23 Сентября 2009 года
Читальный зал «Красной звезды»
Среда
|
|
|
|
23 Сентября 2009 года |
Читальный зал «Красной звезды» |
Среда |
Главы из романа
— Нет, товарищ Сталин! — Голос Берии окреп. — Кроме слов, я опираюсь на факты, на конкретные факты. По данным токийской и харбинской резидентур, основные силы армии, авиации и флота Японии приведены в полную боевую готовность. Сосредоточены они на Тихоокеанском театре военных действий. Не так давно в бухте Гаго в обстановке строжайшей секретности состоялись крупнейшие за последние годы учения. К сожалению, по этому вопросу нашей агентуре удалось добыть лишь отрывочные данные. В частности, стало известно, что в ходе учений отрабатывались воздушные удары по морским целям и системам береговой охраны. Что касается Квантунской армии, то она пока занимает зимние квартиры. В совокупности все это говорит о военном варианте развития событий на море и свидетельствует о том, что наши усилия оказались не напрасны.— Возможно и так, поживем — увидим, — не спешил соглашаться Сталин и, бросив на Берию короткий взгляд, продолжил: — Ты и твои подчиненные неплохо поработали, но требуется еще одно, последнее, усилие. Тот вспыхнул от похвалы и не без пафоса отрапортовал: — Иосиф Виссарионович, товарищ Сталин, спасибо за высокую оценку работы наркомата! Ради вас и партии я и НКВД готовы на любые жертвы! Но Вождь оставил без внимания показную демонстрацию преданности. — Война? — Короткое слово как отзвук его мыслей вопросом повисло в воздухе. — Война! — снова повторил он. — Только время и история оценят этот наш шаг, — голос Вождя набирал силу, — великие цели требуют великих поступков! Будущее покажет, что мы были правы. Фашисты захватили пол-Европы, и сегодня под Москвой решается судьба не только нашей страны, но и всего мира! Если мы не устоим, завтра фашисты захватят Азию, а потом погребут под собой сытую и благополучную Америку. Рузвельт и Черчилль это прекрасно понимают! Так почему же они медлят и не открывают второй фронт против фашистов?! Не могут или все-таки не хотят? Берия гневно мотнул головой и с презрением сказал: — Все они одним миром мазаны. Этот облезлый английский лев Черчилль только и знает что мурлыкать про борьбу с фашизмом, а сам не наберется духа перепрыгнуть через лужу под названием Ла-Манш, чтобы вцепиться в глотку Гитлеру. Рузвельт тоже не лучше, отделывается обещаниями и второсортной тушенкой. Для них, чем больше прольется русской крови, тем больше станет сундуков с золотом. На лице Сталина неожиданно промелькнула улыбка. — Лаврентий, откуда столько пафоса? — с сарказмом спросил он. — Ты так без работы оставишь товарища Мехлиса и его комиссаров. — Мне с ним не тягаться, пускай он Геббельсу рот затыкает, — не преминул пройтись в адрес главного комиссара Красной армии нарком. — Ну, это скорее по твоей части! — хмыкнул Сталин, но в следующее мгновение лицо его стало серьезным. — В чем-то ты прав, Лаврентий. Денежные мешки, всякие там Рокфеллеры, Форды и Ротшильды, вскормили этого Гитлера и натравили на нас, но мы не дадим им отсидеться за нашими спинами. Мы заставим их воевать! Берия, невольно вытянувшись, внимал каждому слову Вождя, а тот продолжал говорить: — Для этого требуется еще одно усилие, и война между империалистическими хищниками станет неизбежной! И ты, Лаврентий, твои чекисты должны сделать это! — Мы выполним вашу задачу, Иосиф Виссарионович! — заверил он. — Надеюсь. — Лицо Сталина смягчилось, и он уже буднично спросил: — Что там еще у тебя? Нарком запустил руку в папку и вытащил стопку листов. Сталин поморщился и ворчливо заметил: — Вы что, с Поскребышевым сговорились меня в бумагах похоронить? — Иосиф Виссарионович, требуется только утвердить списки номер один и номер два на врагов народа. — А не многовато будет? И так воевать некому. Ягода, Генрих Григорьевич (Енох Гершенович) (1891, Рыбинск — 15. 03. 