычным вооружениям. Ситуация вокруг ДОВСЕ находится фактически в глухом тупике. Долгое время камнем преткновения по договору были вывод российских войск из Грузии и Молдовы, и в этой связи страны Запада не согласились на ратификацию адаптированного ДОВСЕ. После августовского конфликта 2008 года и провозглашения независимости двух республик - Южной Осетии и Абхазии, которые Запад, очевидно, не согласится признать, ситуация еще более обострилась.
     На мой взгляд, начать развязывать этот тугой узел противоречий можно только с помощью восстановления мер транспарентности и доверия в вопросах взаимодействия в сфере обычных вооружений. А о конкретных ограничениях и сокращениях теперь можно будет говорить только в отдаленной перспективе. Кстати, для России вопрос о мерах доверия и транспарентности в сфере обычных вооружений (а все они, подчеркну, были отменены в 2007 году в связи с введением моратория на ДОВСЕ) должен быть более важен, чем для стран НАТО. Мы сегодня много говорим о продвижении НАТО к нашим границам, но почему-то мало кто из этого делает вывод, что России еще важнее, чем Западу, нужно иметь информацию о деятельности НАТО.
      - С. Кортунов: Говоря о более широкой разоруженческой проблематике, я в первую очередь считаю, что если в ближайшее время будет заключен полномасштабный договор по СНВ, это будет своего рода прекурсором для решения других важных вопросов в этой сфере. Следующим по степени важности вопросом в области контроля над вооружениями после СНВ, я считаю, должно стать спасение договора об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ). Однако решать проблему, думаю, следует не при помощи реанимации ДОВСЕ, заключенного в 1990 году, и даже не путем обращения к адаптированному ДОВСЕ 1999 года. Речь, по сути, должна пойти о новом договоре, который бы учитывал реалии, сложившиеся в мире, и был бы построен на других принципах, нежели предыдущие соглашения. В частности, в новом договоре должны быть учтены такие изменения, как три «волны» расширения НАТО, которые привели к коренному изменению соотношения сил на континенте. А во главу угла должны быть поставлены национальные потолки по вооружениям, а не блоковые, как де-факто происходило ранее. И если такого рода понимания удастся достичь не только со стороны США и России, но и большинства европейских стран, тогда могут быть начаты переговоры об обычных вооруженных силах в Европе в многостороннем формате.
      - К.З.: В рамках каких механизмов можно было бы укрепить торгово-экономическое сотрудничество между Россией и США и какие шаги со стороны Москвы и Вашингтона могут быть предприняты в этом направлении?
      - С. Кортунов: Я, безусловно, считаю, что России и Соединенным Штатам нужно формировать и укреплять механизмы торгово-экономического сотрудничества. Напомню, в свое время существовала комиссия Гора - Черномырдина, перед которой ставились аналогичные цели. Но она просуществовала недолго, и уже к 1993 году ее деятельность была приостановлена. Что касается нынешнего развития событий, то, насколько я знаю, такого рода механизмов или комиссий, с помощью которых можно было направлять и развивать российско-американское сотрудничество в экономике, не существовало. Сейчас создана рабочая группа по торгово-экономическим отношениям. Будем надеяться, что ей удастся придать новый импульс нашему экономическому взаимодействию.
     Я говорю «к сожалению», поскольку, по моему мнению, в становлении любых партнерских отношений очень важна институциональная составляющая - это своего рода комиссии, комитеты, подкомитеты, группы, которые действуют на различных уровнях и в том числе внутри- и межгосударственном. Именно такого рода комитеты и комиссии существуют в рамках системы взаимодействия между развитыми индустриальными странами, причем они формируют (задают) механизмы экономического сотрудничества между последними. Кстати, между США и Индией и США и Китаем, с которыми у Америки неуклонно в последние годы повышается торговый оборот, такие комиссии и институциональные механизмы также созданы.
      - С. Грин: Одним из важных итогов российского-американского саммита наряду с продвижением в вопросе СНВ было то, что стороны выразили стремление расширять и развивать двустороннее торгово-экономическое сотрудничество. Однако, во-первых, это довольно непросто сделать, особенно в условиях экономического кризиса, когда наблюдается дефицит и в ресурсах, и в инвестициях. Ну а во-вторых, я не считаю, что для укрепления российско-американского экономического взаимодействия нужно специально разрабатывать какие-то программы и механизмы. Думаю, это сотрудничество будет развиваться само собой по мере того, как будет происходить дальнейшая диверсификация российской экономики.
     Приведу в этой связи некоторые примеры. Посмотрим, например, на конкретное «наполнение» американо-китайских или американо-индийских торгово-экономических отношений, активно развивающихся в последние годы. По Китаю мы имеем дело с экспортом широкого спектра китайских товаров в США и импортом американских высоких технологий и некоторых видов услуг в Китай. С Индией дело обстоит несколько иначе: эта страна сама экспортирует многие виды услуг, в том числе в плане софта и аутсорсинга. Что касается России, то она пока выставляет мало такого рода предложений, которые были бы интересны Соединенным Штатам.