Ядовито-желтый особняк посольства США на улице Чайковского в Москве в те последние ненастные сентябрьские дни 1993 года напоминал собой растревоженное осиное гнездо. Россия и ее столица переживали очередной драматический виток политического противостояния. Поэтому большинство сотрудников посольства, и в первую очередь разведчики из резидентур ЦРУ и РУМО (Центрального разведывательного управления и Разведуправления минобороны США. - Ред.), работали с полной нагрузкой и старались не упустить из-под контроля развитие ситуации. С приближением 3 октября напряженность в столице все более возрастала, и очередь из желающих выехать из раздираемой противоречиями России у стен американского посольства с каждым новым днем становилась все длиннее и длиннее.
     28 сентября томился в ней и с нетерпением ожидал, когда перед ним распахнется заветная дверь, кандидат технических наук, старший научный сотрудник одного из особо важных научно-исследовательских институтов ВМФ пятидесятисемилетний Моисей Финкель вместе с женой. Очередь медленно продвигалась вперед, и казалось, что ей не будет конца. Измученные усталостью и неизвестностью кандидаты на выезд робко жались к стенам, пытаясь укрыться от пронизывающего северного ветра и моросящего дождя.
     Стрелки часов медленно ползли по циферблату, и наконец на гудящих от напряжения ногах Финкель переступил порог американского посольства. В тот момент ему, проработавшему более тридцати лет в закрытом военном НИИ, это, вероятно, показалось настоящим чудом. Стоявший поблизости и кутавшийся в плащ от дождя и непогоды милиционер скользнул по нему равнодушным взглядом и не остановил.
     Финкель неуверенно взялся за ручку, приоткрыл массивную дверь и робко протиснулся в тесную комнату, но дальше ничего необычного не произошло. Здесь все было рутинно и буднично. Казенная мебель и равнодушные глаза сотрудников посольства напоминали ему родной отдел кадров и режимно-секретную часть. Приободрившись, он привычно подал в окошко пакет документов, назвал себя и приготовился к долгой и изнурительной процедуре собеседования, и вот тут произошло второе маленькое чудо. Впервые за все годы его вдруг выделили из общей серой очереди.
     В комнате появился подтянутый, лет тридцати, мужчина в очках, за стеклами которых прятался внимательный и проницательный взгляд. Это был сотрудник резидентуры ЦРУ Джон Саттер, использовавший в качестве дипломатического прикрытия для проведения разведывательной деятельности должность третьего секретаря консульского отдела посольства США в Москве. Но о ней, главной и самой важной стороне своей тайной работы, Саттер предпочитал до поры до времени не распространяться. Представившись как господин Кит, он предложил Финкелю побеседовать в другом, более располагающем к разговору помещении.
     Они прошли по длинному коридору первого этажа. Саттер остановился в торце перед массивной дверью, вытащил из кармана ключ, открыл ее и пропустил вперед Финкеля. Тот перешагнул порог и оказался в небольшой прямоугольной формы комнате, которая чем-то напоминала шкатулку. Действительно, это была «шкатулка ЦРУ», в которой мастера шпионажа «прокручивали» и «просвечивали» будущих своих агентов, а затем вербовали. Незадолго до появления в ней Финкеля Саттером и его предшественницей разведчицей Хамильтон Келли Энн, работавшей под прикрытием дипломатической должности второго секретаря консульского отдела посольства, в этих стенах были проведены вербовки в качестве агентов американской разведки изменников А. Петрова, И. Моторина и М. Алешина.
     Финкель пока еще не догадывался о том, что его ожидало. Почти домашняя обстановка, хороший русский язык и обходительные манеры американца быстро растопили холодок настороженности и расположили к откровенному разговору. Саттер внимательно выслушал короткий и эмоциональный рассказ Финкеля о сложном положении в семье и бесперспективности дальнейшей работы и жизни в раздираемой противоречиями России. С пониманием он отнесся и к намерению жены получить статус беженки в США и тем «временным» трудностям, что испытывал сын, эмигрировавший в Израиль, а затем переехавший в Бельгию.