1938). Родился в семье мелкого ремесленника, по национальности еврей. Экстерном окончил 8 классов Нижегородской гимназии. В 1904—1905 гг. работал наборщиком в подпольной типографии Нижнего Новгорода; в 1906 г. временно переехал в Сормово, был членом боевой дружины; в 1907 г. вступил в РСДРП (б); в 1907—1908 гг. член нижегородской группы анархистов-коммунистов, поддерживал контакты с партией эсеров; в 1911 г. арестован; в 1912 г. после выхода их тюрьмы нелегально под фамилией Книшевский прибыл в Москву, проживал у сестры под фамилией Галушкин, не работал; 12 мая 1912 г. снова арестован, содержался в Арбатском полицейском доме; постановлением Особого совещания МВД от 16 июля 1912 г. выслан под гласный надзор полиции на два года в г. Симбирск, в ссылке партийной работы не вел; в 1913— 1914 гг. служащий статистической артели Союза городов, сотрудничал с журналом «Вопросы статистики»; с 1914 г. в Петрограде, работал в больничной кассе Путиловского завода; в 1914 г. женился на Иде Авербах — племяннице Я. М. Свердлова. В годы Первой мировой войны в армии — рядовой, ефрейтор 20-го строевого полка 5-го армейского корпуса; был ранен на фронте. С 1917 г. член Петроградской военной организации РСДРП (б); до октября 1917г. член Петросовета; участвовал в издании газеты «Солдатская правда»; участник октябрьских событий в Москве 1917 г. С ноября 1917 г. по апрель 1918 г. ответственный редактор газеты «Крестьянская беднота». Кандидат в члены ЦК ВКП (б) (XVI съезд); член ЦК ВКП (б) (XVII съезд); член ЦИК СССР 4—7-го созывов. Служба в РККА: с 24 апреля 1918 г. по 8 сентября 1919 г. – управляющий делами Высшей военной инспекции РККА. Работа в органах ВЧК — ОГПУ — НКВД: с 3 ноября 1919 г. по 1 декабря 1920 г. управляющий делами управления СО ВЧК, заместитель начальника управления ОО ВЧК; с 29 июля 1920 г. по февраль 1922 г. – член коллегии ВЧК; с 13 сентября 1920 г. по 6 апреля 1922 г. – управляющий делами ВЧК — ГПУ; в 1920—1922 гг. – управляющий делами и член коллегии Наркомата внешней торговли РСФСР; с января 1921 г. по июнь 1922 г. – заместитель начальника ОО ВЧК — ГПУ; с 31 марта 1921 г. по 30 июля 1927 г. – заместитель начальника Секретно-оперативного управления (СОУ) ВЧК — ГПУ — ОГПУ СССР; с 12 июля по 5 сентября 1921 г. – начальник Административно-организационного управления (АОУ) ВЧК; с 1 июня 1922 г. по 26 октября 1929 г. – начальник ОО ГПУ РСФСР — ОГПУ СССР; с 18 сентября 1923 г. по 27 октября 1929 г. – 2-й заместитель председателя ГПУ — ОГПУ СССР; с 12 июня 1924 г. по 10 июля 1937 г. – член Особого совещания ОГПУ; с 30 июля 1927 г. по 26 октября 1929 г. – начальник СОУ ОГПУ СССР; с 27 октября 1929 г. по 31 июля 1931г. – заместитель председателя ОГПУ СССР; с 31 июля 1931 г. по 10 июля 1934 г. – заместитель председателя ОГПУ СССР; с 10 июля 1934 г. по 26 сентября 1936 г. – нарком внутренних дел СССР. Присвоение воинских званий: 26 ноября 1935 г. — генеральный комиссар ГБ (уволен в запас 27 января 1937 г.). Награды: знак «Почетный работник ВЧК — ГПУ (5)» № 10 (1922 г.); орден Красного Знамени (14 декабря 1927 г.); орден Красного Знамени (3 апреля 1930 г.); орден Трудового Красного Знамени РСФСР (19 декабря 1932 г.); знак «Почетный работник ВЧК — ГПУ (15)» (20 декабря 1932 г.); знак «Почетный работник РКМ» (25 февраля 1933 г.); орден Ленина (4 августа 1933 г.). Работа в советских учреждениях: с 26 сентября 1936 г. по 28 марта 1937 г. – нарком связи СССР (официально отстранен от должности 3 апреля 1937 г.). Примечание. С октября 1931 г. по 22 ноября 1936 г. – заместитель председателя Комитета резервов при СТО СССР. 28 марта 1937 г. арестован; на процессе правотроцкистского блока, состоявшемся 2—13 марта 1938 г., приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян. Не реабилитирован. — Нет. Здесь самые опасные. К остальным подходим избирательно. Тех, кто прошел перековку и покаялся перед советским народом, направляем на фронт, чтобы в штрафных батальонах искупили кровью свою вину. — Хорошо, показывай! — согласился Сталин и потянулся к красному карандашу. Положив на стол два списка из числа сотрудников наркомата иностранных и внутренних дел, Берия суетливо поправил пенсне и поспешил заметить: — Молотов ознакомился с обоими списками и согласился с предложениями НКВД. В верхней части листа стояла аккуратная, с нажимом на первой букве роспись наркома иностранных дел. Бегло просмотрев список номер два — «врагов народа», которым выпала неслыханная милость каторжным трудом в лагерях искупить свою вину, Сталин расписался. Список номер один, отпечатанный