26 июля - День Военно-морского флота России

     С пулей у сердца

     7 января 1995 года заместитель командира второй десантно-штурмовой роты отдельного десантно-штурмового батальона бригады морской пехоты Северного флота по воспитательной работе старший лейтенант Николай Сартин улетел в Чечню для восстановления конституционного порядка в республике. Проще говоря, ушел на войну. Через восемь дней он пал смертью героя в самом пекле той войны, штурмуя комплекс зданий совета министров в Грозном. Погиб, не дождавшись рождения своего первенца.
     У него была возможность отказаться, остаться в Спутнике, и его за это не осудили бы. Но он выбрал другой путь. Почему? Чтобы понять это, нужно знать, каким старший лейтенант Николай Сартин был человеком, офицером, морским пехотинцем, каким он остался в памяти товарищей, любивших и уважавших его.
     Второй десантно-штурмовой ротой, в которой замом был Николай, командовал капитан Виктор Шуляк – ныне полковник, Герой Российской Федерации. Ротным он стал, когда Сартин уже прослужил во второй дшр несколько месяцев. Офицеры быстро сдружились не только между собой, но и семьями. Бывшему ротному Сартин запомнился человеком, на которого можно было положиться во всем, поручить любое дело, зная, что оно будет выполнено самым лучшим образом. И еще запомнился одним немаловажным для офицера качеством: Сартин всегда был хозяином своего слова. Ему верили. Абсолютно все. Людей подкупали в Николае честность и справедливость. Он не боялся говорить правду в глаза. Если считал, что прав, отстаивал свою точку зрения до конца, не пасовал перед возможными осложнениями во взаимоотношениях с начальством. За требовательность к себе и к подчиненным Николая не только уважали, кое-кто и побаивался. Он не разделял матросов на молодых и старослужащих, не давал спуску провинившимся в чем-либо прапорщикам и офицерам роты. Не всем в подразделении нравилась такая «политика» старшего лейтенанта, но служба и жизнь показывали, что чаще всего, принимая жесткое решение, он оказывался прав. Во всем и везде должен быть образцовый, а не показушный порядок – так относился Николай Сартин к жизни.
     - Когда я бывал, как говорится, в «запарке», то часть моей работы он брал на себя, – вспоминает полковник Шуляк. – И я доверял ему полностью. Он был не только замом по воспитательной работе, а полноценным заместителем командира роты. И, думаю, из него получился бы отличный командир. Не могу избавиться от ощущения вины в том, что погиб Николай. Ведь если бы я не попал второй раз под пулю и остался командовать ротой, то, возможно, Николай был бы жив...
     До сих пор бередит душу офицера безысходное, все равно ничего не меняющее «если бы»: если бы остался в здании совмина, если бы старший лейтенант Николай Сартин не нарвался на засаду, если бы пуля пролетела в нескольких сантиметрах левее...
     Если бы, если бы, если бы...
     Сартин не был ни весельчаком, ни заводилой – это был скромный, даже застенчивый человек, что, возможно, мешало ему в продвижении по службе. Да и времени сделать карьеру у него не оказалось. Придя после Новосибирского высшего военно-политического общевойскового училища «комсомольцем» в разведывательный батальон, он успел лишь «дойти» до должности заместителя командира десантно-штурмовой роты по воспитательной работе. И все.
     В ноябре 1994 года Николай похоронил старшего брата. Незадолго до отбытия в Чечню десантно-штурмового батальона в семью Сартиных пришла телеграмма, что умер отец жены. Это были веские основания, чтобы отказаться от командировки на Северный Кавказ. Его даже убеждали: «Коля, езжай домой. У тебя же жена беременная. Тебя никто не осудит!» Однако Сартин сказал твердо: «Я поеду вместе со своими парнями...»
     В Грозном вторая десантно-штурмовая рота получила боевую задачу: взять и удерживать комплекс зданий совета министров. 13 января 1995 года морские пехотинцы пошли на штурм. Рота дважды врывалась на первые этажи зданий. Дважды ее выбивали оттуда. Только за первые сутки схваток в совмине 2-я дшр потеряла тридцать пять «черных беретов».
