УСПЕШНОЕ проведение советскими войсками Выборгско-Петрозаводской наступательной операции вынудило финнов выйти из войны. К осени 1944 года войска Карельского фронта имели передним краем довоенную границу с Финляндией. Исключение составил Крайний Север, где гитлеровцы продолжали занимать часть советской и финской территорий. Германия стремилась удержать за собой этот заполярный район, ставший важным источником стратегического сырья – меди, никеля, молибдена и имеющий незамерзающие порты, в которых базировались силы германского флота. Поэтому в районе лапландского «гранитного вала» – труднопроходимой горно-лесистой местности с множеством скал, рек, озер и болот – гитлеровцы за три года создали сильную оборону, состоявшую из трех полос глубиной до 150 километров. На фронте длиной около 100 километров они установили надолбы и противотанковые рвы, проволочные заграждения и густую сеть минных полей. Инженерные заграждения противника перехватывали все горные перевалы, лощины и дороги, а господствовавшие над местностью высоты представляли собой настоящие горные крепости.
     По решению командующего 14-й армией генерал-лейтенанта Владимира Щербакова для прорыва вражеской обороны главные силы армии были сосредоточены южнее озера Чапр. Здесь разместились войска 131-го и 99-го стрелковых корпусов. На правом фланге армии вспомогательный удар наносили специально созданная оперативная группа и две бригады морской пехоты. На левом фланге 126-му легкому стрелковому корпусу предстояло двигаться по бездорожью в тундре в обход обороны противника с целью перерезать дорогу Пильгуярви – Луостари. Второй эшелон 14-й армии составляли 31-й и 127-й легкий стрелковые корпуса.
     Командующий Северным флотом адмирал Арсений Головко так писал о тех днях: «Мы готовимся к боевым действиям по обоим вариантам: к разгрому лапландской группировки при всех ее попытках удержать позиции в Заполярье и к разгрому ее при всех попытках эвакуироваться морем. В любом случае будем бить... Ибо такого наступления, какое мы готовим, гитлеровцы не ожидают. Это должна быть одна из крупных наступательных операций, запланированных Ставкой Верховного Главнокомандования».
     Личному составу армии выдали зимнее обмундирование, каждая стрелковая дивизия получила до полутора тысяч белых маскировочных халатов. Надлежащим образом был оборудован исходный район для наступления. При проведении инженерных работ в скалистом грунте бойцы часто действовали не лопатой, а ломом и киркой. Чтобы скрыть от противника подготовку к наступлению, все работы вели по ночам. При этом тщательно изучали особенности оборонительных линий врага, намечали способы их прорыва. Так, было установлено, что противотанковая оборона немцев почти на всем ее протяжении построена с учетом поражения легких и средних танков, поэтому командование Карельского флота склонилось к тому, чтобы применить в наступлении тяжелые танки КВ. Ставка это решение одобрила, и фронт получил полк именно тяжелых танков. А для преодоления водных преград, особенно многочисленных фьордов, тянущихся от побережья Баренцева моря, фронту выделили два батальона плавающих автомобилей.
     ХОД самой операции можно разделить на три фазы: первая – прорыв немецких оборонительных позиций, затем преследование отступающих немцев до Киркенеса и, наконец, сражение за сам Киркенес. Во время наступления советские войска применили несколько десантов морской пехоты и армейских подразделений.
     В процессе заключительного этапа операции 181-й особый разведывательный отряд Северного флота под командованием лейтенанта Виктора Леонова захватил немецкий порт в районе Лиинахамари, который прикрывали мысы Крестовый и Романов. В гранитной основе Крестового гитлеровцы оборудовали различного рода укрепления, блиндажи, огневые точки, бункеры и окопы. На мысе Романов, кстати, до сих пор сохранились бетонные бункеры, где некогда немцы располагали торпедные аппараты. Из бункеров хорошо просматривался вход в бухту, что позволяло торпедировать любой корабль или подводную лодку.
     Итак, 12 октября 1944 года морской десант под командованием Леонова атаковал две немецкие батареи на Крестовом и после скоротечного боя захватил их, обеспечив тем самым высадку сил основного десанта.
     В результате Петсамо-Киркенесской операции в Заполярье советские войска продвинулись на запад до 150 километров, освободили Петсамо и северные районы Норвегии, положив начало избавлению соседней страны от немецко-фашистской оккупации. Только убитыми гитлеровцы потеряли порядка тридцати тысяч человек. Северный флот потопил 156 вражеских кораблей и судов. Авиация уничтожила 125 самолетов противника. За отличие в боях 51 соединение и воинская часть получили почетные наименования «Печенгские» и «Киркенесские», а 70 были награждены орденами. Тридцать воинов Карельского фронта и двадцать шесть моряков Северного флота были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.
