на главную страницу

30 Сентября 2009 года

Читальный зал «Красной звезды»

Среда

И.Б. Линдер, Н.Н. Абин
ПРЫЖОК САМУРАЯ САМУРАЯ

Рисунок Анны ТРУХАНОВОЙ.



     Главы из романа


     Берия громко, словно боясь, что Сталин не услышит, заявил:
     — Иосиф Виссарионович, только под вашим гениальным руководством нам удалось провести эту блестящую операцию!
     Тот поморщился и строго заметил:
     — Мы, коммунисты, должны быть скромны. В наших рядах нет ни первых, ни последних. Все мы — рядовые бойцы партии, и наши жизни принадлежат только революции.
     — Да, конечно! А на чекистов вы всегда можете положиться! Для них нет и не может быть большей чести, чем отдать жизнь за партию.
     — Жизнь, говоришь... А чего эта жизнь стоит на весах истории? — загадочно обронил Вождь и ушел в себя.
     Берия терпеливо ждал, но следующее заявление огорошило его.
     — Лаврентий, твои разведчики в Китае и Америке были настоящими патриотами и героями. Родина их не забудет и обязательно воздаст по заслугам.
     — Почему... были? Они живы и продолжают активно работать! Японцам удалось захватить всего несколько человек, но они молчат.
     — А Зорге? Подлец! На первом же допросе сознался, что работает на нас!
     — Но ему ничего неизвестно об этой операции, — промямлил Берия.
     — Лаврентий, ты меня не понял? — Сталин выразительно посмотрел на него и сухо сказал: — Запомни, семьи героев ни в чем и никогда не должны знать нужды, а предателей надо уничтожить! Если потребуется, тебе поможет Абакумов, у него хватка бульдожья.
     — Я сам прекрасно справлюсь, товарищ Сталин!
     — Вот это другое дело, а то я подумал, что ты уже утерял партийное чутье.
     — Я все понял, товарищ Сталин! — поспешил заверить Берия, почувствовав себя под немигающим взглядом хозяина, как кролик перед удавом. Страх когтистыми лапами сжал сердце.
     «На каком решении остановится сухорукий? — лихорадочно соображал он. — Выкосить только резидентуры? Главк? А может, и меня самого? Недаром вспомнил этого бульдога Абакумова...»
     Собравшись с духом, он заявил:
     — Товарищ Сталин, ни один предатель не уйдет от справедливого возмездия. Я сделаю все...
     — В общем, Лаврентий, разберись. Не только нашим врагам, но и нашим союзникам не должна поступить никакая ложная информация от перебежчиков и провокаторов! Еще не хватало, чтобы Рузвельт подумал, что мы виляли им, как собачьим хвостом!
     Через несколько часов за подписью наркома внутренних дел СССР Лаврентия Берии в адрес руководителей харбинской и нью-йоркской резидентур были направлены срочные радиограммы. В них предписывалось принять все меры по незамедлительному выводу в Центр следующих агентов: Сан, Гордон, Курьер, Доктор и Павлов, а также ряда других, обеспечивающих работу специальных агентов или задействованных специальными агентами в процессе выполнения поручения Центра.

     Глава18

     ...Перестрелка с подпольщиками у аптеки старого Чжао вызвала в городе переполох. В район стягивались полицейские силы. От здания, где размещалось ведомство Дулепова, одна за другой отъезжали машины, битком набитые вооруженными людьми. Здесь же, отрабатывая свой хлеб, крутились вездесущие репортеры, которых пытались отогнать, как назойливых мух, но это не приносило результатов. В воздухе стоял невообразимый гвалт. Зато обывателей-харбинцев, и так старавшихся обходить этот район стороной — у контрразведки запросто можно было попасть в какую-нибудь переделку, — как ветром сдуло. Опустела и стоянка такси перед торговым домом «Прохоров и К°». Несмотря на приближение обеденного времени, все ресторанные заведения поблизости были закрыты. Поторопились захлопнуть двери и владельцы маленьких лавок и магазинчиков. Прильнув к щелям в ставнях, они и жители близлежащих домов с тревогой наблюдали за происходящим. Сомневаться не приходилось, в контрразведку опять потащат арестованных, а попадаться под горячую руку никому не хотелось.