     После упорных, кровопролитных боев дудаевцы начали отступать. Штурмовая группа под командованием старшего лейтенанта Николая Сартина в третий раз ворвалась в горящий совмин и, закрепившись на втором этаже, отражала атаки боевиков. На следующие сутки по морским пехотинцам начали «работать» снайперы. Сартин приказал подчиненным укрыться за стенами, чтобы не «отсвечивать» в оконных проемах, сам взял снайперскую винтовку и начал выслеживать обнаглевших «духов». Офицер вышел победителем из той многочасовой дуэли.
     Однако дудаевцы, остервенев, по-прежнему рвались в совмин. К вечеру 14 января штурмовую группу Николая шквальным огнем отрезали от основных сил роты. Положение критическое! Сартин, быстро оценив ситуацию, приказал подчиненным весь огонь сосредоточить по «духам», пытавшимся проникнуть в здания совета министров со стороны президентского дворца. Лично уничтожил гранатометчика и пулеметчика, а затем под вражеским огнем вынес с поля боя тело погибшего старшего сержанта Хоменко.
     Морские пехотинцы Сартина вновь яростно дрались за совмин, выносили в укрытие раненых, доставляли боеприпасы для подразделений, штурмовавших другие здания совета министров. И везде офицер шел впереди, прикрывая собой измученных боями в совминовском аду девятнадцатилетних парней. После второго ранения командира роты капитана Виктора Шуляка он остался за ротного.
     О том, как погиб старший лейтенант Сартин, мне рассказал бывший тогда заместителем командира отдельного десантно-штурмового батальона по воспитательной работе подполковник Владимир Левчук. На его руках Николай умер.
     - В огромном казематного типа подвале Центробанка мы готовились к очередному штурму совмина, – вспоминал подполковник Левчук. – Николай отвел своих парней в сторонку, начал досконально инструктировать, что и как делать...
     ...Морские пехотинцы вышли из подвала. Прошли по двору. Перед одним из опасных мест сгруппировались.
     Рывок!
     Проскочили благополучно.
     Всего на метров сто отошли от подвального места дислокации роты.
     Замерли под аркой. Сартин пересчитал матросов, спросил: «Готовы? Тогда вперед...» И они пошли на штурм. Первым – Николай. За ним – четыре-пять матросов и Левчук. Следом – остальные...
     - Я успел сделать из-под арки всего лишь четыре-пять шагов, – рассказывал Владимир Левчук, – как вдруг с противоположной стороны внутреннего дворика ударил пулемет. В упор. С расстояния метров в двадцать. Быстро отступили в укрытие. Мимо меня с криком: «Уходим назад! Засада!» – пробежал Сартин, который оказался ближе всех к пулеметчику. Вернее даже, первым. От пуль, ударивших в землю, поднялась пыль, закрывшая нас...
     Николая нашли лежащим у входа в подвал Центробанка, куда пулеметные очереди уже не доставали. Левчук подскочил к нему, спросил: «Коля, что?..» Он заворочался. Владимир быстро оглядел друга: вроде в порядке, руки – ноги целы, крови нигде не видно. Подумал: может, просто контузило?
     Снесли вниз, в укрытие. А он все просит: «Разденьте меня. Дышать тяжело». Замкомбата вытащил нож. Разрезал лямки на бронежилете, шнурки на Колиной экипировке. Сняли с него обмундирование, до тельняшки. Ну, нет ничего!
     Пытались сделать искусственное дыхание. Обезболивающее вкололи. Но Сартин уже начал затихать. Все сгрудились вокруг. Кто-то советовал: «Мужики, смотрите, чтобы язык не завалился. Не задохнулся бы...»
     - Смотрю, – говорил подполковник Левчук, – а Николай как будто «уходит»: глаза все тускнее, как-то тише Колька становится, тише, уже практически не шевелится. Тогда я разрезал на его груди тельник, а там одна маленькая дырочка, прямо под сердцем...
