на главную страницу

2 Сентября 2009 года

История без мифов

Среда

Не пой ты песен Грузии печальной

Николай АБИН.



     8.08.2008 - эти цифры в человеческой памяти останутся не только годом выдающихся по своим масштабам и спортивным достижениям XXVII Олимпийских игр. Многим они еще долго будут напоминать о вероломстве и подлости тбилисских правителей. Саакашвили и «компания», вскормленные могущественными покровителями, попытались осуществить блицкриг. Замышляя захват Южной Осетии, а затем Абхазии, они самонадеянно полагали, что в громе олимпийских фанфар не будут услышаны залпы орудий и зов о помощи осетинского и абхазского народов.
     Пекин сиял феерическим шоу и купался в море счастливых улыбок, а крохотный Цхинвал корчился в нечеловеческих муках и умирал под огнем систем залпового огня «Град». Последовавшая после провала агрессии истеричная реакция грузинской элиты, пытавшейся свалить все с больной головы на здоровую - обвинить руководителей России во всех смертных грехах, вызвала в российском обществе сложные чувства.
     У одних огонь этой вероломной войны сжег последние иллюзии относительно того, что многовековая культура, история и общая победа в Великой Отечественной войне удержат руководство Грузии от новых безумств. Другие, поклонники песен Грузии печальной и вина «Киндзмараули», уже не могли спокойно слышать голос некогда популярного «соловья» советской эстрады Бубы Кикабидзе. Третьи отказывались верить собственным глазам и продолжали пребывать в плену обаятельных образов, созданных экранными героями в замечательных фильмах «Отец солдата» и «Мимино».
     Вместе с тем, если отрешиться от эмоций и посмотреть на историю грузинского государства и стиль поведения его правящей элиты за последние столетия, вырисовывается совершенно иная и далеко не благостная для России картина. Старое заблуждение о том, что, начиная с екатерининских времен, грузинские правители стойко стояли на страже российских интересов и были ее оплотом на Кавказе, окажется всего лишь мифом, который искусно формировался местными властителями и охотно принимался в монархическом Петербурге, а позже - в советской Москве.
     Беспристрастный взгляд на недавние события и «предания старины глубокой» создает впечатление дежавю. Властелины Грузии, будь то цари, партийные вожди или нынешние «ультра-демократы», во все времена действовали одинаковым образом и демонстрировали одну и ту же модель поведения - искусное мимикрирование под личину верного союзника очередного хозяина Кавказа.
     Формироваться она начала в середине XVI века, когда в схватке за этот стратегически важный регион сошлись два тогдашних титана - Персия и Турция. Территория, которая в современных представлениях ассоциируется как собственно Грузия, была поделена между ними. Имеретия и Менгрелия отошли к Турции, а Картли и Кахетия - к Персии. Этот раздел многие картвелы (нынешние грузины) отказались принять. Шесть тысяч монахов монастыря Давида Гареджи пытались сохранить христианскую веру и были убиты во время праздника святой Пасхи. Грузинский священник К. Тевдори за пять лет до Ивана Сусанина повторил его подвиг. Он вывел турецкие войска не к дворцу царя Луарсаба, а вынудил плутать в труднопроходимых горах.
     Были и другие грузины - правители Картли. Во многом их стараниями была заложена существующая поныне модель поведения и правления грузинской элиты. В своих отношениях с сильными мира сего она стала исповедовать известный принцип: «Не можешь победить - задуши в объятиях». И он принес свои плоды. Грузинская знать очень быстро и органично вошла в высшее сословие персидского общества.
     Вскоре в столице Персии она стала «своей» и была допущена к решению важнейших государственных вопросов. Могущественный шах Аббас I проведение военной реформы в армии поручил не кому-нибудь, а князю Ундиладзе - Алаверди-хану. Управление столицей Персии - Исфаганом - в течение почти целого столетия осуществлялось выходцами из грузинских княжеских родов. Герой народного эпоса Великий Моурави - Георгий Саакадзе во главе персидского войска одержал ряд блестящих побед в Индии и Турции.
     Особое положение грузинской знати при дворе персидского шаха отразилось и на состоянии ее подданных в Картли и Кахетии. По его приказу и на средства казны на территории грузинских княжеств содержалось постоянное войско, защищавшее их от набегов горских племен. Часть податей, взимавшихся с других покоренных Персией царств, на Картли и Кахетию не распространялась.
     Так продолжалось до середины восемнадцатого века. К тому времени оба «льва» Малой Азии - Персия и Турция - растеряли былую мощь. В 1747 году, после смерти Надир-шаха, Персия распалась на несколько враждующих государств и уже не могла служить грузинской элите гарантией ее особого статуса. И здесь ее чуткое ухо уловило тяжелую поступь Российской империи, которая все отчетливее звучала на Кавказе. Посланцы от грузинских княжеских родов выстроились в очередь к императорскому трону в далекой Северной столице. Они просили о «величайшем покровительстве и защите света христианства от диких и кровожадных варваров».
