
С осени 2001 до весны 2002 года два моих собеседника входили в состав оперативно-следственной бригады Генеральной прокуратуры России, которая в течение длительного времени в плавдоке ПД-50 82-го Росляковского судоремонтного завода работала в прочном корпусе «Курска». К сожалению, много времени уделить мне офицеры не смогли, но главное - речь шла о мужестве подводников, которые остались до последнего вздоха верными присяге о профессионализме и специальной подготовке людей, выполнявших на «мертвой» субмарине свой долг. Мне рассказывали правду, и мы говорили о правде, которую имел право и обязан был знать каждый гражданин России. Словом, как это было...
Первый мой собеседник, военный следователь, узнал о своем «назначении» в состав специальной - «курской» - бригады Генпрокуратуры РФ весной 2001 года. В отдел пришел приказ: «В связи с предстоящим подъемом «Курска» из каждой прокуратуры назначить по нескольку специалистов в следственную группу...» Причем эти люди должны были прослужить в органах военной прокуратуры более трех лет, то есть с опытом работы. Однако, когда группу собрали вместе, в ней оказались и лейтенанты юстиции, и «старлеи». Хотя, как выяснилось позже, это им совершенно не помешало быть профессионалами.
- Дело двигалось уже непосредственно к подъему лодки, - рассказывал следователь, - и в конце сентября, числа где-то 24-го, нас, кто должен был работать в прочном корпусе «Курска» и госпитале на опознании тел подводников, наконец-то свели воедино. В течение трех недель мы тренировались: через день, а когда и чаще ездили на однопроектный с «Курском» АПРК «Орел», изучали его отсеки, оборудование в них, проходы, составляли учебные протоколы осмотра. Словом, все делали для того, чтобы впоследствии проще на «Курске» было ориентироваться.
По мере получения оперативно-следственной группой спецсредств индивидуальной защиты тренировки на «Орле» стали проводиться уже предметнее. Военные прокуроры облачались в изолирующие костюмы, надевали противогазы либо дыхательные аппараты АП-93К и пробовали: смогут пролезть в них в отсеки или нет? Кстати, одна из таких тренировок прошла даже в абсолютной темноте, насколько это вообще возможно было устроить на «живой» подлодке.
- Номинально-то свет отключили, - говорил следователь, - но одно дело - ходить в темноте на «Орле», где все убрано, находится на штатных местах. Совершенно было иное на «Курске»...
Инструктировали группу Генпрокуратуры специалисты из Управления связи Северного флота - как общаться друг с другом по связи; из службы радиационной и химической защиты - где на «Курске» зоны особого режима. В Управлении поисковых и аварийно-спасательных работ преподали урок обращения с дыхательными аппаратами, а в одном из отделов штаба СФ - по поводу секретных документов: как изымать, кого вызывать при их обнаружении. Словом, все в таком духе. Тренировались также с видеокамерами: проводили съемку в отсеках. Технологические схемы «Курска» изучали. В конце концов прошли военно-врачебную комиссию на годность к работе с радиоактивными веществами. Кстати, некоторых сотрудников в процессе подготовки отсеяли.
- Возили в морг, - рассказывал следователь, - где мы описывали трупы, а также проверяли нашу моральную готовность работать с телами погибших «курян».
Второму моему собеседнику, подводнику, в начале сентября 2001 года просто объявили, что он «вбит» в именной приказ, убывающих на... «Курск». Пришел психолог соединения АПЛ, собрал всех и на полном серьезе спросил: «Психопаты есть?» Ему ответили, мол, «не дождетесь». Чуть позже встретились со следователем по особо важным делам Главной военной прокуратуры РФ, которого в первую очередь интересовало: «Кто-нибудь из подводников проходит свидетелем по делу «Курска»?» Ответили: «Нет!» «Тогда сможете быть специалистами либо понятыми», - резюмировал «важняк».
- Служа в подплаве, - говорил мне североморец, - до сих пор не могу осознать действительность: что такая подлодка могла утонуть. Каждый день видел «мертвый» «Курск» - и все равно не верил... Где-то к 11.30 12 августа 2000 года лодка всплыла на перископную глубину, и Лячин доложил, что экипаж готов к выполнению торпедной стрельбы. Что же произошло в промежуток времени между докладом и погружением лодки?
Когда водолазы обследовали АПРК, выдвижные устройства «Курска» оказались поднятыми. Но трудно было сделать какие-то определенные выводы. По системе «Молибден» все выдвижные устройства опускаются автоматически на глубине тридцать метров. Однако фактически их опускают раньше. Так на какой конкретно глубине АПРК был в момент первого взрыва?
Следователи пошли не во все отсе
ки сразу. Первым стал девятый. Затем восьмой, седьмой отсеки: по мере их осушения. И то, к примеру, когда осматривали в них первую палубу, вторая еще была под водой. Через день-два осушали уже ее, трюмы. Лезли туда. Но зачастую все равно работали по пояс в воде. А тут еще «букет» запахов: гари, масла, затхлости, ила. Словом, все вместе и одновременно. Дышать было проблематично. И во рту - такой противный привкус.