     «Вторая волна»
     В июне 1995 года из далеких чеченских предгорий морские пехотинцы батальона подполковника (ныне – генерал-майор) Сергея Пушкина возвращались в гарнизон Спутник разными путями. По непреложным законам войны. Одни – в цинковых гробах «грузом 200». Другие – более пятидесяти «черных беретов» – через ранения и госпитали. Третьи – самолетами военно-транспортной авиации, доставивших батальон в его заполярные веси. Спустя два долгих месяца «вторая волна», практически сразу же сменившая в Чечне отдельный десантно-штурмовой батальон подполковника Сергея Жукова, вернулась к родным берегам...
     С капитаном Владиславом Ботаревым и старшим прапорщиком Михаилом Бейделем я познакомился в Спутнике в день открытия памятника погибшим в Чечне. Оказалось, что они из «второй волны» и приехали в гарнизон после Самарского военного госпиталя. Правда, не долечились. Оба, раненные в ноги, сильно хромали. Но разве могли морские пехотинцы, прознав об открытии монумента и о том, что через считаные сутки на Северный флот возвращается батальон подполковника Пушкина, улежать на госпитальных койках? Медики, сломленные напором «черных беретов», посовещались и отпустили их домой.
     - Со «второй волны» по госпиталям лежат около полусотни человек, – рассказывал тогда капитан Ботарев. – «Духи» не жалели на морских пехотинцев даже РПГ-7. Чувствовалось, что этого «добра» у них предостаточно...
     ...В конце мая 1995 года батальон морской пехоты вошел в Агишты и... попал в засаду. Взвод Владислава боевики сразу же накрыли плотным огнем. Морпехов расстреливали в упор – с метров пяти – из ручных гранатометов и пулеметов. То было адово пекло! Сержант Ярослав Трушников, увидев, что вражеский гранатометчик целится в командира взвода, столкнул Ботарева с бэтээра на землю. Удар, предназначавшийся офицеру, морпех принял на себя.
     - Гранатой Ярославу оторвало правую руку, – вспоминал капитан Владислав Ботарев. – Бросился к нему, чтобы перевязать его, спасти. В этот момент – вторая вспышка. И я увидел парня уже без ног. Вынесли его из боя, отправили в госпиталь. Я Бога молил, чтобы Ярослав, спасший меня, остался жить. Но он не дотянул...
     Во время агиштинской засады погиб и младший сержант Андрей Ноговицин, бросившийся спасать командира роты. А старший матрос Андрей Михин закрыл своим телом капитана Василия Кравцова...
     - Когда лежали в госпитале, – дополнял рассказ офицера старший прапорщик Михаил Бейдель, – к нам приходили из самарского управления сельхозпродукции. В первый раз пришли мужчины и женщины. А во второй раз – только мужики. Сказали, мол, женщины не могут видеть, что боевики сделали с молодыми и здоровыми парнями.
     Страшнее всего, по словам моих собеседников, было платить такими жертвами за войну, тайные правила которой так и не смогли постичь.
     - Случалось, что занимали «духовские» окопы, – рассказывал Владислав, – и находили в них сигареты, какие выдавали и нам; банки с тушенкой, на которых стояла серия, аналогичная той, что значилась на банках из нашего пайка. Создавалось впечатление, что мы и дудаевцы кормились с одного склада.
     - Да и в тактике ведения боевых действий было много странного, – говорил Михаил. – Однажды зажали боевиков в «котле». Все, им деваться некуда. А здесь поступает команда: мол, сделать «коридор» и пропустить «духов» в горы. Не понимаю я этого... Но мы честно выполнили свой воинский долг. У нас во взводе был девиз: «Моя честь – моя верность». Верность Отечеству, верность бригаде морской пехоты, форме «черного берета». Мы были там ради мирного сна россиян, а не ради наград, денег либо славы...
     Десять парней из «второй волны» не вернулись с чеченского поля брани. Но они навсегда остались для североморцев образцом служения и беззаветной преданности интересам Отечества. И поэтому уже на следующий день после открытия памятника павшим бойцам более семидесяти молодых морских пехотинцев уже приняли у монумента военную присягу на верность России, дали клятву быть достойными памяти своих предшественников.