     У подъезда, скрипя тормозами, остановился изрешеченный пулями «форд». Разъяренные дулеповцы вытащили из него двух связанных подпольщиков и и пинками погнали в подъезд. Один из подпольщиков упал, его подхватили под руки и поволокли по ступеням. Затем подъехал грузовик, из кузова на мостовую сбросили тело, тут же налетели газетчики и принялись фотографировать. Охрана заработала прикладами, тело унесли. Вскоре появилась машина Дулепова. Подняв воротник, он стал подниматься на крыльцо.
     Когда он вошел в здание, навстречу ему метнулся дежурный с докладом:
     — Господин полковник, только что звонил господин Сасо и...
     — Да пошел он... — прорычал Дулепов и быстро зашагал к своему кабинету.
     Ясновский и Клещев тащились за ним. При захвате боевиков обоим крепко досталось, особенно Клещеву: левую щеку филера перечеркнул лилово-красный рубец, нос напоминал спелую сливу. Лицо и руки Ясновского покрывали царапины.
     Чуть позже к подъезду подъехал «опель», из которого вывалился едва живой Генрих Люшков. Выглядел он плачевно. Хромая на обе ноги, он тоже заковылял наверх, в кабинет Дулепова.
     В кабинете стоял ор. Ясновский и филер костерили друг друга на чем свет стоит. Дулепов молчал, но его молчание не предвещало ничего хорошего. Чтобы привести себя в чувство, он прибегнул к испытанному средству — достал из шкафа пузатую бутылку коньяка, трясущейся рукой налил до краев рюмку и одним махом выпил. По его лицу пошли бурые пятна, затем мосластый кулак взлетел в воздух и грохнулся на стол. Но даже это не остановило уже схватившихся за грудки подчиненных.
     — Заткнитесь, сволочи! — взорвался Дулепов, запустил в них тяжелое мраморное пресс-папье. Оно ударилось о стену и раскололось пополам. — Мудаки! Все просрали, все! С вами не краснопузых ловить, а баранов. Разгоню всех, к чертовой
     матери! Я вас...
     Дверь в кабинет приоткрылась, и в щель просунулась физиономия насмерть перепуганного дежурного. Заикаясь, он выдавил из себя:
     — Г-господин п-полковник...
     Что он хотел доложить, так и осталось неизвестно — Дулепов, замахнувшись, рявкнул: — Пшелвон!
     Дежурного сдуло как ветром, а через мгновение в кабинет ввалился Люшков
     — Ты?! Да я тебя, комиссарская морда ... —взревел Дулепов и осекся. На него смотрел холодный зрачок пистолетного ствола.
     — Ты мне за это заплатишь, мразь, — прохрипел Люшков, наступая на начальника белогвардейской контрразведки.
     В кабинете наступила тишина, Вадим Ясновский бочком попятился назад, забился в угол и теперь боялся пошелохнуться. Клещев, оказавшийся в «мертвой зоне», стерег каждое движение перебежчика. Но Люшкову не было дела до мелких сошек, шаг за шагом он надвигался на того, в ком видел своего главного врага.
     Все ожидали выстрела, однако Дулепова спасла случайность — споткнувшись о край ковра, Люшков потерял равновесие. Мгновенно пришедший в себя Клещев воспользовался этим. Он коршуном кинулся на перебежчика, повалил на пол и выбил пистолет из его рук. На помощь Клещеву пришел ротмистр, но Люшков не собирался сдаваться. Завязалась драка. По полу катался клубок тел.
     Дулепов метнулся к столу и затряс ящик, где лежало оружие. Ящик не открывался. Тогда он рванул посильнее, но это ни к чему не привело — только ручка оторвалась. Тогда Дулепов вспомнил, что пистолет лежит у него в кармане. Выхватив его, он передернул затвор и вскинул руку, пытаясь поймать на мушку Люшкова, но его остановил властный окрик:
     — Не стрелять!
     На пороге стоял полковник Сасо, из-за его спины выглядывал Ниумура. На лицах японцев читалась брезгливость — они и так были невысокого мнения о русских, но то, что творилось в кабинете, не говоря уже о том, что произошло у аптеки, переходило всякие границы.
     Драка прекратилась. Люшков, Ясновский и Клещев поднялись и разошлись по углам.
     «Принесла же нелегкая этих уродов...» — подумал Дулепов, испытывая острую неприязнь к своим хозяевам.
