на главную страницу

30 Сентября 2009 года

Время и судьбы

Среда

Жизнь неспокойная, как море...

Подготовил Сергей ВАСИЛЬЕВ, «Красная звезда».
Фото из личного архива семьи адмирала флота Н.Д. Сергеева.



5 октября нынешнего года исполняется 100 лет со дня рождения выдающегося военачальника и флотоводца адмирала флота Николая Сергеева. Он не дожил до своего девяностолетия немногим более полугода. Однако и отмеренных Николаю Дмитриевичу лет с лихвой хватило на то, чтобы оставить о себе добрую память не только в сердцах близких ему людей. Ибо живет и служит России Военно-морской флот, которому он посвятил 70 лет...


     ЖИЗНЬ адмирал флота Сергеев прожил беспокойную: под стать минувшему веку и широкому морю, по которому ходил несколько десятилетий. Он не был, несмотря на успешную служебную карьеру, баловнем судьбы, и нередко жизнь била его, как говорится, ни за что ни про что. Но Николай Дмитриевич Сергеев был из тех людей, которые, подобно куску стали, от ударов становятся лишь крепче.
     Это случилось в недоброй памяти тридцатые годы прошлого столетия, когда служил на Краснознаменной Амурской флотилии. Арестовали, как водилось, в числе многих других офицеров. А все из-за того, что начальник оперативного отдела флотилии Гущин по пьяной лавочке что-то ляпнул лишнее, кто-то донес куда следует, и не в меру болтливого офицера посадили. А он не нашел ничего лучшего, как настрочить обширный донос, в котором перечислил почти все командование флотилии и офицеров речных кораблей. В числе других арестовали и Сергеева. Николай Дмитриевич ни в чем не признался, ни от чего не отрекся и тем самым, скорее всего, спас себе жизнь. Тех из его сослуживцев, кто оказался слабее и податливее, расстреляли на глазах у других заключенных. Сергеева же в числе немногих оставшихся выпустили и еще выплатили ему причитавшееся за восемь месяцев офицерское жалованье. Кстати, вернули и отобранный при аресте партийный билет. Офицер ВМФ продолжил службу, затем учился в Военно-морской академии...
     Как и для многих сверстников, самый активный период его биографии пришелся конечно же на суровый час Великой Отечественной войны. Для Сергеева она началась неожиданно.
     1 мая 1941 года в Военно-морской академии состоялся выпуск. После него Николая Дмитриевича должны были назначить командиром крейсера, о чем, честно говоря, он искренне мечтал. Но тут узнал, что получил назначение... адъюнктом кафедры тактики надводных кораблей. Сергеев сразу же пошел к начальнику факультета вице-адмиралу Сергею Ставицкому, горячился, доказывал, что хочет служить на действующем флоте, однако все оказалось тщетным. Единственное, чего добился, так это стажировки перед началом нового учебного года в должности командира крейсера на Черноморском флоте.
     А тут война... Николай Дмитриевич стал проситься на Дунай, где уже шли бои и моряки на протяжении двух месяцев удерживали плацдарм. Но Сергеев так и не доехал до Дунайской флотилии. Прибыв из Ленинграда в Москву – в Главный штаб ВМФ – за предписанием, он так здесь и остался, получив назначение на должность старшего офицера оперативного управления.
     ИЗВЕСТНО, что место службы, тем более во время войны, офицер не выбирает. Одному назначено ползать под пулями по переднему краю, другому – планировать войсковые операции в штабе. Так и пробыл Николай Дмитриевич в ГШ ВМФ до 1943 года. А затем его назначили командиром бригады канонерских лодок на Волжскую флотилию. Но командовать бригадой пришлось недолго, так как уже в октябре того же года Сергеева назначили начальником штаба флотилии. В то время одной из главных задач соединения была борьба с минной опасностью. Ведь немцы, стремившиеся завладеть Кавказом с его нефтью, во что бы то ни стало пытались нарушить транспортные коммуникации на Волге, по которой шли танкеры с бакинской нефтью, горючим топливом для боевой техники и осуществлялся подвоз боеприпасов.
     Уже с июля 1942 года, когда под Сталинградом разгоралась легендарная битва, противник с воздуха начал минировать речные фарватеры от Астрахани до Самары. Мины гитлеровцы ставили преимущественно в темное время суток и, как правило, в узкостях, на перекатах и в других местах, где трудно было их обойти. А чтобы скрыть это, немецкие летчики сбрасывали мины одновременно с нанесением массированных бомбовых ударов. К слову, мины были, что называется, с «изюминкой» – высокочувствительные магнитные и акустические.