     Схватка над облаками
     ...В канун Нового, 2000 года североморцы штурмовали Веденское ущелье близ Харачоя. Парашютно-десантный взвод капитана Александра Абаджерова, чей позывной в радиоэфире был «Зима», оседлал высоту в тысячу восемьсот с лишним метров над уровнем моря. Днем ранее он вывел на соседнюю вершину с отметкой «1406» десантно-штурмовой взвод лейтенанта Юрия Курягина. Прикрыл подъем «Карабина» (позывной Курягина) и вернулся обратно. Должны были сразу же наступать, но приказ пришел сутки спустя. Сашиному взводу поставили задачу идти в обход. Поэтому «Зиме», чтобы зайти в тыл к «чехам», откуда по нашим вертолетам «работали» вражеские зенитные установки и пулеметчики, предстояло сделать горами круг километров в пятнадцать. А высота «1406» от Абаджерова правее была, буквально в двух километрах.
     «Зима» с подчиненными выступил в восемь часов утра 31 декабря. Продовольствия с собой минимум, взамен – больше боекомплекта. Начали спуск. Однако на уровне 1.200 метров насторожились: гулким эхом ударили недалекие разрывы. Перед сопкой «Карабина», метрах в шестистах от «Зимы», – пролесок. И в нем какое-то мурло в «гражданке» отсвечивало. Ясно – «духи»! Прямо на лету морпехи развернули крупнокалиберный пулемет «Утес», обработали огнем «зеленку» и рванули дальше.
     Вдруг: на сопке Курягина опять бой.
     «Зима» доложил по связи: «Слышу стрельбу, разрывы!» Потом все оборвалось. Саша приник к биноклю – на высоте «1406» люди в камуфляже ходят. Первая мысль: было нападение, но «Карабин» отбился.
     «Черные береты» продолжили спуск. Уже с километр осталось до подножия «1406». И тут не подвела разведка: младший сержант Тенью, матросы Бракк и Смирнов. Только зашли в пролесок, парни – отмашку: мол, видим двух «чехов» (на самом деле их было больше). Что делать? На решение – секунды. С пригорка пролаял «духовский» пулемет, пули прогнусавили над морпехами.
     «Зима» стремглав развернул взвод цепью и неистово, чтобы боевики услышали, заорал: «Морская пехота! По бандитам – огонь!..» Разом вломили девятнадцать «калашниковых».
     На пригорке заткнулись. Только хруст веток в отдалении.
     Решили заскочить на «1406», узнать: что за побоище там учинилось? Разведка ушла вперед. За ними, след в след, «Зима», остальные. Вдруг Бракк кубарем. Лицо ужасом искажено: «Командир, наши... мертвые». В первое мгновение Абаджеров даже не осознал услышанное: «Ведь только вчера с Курягиным и Милашевичем по поводу чего-то шутили...»
     Срывая голос: «Вверх, пулей...»
     На горе – землянка. В огне. Вокруг трупы. Потом – шевеление в сене, метрах в десяти от «Зимы». Вскинули «калаши»: «духи»? Из-под небольшой копны выполз контуженый матрос, рядом с ним – раненые. Один в спину. Успели зашхериться, поэтому боевики их не добили.
     «Абаджеровцы» с трудом опознали двенадцать изувеченных бандитами и огнем трупов морских пехотинцев из второй десантно-штурмовой роты и черноморской разведгруппы. Неожиданно начали рваться горевшие боеприпасы. Пули – врассыпную...
     Что же стряслось с «Карабином»?
     «Зима» автоматически: «Занять круговую оборону». Но шли как рейдовый отряд, налегке, саперные лопатки не брали. Окапывались штык-ножами. Выжгли траву, доходившую до пояса и скрадывавшую обзор местности. У раненого в спину кровь не останавливалась, его перевязали, вкололи обезболивающее. Вызвали «вертушку».