     — Что, господа, большую победу поделить не можете? — ехидно спросил Сасо. Насладившись молчанием, он продолжил: — Вы как большевики стали, каждое слово клещами надо вытаскивать.
     — Мне не о чем говорить с этой комиссарской сволочью, — буркнул Дулепов. — Проку от него, как от козла молока! Столько денег перевели — пил, жрал в свое удовольствие, и вон чем все кончилось!
     — Чья бы корова мычала, — прошипел Люшков. — Подставили меня по-глупому. Сначала сами бы определились, кого ловите. Белые, красные — да хоть зеленые, если Бог разума не дал — без разницы, в какие одежды рядиться!
     — Ты говори, да не заговаривайся, — взревел Дулепов, — а то сейчас...
     — Молчать! — оборвал Сасо. — Товарищ, простите, господин Люшков прав — мозгами надо шевелить, а не другим местом, особенно в разведке.
     — Да уж, как вы шевелили, я помню. В «Погребке» по-умному все обстряпали, — не удержался Дулепов.
     Сасо промолчал, ему не хотелось опускаться до уровня этих русских. Пытаясь говорить спокойно, он спросил:
     — Сколько взяли пленных? Что они говорят?
     Дулепов насупился.
     — Двоих, — буркнул он.
     — И все?!
     — Есть еще два трупа.
     — Не густо... Но... вы мастера развязывать большевикам языки. Пленных допросить. С пристрастием, — добавил Сасо после небольшой паузы.
     Дулепов, не глядя на Ясновского, приказал:
     — Ротмистр, зови Заричного!
     — Есть, господин полковник! — промямлил тот и выскочил в коридор.
     Клещев проводил его тоскливым взглядом. В присутствии японцев он не решался спросить у шефа, что же ему делать дальше. Он так и стоял в углу, переминаясь с ноги на ногу.
     — Пошел вон, — коротко бросил в его сторону Дулепов, и филер, впервые за сегодняшний день испытав облегчение, немедленно испарился. Вслед за ним вышел Люшков, одарив напоследок Дулепова ненавидящим взглядом.
     — Пойдемте, господа, — мрачно сказал Дулепов японцам. — Думаю, допрос с пристрастием предполагает наше участие.
     Он запихнул в карман пистолет, который так и держал в руках, вызвал в кабинет дежурного, попросил, чтобы тот навел порядок, и повел «гостей» в подвал.
     Мрачный коридор встретил их затхлым запахом. Конца его не было видно. Казалось, что коридор бесконечный. По обе стороны тянулись тяжелые, запертые на замок железные двери. В дверях были узкие прорези-оконца, через которые надзиратели могли присматривать за заключенными — мало ли что. Камеры никогда не пустовали: ведомство Дулепова работало без передыху.
     Привезенных недавно подпольщиков поместили в камеру у стола надзирателя. Она ничем не отличалась от других — такая же узкая и сырая. Где-то под потолком находилось затянутое решеткой крохотное оконце, через него в камеру проникал слабый свет.
     В царившем полумраке трудно было определить, живы ли арестованные. Взять их удалось только потому, что оба были ранены, да вдобавок ко всему парней здорово отдубасили полицейские.
     Дулепов подошел к одному из них и коснулся его носком сапога. Подпольщик зашевелился и открыл глаза. Дулепов поразился его молодости — лет двадцать. Не больше, родился после революции, судя по всему, вырос здесь, в Харбине. И какого рожна он вляпался в это дело?
     Из коридора раздалось гулкое эхо шагов, и в камеру в сопровождении ротмистра вошел хорунжий Заричный, негласно имевший кличку Живодер. Его побаивались даже подчиненные Дулепова. Внешность Заричного была под стать кличке — низкий лоб, широкие скулы, маленькие глаза, кривой рот (на одной губе остался шрам от удара красногвардейской сабли), утонувшая в плечах шея, короткое квадратное тело и длиннющие, свисающие почти до колен руки с ладонями-лопатами — как поговаривали, Заричный играючи мог разогнуть подкову.
     Хорунжий остановился рядом с Сасо, и тот невольно отодвинулся. Находиться рядом с таким человеком ему было неприятно.
     Дулепов мотнул головой в сторону распростертых на полу тел и распорядился:
     — Займись, Никола. Надо развязать языки!
     — Та куды они денутся, — хмыкнул тот, и его обезьяноподобная физиономия пошла трещинами.
