...Как-то вечером ко мне в кабинет влетел наш военный атташе. «Товарищ посол, - отрапортовал он взволнованным голосом. - У нас ЧП. Пропал, не вернувшись из учебно-тренировочного полета на МиГ-21, подполковник Н. из группы российских военных советников (его фамилию за давностью лет я, к сожалению, забыл и надеюсь, что эта публикация поможет нам ее узнать). Связь с самолетом потеряна. Предполагаю, что пилот мог совершить аварийную посадку в джунглях. Другой информацией пока не располагаю. По своей линии о происшествии я сообщил».
     «Только этого еще недоставало», - пронеслось в голове. С утра в городе, где был введен комендантский час, возобновились вооруженные столкновения между пропрезидентскими силами и сторонниками оппозиционного блока. Едва закончилась эвакуация наших семей в Москву. А на очереди организация вывоза через Браззавиль самолетом Аэрофлота жен и детей сотрудников российского посольства из соседнего Заира, где в очередной раз вспыхнули беспорядки.
     Срочно был организован кризисный штаб. На созванном тут же в моем кабинете его первом заседании попытались суммировать, что нам известно о происшествии на данный момент. Совсем немного. Вооружившись картой (и оставив на время в стороне конкретные обстоятельства, приведшие к ЧП и требующие специального расследования), обменялись соображениями об очередности наших дальнейших действий. Не исключили, что, учитывая ограниченность конголезской территории для высокоскоростного МиГа, он вполне мог оказаться за ее пределами в труднодоступных районах соседних Габона или ЦАР, и это могло значительно осложнить поиск.
     Поэтому решили направить запросы в сопредельные страны и установить через руководителя группы военных советников и военного атташе круглосуточную связь кризисного штаба с министерством обороны РК. И, естественно, начать поиск.
     Однако первые облеты районов, где предположительно мог сесть самолет, результатов не дали. Обнаружить следы МиГа, если пилоту удалось посадить его в густой лесистой местности, было трудновыполнимой задачей, осложнявшейся тем, что самолет, насколько я понял (об этом упорно умалчивали наши военные), к тому же не был оборудован аварийным маячком.
     Вторые сутки, когда расширили зону поиска и активировали спасательные работы, тоже не привели к успеху. Все острее осознавая, что от нашей расторопности зависит жизнь пилота, стали срочно искать дополнительные возможности. Выяснили: в соседнем Габоне проводят топографические съемки самолеты, арендованные американской частной компанией. А в Кот-д’Ивуаре находится эскадрилья легких гражданских самолетов Франции. Сообщил об этом в Москву. Получив «добро», срочно отправился к французскому и американскому послам. Надо отдать им должное - на наше обращение они и их столицы отреагировали с пониманием и оперативно.
     Уже на следующий день два их самолета перелетели в Браззавиль и присоединились к участникам поисков. Но и их участие, приведшее к увеличению интенсивности облетов, в ходе которых обследовалась местность квадрат за квадратом, также оказалось безрезультатным. Развязка наступила неожиданно. Как и в первый раз, в кабинет влетел военный атташе с радостным криком: «Нашелся! Подполковник нашелся!» Справившись с волнением, он рассказал, что пропавший летчик объявился сам - позвонил в Браззавиль из отдаленной деревушки в нескольких сотнях километров от конголезской столицы. Об этом только что сообщили из минобороны Конго. За летчиком на вертолете уже вылетела группа спасателей.
     Через некоторое время мне позвонил руководитель группы военных советников и пригласил в воскресенье в сауну в военном городке - отметить событие. И добавил, что там будет пропавший летчик, который сам расскажет о приключившемся с ним. В назначенное время, прихватив с собой бутылку «Столичной» (не с пустыми же руками), был на месте. На пороге сауны меня встретил подпоясанный одним полотенцем генерал, который и познакомил с виновником торжества.
     Передо мной предстал ответивший мне крепким рукопожатием мужчина атлетического телосложения, моложавый на вид, который как-то сразу расположил к себе. В глаза бросились многочисленные, едва зажившие, глубокие следы от порезов на его теле и, видимо, от укусов насекомых. Позже он споро орудовал в парилке веником, и я поразился, как ему после всех испытаний удалось так быстро восстановиться.
