- Скажите, вы лично удовлетворены итогами российско-американских переговоров на высшем уровне или ожидали чего-то большего?
     - Я думаю, что на них достигнут максимум того, что позволял нынешний уровень отношений двух стран. Вопрос в том, как будут складываться эти отношения дальше: развиваться по восходящей, пусть даже под небольшим углом, или же, оказавшись на плато, начнут стагнировать, а затем постепенно снижаться. Движение от саммита, таким образом, может пойти в разных направлениях. При этом ясно, что у сторон есть большие резервы для серьезного улучшения отношений. Чтобы реализовать этот потенциал, со стороны США потребуются политическая смелость и готовность к неординарным решениям, например в вопросе создания совместной с Россией системы ПРО. Если говорить о России, то ей мешает узкий, традиционный подход к отношениям с Америкой...
     - Узкий в чем? Ведь мы же не ограничиваемся в этих отношениях только вопросами контроля над вооружениями, хотя его решение, ведущее к укреплению международной стабильности и безопасности, тоже направлено на благо России, равно как и США, всего мирового сообщества. Как известно, на саммите в Москве создано около десяти рабочих групп по самым разным направлениям сотрудничества...
     - Когда я говорю узкий, то имею в виду, что проблемы геополитики, геостратегии занимают около 80 процентов всего комплекса отношений России с США. К примеру, какие задачи ставит Москва на американском направлении? На мой взгляд, они сводятся к тому, чтобы добиться от Обамы, во-первых, отказа от поддержки Саакашвили; во-вторых, гарантий нерасширения НАТО на Украину и Грузию; в-третьих, отмены планов развертывания ПРО в Центральной Европе; в-четвертых, сокращений стратегических наступательных вооружений в увязке с ПРО; в-пятых, комплексного обсуждения архитектуры европейской безопасности. Парадокс в том, что максимум возможного по всем этим позициям Москва получила еще до приезда Обамы, причем без каких-либо уступок или даже усилий со своей стороны.
     Так называемая «перезагрузка» произошла прежде всего в самой американской внешней политике - в результате смены администрации. Барак Обама и его команда отказались от многого из того, что проводила в жизнь администрация Буша, и не только на российском направлении. Москве оставалось только «застолбить» все позитивные изменения по отношению к ней. Это, однако, оказывается делом сложным, а в чем-то вовсе нереальным. К примеру, Вашингтон, отправив вопрос о приеме Грузии и Украины в НАТО в долгий ящик, не отказывается тем не менее от данных Тбилиси и Киеву обещаний членства в Северо-Атлантическом альянсе. Другой пример - ПРО в Польше и Чехии. Обама не демонстрирует здесь той спешки и жесткости, как его предшественник, но и не намерен, во всяком случае пока, отказываться от существующих планов ПРО.
     Что касается других направлений двухстороннего сотрудничества, то, например, в экономике Москва не ставит каких-либо серьезных задач. Долгое время центральным вопросом в этой области было присоединение РФ к ВТО, но в последние недели выяснилось, что у российского руководства нет четкой позиции по этому вопросу. Есть, конечно, «вечная» поправка Джексона - Вэника, давно уже не имеющая практического значения, но ставшая скандальным символом ненормального характера торговых отношений двух стран. Есть еще соглашение 2008 года о сотрудничестве в области ядерной энергетики, но его реализацию многие в конгрессе США увязывает с позицией Москвы по иранской проблеме. А здесь существенных сдвигов не произошло.
     Итак, Россия не стала для Америки важным экономическим партнером и вряд ли станет таким в обозримом будущем. А отсутствие широких и прочных деловых связей не позволяет компенсировать политическую турбулентность. Для сравнения, отношения между США и Китаем базируются прежде всего на очень мощной экономической и финансовой подушке, что позволяет им активно сотрудничать даже тогда, когда между ними возникают серьезные политические проблемы.
     Китай научился извлекать гораздо большую выгоду для себя из отношений с США, чем Россия. Москва привыкла смотреть на внешнюю политику под углом зрения «места и роли в мире» и организации этого мира вокруг тех или иных полюсов. Пекин, напротив, сосредоточен на проблеме модернизации страны и смотрит на внешнюю политику соответственно. Китай не громит публично «американский гегемонизм», не выдвигает претензии на «зоны привилегированных интересов», не стремится определить, кто из соседей может входить в какие альянсы и размещать иностранные базы. Китайцы исходят из того, что место и роль их страны в мире будут зависеть от степени развитости самого Китая.
     - Но вы же не станете отрицать, что Китай развивается в несколько иных внешних условиях - к нему не приближается военно-политическая организация, демонстрирующая глобальные амбиции, у его границ не создаются чужие военные базы. А если все же кто-то каким-то образом затрагивает интересы Китая, то получает от него такой решительный отпор, что тут же ретируется. Свидетельств того, как США отступали от своих планов, скажем продажи различных вооружений Тайваню, потому что против этого был Китай, более чем достаточно. А что происходит в отношении нашей страны? Мы уже сосредотачивались на себе в начале 1990-х, выполняли все, что подсказывали западные «советчики», и взамен получили разграбленную экономику и натовский блок на своих границах. Причем нельзя не видеть, что политика стран, еще только изъявивших желание стать членами НАТО, тут же приобретает антироссийский характер. Свежий пример - обращение экс-лидеров почти всех натовских новобранцев к Бараку Обаме с призывом не идти на улучшение отношений с Россией, продолжать процесс расширения НАТО. И что мы в этих условиях не должны ставить натовский вопрос во главу угла?