     Так что борьба с минами была делом не только сложным, но и опасным. Именно на одной из таких «изюминок» и подорвался следовавший на бронекатере контр-адмирал Хорошхин, в то время командовавший отдельной бригадой тральщиков. А между тем транспортная артерия должна была работать бесперебойно. Не случайно вопросы ликвидации минной опасности на Волге курировал лично уполномоченный от Государственного Комитета Обороны Анастас Микоян.
     Сергеев прекрасно понимал, насколько ответственное дело ему доверено. А потому привлек весь свой организаторский опыт, знания, накопленные за годы предыдущей службы на другой великой реке – Амуре. По его предложению поиском и борьбой с минами стали заниматься не только моряки Волжской военной флотилии, но и речники, и даже местное население. Конечно, приходилось проводить с людьми специальные занятия, планировать выходы минных тральщиков перед проводкой каравана барж. Надо сказать, что минная опасность существовала до тех пор, пока советская авиация не завоевала господство в воздухе и фронт не откатился далеко на запад. Контрольное траление по всему фарватеру Волги восьмьюдесятью тральщиками было выполнено только к лету 1944 года, после чего Сергеев с полным основанием смог доложить, что река очищена от мин...
     За время службы Николай Дмитриевич не раз встречался с высокими государственными деятелями и военачальниками. Была в этой череде и встреча, правда, единственная, с прославленным Маршалом Советского Союза Георгием Жуковым. И то уже после войны. Связана она была со строительством ядерного полигона на архипелаге Новая Земля. Адмирал Сергеев в пятидесятые годы командовал Беломорской флотилией, в зону ответственности которой входила огромная акватория Северного Ледовитого океана с островами. Именно ему, имевшему большой опыт работы по организации строительства объектов высокой секретности, и поручили руководить созданием полигона. В Северодвинск прибыли представители Министерства среднего машиностроения, на предприятиях которого создавали атомные и ракетные «изделия», начальник одного из управлений Главного штаба ВМФ адмирал Фомин, флотские и сухопутные офицеры. Собравшаяся группа на эсминце обследовала побережье Новой Земли, определяя место под будущий объект. А дальше заработала привычная система поставок.
     АДМИРАЛ Сергеев хорошо представлял себе масштабы работ и примерные сроки ввода в строй объектов. Знал также, что с поставленной задачей обязательно справится. Поначалу дело шло ритмично и без перебоев. Хотя время было послевоенное и не хватало строительных материалов и техники: на создание более совершенной и современной по тем временам обороны страны средства изыскивали с трудом. А западные державы уже, что называется, вовсю раскручивали маховик «холодной войны».
     Неожиданно все застопорилось: часть строительной техники, шедшей на полигон через Мурманск, стал забирать для своих нужд Северный флот. Сергеев понял, что из-за этого возможен срыв установленных правительством сроков ввода объекта. Он позвонил командующему СФ и предупредил, что вынужден доложить в Москву наркому ВМФ Николаю Герасимовичу Кузнецову о таком безобразии. Уже на следующий день у них была запланирована встреча с министром обороны Булганиным. А Маршал Советского Союза Жуков был его первым заместителем.
     Во время этой встречи, на которой присутствовал и начальник Генерального штаба Соколовский, адмирал Сергеев доложил о ходе строительства полигона и предложил переподчинить Беломорскую флотилию напрямую Москве, с тем чтобы снабжение стройматериалами и техникой шло через Архангельск. Его решительно поддержал Адмирал Флота Советского Союза Николай Кузнецов. На том и порешили. Булганин, согласившись с доводами Николая Дмитриевича, дал указание подготовить соответствующее распоряжение.
     А когда совещание у министра обороны завершилось, Георгий Константинович попросил Сергеева зайти к нему в кабинет. Жуков сказал, что до этого ничего не знал о строительстве атомного испытательного полигона на Севере, и попросил подробнее проинформировать его обо всем. Слушал он очень внимательно, задавал вопросы, чтобы уточнить какие-то детали. Видно было из его расспросов, что прославленный маршал вникал в самые, казалось бы, малозначительные обстоятельства.