     Окончательно укрепило веру Финкеля в успех задуманных планов неожиданно появившееся в руках Саттера письмо от старой приятельницы их семьи - Марины Орел. С ней и ее мужем Оскаром семью Финкеля связывала многолетняя дружба, которая прервалась в 1992 году.
     В тот тяжелый для России год семья Орел оставила тихий и уютный городок Пушкин в Ленинградской области, отправилась в США и назад не возвратилась. В первое время от них приходили редкие и скупые письма, но затем с каждым новым месяцем они стали поступать все чаще и чаще, а их тон менялся на все более оптимистичный и радужный. Под впечатлением их рассказов жизнь в США в глазах Финкелей засверкала во всем великолепии фильмов Голливуда.
     Саттер положил конверт на стол, и его глаза спрятались за дымчатыми стекляшками очков. Финкель развернул письмо Марины Орел и принялся читать. В тот волнующий момент он, видимо, особенно не задумывался над тем, почему оно оказалось в посольстве США и в руках обходительного американца, а не пришло, как обычно, почтой на домашний адрес.
     Внешне и по содержанию письмо старых «друзей» мало чем отличалось от предыдущих. Оно носило дружеский характер и было проникнуто «заботой» о семье «приятеля». В самых превосходных красках знакомая расписывала жизнь свою и Оскара в Америке и особенно нахваливала нового «хозяина», который заочно настолько проникся симпатией к «российским страдальцам», что в случае их переезда в США готов был оказать бескорыстную материальную помощь. Более того, этот пока еще неведомый для Финкеля «хозяин» обещал взять на себя финансовые расходы, связанные с его предстоящей в марте 1994 года поездкой к сыну в Антверпен. Такая поразительная щедрость «американского благодетеля» пока оставалась загадкой для потерявшего на какое-то время голову старшего научного сотрудника. Ему было невдомек, что этим загадочным и столь «щедрым хозяином» являлся никто иной, как «добрый» дядя из ЦРУ в лице Саттера.
     А тот, больше полагаясь на себя, чем на скрытые в стенах комнаты камеры видеонаблюдения, внимательно следил за реакцией будущего кандидата в агенты ЦРУ. Американского разведчика в момент разговора в посольстве, а затем и во время последующих конспиративных встреч с будущим агентом «Хэлом Рубинштейном» мало интересовали его сын, жена, страдающая неврозом, да и он сам, 57-летний старший научный сотрудник, которому всего ничего оставалось до пенсии, был нужен ЦРУ до тех пор, пока работал в НИИ ВМФ.
     Главной целью американской разведки являлась не семья Финкелей с их житейскими проблемами, а важные научные разработки, что велись учеными и инженерами НИИ в области гидроакустики, гидродинамики и конструкции глубинных аппаратов для подводного плавания. ЦРУ в течение многих лет настойчиво и безуспешно пыталось получить доступ к главным секретам российского ядерного подводного флота и искало подходящего кандидата, с помощью которого рассчитывало проникнуть под покров государственной тайны и заполучить новейшие научные разработки в этой области. Одним из них оказался Финкель.
     В поле ЦРУ он попал задолго до своей вербовки. Вынашивая намерение выехать на постоянное место жительства за границу и изыскивая в связи с этим источники доходов в будущем, Финкель еще в декабре 1990 года тайно от руководства института направил в Службу иммиграции и натурализации США (через проживающую в г. Нью-Йорке родственницу) анкету-заявление с просьбой о предоставлении ему и членам семьи статуса беженцев. В ней он сделал маленькую приписку: в одной из граф указал условное наименование НИИ, где работал, и кратко перечислил основные направления научных изысканий. Как хороший аналитик, Финкель рассчитывал, что своими оперативными возможностями заинтересует американскую разведку и с ее помощью сумеет решить свои материальные трудности в США.
