В штаб-квартире ООН в Нью-Йорке отметили столетие со дня рождения бывшего министра иностранных дел СССР Андрея Громыко, стоявшего у истоков создания этой международной организации. В специальной конференции приняли участие сын дипломата, член-корреспондент Российской академии наук Анатолий Громыко, бывший госсекретарь США Генри Киссинджер, известные политологи, дипломаты, журналисты.
Уже один этот факт говорит о многом. Какой мощью должен был обладать политик, чтобы и через двадцать лет после его смерти высший международный орган посвятил ему специальную конференцию! Каким талантом должен был блистать дипломат канувшей в Лету коммунистической державы, чтобы ему и сейчас воздавали почести, невзирая на кардинальную разницу в убеждениях! Что и говорить, личность такого масштаба не подвержена идеологической конъюнктуре, она остается в исторической памяти как общечеловеческая ценность.
Образ Громыко очень часто пытаются вместить в коротенькое (и я бы не сказал, что симпатичное) словосочетание «мистер «Нет». Дескать, в этом умении главы советского МИД отвергать любые предложения Запада, вызывающие хотя бы малейшее подозрение, и состоит вся его мудрость. Непроницаемое лицо, олимпийское спокойствие, безразличие к комплиментам, непоколебимость ни перед какими мировыми авторитетами - чаще всего именно эти черты личности Громыко выставляются на передний план теми авторами (особенно зарубежными), которые берутся рассказывать о нем. Спору нет, отмеченные свойства характера действительно имели место, они и в самом деле существенные. Но не определяющие.
Что же стояло в основе натуры Андрея Андреевича? Что определяло его суть? Наверное, правильно было бы сказать так: порода, ум, знания. Вот он, фундамент! Все прочее - надстройка. Деревенский парень из Витебской области, родившийся 18 июля 1909 года, мог стать кем угодно - от председателя колхоза до ученого. И в любом качестве он бы поднялся на высоту профессионала редкой хватки. На любой работе он принес бы большую пользу. Если бы, конечно, не помешали. Последнее обстоятельство весьма и весьма существенное. Мы-то ведь знаем, сколько выдающихся людей в разных сферах деятельности не только отстранялись от дел, но и вообще гибли в лагерях.
На ниве политики сгинуть было, пожалуй, проще всего. Громыко избежал такой печальной участи. Почему? А все потому же: качество человеческого материала было слишком высокое, чтобы им можно было пренебречь. Молодой и талантливый работник относился к той категории выдвиженцев 1930–1940-х годов, которая обращала внимание высшего руководства страны не партийно-политической эквилибристикой, не умением на лету ловить замыслы начальства, а уровнем общей культуры, высокой образованностью. Такие люди, такие самородки нужны любой власти. Косыгин, Жуков, Устинов, Громыко - этих титанов востребовал бы любой режим.
Кто-то из знающих Андрея Громыко людей рассказывал: «Невозмутимый, собранный, отстраненный, надежный настолько, что даже обвинения Вышинского в шпионаже ему не повредили. Сталин проигнорировал донос».
Карьера уроженца деревни Старые Громыки и выпускника Минского сельхозинститута складывалась стремительно. В 1939 году ученый секретарь Института экономики Академии наук СССР был направлен кадровой комиссией ЦК ВКП(б) в Наркомат иностранных дел. Там зарекомендовал себя как в высшей степени перспективный сотрудник, быстро ставший заведующим отделом американских стран, а в 1943 году и послом СССР в США. В таком качестве Громыко оказался в самой гуще событий. Он участвовал в подготовке и проведении конференций в Ялте, Потсдаме, Сан-Франциско. Иначе говоря, был непосредственно причастен к формированию послевоенного мироустройства.
«Он был человеком эрудированным, начитанным, глубоким по-своему, человеком, который мог по памяти назвать любую дату, любой факт, любую фамилию. Это производило впечатление на Сталина, который всегда требовал от своих подчиненных, советников не по бумажке читать, а выкладывать по памяти все», - рассказал о своем руководителе известный советский дипломат Валентин Фалин.
Кстати, партнеры по переговорам опасались не столько легендарного упорства Громыко, сколько этой его феноменальной памяти, которая позволяла ему свободно использовать любую аргументацию. «Он мог бесконечно рассуждать на любые темы, входя в самые дебри, в самые мелкие детали, - вспоминает известный переводчик Владимир Суходрев. - И этим он просто нагонял страх на многих собеседников».
Генри Киссинджер сравнивал манеру Громыко с дорожным катком - неотвратимое, упрямое движение по своему направлению. В то же время американец высоко ценил своеобразный юмор своего советского коллеги.
Рассказывают, что Громыко, сделав огромную работу по подготовке Устава ООН, постарался, чтобы под документом стояла не его подпись, а, например, подпись Молотова. Однако ни Молотов, ни кто-либо еще из высшего руководства СССР на церемонию не прилетели, будто чего-то опасаясь. Ставя подпись под документом эпохи, Андрею Андреевичу тоже было чего опасаться - зависти.
В 1957 году Громыко стал министром иностранных дел СССР. Под руководством Хрущева работать было очень нелегко. Генсек считал, что он не хуже дипломатов знает особенности международной жизни. И поэтому часто действовал так, будто на Смоленской площади и не было никакого ведомства.
Нашумевшую выходку Хрущева на сессии Генеральной Ассамблеи ООН Андрей Андреевич переживал как личный позор. Но ему ничего не оставалось делать. Хрущев колотил по столу, и министр колотил по столу. «Мне мешали миллион раз. Вреда было много. Серьезная дипломатия не допускает шутовства. А Хрущев вел себя как самый настоящий шут», - говорил потом, спустя много лет, патриарх советской дипломатии.
Своей самой большой победой Андрей Андреевич считал подписание в 1975 году в Хельсинки Заключительного акта - документа, закрепляющего европейские границы после Второй мировой войны. Пятнадцать лет спустя он предостерегал: «Если европейские страны откажутся от хельсинкских договоренностей, станут их нарушать, тогда на европейской земле начнутся территориальные конфликты, распадутся старые и создадутся новые коалиции. В Европу снова придет война». Пророческие слова.
Когда вспоминают Громыко, называют его друзей: Любовь Орлову, Бориса Ливанова, Бориса Пастернака. Припоминают слабости, утверждая, что министр обожал шляпы. У него были поступки, от которых хотел бы отказаться, в том числе от согласия на ввод войск в Афганистан. У него было стремление усовершенствовать советскую систему, поэтому он отстоял кандидатуру молодого и, как он считал, очень перспективного Михаила Горбачева на высший пост.
Громыко двух недель не дожил до своего 80-летия. Его похоронили на Новодевичьем кладбище.