     — Только не переборщи, они нам живыми нужны! — предупредил Дулепов и кивнул надзирателю: — Принеси табуретки!
     Хорунжий склонился над пленными и покачал головой:
     — Эти долго не выдержат. Вон у рыжего дырка в башке!
     — А ты поторопись, — встрял Сасо.
     — Та вы не переживайте так. Красные, они живучи как кошки.
     Заричный схватил ведро с водой, стоявшее в углу камеры, и вылил на арестованных. По полу растеклись бурые ручьи, один из парней, тот, что помоложе, застонал.
     — Вот с этого хлопчика и начнем. А ну, вставай. — Ударом сапога хорунжий заставил парня сесть.
     Дулепов вздрогнул — так на него никто не смотрел со времен Гражданской войны. «Как же они ненавидят нас...» — подумал полковник, а вслух произнес:
     — У... звереныш... — На большее его не хватило.
     — Жить хочешь? — спросил парня Сасо, но так и не услышал ответа.
     — Не старайтесь, господин Сасо. Эти выродки понимают, только когда с них шкуру сдирают, да и то не все. Да вы садитесь, садитесь, господа, — кивнул он в сторону табуреток. — Спектакль только начинается. Действие первое, начинай Никола.
     Хорунжий проверил, туго ли завязана веревка на руках подпольщика, легко приподнял его и вздернул на торчавший из стены металлический крюк. После этого не торопясь достал из ящика примус, разжег огонь и подсунул под босые ноги. Парень закричал, наверху, в комнате дежурного, поспешно закрыли дверь, чтобы не слышать дальнейшего.
     Пытки продолжались до глубокой ночи, но добиться ничего не удалось, парни молчали даже тогда, когда ледяная вода из ведра приводила их в чувство. Первыми ушли японцы. Привычные к картине пыток, они все же устали от однообразия обещанного Дулеповым спектакля. Не выдержал и Дулепов. В какой-то момент он поймал себя на мысли, что... сочувствует подпольщикам, восхищается стойкостью врага. Мысль была явно вредной, поэтому, отдав приказание хорунжему продолжать, он тоже покинул подвал. За ним потянулся Ясновский.
     В душе Дулепов надеялся, что Сасо и вечно следовавший за ним тенью Ниумура уехали, но, как выяснилось, они поджидали его в кабинете.
     — Мы не будем торопиться, Азалий Алексеевич, — усмехнулся Сасо, попивая дулеповский коньяк, который в короткое отсутствие хозяина самовольно вытащил из шкафа. — Мы подождем, вдруг что-то все же прояснится.
     Нюх у полковника был отменный. Буквально сразу после его слов в кабинет ворвался Клещев, сопровождаемый Соколовым.
     — Ну, что там еще стряслось, Модест? — болезненно поморщившись, спросил Дулепов.
     — Азалий Алексеевич, еще не все потеряно! Мы...
     — Не все? Что? Где? — встрепенулся Дулепов.
     — Вы были правы, он засветился!
     — Кто — он? Кто?
     — Долговязый! Это он стрелял в Люшкова! Удалось установить его личность: Павел Ольшевский, работает в фармацевтической компании, — выпалил Клещев.
     — Я так и думал! — ахнул Дулепов. — Но почему же ты не пронюхал это вчера? Почему, твою мать!
     — Э... Позвольте уточнить, — прозвучал настороженный голос Сасо. — Вы так и думали? Как это понимать? Разве ваша работа не заключается в том, чтобы немедленно проверять все возникающие подозрения? Выходит, сегодняшнего инцидента могло бы и не быть?
     — Не цепляйтесь к словам, полковник! А то я вам тоже кое-что припомню. Где эта сволочь, где?! — закричал Дулепов, обращаясь уже к Клещеву.
     — Ищем! — коротко ответил тот.
     — У-у-у, — на одной ноте завыл Дулепов и, оттолкнув Клещева, плюхнулся в кресло.
     — Какие у вас есть зацепки на этого... Ольшевского? — спросил Сасо Клещева.
     Тот торопливо принялся докладывать:
     — Живет один, давно уже снимает квартиру в Старом городе. В компании работает больше пяти лет, близких связей с сослуживцами не поддерживает. Из дворян, в двадцатом вместе с отцом бежал от красных.
     — Из дворян? — встрепенулся Дулепов. — А что говорят его начальник и секретарша, если есть?
     — От начальника толку никакого, с перепугу забыл свое собственное имя...