     Во время службы в Кольском Заполярье я не единожды вместе с подразделениями 61-й отдельной Киркенесской Краснознаменной бригады морской пехоты СФ бывал на легендарном хребте Муста-Тунтури (в переводе с финского – «Черная тундра»), который тянется на четыре километра с запада на восток по берегу материка и обрывается скалами в Баренцево море. В крайней восточной части хребта находится единственный перевал, через который проходит дорога на полуострова Средний и Рыбачий. И всякий раз я не переставал удивляться мужеству и героизму, стойкости и упорству наших воинов, державших здесь в суровых климатических условиях оборону, а затем уже в ходе наступления штурмовавших эти неприступные глыбы. Ведь Муста-Тунтури – это гранитные горы с крутыми уступами, поднимающимися у губы Волоковой до высоты 262 метра от уровня моря и понижающимися затем до высоты 93 метра. Это был самый северный участок фронта Второй мировой войны.
     Так получилось, что в 1940 году советско-финскую госграницу передвинули, и она прошла в восьми километрах западнее хребта. А все дислоцированные на Среднем и Рыбачем воинские части и подразделения Красной Армии готовили к отражению вражеских десантов с моря. Никто и не предполагал тогда, что горные егеря пойдут в наступление с суши, со стороны государственной границы. Поэтому даже находившийся на самом перешейке батальон 135-го стрелкового полка с началом войны перебросили в Пумманки – бывшее финское поселение на Рыбачем...
     ТРУДНЫЕ тропы ведут на заполярную высоту 314,9. Крутизна градусов под 40. Сопка с протяженным трехкилометровым хребтом господствует над огромным районом вблизи автодороги Мурманск – Печенга и хорошо видна из долины Славы.
     Сотни раз по этим тропам поднимался председатель Совета ветеранов войны, труда, Вооруженных Сил и правоохранительных органов Кольского Заполярья восьмидесятидвухлетний Лев Журин – почетный гражданин города-героя Мурманска и кавалер ордена Почета. Останки почти 800 наших бойцов собраны и захоронены в одной братской могиле, над которой установлен восьмиметровый шпиль. Когда убрали завалы костей и взорвали ржавевшие с войны мины и снаряды, Журин водил сюда школьников, молодых солдат, туристов из разных республик Союза. Иногда приезжали родные и близкие тех, кто погиб в суровом Заполярье, ведь имена десятков бойцов удалось установить. И никого он не обвинял, что оставили погибших, не похоронив, не отдав воинские почести. На личном опыте знает, что такое война...
     В 1944-м, когда Льву Журину исполнилось семнадцать лет, его призвали в армию вслед за отцом, поставленным в строй еще в 1942-м. Немцы откатывались на запад, однако на востоке еще предстояла война с японцами. Зачисленный в роту автоматчиков юноша попал на Сахалин, где в августе 1945-го участвовал в жестоких боях.
     Спустя некоторое время возвратился на Мурман. Отправился как-то Лев Васильевич с рыболовами на дальние озера. Забрались в зону, которую тогда, в далеком 1959 году, считали приграничной, закрытой. Но охраняли ее, по сути, лишь таблички с надписью: «Опасно, мины!» Это ныне до мест былых боев машина домчит за час, а тогда по старой Печенгской дороге приходилось тащиться часа четыре. Охочих было мало, и потому в лесу – безлюдно.
     Приятели расставили удочки, а сам Журин решил осмотреть местность. Уж очень она была похожа на сахалинскую – такие же сопки, болота, озера. Однако увиденное потрясло: среди камней белели черепа! Двигаться пришлось осторожно, чтобы не наступить в траве на человеческие кости.
     В Мурманске об «открытии» сообщил работникам военкомата. Его сдержанно выслушали и показали амбарные книги, в которых аккуратно было записано, кто и где из погибших бойцов похоронен.
     - Мы своих давно убрали, – сказали ему.
     - А кто же тогда в сопках лежит?! – возмутился Журин.
     - Наверное, немцы...
     - В ботинках и красноармейских касках?..
     Обратился к городским властям. Затем – к областным. Останки погибших не числились ни за каким ведомством! Журин обратился в Москву. Но письма пересылали в те же мурманские властные кабинеты, где их аккуратно регистрировали и подшивали. Когда же писем набралось много, взялись за автора. Напомнили, что у нас «никто не забыт!» И предложили подумать, что «скажут» за границей, если займемся похоронами через десятки лет после войны...
     С узким кругом друзей – почти скрытно – стал ходить Журин по сопкам. Когда обследовали высоту с отметкой 258, оказавшуюся самой кровавой, не выдержал: собрал общественную комиссию, пригласил журналистов и отвез их на место. Все были поражены: останки свыше тысячи наших бойцов с войны лежали под открытым небом!