крупными буквами, чтобы не утомлять глаз Вождя чтением фамилий изменников и террористов, подлежащих расстрелу, оказался короче. Отточенное острие карандаша хищно заскользило по бумаге. Остановилось оно в конце первой страницы, на фамилии известного в Грузии большевика. Берия подался вперед. Сталин поднял голову, испытывающее посмотрел на него и спросил: — Не жалко? Ты же с ним не один год проработал в Закавказской ЧК? — К врагам товарища Сталина и партии у меня и НКВД не может быть жалости и снисхождения! — Мы все служим партии, — поправил Вождь и повторил вопрос: — Так все-таки не жалко? Кажется, в двадцатом он вытащил тебя из кутаисской тюрьмы? Болезненная гримаса искривила лицо Берии. «Все помнит, черт сухорукий!» — поразился он и с раздражением ответил: — Сволочь, как был меньшевиком, так им и осталась. — Вышинский тоже бывший меньшевик, может, и его расстреляешь? — с усмешкой спросил Хозяин, и в его рысьих глазах вспыхнули зловещие огоньки. Этот взгляд был знаком Берии, ох как хорошо знаком... Он просвечивал душу как рентгеном, выискивая в ней пятна измены. И все же он не отвел глаз в сторону и твердо заявил: — Товарищ Вышинский беспощадной борьбой с троцкистами, зиновьевцами и прочей мелкобуржуазной сволочью доказал свою преданность революции и партии! А этот... — Он силился подобрать нужное слово, злость душила его, наконец он яростно выпалил: — Вонючий шакал! Мы слишком поздно разглядели его. Прикрываясь партийным билетом, он готовился совершить теракт против вас и членов Политбюро! — Лаврентий... — Здесь Сталин поморщился и напомнил: — Если мне не изменяет память, в конце двадцатых ты его не раз нахваливал и даже представлял к ордену за разоблачение заговора меньшевиков в Грузии. В глазах наркома промелькнула растерянность, но он быстро оправился и с негодованием воскликнул: — Товарищ Сталин, вы нас учите, что никакие заслуги в прошлом не дают права встать над партией, а тем более выступить против нее. — Правильно! Мы все ее рядовые бойцы, — неопределенно ответил Вождь и оценивающе посмотрел на своего давнего соратника, будто увидел впервые. Потом он снова прошел к окну и остановился. Солнце поднялось над лесом, мороз спал, и дымка, окутывавшая деревья, рассеялась. Девственно чистый снег искрился бриллиантовым блеском. Легкий ветерок, прошумев среди вершин сосен, озорно перескочил через глухой забор, пробежался по саду и снежным водопадом осыпался с веток на землю. Но Сталин не замечал тихой красоты зимнего дня, его мысли занимало совершенно другое. Через сутки, а может, уже через несколько часов для тех, кто значится в списках, все это перестанет существовать: и небо, и солнце, и снег. Один только росчерк пера, и их не станет. А ведь совсем недавно им рукоплескала восторженная толпа, на демонстрациях несли транспаранты с выписанными аршинными буквами именами... Но уже сегодня друзья открещиваются от них, клеймят позором, призывают к беспощадной борьбе с изменниками, террористами и вредителями. Изменники? Вредители? Не раз и не два задавался он этим вопросом. Большевики с дореволюционным стажем, прошедшие через царскую каторгу, сегодняшние «властители умов», пробившиеся во власть, — чего вы все без меня стоите?! Он гневно повел плечом. Я дал вам все: спокойную сытую жизнь, всенародную любовь и, наконец, такую власть, какая и не снилась царским сатрапам! Но вам этого показалось мало. Мерзавцы! Подлецы! Вы посмели усомниться в том, что я выстрадал это место, что я отдаю партии без остатка всю свою жизнь. Жалкие пигмеи! Думаете только о себе! От гнева пальцы его сжались так, что кожа побелела на костяшках. Против них — этих надменных снобов: Бухарина и Радека, Зиновьева и Каменева, новоявленных Суворовых и Кутузовых: Тухачевского, Блюхера и Егорова — в груди поднялась глухая ярость. Пустобрехи и краснобаи, вчерашние прапорщики, возомнившие себя солью партии и армии, вы не упускали случая ткнуть меня, недоучку-семинариста, в словесную блевотину, которую выплескивали в толпу на площадях Питера и Москвы. И это в то время, когда я, Сталин, кормил вшей в окопах под Царицыным, голодал в донских степях, топил баржами белое офицерье и предавал огню мятежные казацкие станицы. Я делал всю