ЛЮБАЯ обнародованная цифра потерь – это прежде всего упрек политическому руководству страны, военному командованию за то, что те не смогли вести войну с меньшими жертвами. Следует иметь в виду и другое. Точное число потерь установить в принципе невозможно. Так что разброс обнародованных в разное время сведений о потерях СССР в Великой Отечественной войне вполне объясним. В феврале 1946 года И.В. Сталин, имея в виду только боевые потери, заявил, что Советский Союз потерял 7 млн. человек. В 1960-е годы Н.С. Хрущев обнародовал другую цифру – более 20 млн. человек, которая включала помимо военных и гражданские потери. А 8 мая 1990 года на торжественном заседании Верховного Совета СССР, посвященном 45-летию Победы в Великой Отечественной войне, было оглашено, что советские потери составили почти 27 млн. человек. Без «почти» – это 26,6 млн. человек, как военнослужащих, так и гражданского населения.
     Такой итог был получен в результате обширных статистических исследований ученых-демографов и последующей работы государственной комиссии по уточнению людских потерь. Однако находятся еще, с позволения сказать, исследователи, которые предают сомнению и эту основанную исключительно на документах и научно обоснованных расчетах и потому наиболее близкую к действительной цифру. То ли полагаясь на собственную интуицию, то ли руководствуясь иными соображениями вплоть до злого умысла, некоторые из них сумели раздуть ее чуть ли не до 40 миллионов человек.
     То и дело, когда речь заходит о сопоставлении потерь Красной Армии и вермахта, слышишь: немцы, мол, воевали с умом. Потому и потерь у них меньше. Да, утраты Советского Союза численно превышают потери гитлеровской Германии. Но не надо забывать, что смертоносный каток войны прокатился по нашей территории дважды: вначале с запада на восток, затем с востока на запад. И этот каток не щадил не только солдат, но и женщин, стариков, детей.
     В соответствии с гитлеровским планом «Ост» на оккупированной территории гитлеровцами преднамеренно было истреблено мирного населения свыше 7,4 млн. человек. Из них более 216 тыс. детей. А еще прибавьте 2 млн. с лишним советских граждан, погибших на принудительных работах в Германии. А на какую «естественную убыль» списать 4 млн. русских, украинцев, белорусов, латышей, литовцев, молдаван, погибших от жестоких условий оккупационного режима - голода, инфекционных болезней, отсутствия медицинской помощи? О евреях и цыганах и говорить не приходится, их уничтожали поголовно. Вот тебе и «воевали с умом».
     ТОЛЬКО ЧТО риведенные цифры взяты из вышедшего этой весной в ООО «Издательский дом «Вече» труда группы военных историков генерал-полковника Григория Кривошеева, генерал-майоров Александра Кирилина и Владимира Гуркина, полковника Владимира Андроникова, капитана 1 ранга Петра Бурикова - «Великая Отечественная без грифа секретности. Книга потерь». Как заявили авторы в предисловии, в основу книги они положили результаты своих предшествующих исследований, отнесенных к числу наиболее достоверных не только в России, но и за рубежом.
     Во всех этих оценках и откликах – будь то отечественные или зарубежные – красной нитью проходит мысль: в исследовании военных потерь нельзя останавливаться. Эта работа должна вестись бесконечно, ибо обращена она не столько в прошлое, сколько в будущее. Военно-историческая наука не может развиваться без знания и анализа боевых потерь. Кроме того, изучение прошлого опыта позволяет находить такие принципы комплектования Вооруженных Сил и профессиональной подготовки личного состава (а командного – прежде всего), разработать такие способы и приемы ведения боевых действий, которые позволили бы избежать значительных материальных потерь и неоправданного кровопролития.
     Следуя этому общепринятому правилу, авторы не ограничиваются констатацией фактов: столько-то убито, столько-то ранено, столько-то попало в плен. Они анализируют причины понесенных потерь, опираясь на исторический опыт, прогнозируют возможные пути их сокращения.