     В Петербурге не спешили направлять полки в Картли и Кахетию. Российская империя еще не была достаточна сильна и потому посылала собратьям по вере деньги, товары и укрывала беглецов. Положение изменилось к концу XVIII столетия. Окрепшая русская армия начала теснить турок, и здесь царь объеденной Картли и Кахетии Ираклий II наконец добился своего. 24 июля 1783 года в крепости Георгиевская светлейший князь Григорий Потемкин и князья Иван Багратион и Герсеван Чавчавадзе подписали Георгиевский трактат. С того дня Восточная Грузия перешла под покровительство российской короны. Ей были гарантированы автономия во внутренних делах и защита от внешних врагов. Взамен царь Ираклий II отказывался от проведения самостоятельной внешней политики.
     3 ноября того же года два батальона кавказских егерей и четыре орудия под общим командованием полковника А. Бурнашева вступили в Тифлис. Народ ликовал. На всех церквях били колокола, а под сводами возносились благодарственные молитвы во славу русского воинства. Во дворце царя Ираклия II знать клялась в вечной дружбе и любви посланцам императрицы Екатерины II.
     В Исфагане от подобного вероломства потеряли дар речи. И было отчего. Ираклий II, выросший и получивший воспитание в Персии, пользовался особым расположением Надир-шаха. Во время военного похода на Индию тот доверил ему должность спасалара - командующего войсками. После завершения кампании в награду он получил Кахетию. С того дня утекло много воды. Грозный Надир-шах был мертв, и рычание терзаемого междоусобными войнами «персидского льва» уже не пугало Ираклия II. Он торопился засвидетельствовать преданность более сильному.
     В Тифлисе посланцы русской императрицы «таяли» от радушия грузинской знати. А в холодном Петербурге ее пылкие речи во славу России и заверения о самоотверженной борьбе Грузии за интересы империи на Кавказе согревали сердца Екатерины Великой и ее «сиятельного двора».
     Обретя поддержку Санкт-Петербурга, Ираклий II принялся «откусывать лакомые куски». Опираясь на мощь русских батальонов кавказских егерей, он совершил поход в Эривань, отколовшуюся от Персии. В ответ Турция, все еще крепко стоявшая на ногах, грозно забряцала оружием. И тогда Ираклий II, чтобы не дразнить грозного соседа, вступил с ним в тайные переговоры. Закончились они тем, что в 1786 году он в нарушение положений Георгиевского трактата за спиной России заключил с Турцией договор о ненападении.
     В Петербурге, узнав об этом, потребовали его денонсации. Около года шли напряженные переговоры. К тому времени чаша весов в русско-турецкой войне склонилась в сторону Турции, и Ираклий II бросился в объятия Османской империи. Летом 1787 года в Стамбуле грузино-турецкий договор был ратифицирован.
     Императрица такого бесстыдного вероломства грузинскому царю простить не могла. Русские батальоны покинули неверного союзника. В 1791 году турецкие войска потерпели серьезное поражение в войне с Россией, и Ираклий II остался один на один не только с потрепанной и озлобленной Турцией.
     К тому времени в Персии закончился период смут, и Ага Мухамед-хан Каджарский железной рукой принялся собирать отколовшиеся земли. Армия персов двинулась на Тифлис и в Крцанисской битве наголову разбила войска Ираклия II. От смерти он и сын спаслись бегством. В наказание за его предательство около 20 тысяч мирных жителей Тифлиса поплатились жизнями. По грустной иронии судьбы на бывшем поле боя ныне находится резиденция президента Грузии.
     После столь оглушительного поражения, казалось бы, судьба династии Ираклия II и Восточной Грузии были предрешены. Но в очередной раз удача повернулась к ним. Россия возвратилась на Кавказ, чтобы закрепиться на берегах теплых морей - Черного и Каспийского. Под ударами русской армии персы отступили. Дряхлеющий Ираклий II понял, что время его политических игр закончилось, и сделал свой последний ход, сохранивший династию на плаву. Он передал власть над Картли и Кахетией сыну Георгию.
     Прилежный ученик своего отца тот сделал Петербургу предложение, от которого трудно было отказаться. Георгий просил уже не о покровительстве, а о принятии в подданство Картли и Кахетии. Русская армия вновь пришла в Восточную Грузию и стала гарнизонами на границах с Турцией и Персией. Но одного этого хитрому Георгию показалось мало. Он под предлогом освобождения «от мусульманского ига» русскими руками присоединил к себе области Ахалцихе и Саингило. В боях за них сложили головы несколько десятков тысяч офицеров и солдат.
     Прошло чуть больше десяти лет, и крохотное картлийское царство сказочно быстро выросло не только в размерах, но и приобрело в составе Российской империи особый статус, который ни тогда, ни позже, за исключением Великого княжества Финляндского, не имела какая-либо другая территория. С населением в триста тысяч грузинских князей и дворян оказалось не меньше, чем во всей пятидесятимиллионной России. От знатных фамилий в свите императора и гвардии - князей Шервашидзе, Чавчавадзе, Церетели, Орбелиани, Мачабели, Абашидзе и других - рябило в глазах.
