Кризис? Какой кризис?
     В 1982 году Валлерстайн совместно с тремя коллегами издали книгу под названием «Динамика глобального кризиса». Первоначально она называлась «Кризис? Какой кризис?» Американскому издателю это название не понравилось, но авторы использовали его во французском переводе. Книга открывалась наблюдением о том, что «в течение 1970-х тема «кризиса» получала все большее распространение: из невнятных рассуждений, ведущихся в интеллектуальных кругах, она проникла в массовую печать, а затем и в политические дискуссии многих стран мира».
     К 1980-м годам слово «кризис» исчезло из языка, сменившись другим модным словечком, звучавшим более оптимистично. Речь идет о «глобализации». Лишь начиная с 2008 года снова возобладали мрачные настроения, и мы опять услышали разговоры о «кризисе», еще более тревожные, чем в 1970-е годы, но все такие же невнятные. Поэтому вопрос «Кризис? Какой кризис?», похоже, опять стоит на повестке дня.
     В конце 1960-х - начале 1970-х годов в миросистеме действительно произошло нечто важное. Этот момент ознаменовал собой начало спада двух абсолютно нормальных циклов современной миросистемы: цикла гегемонии и общего экономического цикла. Период с 1945-го и примерно по 1970 год был эпохой максимальной гегемонии США в мировой системе, а также эпохой наиболее мощного кондратьевского подъема из всех, когда-либо известных капиталистической мироэкономике (Николай Дмитриевич Кондратьев, 1892-1938 гг., выдающийся русский экономист, входил товарищем министра продовольствия в последний состав Временного правительства; основоположник классической теории больших циклов экономической конъюнктуры - «кризисы длинной волны»; расстрелян в период «чисток». - Ред.).
     Эти спады абсолютно нормальны. Во-первых, всем системам свойственны свои циклические ритмы. Так они работают, так они реагируют на неизбежные колебания в их деятельности. Второй момент связан с принципами функционирования капитализма как миросистемы. Этот вопрос распадается на два: как производители извлекают прибыль и как государства обеспечивают такой миропорядок, при котором производители могут извлекать прибыль.
     Капитализм - это система, смысл существования которой состоит в бесконечном накоплении капитала. Для того чтобы накапливать капитал, производители должны извлекать прибыль из своей деятельности. Однако действительно существенная прибыль возможна лишь в том случае, если производитель может сбывать свою продукцию по цене, значительно превышающей издержки производства. В ситуации идеальной конкуренции получить существенную прибыль абсолютно невозможно. При идеальной конкуренции (т.е. при наличии множества продавцов, множества покупателей и общедоступной информации о ценах) любой разумный покупатель будет ходить от продавца к продавцу до тех пор, пока не найдет такого, кто отпускает свой товар с минимальной наценкой, а то и вовсе ниже себестоимости.
     Получение существенных прибылей невозможно без монополии, или по крайней мере квази-монопольного положения мировой экономической державы. При наличии монополии продавец может устанавливать любую цену, пока не выходит за пределы, задаваемые «эластичностью спроса». Всякий раз, когда мироэкономика претерпевает значительную экспансию, мы можем выделить ту или иную относительно монополизированную «ведущую» отрасль. Именно производство в этой отрасли позволяет извлечь крупную прибыль и накопить большие объемы капитала. Ведущая отрасль тянет за собой все прочее производство, что и становится основой для общей экспансии мироэкономики. Этот период может быть назван первой фазой кондратьевского цикла.
     К несчастью для капиталистов, в любой монополии заложен механизм ее самоликвидации. Причина этого кроется в существовании мирового рынка, на который могут выйти новые производители, какой бы сильной политической защитой ни обладала данная монополия. Разумеется, для вхождения на рынок требуется время. Но рано или поздно это происходит, и уровень конкуренции повышается. При этом, согласно утверждениям адептов капитализма, цены падают.
     Однако одновременно снижается и прибыль. Когда прибыль от продажи «ведущей» продукции существенно уменьшается, экспансия мироэкономики завершается и начинается период стагнации. Мы называем его второй фазой кондратьевского цикла. Согласно эмпирическим наблюдениям, совместная протяженность первой и второй фаз обычно составляет около 50-60 лет, хотя их точная продолжительность варьируется. Разумеется, со временем могут быть созданы новые монополии, и тогда снова начнется фаза подъема.