     — А вот секретарша кое-что интересное рассказала, — подал голос Соколов. — Прорезался еще один японец. Он...
     — Какой еще, на хрен, японец?! Никифор, не морочь мне голову, говори яснее!
     — Короче, позавчера в контору заявился японец и...
     — Господа, господа, это был мой человек, он прорабатывал связи Гнома, — перебил Сасо.
     — Ну, работнички! Сами себя за хвост ловим! — возмутился Дулепов.
     — Азалий Алексеевич, только давайте не будем друг друга накручивать! Никто из этого тайны не делал, шла обычная проверка.
     — Да? И что же ваша проверка показала?
     — Это уже не имеет значения, — сказал Ниумура, до этого молчавший. — Интересующий нас и вас, — кивнул он в сторону Дулепова, — объект в конторе больше не появлялся.
     — И не появится! Вот она, ваша проверка! — взревел старый жандарм. — Ладно, оставим, чего уж теперь, — неожиданно сбавил он тон. — В квартире хоть что-нибудь нашли, Модест?
     — Этим занимался Никифор, — ответил тот.
     Соколов торопливо принялся докладывать:
     — Обыск провели по полной форме, вывернули все наизнанку, но ничего стоящего не нашли. Собака, как чувствовал, что мы придем, все следы замел, но кое-что найти удалось. В кармане пиджака завалялась вот эта записка.
     Соколов вытащил из пакета и положил на стол смятый бумажный клочок. Дулепов и подошедшие японцы склонились над ним. От времени чернила на нем выцвели, отдельные буквы вытерлись на изгибах, часть текста вообще отсутствовала. Это был отрывок из какой-то записки, но и из того, что сохранилось, трудно было понять, о чем, собственно, шла речь.
     — Ни черта не разберешь! — проворчал Дулепов.
     — Азалий Алексеевич, в записке есть одна интересная деталь, — подал голос Клещев.
     — И какая?
     — Здесь говорится о каком-то аптекаре.
     — Вот где у меня уже эти аптекари... — Дулепов выразительно постучал по шее, вытащил из-под груды бумаг лупу и склонился над листком. Филер не ошибся, в короткой, состоящей из десятка слов фразе под увеличительным стеклом проступило: «...жду у аптекаря...» Дальше текст прерывался, а заканчивался он так: «...для нашего японского друга...»
     «Почерк размашистый и угловатый, вне всякого сомнения, писал мужчина», — сделал первый вывод Дулепов и оживился. Чутье подсказывало ему, что это совсем другая аптека, не та, что посещал Люшков. Теракт не оговаривают в записках, тем более что записка пролежала в кармане довольно долго. Но кто этот «японский друг»? Он невольно покосился на Сасо. «Японский друг, японский друг... — заработала мысль. — А что если это Гном, на связь с которым, как установлено, выходил Ольшевский? Скорее всего, он и есть. Но Гном — всего лишь звено, он передает информацию, а информация должна поступить к резиденту... Стоп! Значит, выход на резидента потерян. Тот уже наверняка узнал о том, что японцы наведывались в контору, и всей своей сучьей сети дал команду залечь на дно. Но остается этот неведомый аптекарь. И через него еще есть шанс выйти на советскую резидентуру...»
     Теперь все решало время. Отшвырнув лупу в сторону, Дулепов потребовал:
     — Модест, всех своих топтунов сюда! Переверни этот вонючий Харбин, но достань мне аптекаря!
     — Есть! — щелкнул каблуками филер.
     — Мы тоже немедленно подключим свои бригады! — сказал Сасо.
     — А что с квартирой Ольшевского? — спросил Соколов.
     — Взять под наблюдение. Вдруг кто придет. Уделяйте особое внимание тем, кто имеет отношение к медицине.
     — А если он сам заявится?
     — Он что, сумасшедший? — отмахнулся Дулепов.
     — И все-таки такую возможность нельзя исключать! — возразил Сасо, очевидно решивший показать, кто тут главный. — Господин Клещев, господин Соколов, ваша задача проследить и выявить все связи этого Ольшевского, вы меня поняли?
     — Так точно, господин полковник! Все исполним в лучшем виде, — заверили те.
     — Раз поняли, то нечего здесь торчать! Ноги в руки и вперед! — рыкнул Дулепов.