     Из скупых, не очень многословных ответов подполковника на расспросы за столом и в парилке постепенно вырисовывалась следующая картина произошедшего. (Некоторые подробности за давностью лет стерлись из памяти, поэтому излагаю, как они мне запомнились).
     «После потери связи с аэродромом, - рассказал он, - сделав несколько кругов, понял, что окончательно сбился с курса. На остатках горючего продолжать его поиски бесперспективно, поэтому срочно стал искать подходящее место для приземления. Разглядел под собой небольшую речку и, надеясь, что удастся спасти самолет, принял решение садиться на воду.
     От жесткого удара о воду потерял сознание. Когда пришел в себя, увидел разбросанные вокруг фрагменты развалившегося на части самолета. В отсутствие аварийного маячка на скорую помощь спасателей не рассчитывал и решил двигаться вдоль реки, рассудив, что рядом с ней больше шансов набрести на людей.
     Пришлось пробираться сквозь густые заросли кустарников, расчищать себе путь острым металлическим обломком, найденным на месте падения самолета. От острых ветвей и колючек появились кровоточащие порезы на руках и ногах, которые заматывал кусками, оторванными от остатков одежды. Несмотря на мучавшую жажду, избегал пить из реки, ограничивался дождевой водой. Питался тем, что удавалось добыть, не задумываясь о последствиях, и попадавшимися по пути малознакомыми плодами и ягодами.
     За день удавалось продвинуться вперед не намного: сказывались полученный при аварийной посадке удар и усталость. Голода почти не чувствовал, труднее было переносить душную и влажную тропическую жару. Не обнаружил признаков человеческого жилья и в последующие дни.
     Наконец-то, весь измотанный и искусанный, увидел человека, направлявшегося к расположенным неподалеку хижинам. Из последних сил бросился, что-то крича, ему навстречу. Он поначалу шарахнулся от меня как от привидения: выбежавший из лесных зарослей, заросший щетиной, в рубище и ссадинах белый человек, да еще выкрикивающий что-то на непонятном языке. Я наверняка являл собой пугающее зрелище. Когда был исчерпан весь мой скудный запас слов на французском, среди которых чаще всего звучали слова «русский» и «телефон», конголезец, кажется, понял, чего от него добиваются, и отвел меня в дом на краю деревни, наверное, старосты. Там оказался единственный на всю округу телефон. Меня соединили с Браззавилем, видимо, объяснили, что у них объявился какой-то странный русский... В тот же день за мной прилетел вертолет».
     Такова вкратце его необыкновенная история, как она мне запомнилась. Хотя предполагаю, что немало подробностей осталось за кадром.
     На следующий день перед отлетом французских и американских летчиков пригласил всех участников поисков в посольскую резиденцию. Конечно же в центре внимания был наш скиталец. Особенно наседали француз и американец. Всех интересовало в подробностях, как ему в одиночку, без пищи, воды и подручных средств удалось выжить после стольких дней скитаний по жарким и влажным тропическим джунглям.
     И хотя я уже многократно слышал рассказ подполковника, но каждый раз узнавал из его ответов новые, поражающие воображение подробности и не переставал восхищаться его необыкновенным самообладанием и силой воли.
     Надо было видеть лица иностранных летчиков. На протяжении всей встречи с них не сходили неподдельное удивление и восхищение «экстраординарным подвигом феноменального русского летчика». Более экзальтированный молодой француз, уже прощаясь на пороге резиденции, не переставал восклицать: «C’est pas possible!» («Это невероятно!»)
     Все это произошло незадолго до завершения моей командировки в Республику Конго. Поэтому не знаю доподлинно, как сложилась в дальнейшем судьба этого мужественного человека. По дошедшим тогда до меня обрывистым сведениям (не ручаюсь за их полную достоверность), в Конго он пробыл недолго, вскоре был вызван в Москву, где состоялся «разбор полетов», и по достижении предельного для его воинского звания возраста был уволен со службы.