     Сумерки богов
     Вторым условием для получения капиталистической прибыли является наличие более-менее относительного мирового порядка. Хотя мировые войны позволяют некоторым предпринимателям очень хорошо на них наживаться, в то же время они приводят к крупномасштабному распылению накопленного капитала и создают серьезные помехи для мировой торговли. В целом мировые войны сказываются на мироэкономике отрицательным образом, на что неоднократно указывал Шумпетер (Йозеф Шумпетер, 1883-1950 гг., австрийский и американский экономист, автор трудов «Теория экономического развития» и «Капитализм, социализм и демократия». - Ред.). Для того чтобы общий баланс мировой экономики оставался положительным, необходима относительная стабильность.
     Обеспечение такой стабильности является задачей державы-гегемона, то есть державы достаточно мощной для того, чтобы навязать относительную стабильность мировой системе в целом. Циклы гегемонии имеют гораздо большую длительность, чем кондратьевские циклы. В мире, состоящем из множества так называемых суверенных государств, не так-то легко утвердиться в роли державы-гегемона. За последние несколько столетий это удавалось лишь трем странам: вначале Соединенным Провинциям (Нидерландам) в середине XVII века, затем Соединенному Королевству (Великобритании) в середине XIX века и, наконец, Соединенным Штатам в середине XX века.
     Возвышение державы-гегемона становится результатом длительной борьбы с другими потенциальными державами-гегемонами. Всякий раз позиция гегемона доставалась такому государству, которому по различным причинам и различными способами удавалось создать наиболее эффективный производственный механизм, а затем выиграть «тридцатилетнюю войну» с основным соперником.
     Как только конкретное государство достигает гегемонии, оно получает возможность диктовать правила, по которым работает межгосударственная система, одновременно стараясь обеспечить ее спокойное функционирование и максимально увеличить объемы накопленного капитала, перетекающие к его гражданам и производственным предприятиям. Можно назвать такое состояние квази-монополией на геополитическую власть.
     Но державу-гегемона подстерегает та же проблема, что и ведущую отрасль. Любая монополия рано или поздно самоликвидируется. На то есть две причины. С одной стороны, чтобы поддерживать мировой порядок, держава-гегемон время от времени должна прибегать к военной силе. Однако потенциальная военная сила всегда выглядит более грозно, чем реально используемая военная сила. Применение военной силы ведет к материальным затратам и людским потерям. Оно оказывает негативное влияние на граждан державы-гегемона, которые сперва гордятся победами, но, вынужденные платить высокую цену за военные действия, со временем утрачивают былой энтузиазм и начинают выражать недовольство.
     Более того, крупные военные операции почти всегда оказываются менее действенными, чем предполагали и сторонники, и противники державы-гегемона, и это укрепляет волю к сопротивлению у других стран, выступающих против данной гегемонии.
     Вторая причина состоит в том, что даже если державе-гегемону удается поддерживать высокую эффективность своей экономики, экономическая эффективность других стран также растет. Набираясь мощи, те лишаются желания подчиняться диктату державы-гегемона. Та вступает в период медленного упадка по отношению к усиливающимся державам. И пусть этот упадок происходит постепенно, тем не менее он фактически носит необратимый характер.
     Совпадение в районе 1965-1970 годов обеих фаз упадка - одной, отмечавшей конец самой мощной в истории первой кондратьевской фазы, и второй, отмечавшей конец возвышения самой могущественной в истории державы-гегемона (США. - Ред.) - и придало поворотному моменту особую остроту. Не случайно именно тогда произошла и «мировая революция 1968 года» (в реальности - 1966-1970 годов), ставшая выражением этого поворотного момента.
     Левые: старые и новые
     «Мировая революция 1968 года» возвестила начало третьего упадка (помимо цикла гегемонии и общего экономического цикла. - Ред.), однако впервые случившегося в истории современного мировой системы, - упадка традиционных антисистемных движений, так называемых «старых левых». «Старые левые», по сути, представляющие собой две разновидности всемирных социальных движений - коммунистов и социал-демократов, - а в придачу к ним и национально-освободительные движения, - медленно и упорно распространявшиеся по миру, главным образом в течение последней трети XIX - первой половины XX века.
     Движения «старых левых», в 1870 году представлявшие собой слабое и политически маргинальное явление, примерно к 1950 году заняли ключевое место в мировой политической системе и превратились в серьезную силу. Эти движения достигли максимума своих мобилизационных возможностей в период 1945 - 1968 годов - как раз тогда, когда чрезвычайно мощная кондратьевская фаза подъема совпала с расцветом американской гегемонии.