грязную работу, что поручала партия ради одного — победы Великой Революции! Потом, после смерти Старика, вы, как тетерева на току, упиваясь собственным красноречием, продолжали рисоваться на митингах, а я, как ломовая лошадь, снова взвалил на себя всю рутину партийных дел. И пока вы разглагольствовали, я создал ее — свою Партию! Свое детище и свою гордость! Партию, которая должна стать новым орденом крестоносцев, и этот орден я поведу на завоевание мира, чтобы построить Великую империю, новый четвертый Рим, равного которому еще не знала история! Но вы, неблагодарные твари, обласканные и вознесенные мною до небес, отплатили черной неблагодарностью. Вы тащили партию то влево, то вправо, обвиняли меня в косности и догматизме. Под вашу трескотню та старая, ленинская, партия разлагалась! ЦК превращался в скопище демагогов, а на местах партийные секретари становились удельными князьками. Рядовые коммунисты завалили органы сигналами о вопиющем казнокрадстве, комчванстве и беспробудном пьянстве руководителей. Грозные указания ЦК тонули, словно в болоте, в огромной партийной машине. Успех первой ударной пятилетки оказался недолгим, следующий план затрещал по всем швам. Отчаянные усилия вытащить страну из трясины махрового бюрократизма и внутрипартийных дрязг натыкались на откровенный саботаж. Партийная машина взбунтовалась против своего создателя и на XVII съезде попыталась даже избавиться от меня. Накануне Каменев и Зиновьев челноками сновали между Москвой и Ленинградом, готовили в вожди этого любителя хождений в народ Кирова и уже предвкушали свою победу. Дураки! Кого хотели провести? Главное — не правильно голосовать, а правильно подсчитать голоса! И подсчитали все как надо! Потом эти слизни, метившие в мое кресло, ползали на коленях и каялись во всех грехах... Поздно! Я слишком много и долго прощал. Человек — неблагодарная тварь! Ради власти и денег он готов переступить через мать, через друга и совесть, но не через собственный страх. Именно страх стал тем универсальным средством, которое позволило удержать в руках и партию, и власть. Ежов, Николай Иванович (1895, Петербург — 06.02.1940). Родился в семье металлиста-литейщика, по национальности русский. УЧИЛСЯ в начальном училище Санкт-Петербурга; с января 1926 г. по июль 1927 г. посещал курсы марксизма-ленинизма при ЦК ВКП (б). До 1906 г. был учеником в слесарно-механической мастерской, до 1907 г. — учеником портного. В 1909—1914 гг. – рабочий завода Тильманса (г. Ковно); в 1914—1915 гг. – рабочий на кроватной фабрике, Путиловском заводе (г. Петроград). Участвовал в рабочем движении, подвергался аресту, за участие в забастовке, высылался из Петрограда. В годы Первой мировой войны рядовой 76-го пехотного запасного полка, 172-го пехотного Лидского полка; в 1915 г. был ранен; с 1916 г. – рядовой 3-го пехотного полка, рабочий-солдат команды нестроевых Двинского военного округа. В марте 1917 г. вступил в РСДРП (б). До октября 1917 г. – мастер, затем старший мастер артиллерийской мастерской 5-го Северного фронта в г. Витебске, с июля 1917 г. возглавлял там ячейку РСДРП (б). Принимал участие в организации Витебского комитета РСДРП (б). С октября 1917 г. по январь 1918 г. – помощник комиссара, комиссар ж.-д. станции Витебск, участвовал в разоружении Хопёрской казачьей дивизии и польских легионеров. В январе 1918 г. прибыл в Петроград, откуда в мае 1918 г. уехал в Вышний Волочек, где до апреля 1919 г. работал на стекольном заводе Болотина, был членом завкома, членом правления городского профсоюза, заведовал клубом коммунистов. Служба в РККА: с апреля по май 1919 г. – специалист-рабочий батальона ОСНАЗ, г. Зубцов; с мая по август 1919 г. – секретарь ячейки РКП (б) военного подрайона (городка) в г. Саратове; с августа 1919 г. —1920 г. – политрук, секретарь партколлектива 2-й базы радиотелеграфных формирований, г. Казань; с середины 1920 г. по январь 1921 г. – военком радиотелеграфной школы РККА, г. Казань; в январе — апреле 1921 г. – военком радиобазы, г. Казань. Работа в партийных и советских организациях: в апреле — июле 1921 г. – заведующий агитационно-пропагандистским отделом Кремлевского райкома РКП (б), г. Казань; с июля 1921 г. – заведующий агитационно-пропагандистским