     Спустя несколько минут Клещев уже раздавал задания собравшимся внизу филерам. А наверху в кабинете разгорелся спор, стоит ли продолжать допрос арестованных подпольщиков.
     — Пустая трата времени! Я эту сволочную породу хорошо знаю, скорее удавятся, чем скажут! — доказывал Дулепов.
     Его поддержал Ясновский:
     — Даже если и разговорятся, нам это ничего не даст. Те, кто был с ними связан, теперь вне досягаемости. Пока, по крайней мере.
     Но японцы никак не могли расстаться с мыслью, что выбить из парней ничего не удастся.
     — Дополнительная информация лишней не будет, — бубнил Сасо.
     — Какая, к черту, информация? — кипятился Дулепов. — Сейчас все силы надо бросить на то, чтобы отыскать аптекаря, только через него мы выйдем на это гнездо! А эти сопляки могут и не знать подробностей.
     — Азалий Алексеевич, — раздался вкрадчивый голос ротмистра. — По-моему, самое время активизировать Смирнова... Ну, через Тихого...
     Дулепов застыл. Как же он мог забыть! Агент, который давно уже сидит у них на крючке!
     — Все верно, Вадим!
     — А мы, в свою очередь, накрутим Гнома! — сказал Ниумура.
     — А что, собственно, Гном? — слабо возразил Сасо. — Гном свое отработал. Хотя и резидент, и не знает, что мы его раскрыли, он, скорее всего, законсервирует его, обрубит все концы!
     — Не знаю, не знаю, — не согласился с ними Ниумура. — На мой взгляд, массированный натиск с нашей стороны заставит их раскрыться.
     — Может быть, вы и правы, — поднял руки Сасо. — К тому же я готов согласиться, что аптекарь, видимо, занимает ключевое положение в резидентуре. Действительно, в аптеку кто только не заходит. Вот вам и идеальная «крыша» для обмена информацией. Сколько в Харбине аптек?
     — Много, — сказал Дулепов. — Но это может быть кличка, и аптекарь на поверку окажется сапожником.
     — Все может быть, — обнажил кривоватые зубы в улыбке Сасо. — Но на то ваша контора и существует, чтобы...
     — Отличить кесаря от косаря. А еще лучше замести обоих, — мрачно пошутил Дулепов.
     — Вот вы сами и определили задачу, Азалий Алексеевич. Берите в разработку аптекаря и этого вашего Смирнова, — подвел итог Сасо и щедро пообещал: — А деньгами мы вас не обидим, не сомневайтесь.
     Едва за японцами захлопнулась дверь, Дулепов распорядился:
     — Ты все слышал, Вадим? Давай дуй на явку с Тихим.
     — Я слышал, но... — ротмистр замялся, — боюсь, как бы после такой пальбы Тихий не ушел в отказ.
     — Денег просишь? — догадался Дулепов и полез в сейф. — На, бери, — швырнул он на стол толстую пачку. — Мерзавцы! Сволочи! Все продали, все! Веру! Царя! Отечество!
     — Азалий Алексеевич, — прервал его Ясновский, — а какую ему вести линию со Смирновым?
     — Да самую простую, — пришел в себя старик. — Пусть расскажет все как было. И про этих двух ублюдков в подвале не забудет.
     — А что про них говорить, если они молчат?
     — В том-то и весь фокус.
     — Не понял?!
     — Сейчас поймешь. Намекни — раз они не говорят здесь, у нас, ночью отправим их к Сасо. Время укажи. Ну, скажем, часа в два. Думаю, для масштабной бойни у них не хватит сил.
     — Это ты так думаешь, а для большевиков отдать жизнь за своего — святое дело. Вот пусть и отдают.
     — Хорошо, как прикажете, — не стал возражать Ясновский и направился к выходу.
     Уже на пороге Дулепов окликнул его:
     — И вот что еще, Вадим, это очень важно. Пусть твой Тихий в разговоре со Смирновым скажет, что мы ищем аптекаря.
     — Аптекаря?! Но это же...
     — Делай, что говорю! — не стал вдаваться в разъяснения Дулепов.
     — Есть! — козырнул ротмистр и озадаченный вышел в приемную.
     Дулепов придумал это в самый последний момент. Все складывалось. Получив от Тихого тревожную информацию, Смирнов, надо полагать, сразу же бросится искать резидента. Или аптекаря? Один черт! Филерам Клещева останется проследить и доложить. И тогда он, Дулепов, снова окажется на коне, иначе японцы дадут ему под зад ногой. Они могут... Не посмотрят, что только в Харбине он оттрубил уже двадцать лет.