- Когда впервые попали в «сво
й» отсек, - рассказывал следователь, - не до впечатлений было: нужно работать. При свете фонарей, без завтрака и обеда, от заката и до упора. А «упоры», как известно, на флоте раздвижные. Усталость падала на плечи уже по окончании рабочего «дня». И в сознании именно тогда начинало что-то всплывать.
Первоначальная задача: нужно было искать документы и тела членов экипажа, если они находились в отсеке. После этого - детальный осмотр самого отсека.
- На эвакуации тел «курян» работали круглосуточно, - говорил подводник, - так как чем дольше труп пребывал на свежем воздухе, тем быстрее он разлагался.
«Курян» опознавали в Североморском военно-морском госпитале. И не только, как водится, по лицу. Хотя в соленой воде тела сохранились достаточно хорошо, многих опознавали по характерным признакам: родинкам в определенных местах, послеоперационным шрамам, татуировкам, медальонам. На некоторых была рабочая одежда, где на кармане - обязательный для подплава «боевой номер». Одна мама узнала сына по ногам. На руки посмотрела - вроде не он. А на ноги: «Все, это мой сын, даже лицо смотреть не буду». Находила группа в отсеках и личные вещи, помогавшие в опознании: записные книжки, фотографии, портмоне. В одном из отсеков даже нашли телеграмму, адресованную кому-то из подводников: «Приезжай, родился сын». Датирована весной 2000 года. Просто хранилась на лодке. Возможно, подводник успел увидеть наследника. В другом отсеке обнаружили книгу... «По следам подводных катастроф»...
А документации из прочного корпуса изымали много. Но той, которая имела бы непосредственное отношение к расследованию причин трагической гибели АПРК, было значительно меньше. Чисто техническая документация: различные формуляры, паспорта и так далее. Еще водолазы до подъема подлодки мешков сорок повытаскивали аналогичной «литературы».
- Для нас работа в отсеках «Курска», - рассказывал следователь, - это был вопрос профессиональной чести: поднять тело либо «вещдок», которые хоть на йоту, но приблизили бы к разгадке тайны трагедии. Вначале в прочном корпусе работали минут по 25: что успевали, делали. Затем - наверх: полная, где-то минут сорок, перезарядка дыхательного аппарата. И снова вниз.
После всего увиденного в прочном корпусе не выворачивало наизнанку?
- Нет, - отвечали собеседники. - Мы же были не простыми обывателями, которые пришли на «экскурсию» пощекотать себе нервы. Это работа. Но от нагрузок все равно было тяжело: перенапряжение сильно сказывалось.
Но не столько от самого «де-факто», увиденного в отсеках погибшей лодки, «клинило» сознание. И не потому, что их работа - сама по себе объемная - имела большой резонанс: общественный и даже политический.
Давило души и сердца военных следователей и приданных им флотских специалистов собственные выводы, что у «курян», в частности в кормовом отсеке, возможно, все-таки был шанс спастись. Они пытались выйти через аварийно-спасательный люк, однако, видимо, «споткнулись» на третьей строчке инструкции: «пристегнуть карабины стопор-фалов».
- Сказать честно, до «Курска» я и сам толком не знал, как аварийно-спасательным люком правильно пользоваться, - с горечью заключил подводник. - Так, только в общих чертах. А в его системе - 32 клапана! И, чтобы выйти из прочного корпуса, их нужно открывать - закрывать в определенной последовательности: к примеру, первые два клапана открыл, третий - закрыл, после - открыл четвертый и пятый клапаны, закрыл первый и второй, затем открыл шестой и седьмой... Словом, положение воздушных клапанов в девятом отсеке показывало, что «куряне» выполнили лишь две ступени алгоритма выхода...
Однако на глубине, на которой находился АПРК «Курск», использовать карабины стопор-фалов, как сказали специалисты, и не нужно. Можно было выходить по буй-репу, не используя блок подачи воздуха и другие специальные системы, которые предназначены для выхода с глубины более 120 метров.
Кстати, инструкция в виде таблички располагалась рядом с АСЛ. В ней было все изложено в сжатой форме: что и как крутить, без всяких подразделений на «если так, то...» Однако, судя по положению арматуры, «куряне» с точностью выполнили первые две строчки инструкции, а потом - третья, и у них, вероятно, опустились руки: «Карабинов стопор-фалов нет, значит, выйти не сможем...»
Это ли им помешало? Или у них со временем закончился кислород и они просто уснули? Может быть, и так...
Что же еще увидела оперативно-следственная группа в почерневших от разыгравшейся трагедии кормовых отсеках «Курска»? В них боролись за живучесть: и в седьмом, и в восьмом, и в девятом. Подводники обесточили щиты высокого напряжения. Уходя в корму, они забрали с собой патроны и пластины регенерации, индивидуальные дыхательные аппараты. Все передавали штатно в девятый отсек. Без паники, суеты, понимая ужас произошедшего, уже не ожидая услышать по онемевшей в миг трансляции «голос» центрального поста, но, теряясь в догадках: как могло произойти это?