отделом Татарского обкома РКП (б); в 1921—1922 гг. – заместитель ответственного секретаря Татарского обкома РКП (б); в 1921—1922 гг. – член Президиума ЦИК Татарской АССР; с февраля 1922 г. по апрель 1923 г. – ответственный секретарь Марийского обкома РКП (б); с апреля 1923 г. по май 1924 г. – ответственный секретарь Семипалатинского губкома РКП (б); с мая 1924 г. по октябрь 1925 г. – заведующий орготделом Киргизского обкома ВКП (б); с 12 октября 1925 г. по 7 января 1926 г. – заместитель ответственного секретаря и заведующий орготделом Казахстанского крайкома ВКП (б); с 16 июля по 11 ноября 1927 г. – помощник заведующего организационно-распределительным отделом ЦК ВКП (б); с 11 ноября 1927 г. по 28 декабря 1929 г. – заместитель заведующего организационно-распределительным отделом ЦК ВКП (б); с 16 декабря 1929 г. по 16 ноября 1930 г. – заместитель наркома земледелия СССР; с 14 ноября 1930 г. по 10 марта 1934 г. – заведующий распределительным отделом ЦК ВКП (б); с 28 апреля 1933 г. по февраль 1934 г. – член Центральной комиссии ВКП (б) по чистке партии; с 10 февраля 1934 г. по 21 марта 1939 г. – член Оргбюро ЦК ВКП (б); с 11 февраля 1934 г. по 28 февраля 1935 г. – заместитель председателя Комиссии партийного контроля (КПК) при ЦК ВКП (б); с 28 февраля 1935 г. по 21 марта 1939 г. – председатель КПК при ЦК ВКП (6); с 10 марта 1934 г. по 10 марта 1935 г. – заведующий промышленным отделом ЦК ВКП (б); с 1 февраля 1935 г. по 21 марта 1939 г. – секретарь ЦК ВКП (б); с 10 марта 1935 г. по 4 февраля 1936 г. – заведующий отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП (б); с августа 1935 г. по март 1939 г. – член Президиума Исполкома Коминтерна; с 22 ноября 1936 г. по 28 апреля 1937 г. – заместитель председателя Комитета резервов при СТО СССР; с 23 января 1937 г. по 19 января 1939 г. – член Комиссии Политбюро ЦК ВКП (б) по судебным делам; с 12 октября 1937 г. по 21 марта 1939 г. – кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП (б); с 27 апреля 1937 г. по 21 марта 1939 г. – кандидат в члены Комитета обороны при СНК СССР, член Военного совета при НКО СССР; с 8 апреля 1938 г. по 9 апреля 1939 г. – нарком водного транспорта СССР. Работа в органах НКВД: с 26 сентября 1936 г. по 25 ноября 1938 г. – нарком внутренних дел СССР. Присвоение воинских званий: 28 января 1937 г. — генеральный комиссар ГБ. Награды: орден Ленина (17 июля 1937 г.); орден Красного Знамени МНР (25 октября 1937 г.). 10 апреля 1939 г. арестован; 4 февраля 1940 г. Военной коллегией Верховного суда СССР приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян. Не реабилитирован. Инструмент для исполнения воли Вождя долго искать не пришлось, он оказался под рукой. Безупречная, превосходно отлаженная за годы борьбы с контрреволюционерами и саботажниками, нашпиговавшая своими осведомителями всю страну организация: ВЧК — ОГПУ — НКВД оказалась самым удачным детищем революции. Вскормленные кровью своих жертв, загипнотизированные заклинаниями о беспощадной борьбе с врагами партии, чекистские органы после окончания Гражданской войны, окончив расправу с контрреволюционерами, в отсутствии новых врагов начали чахнуть. И тогда он нашел им работу, но престарелый и больной председатель ОГПУ Вячеслав Менжинский всячески старался прикрыть своих дружков. Его скоропостижная смерть в мае тридцать четвертого устранила последние препятствия, и новый председатель Генрих Ягода ретиво взялся за дело. Он не задавал лишних вопросов и преданно исполнял его волю. За короткий срок он расправился с партийной оппозицией и заткнул глотки Каменеву, Зиновьеву и Рыкову. В сырых тюремных камерах с них вмиг слетел глянец вождизма. Жалкие трусы! Не хватило мужества достойно умереть. Топили друг друга, только чтобы спасти свои никчемные жизни... Прошли первые показательные процессы, и страна под их шум на время забыла о голоде, о варварской коллективизации, окончательно разорившей деревню. Теперь она знала, кто виновен во всех бедах, и слепой гнев народа волной обрушился на них — «предателей и вредителей». На Западе тут же поднялся вой, бешеный пес Троцкий заходился в злобном лае. Ему подвывал из Парижа и шакал Раскольников. Мерзавец! Обвиняя его, Сталина, во