     - Да, положение КНР иное, чем России. Но надо учесть, что Тайвань - часть Китая, и это признает мировое сообщество, в том числе и Америка, а Грузия и Украина - суверенные государства. Никто не даст России право определять, быть им в НАТО или нет. Для этого необходима воля большинства граждан этих государств. Что, в частности, и подчеркнул, выступая в Москве, Барак Обама. И конечно же утверждения некоторых наблюдателей о том, что достаточно Лукашенко попросить, и Белоруссию тут же примут в
     НАТО, отдают наивностью и полным непониманием современных международных отношений. Сегодня не времена «холодной войны», когда членом альянса могла стать Турция, не служившая тогда образцом демократии, но имевшая важное стратегическое значение. Никто в альянсе не пойдет на это в ущерб своим ценностям и принципам, а также стабильности на континенте.
     В НАТО все больше осознают, что границы безопасного расширения альянса на восток достигнуты, что дальнейший путь в этом направлении чреват осложнениями и конфликтами. Свою роль сыграла в этом переосмыслении прошлогодняя грузинская война. НАТО по факту уже приостановила процесс «восточного» расширения. А кроме того, альянс меняется, ищет свое место в мире, где театром военных действий уже почти на десятилетие стал Афганистан, а Россия превратилась в партнера, пусть трудного и неудобного.
     - А существует ли в Вашингтоне понимание того, что к процессу контроля над стратегическими наступательными вооружениями следует подключать и другие ядерные державы, тот же Китай?
     - Этот вопрос обсуждается в США, но не на правительственном уровне, а в академических кругах. В некоторых исследовательских организациях созрели проекты создания трехстороннего стратегического форума, которыми американские эксперты стремятся заинтересовать китайских и российских коллег. Китайцы подходят к таким предложениям осторожно. С одной стороны, они хотели бы участвовать в таких обсуждениях, с другой - не хотели бы брать на себя слишком больших обязательств. Есть проблема со степенью открытости и с отсутствием независимой от правительства КНР стратегической экспертизы. Кроме того, Китай, как поднимающаяся держава, не желает себя преждевременно связывать какими-либо ограничениями и механизмами, из которых он в перспективе надеется вырасти. Это, кстати, аргумент против институализации «большой двойки» с США: то, что сегодня лестно, завтра может стать тесно. Что же касается России, то китайцы считают, что давно уже оставили ее позади, о равенстве не может быть и речи. Россия для Китая, с точки зрения Пекина, - это надежный тыл и ресурсная база. И все. Тем не менее не исключено, что какие-то китайские ученые и специалисты получат указания включиться в стратегический диалог с США и РФ, чтобы получить лучшее представление о позициях двух остальных партнеров.
     - Если рассматривать проблему высокоточных ракет большой дальности и противоракетной обороны морского базирования, которые, как известно, уже составляют определенный боевой потенциал вооруженных сил США. Вашингтон готов ее обсуждать или нет?
     - Американцы исходят из того, что никакие договоры не должны подрывать национальную безопасность США. Что, конечно же, правильно для любой страны. Они также считают, что сегодня их оружие решает огромный спектр задач, а не направлено, как это было в годы «холодной войны», исключительно против одного вероятного противника и связанных с ним сил. Москва же продолжает рассматривать высокоточные американские вооружения как потенциально направленные против России. Позиции сторон в этом вопросе трудно совместимы. Можно, вероятно, договориться о каком-то компромиссе, но американцы на многое не пойдут. Они не видят в этом ни смысла, ни особой необходимости для себя. Россия для США - вчерашний противник. Российский ядерный потенциал беспокоит Вашингтон главным образом с точки безопасности самих систем оружия и возможной утечки технологий и материалов в третьи руки.
     - Достаточно взглянуть на сообщения информагентств, чтобы понять, что в Америке неоднозначно встречены договоренности, достигнутые в Москве. Свидетельством тому служат, например, такие заголовки, как «Проект нового договора в лучшем случае бесполезен, в худшем - вредоносен для США», «За очередной трофей Обамы придется дорого расплачиваться»...
     - По большому счету, в этом нет ничего странного. У демократической администрации Обамы есть оппозиция в лице республиканцев, которая по положению обязана критиковать любые действия другой партии. Тем более что в США довольно широко распространено мнение, что Россия ничего существенного Америке дать не захочет или не сможет. Да и Обама приехал в Москву совсем не потому, что Россия для него приоритет. Просто в его команде посчитали, что надо смягчить подпорченные при Буше отношения с Москвой, чтобы привлечь Россию к решению первоочередных для США задач - афгано-пакистанской и иранской. В ходе саммита Барак Обама получил, повторюсь еще раз, максимум того, что могла дать ему Россия по Афганистану: расширение военного транзита через свою территорию. Соглашение о пролетах транспортов ВВС США важно для Вашингтона, но решающего значения для исхода операции в Афганистане, конечно, иметь не будет.