     Время шло, и, как ему казалось, ЦРУ оставило без внимания этот «сигнал». Поэтому в 1992-м и затем в феврале 1993 года через свои связи в США и Израиле Финкель вновь напоминает о себе разведке. В новых анкетах он упорно указывает место своей работы и прямо предлагает услуги как специалиста-гидроакустика. Наступило лето, а его обращения так и остались без ответа, но это только казалось. Уже в 1992 году не без активной «помощи» Марины Орел, давно подрабатывающей на ниве шпионажа, посольская резидентура ЦРУ в Москве начала собирать на семью Финкелей подробные данные и терпеливо готовить циничную беспроигрышную шпионскую комбинацию. Ее главной целью являлось агентурное проникновение в НИИ.
     Обработка Финкелей велась по нескольким направлениям. Орел периодически «подогревала» семью старого приятеля письмами и телефонными звонками о «райской» жизни на Западе. Кое-кто из знакомых, впоследствии выехавших на постоянное жительство в Израиль и США, заводили с ними разговор о бесперспективности дальнейшего пребывания в России - и «лед тронулся». Первым в путь за границу отправился сын, вслед за ним засобиралась мать, а следующим приготовился ехать сам Финкель.
     С этого момента ЦРУ перешло к активной фазе подготовки и проведения вербовочной операции. Не без помощи опытных мастеров шпионажа у сына Финкеля возникло много проблем. Орел успокаивала встревоженных родителей и сулила ему помощь своего «хозяина». И действительно, вскоре жизнь у сына стала налаживаться. Хорошая перспектива обозначилась и перед самим Финкелем.
     Летом 1993 года в одном из телефонных разговоров Орел сообщила Финкелю о заинтересованности «хозяина» в его «предложениях» и готовности помочь материально при обустройстве в США. Он в ответ подтвердил свое твердое намерение выехать в США и желание работать с «хозяином». В их беседе содержался и ряд других условностей, который был понятен обеим сторонам. После этого ситуация с выездом из России стала динамично развиваться. С мертвой точки сдвинулось дело об оформлении статуса беженца. В июне на домашний адрес Финкелей поступило письменное приглашение посетить вместе с женой и матерью посольство США в Москве.
     В тот день, 28 сентября 1993 года, в стенах американского посольства, Финкелю казалось, что его надежды вскоре сбудутся. Беседа с Саттером позволяла рассчитывать на то, что вопрос с выездом в США разрешится сравнительно быстро. Он заверил, что в течение ближайших месяцев супруга Финкеля встретится со своими друзьями Орел в солнечной Калифорнии. Не остался без внимания и сын. Но когда речь зашла о сроках выезда самого Финкеля из России, вопрос завис в воздухе. Саттер не спешил с обещаниями и устроил ему жесткий экзамен.
     Это была первая проверка Финкеля на шпионском поприще. Один только перечень вопросов заставил его вспомнить все расписки о неразглашении государственной тайны, которые пришлось давать при оформлении на работу в НИИ, выездах на испытания в воинские части, на заводы и полигоны. И, несмотря на это, он, гражданин России, взявший на себя обязательства хранить в тайне ее секреты, отступил от них. В какой именно момент - в посольстве США или, возможно, гораздо раньше - Финкель решил переступить ту роковую черту, которая называется «государственная измена», об этом знает только он сам.
     Впоследствии на допросах у следователя Финкель пытался оправдать тот свой первый шаг на скользком пути к предательству сложным материальным положением в семье. Когда и эти аргументы не возымели действия, его изобретательный ум ученого нашел совершенно фантастическое объяснение шпионской связи с ЦРУ. Он убеждал следователя в том, что пошел на контакт с американской разведкой ради того, чтобы втянуть ее в игру с российской контрразведкой.
     Но это было потом, а тогда, в посольстве США, Финкель мучительно выдавливал из себя секретную информацию. Но Саттер как опытный вербовщик не спешил форсировать вербовку и, чтобы не оттолкнуть от себя будущего перспективного агента, предложил провести следующую встречу в Антверпене. Американский разведчик все абсолютно точно рассчитал.


     (Окончание следует.)