     Грузинская речь теперь все чаще звучала в обеих столицах, а берущие за душу грузинские песни трогали даже каменные сердца. В русском обществе к грузинам и Грузии стало складываться особое отношение, которое не наблюдалось по отношению ни к какому другому народу и губернии. В нем смешались чувства восторженности, влюбленности и наивного представления о том, что более преданного союзника на Кавказе у России нет и не может быть. Эти настроения образно выразил великий Александр Пушкин в своей известной строфе: «Не пой, красавица, при мне ты песен Грузии печальной».
     Но не столько они - песни, чарующая природа и умение принять начальственного гостя, - вышибали из русских чиновников слезу умиления, сколько щедрые денежные вливания, растекавшиеся золотыми ручейками по карманам грузинских князей и вороватых петербургских чиновников. Так продолжалось до 1917 года. Первая мировая война подорвала мощь Российской империи. Грянувшие затем февральская революция и октябрьский переворот вынудили грузинскую элиту лихорадочно искать нового хозяина перед лицом извечной угрозы со стороны не раз обманутых Персии и Турции.
     Весной 1918 года вожди Грузии Н. Жордания, А. Чхенкели и Н. Чхеидзе вступили в переговоры с Германией. Страх перед Турцией вынуждал их делать самые фантастические предложения. Они готовы были расстаться даже с суверенитетом, неожиданно свалившимся на них после октябрьского переворота в Петрограде, и просили принять Грузию в состав Германии в качестве федеральной земли.
     В начале 1919 года граф Фридрих-Вернер фон дер Шуленбург, будущий посол нацистской Германии в СССР, прибыл в Тифлис для консультаций с неожиданно объявившимся союзником. Но не обаяние грузинской элиты, а запах бакинской нефти, к которой рвалась Британия, заставил его форсировать переговоры. 13 мая Грузия объявила о своем выходе из Закавказской Республики, а спустя два дня кайзеровские войска высадились в Поти и взяли под контроль основные стратегические объекты. 26 мая Грузия объявляет о своей независимости. 28 мая ее признали в Берлине.
     В благодарность за защиту от Турции и теперь уже от советской России грузинские вожди передали германским компаниям порт Поти, марганцевые и медные рудники, железные дороги и многое другое. Такая их уступчивость пробудила у Берлина волчий аппетит. Там уже почувствовали вожделенный запах бакинской нефти и, позабыв об испытанном союзнике Турции, рассчитывали через Грузию добраться к «черному золоту».
     Позже германский военачальник Эрих Людендорф так вспоминал об этом: «Для нас протекторат над Грузией был средством независимо от Турции получить доступ к кавказскому сырью и эксплуатации железных дорог, проходящих через Тифлис. Мы не могли в этом отношении довериться Турции. Мы не могли рассчитывать на бакинскую нефть, если не получим ее сами».
     Грузия оказалась в немецких объятиях. Прошло всего несколько месяцев, и на грузинских вождей пролился золотой дождь наград. Наград, о которых не могли и мечтать офицеры в окопах на Восточном фронте. По ходатайству Шуленбурга министр иностранных дел Чхенкели был награжден военным орденом Германии - Железным крестом.
     Чуть позже он направил в Берлин представление о награждении главы правительства Жордания - бывшего заклятого врага Германии. Всего год назад тот в составе так называемой «группы оборонцев» вместе с И. Церетели, возглавлявшим фракцию меньшевиков во второй Государственной думе Российской империи, и Н.Чхеидзе, руководивший при А. Керенском Петербургским Советом, стоял за продолжение войны с Германией до победного конца. Теперь от их ненависти к немцам не осталась и следа. Они взахлеб пели оду «немецкому порядку и просвещенной власти». Для России других слов, кроме как «варварская», у них не осталось.
     Такое вероломство поразило даже видавшего виды Льва Троцкого. Возмущенный беспардонным поведением грузинских вождей, он писал:
     «Мы знали этих господ (Жордания, Чхеидзе, Чхенкели, Церетели. - Н.А.) раньше, и притом не как владык независимой демократической Грузии, о которой они сами никогда и не помышляли, а как русских политиков Петербурга и Москвы.
     В качестве идеологов буржуазной республики Церетели - Чхеидзе, как и все их единомышленники, непримиримо отстаивали единство и неделимость республики в пределах старой царской империи. Притязания Финляндии на расширение ее автономии, домогательства украинской национальной демократии в области самоуправления встречали со стороны Церетели - Чхеидзе беспощадный отпор...
     В качестве министров всероссийского правительства (Керенского. - Н.А.) грузинские меньшевики обвинили нас в союзе с германским штабом и через царских следователей предали нас обвинению в государственной измене. Брест-Литовский мир, открывавший германскому империализму «ворота революции», они объявили предательством России. Именно под этим лозунгом они призывали к низвержению большевиков. А когда почва революции слишком нагрелась у них под ногами, они откололи Закавказье от России, затем Грузию от Закавказья и действительно настежь открыли ворота «демократии» перед войсками кайзера - с самым низким поклоном, с самыми льстивыми речами».