всех смертных грехах, он забыл, как сам в Нижнем сотнями расстреливал и топил в баржах беляков с эсерами. Здесь, в Москве, им подпевали Бухарин с Радеком; как подколодные змеи, они шипели из углов и мутили партию. Эти любимцы Старика стали ему поперек горла, но когда потребовалось заткнуть им рот, Ягода вдруг распустил нюни. Его помощнички, кучка интеллигентствующих дзержинцев, откровенно саботировала указания. И ему снова пришлось брать все на себя, чтобы не дать уничтожить страну и партию. Замену Ягоде найти оказалось не так-то просто. Земляк Нестор Лакоба хитро ушел от предложения, сославшись на плохой слух. Слух у него действительно был плохой, и он посетовал, что может не расслышать «змеиное шипение затаившихся контрреволюционеров и обезвредить их ядовитое жало». Как в воду глядел! 27 декабря 1936 года в Тбилиси, на ужине в доме у своего выдвиженца Лаврентия Берии, он съел «что-то не то» и в ту же ночь скончался. Тогда он обратился к Чкалову, но «первый сокол» страны вознесся так высоко на крыльях всемирной славы, что посмел сказать в глаза: «Я летчик, а не стервятник». И тоже накаркал на свою голову. В воздухе могут жить птицы, а не люди. Признанного аса подвела техника, и страна с почестями похоронила своего кумира. Наконец его взгляд разглядел среди серой партийной массы невзрачного, метр с кепкой, но исполнительного заведующего отделом руководящих партийных кадров ЦК ВКП (б) Николая Ежова. Приглянулся он во время партийной чистки тридцать четвертого года, после того как, не дрогнув, пачками выметал вольнодумствующих товарищей с дореволюционным стажем. Этот золотник оказался мал, да дорог, осмотревшись на новой должности, Ежов вскоре арестовал своего предшественника и заставил того признаться во всех мыслимых и немыслимых преступлениях. К концу тридцать седьмого он почистил НКВД от «слюнтяев и саботажников», а затем принялся за армию и комиссариаты. Арестовывали даже самых преданных, даже таких, как Бокий, чей партийный стаж исчислялся с 1897 года. В те дни наркомат работал без выходных и праздников, число «врагов народа» росло как снежный ком, под который попадали и министры, и бульдозеристы, и артисты, и машинисты, и маршалы, и рядовые. Пособников террористов умудрились обнаружить даже на забытом Богом Медвежьем острове во льдах Северного Ледовитого океана. Расстрельным командам НКВД не хватало патронов, и их приходилось забирать с армейских складов. гулаговские лагеря пополнились новой рабочей силой, и «ударные» стройки Севера снова погнали план. В партии наконец закончилась бесконечная болтовня, теперь негромкий голос Вождя хорошо слышали даже на Чукотке. Маховик репрессий набрал обороты. К середине тридцать восьмого на должность командующего округом приходилось назначать вчерашних комбатов-капитанов, а недавние выпускники рабфаков становились министрами. «Кровавый карлик» явно переборщил, ему повсюду мерещились враги и предатели. Страна, зажатая в «ежовых рукавицах», все дальше и дальше отдалялась от социализма и превращалась в одну огромную зону, и тогда он вспомнил о Берии. Бокий Глеб Иванович (1879, Тифлис — 15.11.1937, Москва). Родился в семье учителя, по национальности украинец. УЧИЛСЯ в реальном училище, затем в Санкт-Петербургском горном институте. В 1897 г. вступил в «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», был партийным организатором и пропагандистом. В 1904—1909 гг. – член Петербургского комитета РСДРП; в 1905 г. участвовал в боях на баррикадах Васильевского острова. В 1914 г. участвовал в создании Центрального Бюро РСДРП (б); в 1916—1917 гг. – член Русского бюро ЦК РСДРП (б), заведующий отделом сношений с провинцией Русского бюро ЦК РСДРП (б). до революции неоднократно подвергался арестам, дважды находился в ссылке. С апреля 1917 г. по март 1918 г. – секретарь Петроградскою горкома РСДРП (б); с октября по ноябрь 1917 г. – член Петроградского ВРК; с февраля по март 1918 г. – член Комитета революционной обороны Петрограда. В 1918 г. примыкал к «левым коммунистам». Работа в органах ВЧК — ОГПУ — НКВД: с 13 марта по 31 августа 1918 г. – заместитель председателя ЧК Союза коммун Северной области и Петроградской ЧК; с 31 августа по ноябрь 1918 г. – председатель