     По Ирану, отмечают критики Белого дома, об успехах Обамы вообще говорить не приходится. Россия по-прежнему не намерена поддерживать в ООН ужесточение санкций против Тегерана. С одной стороны, Москва считает, что санкции только усугубляют ситуацию, а с другой - она не желает из-за Вашингтона ссориться с соседом, с которым придется жить дальше. Причем соседом, явно набирающим силу. А если этот сосед в перспективе развернется в сторону Запада, то Россия рискует оказаться в явном проигрыше. Иранский газ может в принципе стать важнейшим наполнителем для «Набукко» и соответственно серьезным конкурентом российского газа на рынках Европы.
     Критики администрации говорят, что Обама ничего особенного от России не добился, в то время как де-факто дистанцировался от Грузии и Украины, повел разговоры по ПРО и начал переговоры по ракетам, которые РФ и так будет вынуждена снимать с вооружения.
     - Кстати, особой критике Обама удостоился из-за того, что признал взаимосвязь между наступательными и оборонительными вооружениями. И это при том, что все развитие военного дела строится именно на этой взаимосвязи...
     - На мой взгляд, Обама совершил шаг в правильном направлении, признав в отличие от Буша эту взаимосвязь. Шаг, который может в перспективе привести к выходу из той стратегической ситуации, в которой Россия и Америка находятся сегодня. То есть в ситуации стратегической враждебности, для которой нынче нет оснований. Сокращение вооружений - это ведь регулирование институциональной враждебности, не более того. Сотрудничество в области противоракетной обороны - совсем другое дело. Добиться его гораздо важнее, чем, скажем, избежать появления третьего позиционного района, будь то в Польше или, например, в Гренландии, где он мог бы действительно угрожать устойчивости российского ядерного сдерживания.
     Создание Россией, Америкой и, возможно, Европой совместной противоракетной обороны может вывести стратегические отношения оппонентов в «холодной войне» на качественно иной уровень. Ясно, что сделать это будет крайне трудно из-за огромного массива взаимного недоверия, но столь же ясно, что без кардинального изменения стратегических отношений взаимное недоверие будет сохраняться и, возможно, усугубляться. Одного сокращения вооружений недостаточно, тем более что резервы для дальнейших сокращений при сохранении нынешнего характера отношений уже почти достигнуты.
     - Возможно, на снятие этого недоверия было направлено и заявление Обамы в Москве о том, что «холодная война» закончилась не по воле одной страны. В США его за это заявление также критикуют, утверждая, что он хочет переписать историю «холодной войны»...
     - Окончание «холодной войны» считается в США прежде всего поражением коммунизма. При этом часто говорят, что в основном это заслуга таких политиков, как Рональд Рейган, Лех Валенса, Папа Иоанн Павел II, Михаил Горбачев. Многие прямо говорят и о победе США, американских идеалов и принципов. Обама же, обращаясь к российской аудитории, заявил, что конец «холодной войны» - это не поражение России. Пережив распад СССР, россияне сумели встать на ноги, заново организовать свою жизнь, и многого добились. России и США нужно смотреть в будущее, исходить из реалий XXI века, а не ХХ или XIX. Президент США фактически предложил россйской элите задуматься над целями и методами внешней политики нового столетия.
     - Интересно, что одновременно с критикой Обамы в США зазвучали и высказывания о том, что в его команде нет единства, и прежде всего во внешнеполитической области. Что вы можете сказать по этому поводу?
     - Для американских администраций внутренние трения - обычная вещь. Наверное, не станет исключением и команда Обамы, в которой представлены и бывшие соперники, и люди с неудовлетворенными амбициями. В любой администрации, кроме того, существует проблема вице-президента, функциональные обязанности которого четко не прописаны. Нынешний вице-президент Джозеф Байден - красноречивый, но иногда увлекающийся оратор. Недавно он заявил, что США не будут препятствовать Израилю в нанесении удара по Ирану. Был ли это простой проговор или некий сигнал Тегерану? Председатель комитета начальников штабов ВС США адмирал Маллен практически в то же самое время высказался против удара по Ирану. Советник президента по национальной безопасности генерал Джонс из принципа держится в тени, а ответственная за внешнюю политику госсекретарь Хиллари Клинтон, сломав руку на ступенях Белого дома, была вынуждена помимо своей воли на несколько недель отойти в тень. В то же время ясно, что внешнюю политику администрации опередяет лично президент Обама. Это касается и Ирана, и России, и проблем, связанных с климатом, а главное - борьбы с мировым кризисом. По этой причине я пока не вижу серьезных межличностных проблем в администрации Обамы. И, скорее всего, они не проявятся до тех пор, пока она и сам президент не столкнутся с серьезными трудностями и неудачами. Тогда и станет ясно, насколько эта команда может держать удар.