     За полвека с той поры, как Лев Васильевич начал заниматься поисковой работой, в Мурманской области собраны и захоронены останки порядка 14 тысяч советских бойцов. Каждое лето трудятся в Заполярье поисковые отряды. Нет уже в лесах тех россыпей черепов: за сезон удается отыскать останки всего лишь сотен двух человек. Но Лев Васильевич считает, что работы еще хватит. Ведь осталось самое трудное: найти останки бойцов, проросшие торфом, кустарником, захороненные наспех под камнями сразу же после боев...
     КАКИХ только гостей не привечала в последние годы кольская земля: были здесь и зарубежные туристы, приезжавшие посмотреть на заповедный край России, и бизнесмены, плененные богатством полуострова, и седовласые ветераны союзных конвоев.
     Но однажды Заполярье посетила очень необычная делегация: в Мурманск прилетели австрийские ветераны Второй мировой войны. Шестьдесят восемь лет назад они, восемнадцатилетние юнцы, ступили на нашу землю в составе 19-го горнострелкового корпуса «Эдельвейс» 20-й лапландской армии вермахта.
     Прилетали они по приглашению комитета Союза ветеранов войны Мурманской области, чтобы захоронить останки одного из своих собратьев, обнаруженные в сопках группой поисковика Максима Найденова.
     Горные егеря, герои Крита и Нарвика, любимцы фюрера и ударная сила генералов Эдуарда Дитла и Лотара Рендулига, многие десятилетия напоминали умиротворенных жизнью старичков, которым под стать лишь возиться с внуками и копошиться в палисаднике.
     В годы войны в Заполярье действовали три горнострелковые дивизии и полк СС 19-го горнострелкового корпуса «Эдельвейс». Общее число горных егерей, воевавших на полуострове, назвать сложно. Известно лишь, что под ударами советских войск и из-за суровости климата альпийские стрелки несли огромные потери. Одно только кладбище «эдельвейсов» в районе Петсамо (ныне Печенга) насчитывало около двенадцати тысяч крестов. А сколько их осталось просто лежать в сопках?
     - Кстати, не очень-то и много, – сказал мне тогда Найденов. – Австрийцы и немцы в отличие от нас к захоронению своих погибших относились весьма ревностно. Мы с Львом Васильевичем Журиным как-то анализировали нашу работу, «подбивали» цифры, и оказалось, что останков противника мы нашли и захоронили не более сотни – это против десяти тысяч останков советских воинов.
     ...На мурманском городском кладбище установили мраморный обелиск с готическим шрифтом: «Здесь покоятся останки солдат и офицеров вермахта, погибших на фронте у Полярного моря». Останки двадцати семи горных егерей. Двадцать восьмого предстояло воссоединить с собратьями по оружию и наконец-то предоставить ему вечный покой в чужой для него мурманской земле.
     Поисковики по медальону определили, что это останки сапера из 3-й роты 82-го батальона 137-го горнострелкового полка 2-й горнострелковой дивизии. Найденов эти данные отправил в Вену. И уже при захоронении сообщили имя и фамилию сапера – Симон Шварценбахер.
     Австрийский священник прочел молитву. Из мини-магнитофона зазвучали альпийские мотивы. И под их звуки ветераны – горные егеря опустили гроб с останками в свежевырытую могилу.
     ПОСЛЕ того как австрийцы возложили к памятнику венок с надписью на ленте: «Товарищам с родины вечная наша память», все поехали в Мурманск, где состоялась встреча ветеранов вермахта с нашими ветеранами и где мне удалось взять интервью у руководителя австрийской делегации Хельмута Керна. Он стал известным на родине архитектором. В Заполярье провоевал три года.
     - Для нас, австрийцев, – сказал мне Керн, – очень тяжело осознавать, что мы не за тех воевали, не на праведной стороне.
     Хельмут Керн рассказал, что у него девять внуков, они очень любознательны и хотели знать, как все происходило в России. Ветеран говорил им, что там было очень холодно и тяжело. Русский солдат – очень храбрый и твердый боец. Среди «эдельвейсов» было много погибших и раненых. Но горные егеря, конечно, тоже стреляли... «Нужно сделать все, – учил внуков Керн, – чтобы войны никогда больше не было».
     Что ж, с Хельмутом Керном трудно было не согласиться...
     В это время к нам подошел один из бывших горных егерей и, показав на руке большой безобразный шрам, произнес:
     - Это память о вашей реке Западной Лице... Война – это страдание и горе. Жизнь – бесценна!
     Подумалось: неужели необходимо пройти через кровь и смерть, чтобы постичь, казалось бы, прописные истины?