     Беседа продлилась порядка сорока минут, однако Николаю Дмитриевичу запомнилась навсегда. Она многое объясняла в характере маршала, его стремление знать все, что касается дела. Вооруженные Силы СССР готовились к оснащению новым видом оружия, и Жуков, так блистательно планировавший стратегические операции в годы Великой Отечественной войны, не мог оставить это без внимания.
     Больше встреч Сергеева с Георгием Константиновичем не было, хотя в будущем было несколько моментов, в которых дела обоих военачальников ох как тесно могли бы переплестись. Как рассказывал в своих воспоминаниях контр-адмирал в отставке Георгий Костев, маршал Жуков во время перехода на крейсере «Куйбышев» ЧФ из Севастополя в Югославию был до такой степени сбит с толку флотской терминологией, что немедленно отправил шифровку в адрес начальника Главного штаба ВМФ с требованием внести изменения в Корабельный устав. Предлагал привести к единому сухопутному знаменателю употребляемые моряками термины, суть которых доходила до в ту пору уже министра обороны с трудом. В общем, корабельные трапы, по мнению Георгия Константиновича, должны были впредь именоваться лестницами, а иллюминаторы – окнами, и так далее.
     ТЕЛЕГРАММА попала к Сергееву, служившему уже в Главном штабе. О грядущей отставке министра он конечно же даже не подозревал и взял на себя смелость, что называется, положить грозную телеграмму «под сукно». Вроде бы мелочь: окна там или иллюминаторы. Однако за этим последовали более серьезные баталии, когда на моряков давили, требуя флот резать и сокращать. И вновь Сергеев брал ответственность на себя, хотя цена этой «неисполнительности» была уже гораздо выше. Зато и оборачивалась она для флота сохраненными кораблями, новыми конструкторскими наработками, а затем и паритетом в гонке морских вооружений, где прежде США долгие годы оставались лидером.
     О Николае Дмитриевиче многие его подчиненные вспоминают: «С ним легко было служить!» Согласитесь, о военачальнике такого ранга редко услышишь подобное, особенно если его карьерный взлет был крут, как старт баллистической ракеты, а человеческие качества продолжали полет на предельно низкой высоте. У адмирала Сергеева эти два слагаемых уважения высоту набирали синхронно. Как подтверждение этому – еще один эпизод из воспоминаний контр-адмирала в отставке Костева:
     «В день, когда Сергееву присвоили очередное воинское звание, на доклад к Николаю Дмитриевичу зашел офицер-оператор с ЦКП ВМФ. В представленной им на подпись шифротелеграмме было указано прежнее звание Сергеева, хотя новость до Центрального командного пункта дошла, как и положено, раньше, чем до самого адмирала. Просто бланк заполнили по инерции. И Сергеев промашку подчиненных понял, аккуратно вычеркнув в звании вице-адмирал первую часть. Но... у оператора в папке лежала еще одна телеграмма с такой же опиской!
     Сергеев лишь улыбнулся: «За что же вы меня разжаловали? Поинтересуйтесь и на ЦКП, что их не устраивает в моем новом воинском звании». А потом передал обе исправленные телеграммы оператору. И на прощание весело добавил: «Привыкайте!..»
     Не в правилах Николая Дмитриевича было устраивать разносы и по более существенным поводам. Даже в критической ситуации он был сдержан и доброжелателен к каждому человеку.
     ...В АПРЕЛЕ 1970-го случилась трагедия – погибла атомная подводная лодка К-8. На ЦКП тогда получили телеграмму: «Пожар, лодка без хода, экипаж покидает субмарину». Адмирал Сергеев собрал у себя в кабинете офицеров, которые до перевода в Москву служили на атомоходах, – такая авария была первой, нужно было мнение практиков, а не советы составителей инструкций. Николай Дмитриевич выслушал всех, сделал пометки. И тут кто-то из собравшихся вспомнил, что старшим на борту гибнущей субмарины был замкомандира дивизии АПЛ, опытный подводник: «А почему же он молчит?» Адмирал вышел из-за стола и грустно проговорил: «Скорее всего, его уже нет в живых...» Он и мысли не допускал, что в такой ситуации кто-то мог смалодушничать.
     Сам же Николай Дмитриевич в любой ситуации трудился ежедневно по 12-14 часов. И «наверх» шли отточенные доклады, а «вниз» – исчерпывающие и понятные приказы и указания. Причем зачастую исполненные каллиграфическим почерком самого адмирала: не то чтобы он не доверял, просто иной раз предпочитал после правки лично переписать документ...