     С надрывом осела прогоревшая часть землянки. И вдруг... «Зима» глазам не поверил: из-под нее выбрались четыре ошалевших от дыма, раненых североморца. Оказалось, авианаводчик старший лейтенант Семен Соболь в смертельном броске телом буквально заблокировал вход в нее. «Духи» просто не заметили парней.
     От них и узнал Абаджеров о трагедии, разыгравшейся ранним утром 31 декабря 1999 года на безымянной высоте с отметкой «1406».
     ...Предновогодняя ночь в становище «Карабина» прошла без особых происшествий.
     Утром, спозаранку, «ординарец» командира роты младший сержант Владимир Таташвили, признанный и матросами, и офицерами нештатным «начальником штаба» подразделения, принялся приводить в чувства матросов, сменившихся ночью из «секретов» и поэтому в хмурое утро сладко позевывавших у входа в покрытую палаткой землянку:
     - Значит так: умыться, побриться, привести в порядок форму, потом завтракать. Вопросы?
     - «Умыться», «побриться» – это только ты у нас, «Татик», можешь за минуту цирюльню везде развернуть, – с напускным недовольством ворчали матросы.
     Что правда, то правда: Володя Таташвили всегда отличался исключительной опрятностью и требовал этого от других. Даже в горах, где с бытом, мягко сказать, было не очень. И этим качеством он еще больше соответствовал должности ротного «начштаба».
     Где-то в начале девятого с постов вернулась очередная смена. Сели завтракать. Эдик Осипов вспомнил о приближающемся празднике: «Сейчас домой бы, да за новогодний стол...» Но только душу всем растрепал.
     Пулеметная очередь, донесшаяся со стороны восточного «секрета», заставила матроса прерваться. Как выяснили позже, на позиции морпехов рвалось больше сотни боевиков. В тот день сторону последних приняли непроглядный туман, низкие облака и внезапность.
     ...- Сержант, доложи о нападении, – бросил командир второй десантно-штурмовой роты капитан Милашевич радисту Дмитрию Зырянову и выскочил из землянки навстречу «чехам». Длинными очередями скосил первых бандитов, которые вырвались на вершину.
     Слева ударил «духовский» огнемет. В мгновение бушлат командира превратился в пепел. А капитан продолжал стрелять по врагу. Это хорошо видели матрос Саша Лысов и сержант Артем Шатило, поспешившие на выручку ротному. Затем грохнули разрывы гранат...
     ...- Не знаю, как случилось, – рассказывал Абаджеров, когда командировка на Северный Кавказ забросила меня в Сашин взвод, блокировавший в феврале 2000-го одну из вершин в Веденском ущелье, – но «чехи» подошли практически вплотную. Начали забрасывать гранатами. От них большинство и погибло. Милашевич сначала получил гранату под ноги, как рассказывали оставшиеся в живых. После взрыва он все же встал, но: «Глаза! Ничего не вижу!..» Первым погиб. Когда я Лешку нашел, то сразу и не узнал: почти полностью обгорел. Жетон как бы в грудь вплавился. На нем еще шапка- «ваххабитка» была. Так она к голове прилипла...
     ...В считаные мгновения высота «1406» превратилась в преисподнюю. «Чехи» били в упор из гранатометов, огнеметов. Это пекло буквально растерзало старшего стрелка матроса Дениса Мацева, старшего оператора установки ПТУР матроса Сергея Пахомова, снайпера матроса Дениса Попова, гранатометчика младшего сержанта Марселя Батыргареева, сапера матроса Евгения Бикова...
     ...- Парнишка-сапер, у него были перебиты ноги, пытался отползти в сторону леса. Добили, – говорил «Зима». – В спину штук тридцать пуль всадили. Военный билет весь изрешеченный. Все, что было на сердце...
     ...Очередным разрывом гранаты тяжело контузило Эдика Осипова. Автоматная очередь прошила командира взвода черноморских разведчиков старшего лейтенанта Игоря Шарашкина. Он еще сумел доползти до окопа. Но вражеский гранатометчик и там настиг офицера...