     Только в Харбине... Дулепов раздраженно заходил по кабинету. Вот именно... Здесь никто не вспомнит о его безупречной службе в царской России. Боролся с большевистской заразой как мог... Выслеживал, сажал, пытался даже понять. И что толку? России, его России больше нет, как нет и надежды на то, что она возродится. Кто бы ему, русаку до мозга костей, потомственному дворянину, сказал ранее, что остаток жизни придется провести среди этих узкоглазых. У них свои интересы. Вон как зашевелились, когда война началась...
     Внезапно он вспомнил мальчишку-подпольщика в подвале. Как смотрел, волчонок... Заглянуть бы ему в душу, понять, за что бьется, дурень... За Родину? За какую Родину? За ту, откуда бежал его отец? Или за другую, новую Родину, которая сейчас истекает кровью, сражаясь с врагом?
     «Перестань, Азалий, ты думаешь как большевик! — одернул он самого себя. — Большевизм — это зло, с которым надо бороться. Ты, русский полковник, не можешь этого не понимать. Господин Ленин — немецкий шпион, ему заплатили хорошие деньги, чтобы он устроил все это... Но ты... Ты разве лучше? Ленину и его своре платили немцы, а тебе платят японцы — вот и вся разница. Ты — холуй, полковник без армии, а о своем дворянстве лучше не заикайся... Дворянин — это человек чести, а ты свою честь давно продал».
     Такие мысли не первый раз приходили ему в голову, когда он оставался наедине с самим собой. Но они ни к чему не приводили, только рвали сердце, которое с каждым днем болело все сильней. Он уже давно решил для себя — все будет продолжаться по-прежнему. Империя погибла — и он до конца своих дней будет бороться с ее разрушителями. Рано или поздно это даст свои результаты. Ничего, он подождет.
     ...Грохот двери вернул его к действительности. Ромистр и Клешев вернулись одновременно. Одного взгляда на их возбужденные лица было достаточно.
     — Клюнули?
     — Не то слово! — радостно возвестил Ясновский.
     — Что ж, отлично! А теперь давайте по порядку!
     Как выяснилось, события развивались стремительно. Тихий сработал как надо и, не откладывая, связался со Смирновым. Сразу после его ухода Смирнов отправился в город. Филеры следовали за ним по пятам. На что Смирнов надеялся, непонятно — даже не обернулся ни разу, чтобы проверить, есть ли слежка. Он прошел несколько точек, все они засвечены. Первая из них находилась в квартале, где жили рабочие табачной фабрики. Там Смирнов долго не задержался и сразу же направился в район речного порта. Здесь филерам пришлось попотеть — в узких улочках за Смирновым уследить было трудно, но они все-таки справились: установили не только дом, но и квартиру, где жил связник. В общей сложности удалось установить семь адресов. Сеть русской разведки была как на ладони.
     Дулепов не стал медлить и позвонил Сасо. Тот примчался не один, а в сопровождении Ниумуры и Такеоки. Японцы верили с трудом: за каких-то несколько часов удалось сделать то, чего они добивались годами!
     Дулепов сел на любимого конька. Раскатав на столе лист ватмана, он стал чертить кружки и стрелки, проставляя адреса, имена и фамилии. Но Сасо не спешил начинать аресты. Загадочный аптекарь так и не появился. Не был установлен и резидент. Обнадеживало, что по просьбе Клешева Соколов продолжил наблюдение за Смирновым.
     Пришлось дожидаться... Соколов объявился через два часа. Он доложил, что объект, завершив обход, возвратился домой. Дома он не задержался — переоделся и снова вышел в город. И вот тут начиналось самое интересное: он пошел в аптеку!
     — Адрес! — вскричал Дулепов.
     Соколов интригующе улыбнулся и продиктовал два адреса. Сначала Смирнов зашел в китайскую аптеку, а потом, сделав крюк, в аптеку некоего Свидерского. И там, и там он сделал покупки. В китайской аптеке приобрел мазь от радикулита на змеином яде, а в русской какие-то порошки, предварительно предъявив рецепт. Примечательно, что рядом с его домом тоже находилась аптека, но он в нее не пошел. Все сходилось — они нашли, кого искали, но все же информацию надо было проверить.