     О том, какова «демократия по-грузински», первым узнал на себе народ Абхазии. Как и сто пятьдесят лет назад, во времена правления царя Ираклия II, вожди Грузии, получив покровительство нового хозяина, занялись захватом соседних территорий. 17 июня 1918 года грузинские войска при поддержке германского экспедиционного корпуса высадились в порту города Сухума, свергли законно избранную власть и оккупировали Абхазию, но на этом не остановились.
     Под шумок заполыхавшей на бескрайних российских просторах Гражданской войны зарвавшиеся грузинские вожди вознамерились откусить кусок, который был им явно не по зубам.
     2 июля 1918 года войска под командование генерала Г. Мазниева (Мазниашвили) - того самого Мазниева, которого в 1916 году после ранения на фронте в Царскосельском лазарете выхаживали великие княжны - захватили Адлер.
     Легкий успех прибавил ему нахальства. 5 июля части грузинской армии вошли в Сочи, 27 июля - в Туапсе, затем перебрались через Гойтхский перевал, заняли станицу Хадыженскую и остановились в сотне километров от столицы Кубанского казачьего войска Екатеринодара (Краснодара. - Н.А.). Их потери составили несколько десятков человек. Связано это было отнюдь не с полководческим талантом Мазниева, а с тем, что в далекой Москве, задыхавшейся в кольце фронтов, и в Ростове, где командующий Добровольческой армией генерал Деникин готовился сокрушить большевиков, было не до него.
     
(Окончание следует.)

     
На рисунке: Ираклий II (1720 - 1798 гг.).


Назад

Полное или частичное воспроизведение материалов сервера без ссылки и упоминания имени автора запрещено и является нарушением российского и международного законодательства

Rambler TOP 100 Яndex