ЧК Союза коммун Северной области и Петроградской ЧК; с 21 ноября 1918 г. по первую половину 1919 г. – член коллегии НКВД РСФСР; с начала 1919 г. до сентября 1919 г. – начальник Особого отдела ВЧК Восточного фронта; с сентября 1919 г. по август 1920 г. – начальник Особого отдела ВЧК Туркестанского фронта; с 8 октября 1919 г. по август 1920 г. – член Туркестанской комиссии ВЦИК и СНК РСФСР; с 19 апреля по август 1920 г. – полпред ВЧК в Туркестане; с 12 июля 1921 г. по февраль 1922 г. – член коллегии ВЧК; с 28 января 1921 г. по февраль 1922 г. – заведующий специальным (шифровальным) отделением при Президиуме ВЧК; с 28 января 1921 г. по 10 июля 1934 г. – заведующий специальным отделом ВЧК — ГПУ — ОГПУ СССР; с 22 сентября 1923 г. по 10 июля 1934 г. – член коллегии ОГПУ; с 27 сентября 1923 г. по декабрь 1930 г. – член коллегии НКВД РСФСР; с 10 июля 1934 г. по 25 декабря 1936 г. – начальник спецотдела ГуТБ НКВД СССР; с 25 декабря 1936 г. по 16 мая 1937 г. – начальник 9-го отдела ГУГБ НКВД СССР. Примечание. До 16 мая 1937 г. был членом Верховного суда СССР. Присвоение воинских званий: 29 ноября 1935 г. — комиссар ГБ 3-го ранга. Награды: орден Красного Знамени (8 апреля 1923 г.); знак «Почетный работник ВЧК — ГПУ (5)» № 7; знак «Почетный работник ВЧК — ГПУ (15)» (20 декабря 1932 г.). 16 мая 1937 г. арестован, 15 ноября 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР приговорен к высшей мере наказания. 27 июня 1956 г. приговор отменен, дело прекращено за отсутствием состава преступления. Реабилитирован. Примечание. В 1950-е г. дочери сообщили, что ее отец умер в мае 1941 г., отбывая наказание, впоследствии было уточнено что смерть наступила 8 сентября 1940 г. от паралича сердца. Вероятнее всего, Г.И. Бокий был расстрелян. Час Лаврентия пробил. С новой ролью он освоился быстро. Печальный опыт сначала Ягоды, а потом Ежова заставил его действовать гибко и изобретательно. Исправление линии партии в органах безопасности он начал не с арестов, а с освобождения уцелевших профессионалов и выпрямления «перегибов». Прежде загнанная в угол и шарахающаяся от собственной тени интеллигенция, которую он часто баловал своим появлением в театральных ложах, приободрилась и даже время от времени стала распускать языки. Физиономия новоиспеченного наркома мелькала среди артистов и писателей. Это вызывало ревность у «стариков». Молотов и Каганович жаловались, что Берия не дает прохода балеринам из Большого театра. «Дураки, чего жалуетесь! Пусть лучше щупает их, чем вас», — с иронией бросил им Вождь в лицо. Лаврентий тогда промолчал, а через неделю положил на стол сводку слухового контроля. Эта чертова жидовка, Полина Жемчугова, жаловалась своему усатику Славику, что он, Сталин, перестал-де считаться с мнением старых большевиков и превратил их в холуев, а из партии сделал скопище подхалимов и лизоблюдов. Потом Молотов ползал перед ним по ковру и умолял пожалеть эту дуру. Поздно! У Лаврентия поумнеет. Лазарь тоже прикусил язык, когда его ткнули носом в то, что несли его зарвавшиеся братцы, и даже не пикнул, когда один из них полез в петлю, а другой пошел под расстрел. Лаврентий понимал все с полуслова. Стране требовалась передышка, и он посадил на короткую цепь своих псов. НКВД, как и прежде, выискивал и карал врагов народа, но теперь ими стали агенты фашистов и их пособники. Страна вздохнула от репрессий и сплотилась вокруг единственной надежды и опоры — Иосифа Виссарионовича Сталина! На время из-под крыш комиссариатов и начальственных кабинетов ушел страх, и там снова развязались языки. Но Лаврентию не требовалось объяснять, что угроза власти исходит не столько от врагов, сколько от ближних и дальних соратников. Он так опутал невидимой сетью лихих кавалерийских рубак и прожженных партаппаратчиков, что те боялись поверять тайны не то что жене — подушке! Знаменитый Большой дом на набережной, где проживало большинство высокопоставленных представителей партии и правительства, равно как и их служебные кабинеты, приобрели прозрачность аквариума. День и ночь опера из технического управления НКВД записывали каждое слово и каждый вздох. В пухлых наблюдательных делах накапливались фотографии из интимной жизни, многостраничные отчеты о неурядицах и склоках в семьях членов ЦК. Взбрыкивавший иногда старик Калинин перестал коситься на молодых бабенок и теперь тихо плакал по своей жене, которую тоже отправили собирать валежник на Крайнем Севере. ...