     Проверка не заняла много времени. Подключившийся Клешев установил, что Свидерский часто заказывал препараты той компании, где работал Павел Ольшевский, с последним он сотрудничал лично.
     Арест Свидерского пока решили отложить, хотелось раскрыть как можно больше связей. Вечером того же дня Смирнов снова появился в аптеке. На этот раз он пришел не один, с ним были еще двое. Вскоре поблизости появилась машина, судя по всему, с охраной. Еще трое маячили на заднем дворе. Это указывало, что в доме Свидерского проходит «большой сбор», на котором присутствует сам резидент.
     Полковник Сасо решил, что время нанести сокрушительный удар по резидентуре наконец пришло. По его команде все пришло в движение. К аптеке направились группы захвата.
     
* * *

     В этот поздний час жизнь в Харбине замерла. Ночную тишину лишь изредка нарушали шум машин и отрывистые команды военных патрулей, но к ним уже все привыкли. Из-за плотно закрытых ставен в доме Свидерских не пробивался ни один луч. Казалось, что в доме все вымерло, но это кажущееся спокойствие было обманчиво.
     В кабинете на втором этаже слушали Смирнова. Дервиш сидел за столом, Павел и Дмитрий устроились на диване. Сам Свидерский присоединился к ним позже, когда проверил охрану у черного входа. Лица у всех были сосредоточены. Сообщение о розыске контрразведкой некоего аптекаря не стало неожиданностью. Рано или поздно, особенно в свете последних событий, явка должна была попасть под ее прицел. Это могло случиться в любой момент, но теперь медлить было нельзя, пришло время действовать.
     Голос Дервиша звучал твердо и уверенно:
     — Товарищи, контрразведка села нам на пятки, но паниковать нельзя! Дулепов только и ждет, что мы сорвемся и начнем совершать ошибки. Сейчас от каждого требуется выдержка и хладнокровие.
     — А никто и не паникует! Как-нибудь выкрутимся! — уверенно заявил Смирнов.
     — Не первый раз, — подержал его Ольшевский.
     — И все-таки опасность велика! — продолжил Дервиш. — Глеб, тебе с Аннушкой надо немедленно уходить!
     Свидерский горестно закивал.
     — Вместе с вами пойдет Павел.
     — Может, мне лучше остаться в Харбине? У меня есть где отсидеться, — возразил тот.
     — Нет! — отрезал Дервиш. — Сейчас не время для споров. Уходишь вместе с ними. За вывод из города отвечаешь ты, Сергей.
     — Можете не волноваться, сделаю как надо, — заверил тот.
     — Все, этот вопрос решили, пошли дальше. Сегодня ночью наших товарищей будут перевозить из...
     Но Дервишу не удалось закончить фразу. Во дворе раздался громкий хлопок, за ним еще несколько. Плотные ставни гасили звуки, но было понятно — это выстрелы. Доносились они также и с черного хода. Сухую пистолетную трескотню время от времени перекрывали раскатистые ружейные залпы. В дверь барабанили приклады.
     В кабинет вбежала Аннушка.
     — Папа, жандармы! — крикнул она и метнулась к отцу.
     — Павел, прорывайся с доктором через дворы! За Анну головой отвечаешь! — распорядился Дервиш и вслед за Дмитрием выскочил за дверь с пистолетом наизготовку. Они открыли огонь.
     — Аня, быстро за ними, — подтолкнул дочку Свидерский.
     — Папа, я боюсь!
     — Не бойся, дуреха, прикроют!
     Бой уже шел на лестнице, мужчины отстреливались, Аннушка жалась к Дмитрию.
     — Уходите! Уходите! — кричал им Дервиш.
     Его слова тонули в оглушительном грохоте. Едкий дым разъедал глаза. Отлетевшая от перил щепка царапнула девушку по щеке. Внизу, в холле, разорвалась граната.
     — Аня, бегите! — Дмитрий старался отвлечь огонь на себя.
     — Все к черному ходу! — скомандовал Дериш, не прекращая отстреливаться.
     Но и с этой стороны отход оказался отрезанным. После недолгого замешательства Павел предложил:
     — А если по крыше?!
     — Давай! — поддержал резидент.


Назад

Полное или частичное воспроизведение материалов сервера без ссылки и упоминания имени автора запрещено и является нарушением российского и международного законодательства

Rambler TOP 100 Яndex