- Вероятнее всего, - говорил подводник, - при выходе в торпедную атаку, чтобы при стрельбе снять давление с первого отсека, на «Курске» его сравнивали между отсеками передней части лодки: носовое кольцо вентиляции - таких «колец» три на АПРК - оказалось открытым. Соответственно отсеки с первого по пятый «бис» как бы сообщались. Так вот, в них ударная волна от второго взрыва и прошла по вентиляции. И все, кто находились в четвертом, пятом и пятом «бис», погибли от нее. Хотя подводники в четвертом и пятом отсеках после первого взрыва успели быстро надеть на себя средства защиты и пытались пройти в кормовые отсеки. Но в пятый «бис» по непреложному закону подплава, основанному на «Руководстве по БЗЖ» и многочисленных инструкциях: «Аварийный отсек сам борется за свою живучесть», - их не пустили. И как стояли в четвертом отсеке «куряне» - человек десять - один за другим, так они и остались лежать у кормовой переборки. Один подводник только и успел ногу в СГП засунуть, а рядом «идашка». В этот момент парня и накрыла вторая «волна»...
В корме же как такового, объемного, как говорили, пожара не было. Электрические щиты, может, и «коротили»: вспыхивали маленькими возгораниями. Однако сказать, что вообще кормовые отсеки выгорели или еще что-нибудь в таком духе - этого не было.
В 2000 году только четверых «курян» вытащили из девятого отсека обгоревшими. Причем горение было химическим. Оно продолжалось даже под водой. А это может устроить только регенерация. А может, все произошло после того, когда отсек затопило и все уже погибли: всплыло компрессорное масло из цистерны, попало на РДУ...
Не менее трагичной оказалась судьба и лодочных «управленцев», заведовавших в пятом отсеке пультом управления главной энергетической установкой АПРК. Их выгородка - это своего рода «отсек в отсеке». По «боевой» она всегда задраена. И вообще, лишних людей на пульте ГЭУ не бывает - пост режимный.
На третьем поколении АПРК, аналогичных «Курску», при обесточивании, что и произошло после первого взрыва, реактор глушится сам. Стержни аварийной защиты при исчезновении электропитания на блоке управления электромагнитами самопроизвольно падают, а компенсирующие решетки при исчезновении напряжения в «шаговых» двигателях опускаются в реактор под тяжестью собственного веса. Вероятно, «управленцы» отследили, что реактор заглушен, что-либо еще сделать дистанционно с пульта уже невозможно, и начали покидать пульт ГЭУ. Во время второго взрыва они так и «сложились» друг на друга. У последнего подводника коленки еще были на пороге «управленческой» выгородки...
Может быть, поднятые из пятого отсека так называемые самописцы в конечном итоге пролили хоть какую-то правду о последних минутах или мгновениях жизни «курян»?
- Имеете ввиду МАЦП, машину алфавитоцифропечатающую? - иронично заметил подводник. - Так это самописец, еще тот самописец, который в основном работает с помощью зубила, кувалды и такой-то матери; который все время «киповец» чинит и этот самописец один раз в полчаса, такие уж у него возможности, распечатывает на бумаге основные параметры ГЭУ. Вот это называли в прессе «самописцем» или что? На «Антеях» нет, как на самолетах, «черных ящиков». В третьем отсеке, правда, есть магнитофонная система «Снегирь»: если ее включат, то она лишь запишет переговоры в центральном посту, но чаще всего ее не включают. Да и за первым взрывом на «Курске» последовало обесточивание отсеков, и все...
А по МАЦП можно было только узнать, к примеру, на какой мощности был реактор на 11.30 12 августа 2000 года, какими были давление в его контурах, расход и напор питательной воды. Однако это оказались абсолютно типичные параметры для того хода. Больше никаких самописцев на лодках не предусмотрено.
Тогда, после трагедии «Курска», один из моих собеседников, подводник, уже выходил в море. Спросил его: «Не было страшно?» Ответил, мол, такое развитие катастрофы - это «один вариант на миллион». С «Курском» произошло неимоверное! По всей теории вероятности такой совокупности случайностей просто не могло быть: и то, что носовое кольцо вентиляции оказалось открытым, - ударная волна пошла «гулять» внутри прочного корпуса, круша и перемалывая все на своем пути, и то что... Ну просто не могло все это произойти...
...Согласно записи в извлеченном из прочного корпуса «Курска» журнале вахтенного пятого отсека в 11.30 12 августа 2000 года, когда атомоход находился на перископной - 16 метров - глубине, «отсек осмотрен, замечаний нет». Через несколько минут 24-тысячетонное «тело» субмарины содрогнулось от первого взрыва...
На снимке: «Курск» всплывает в доке.