Отчаянный писк птиц прервал его размышления. Под окном на дорожке отчаянно барахтался воробей, пытаясь выбраться из-под снежного кома, рухнувшего с крыши. Наконец ему это удалось, и он поскакал к мусорной кучке, но тут над ним взметнулась серая тень кошки, и когтистые лапы впились в маленькое тельце, перья полетели во все стороны. «Вот так и в жизни — зазевался и стал добычей, — подумал он, отвернулся от окна и встретился с по-собачьи преданным взглядом Берии. — Знаю я твою преданность, ты не лучше других. Ты просто умнее и хитрее, но меня не проведешь. Я тебя насквозь вижу». Заложив правую руку за борт френча, Вождь пошел к столу. Берия двигался сбоку. Мягко ступая по ковру, он пытался попасть в ногу. «Ишь, как старается. Ничего не скажешь, Лаврентий оказался настоящим цепным псом. Малюта Скуратов в подметки ему не годится. Но меня не обманешь! Недаром говорят, свой пес больнее кусает. Но на этот случай у меня припасен хороший намордник. Думает, раз Кирова не стало, так и дело с концом? Дудки! Лежит у меня в сейфе папочка, а там справка, Сергеем написанная, как Лаврентий в девятнадцатом в Баку работал на мусавитистскую контрразведку. Там и его, Лаврентия, расписка имеется. Скажет, что такое задание партия дала, а кто подтвердит? Колька Ежов всех свидетелей зачистил, а Лаврентий зачистил его самого». Странное поведение Сталина сбивало Берию с толку. Казалось, он узнал все повадки Хозяина, научился угадывать малейшие его желания, но каждый раз тот ставил его в тупик. И сегодня рутинное дело — утверждение списка врагов — превратилось в очередную проверку. Так ничего и не сказав, Сталин тяжело опустился в кресло и возвратился к просмотру «расстрельного» списка. Карандаш медленно скользил по фамилиям и остановился на Марии Спиридоновой. — Жива еще, старая стерва? — удивился он. — Скрипит, — презрительно заметил Берия. — Ты смотри, пережила всех! — Последняя. Из эсеров больше никого не осталось. — Прощения не просит? — Нет. — Гордая... Ну и пусть подыхает! — Сталин с ожесточением поставил на первом листе жирную роспись. Берия с облегчением вздохнул и сложил листы в папку. Но Хозяин не отпускал. Почистив трубку, он набил ее табаком и закурил. Дым причудливыми кольцами поднимался к потолку. В наступившей тишине было слышно, как между стекол бьется ожившая на солнце муха. — Лаврентий, — впервые за время разговора голос Сталина потеплел, в глазах заплескалась радость, — а все-таки мы столкнули их лбами! — Теперь только искры полетят, — поддакнул Берия. — Искры — это только начало. — Взгляд Сталина затуманился. — Грызня этих империалистических хищников не только облегчит наше положение на фронтах, но и разбудит крестьянство и рабочий класс в Китае, в Юго-Восточной Азии и Индии. Великая революция на Востоке, зерна которой были обильно политы в начале века кровью трудящихся, сметет остатки китайских мандаринов и разрушит британскую империю. С Китая мы начнем новый поход против мирового империализма, который завершится полной победой социализма. — Мы активно работаем в этом направлении, Иосиф Виссарионович, только в одном Китае задействовано четыре резидентуры. За последние полгода значительно укрепились наши оперативные позиции в Америке и Индии, — поспешил заметить Берия. — До конца войны еще далеко, — продолжал размышлять Сталин, — но победа обязательно будет за нами! На пути к ней еще возможны отдельные поражения, но независимо от них судьбы Гитлера и будущей Германии предопределены. Поэтому уже сегодня мы должны думать о будущем — и близком, и далеком. Кто станет в нем нашим врагом, а кто союзником? И здесь ведущая роль принадлежит твоему ведомству. В чужой стране лучше иметь своего президента, чем посылать туда армию. Последняя операция показывает, что НКВД способно решать такие задачи. (Продолжение следует.)  
|
Полное или частичное воспроизведение материалов сервера без ссылки и упоминания имени автора запрещено и является нарушением российского и международного законодательства |
|