     ...- Игореха был еще жив. Выжившие парни рассказали, что кричал, лежа с почти оторванными ногами возле горящей землянки: «Сволочи, добейте!..» – мы с Абаджеровым нервно курили без остановки. – Боевики подошли, похлопали по плечу: сам, мол, сдохнешь. Умер, практически сгорел...
     ...А это уже мне рассказывали в Спутнике:
     «Раненый лейтенант Курягин распределил оставшихся людей на позиции, сам двинул вперед. Огнем из автомата и «подствольника» уничтожил пулеметный расчет и гранатометчика бандитов, заставив противника отступить.
     - Товарищ лейтенант, я сейчас... – паузой воспользовался сержант Алексей Коржов и бросился к ротному. Вцепился в обгоревшее до неузнаваемости тело Милашевича и попытался сбить пламя: «Суки, что же вы наделали!»
     Матросы Саша Лысов и Саша Гончаров притащили к землянке раненого Витю Паршикова. Пуля пробила ему колено. «Как больно», – стонал парнишка. Рядом отстреливался старший лейтенант Семен Соболь. Огнем сдерживал прорвавшихся по другому склону боевиков. Но вскоре его автомат затих...
     ...Пуля снайпера нашла и Курягина. Падая, он успел бросить гранату.
     Место взводного занял Таташвили. В штабе ДШБ еще успели принять по рации его последнее сообщение: «Принял командование на себя!.. Бой веду в окружении!..»
     Под его руководством «черные береты» отбили еще одну атаку.
     - За ротного! За взводного!.. – встав в полный рост, орал с остервенением «Татик», отбиваясь от навала бандитов. Не обращая внимания на ранение, бил, бил и бил в упор ненавистные бородатые образины.
     Когда его достало пламя огнемета, раскаленный «Калашников» сам вывалился из рук. Лицо, живот пронзила нестерпимая боль, небо исчезло в огне...
     «Благодаря смелым и решительным действиям, мужеству и героизму капитана Милашевича, лейтенанта Курягина, младшего сержанта Таташвили... стратегически важная высота осталась под контролем десантно-штурмового батальона морской пехоты. Потери по итогам боя составили: в десантно-штурмовом взводе – 13 человек убитыми и 2 раненых, у боевиков – до 50 убитых и большое количество раненых», – написано в представлениях на погибших морских пехотинцев. Лейтенанту Юрию Курягину и младшему сержанту Владимиру Таташвили за бой под Харачоем присвоили звание Героя России посмертно. Капитана Алексея Милашевича и еще десятерых «черных беретов» посмертно наградили орденом Мужества.
     В память об их подвиге на безымянной высоте «1406» установили обелиск. А чуть позже на рабочие карты федеральной группировки легло ее название – «высота Матросская»...
     ...Из Североморска, где на военном кладбище похоронен бывший начальник береговых войск СФ Герой России генерал-майор Александр Отраковский, умерший в Чечне в марте 2000 года, и заполярного Спутника эта и другие северокавказские высоты, конечно, не видны. И не приведи Господи вновь когда-либо морским пехотинцам штурмовать их. Однако для всех поколений «черных беретов» названия высота Матросская, грозненский совмин, Агишты и многие другие будут ассоциироваться с высотой морпеховского духа, величием, мужеством и героизмом морских пехотинцев СФ.
     Возложив цветы к монументу погибшим североморцам, памятным доскам на домах, где жили в гарнизоне капитан Алексей Милашевич и лейтенант Юрий Курягин, участники тех боев вновь рассказали новобранцам соединения о героях. Так было в Спутнике, есть и так будет всегда в память о восьмидесяти «черных беретах», не уронивших на далеких от Кольского Заполярья полях сражения честь морской пехоты Северного флота, доблесть и славу ВМФ России.

     На снимках: Герой России генерал-майор Александр ОТРАКОВСКИЙ. Герой России Юрий КУРЯГИН. На высоте Матросская. Монумет погибшим «черным беретам» в Спутнике. Вечная память вам, братишки!.. Герой России Владимир ТАТАШВИЛИ. Николай САРТИН.