     - За многие годы службы, – вспоминал уже контр-адмирал в отставке Геннадий Харитонов, – мне приходилось встречаться с различными военачальниками и государственными деятелями. Но, пожалуй, самое сильное, особенное впечатление произвел на меня буквально сразу во время первой встречи начальник Главного штаба – первый заместитель главнокомандующего ВМФ, в то время еще адмирал Николай Дмитриевич Сергеев. Я хорошо помню день, когда, приехав из Египта в первый отпуск, мне позвонили домой и сообщили о необходимости завтра в такое-то время быть у начальника Главного штаба ВМФ адмирала Сергеева.
     В назначенное время Харитонов был в ГШ ВМФ. Начальник Главного штаба вышел из-за стола, пожал ему руку и предложил сесть. Начал беседу он очень корректно и не по-начальственному:
     - Вы извините, Геннадий Борисович, что вынужден вас отвлечь от отпуска, но, сами понимаете, другого выбора нет, так как мы знаем, что по завершении отдыха сразу же уедете в Александрию. Вы больше года проработали с египетскими военными моряками и в основном успели разобраться в складывающейся там общей обстановке. Начните, пожалуйста, с того, как лично к вам, а также к нашим специалистам относятся египтяне. Ну а далее расскажите о том, что, с вашей точки зрения, важно знать для нас.
     Слушал Сергеев очень внимательно, не перебивал, а потом задавал вопросы. Иногда делал для себя какие-то пометки. В конце доклада спросил, не будет ли у Харитонова возражений доложить главнокомандующему ВМФ о том, что Геннадий Борисович рассказал, поскольку, по мнению Сергеева, главкому это знать будет интересно.
     В этом проявилась еще одна из главных черт Николая Дмитриевича, состоявшая в уважительном отношении к человеку, какую бы служебную ступеньку он ни занимал. К слову, Харитонов неоднократно был свидетелем того, как он разговаривал одним и тем же уважительным тоном, обращаясь исключительно на «вы» к маршалам, адмиралам, офицерам и простым рабочим на флотских объектах. Но адмирал флота Сергеев не допускал также и ни малейшего панибратства независимо от обстановки.
     НИКОЛАЙ ДМИТРИЕВИЧ был очень обязательным человеком буквально во всем. Если что-то обещал, то выполнял, не забывая никогда о данном им слове. Если по той или иной причине ему что-либо не удавалось сделать, то он обязательно информировал, давая этому мотивированное объяснение.
     - Чуткость и внимание к человеку были характерны для Николая Дмитриевича, – рассказывал контр-адмирал в отставке Харитонов. – Наша семья ощущала это постоянно. Когда я заболел тяжелой и почти неизлечимой болезнью, по его указанию попал под наблюдение к лучшим врачам Военно-морского флота. Он очень заботливо относился к своим подчиненным, понимая, что его помощники – надежные и трудолюбивые офицеры и им можно доверять во всем. Еще одним прекрасным качеством Николая Дмитриевича было бережное отношение к авторитету своих помощников-единомышленников. Поражали и исключительная порядочность, и честность Николая Дмитриевича.
     А о пунктуальности Сергеева знали все военные моряки, кто с ним когда-либо соприкасался по службе. При этом он органически не переносил опозданий, и для него по этому поводу никаких объективных причин не существовало вообще. За любые, даже малые опоздания Николай Дмитриевич безжалостно мог отчитать каждого, не считаясь со званиями. Он никогда не говорил, что встречаемся точно в таком-то часу, то есть слово «точно» он не применял, считая, что это само по себе должно быть именно так.
     Адмирала флота Николая Сергеева хорошо знали не только в наших Вооруженных Силах, но и далеко за пределами Отечества. Свободное владение темой беседы, повышенное внимание к трудностям и нерешенным вопросам, учет специфики той или иной страны позволяли ему быстро ориентироваться в самых сложных ситуациях. Он никогда не пользовался текстами, написанными для переговоров с иностранными партнерами, держа в памяти массу данных и цифр.
     - Я навсегда сохранил глубочайшее уважение к Николаю Дмитриевичу, – писал в своих воспоминаниях об адмирале флота Сергееве Геннадий Борисович Харитонов, – и расцениваю как подарок судьбы знакомство с ним.
     К сожалению, как при жизни, так и после этому уважаемому флотоводцу было посвящено непростительно мало строк, раскрывающих его способности и заслуги перед страной. Но теплые воспоминания о Николае Дмитриевиче Сергееве навсегда остались в сердцах и памяти тех, с кем адмиралу флота приходилось встречаться на долгом и тернистом служебном пути...


Назад

Полное или частичное воспроизведение материалов сервера без ссылки и упоминания имени автора запрещено и является нарушением российского и международного законодательства

Rambler TOP 100 Яndex