     Вряд ли это произошло случайно. Невероятный рост мировой экономики привел к тому, что предприниматели старались не допустить приостановки своих производственных процессов из-за конфликтов с рабочими, полагая, что подобные перебои выйдут дороже, чем уступки рабочим, предъявлявшим свои материальные требования. Разумеется, со временем это привело к повышению стоимости производства, что стало одним из факторов, покончивших с квази-монопольным положением ведущих отраслей. Но большинство предпринимателей принимает решения, направленные на максимизацию краткосрочной прибыли - допустим, на период в ближайшие три года, не заботясь о том, что будет дальше.
     Аналогичные соображения определяли и политику державы-гегемона. Ее важнейшей задачей было поддержание относительной стабильности в миросистеме. Соединенным Штатам приходилось сопоставлять затраты на репрессивные действия в мировом масштабе с ценой уступок требованиям национально-освободительных движений. И сперва неохотно, но чем дальше, тем более решительно, США стали выступать за управляемую «деколонизацию», тем самым, по сути, приводя эти движения к власти.
     Поэтому можно сказать, что к середине 1960-х годов движение «старых левых» осуществило свою историческую цель, почти повсеместно придя ко власти - по крайней мере номинально. Коммунистические партии правили третьей частью мира - странами так называемого социалистического блока. Почти во всех странах второй трети планеты - в пан-европейском мире - у власти находились социал-демократы, по крайней мере перемежаясь с другими партиями. Кроме того, следует иметь в виду, что принципиальная политика социал-демократов - построение государства всеобщего благосостояния - была также взята на вооружение и практиковалась сменявшими их консерваторами. Наконец, в большинстве стран бывшего колониального мира к власти пришли национально-освободительные движения (а в Латинской Америке - разнообразные популистские движения).
     Большинство аналитиков и политических активистов сегодня склонны весьма критически оценивать успехи этих движений, сомневаясь, что их пребывание у власти принесло какие-то существенные плоды. Но это ретроспективная и исторически анахроничная точка зрения. Критики забывают об ощущении общемирового триумфа, именно в тот момент охватившего движения «старых левых» и их сторонников, - триумфа, основанного именно на их приходе ко власти. Забывают критики и о чувстве глубокого страха, охватившего самые богатые и наиболее консервативные слои мира, - страха перед этим необратимым наступлением разрушительного эгалитаризма (концепция, предлагающая создание общества с равными возможностями по доступу к материальным благам всем его членам; ее противоположность - элитаризм. - Ред.).
     Но мировая революция 1968 года все перевернула. Представления и риторику тех, кто участвовал в многочисленных восстаниях той поры, пронизывают три темы, и за каждой из них просматривается переоценка прежних триумфов. Первая тема была связана с перенапряжением и уязвимостью американского гегемонизма. Типичным, хотя и не единственным примером, здесь служил Вьетнам. «Наступление Тет» (название первого широкомасштабного наступления антиамериканских сил во время войны во Вьетнаме в 1968 году, началось в ночь на 31 января во вьетнамский праздник Тет - новый год по лунному календарю. - Ред.) прозвучало погребальным звоном по военным усилиям США. Новые настроения проявлялись также в нападках революционеров на роль Советского Союза, который по крайней мере с 1956 года стал повсеместно восприниматься как тайный пособник американской гегемонии.
     Вторая тема сводилась к тому, что движения «старых левых» во всех их трех разновидностях не сумели выполнить своих исторических обещаний. Все они строили свою деятельность на основе так называемой «двухшаговой» стратегии - сперва взять власть, затем изменять мир. Бунтари говорили: «Вы взяли власть, но нисколько не изменили мир. И если мы хотим изменить мир, то должны заменить вас новыми движениями и новыми стратегиями. И мы сделаем это». Образцовый пример такой возможности многие видели в китайской «культурной революции».
     Третья тема заключалась в том, что движения «старых левых» игнорировали «забытых людей» - тех, кто подвергался угнетению из-за своей расы, пола, национальности, сексуальной ориентации. Бунтари настойчиво заявляли о том, что выполнение требований о равноправии, раздававшихся со стороны этих групп, нельзя откладывать до какого-то предполагаемого будущего, когда главные партии «старых левых» выполнят свои исторические задачи. Эти требования, говорили бунтари, составляют неотложную проблему текущего момента, а не грядущих времен. Здесь во многих отношениях образцом служило американское движение «Власть - черным».

     (Окончание следует.)