     КАК ИЗВЕСТНО, самым трагическим для страны, ее Вооруженных Сил было начало войны. Безвозвратные среднесуточные людские потери Красной Армии в летне-осеннюю кампанию с 22 июня по 4 декабря 1941 года (до начала контрнаступления советских войск под Москвой) более чем вдвое превышали среднесуточные потери личного состава за всю войну в целом. Во времена хрущевской оттепели нам упорно пытались доказать, будто Сталин был убежден – а отсюда, мол, все наши беды, – что Германия нападет на СССР не раньше 1942 года. Отсюда и страхи: как бы приведением войск в повышенную боевую готовность, занятием ими оборонительных рубежей в приграничной полосе не дать Германии повод для агрессии «раньше времени».
     В рецензируемой книге на этот счет нет прямого утверждения, хотя авторы не обходят молчанием «нерешительность в действиях высшего военного и политического руководства страны в канун войны». Но это упоминание «нерешительности» – почти что вскользь – скорее от нежелания вступать в противоречие со сложившейся точкой зрения, чем от твердой убежденности.
     Книга в целом, особенно одна из начальных ее глав – «Был ли Советский Союз готов к войне», не дает даже повода назвать Сталина стратегически столь недальновидным, чтобы тот «временем «Ч» считал именно 1942 год. Несмотря на заключенный в августе 1939 года советско-германский пакт о ненападении, все прекрасно понимали, а будущий Верховный Главнокомандующий тем более, что война может разразиться в любой день и час. Мир дышал войной. И откуда исходило «дыхание» – тоже было ясно.
     В связи с этим не лишним будет напомнить о событиях, недавно имевших место в Польше. Владимир Путин в статье, напечатанной в польской «Газета Выборча» по случаю 70-летия начала Второй мировой войны, признал, что «без всяких сомнений, можно с полным основанием осудить пакт Молотова – Риббентропа». И тут же, не прибегая к дипломатическим реверансам, с присущей ему жесткостью напомнил тем, кто, видимо, рассчитывал услышать от него покаяние за август 1939 года, о состоявшемся годом раньше мюнхенском сговоре, развязавшем Гитлеру руки и «разрушившем все надежды на создание единого фронта борьбы с фашизмом».
     Так что к заключению пакта Молотова – Риббентропа Советский Союз не в последнюю очередь вынудило противодействие со стороны западных держав безуспешным попыткам СССР создать антигитлеровскую коалицию. Пойди тогда Запад Москве навстречу – у Гитлера было бы куда меньше уверенности в безнаказанности за развязывание Второй мировой войны. Кстати, и покушавшаяся на кусок Чехословакии панская Польша выглядела тогда не такой уж безобидной овечкой.
     Но что бы в юбилейные дни ни говорили о пакте Молотова – Риббентропа, от правды никуда не денешься: советско-германский договор о ненападении – акт вынужденный. Здесь уместно напомнить, сколь оправдательно и чуть ли не комплиментарно выразился однажды на этот счет бывший американский госсекретарь Генри Киссинджер, признав, что «искусство, с которым это было сделано, вполне могло быть заимствовано из учебников по дипломатическому искусству XVIII века». Ведь не будь пакта, нападение Гитлера на СССР могло состояться и раньше. А тогда бы соответственно ход, исход войны и потери в ней могли быть совершенно иными. И, конечно, не в нашу пользу.
     ПРЕДВИДЯ фашистскую агрессию, страна усиленно готовилась к ее отражению. Вот только несколько цифр, взятых из книги. В 1939 году военные ассигнования составляли 25,6% от общей суммы государственного бюджета, в 1940 году они повысились до 32,6%, а в 1941-м достигли 43,4%. Было принято решение о строительстве в течение 1940 – 1941 гг. девяти новых и реконструкции стольких же старых авиационных заводов. Расширялись мощности танкостроения и артиллерийской промышленности. За 1939 – 1940 гг. мощности судостроения увеличились втрое. С возрастанием опасности войны ускорялось строительство новых и расширение действующих заводов, производящих боеприпасы.
     С 1 сентября 1939 г. был введен в действие Закон о всеобщей воинской обязанности. Призывной возраст с 21 года уменьшен до 19 лет, в особых случаях – до 18, срок прохождения службы в Сухопутных войсках доведен до 3 лет, в ВВС – до 4, в ВМФ – до 5 лет. Новый закон позволил увеличить в кадрах армии и на флоте численность рядового состава к 21 июня 1941 г. в 2,3 раза, что следует рассматривать не только как количественный рост, но и как качественный. Увеличение срока службы открывало возможности для более глубокого изучения и освоения оружия и боевой техники.
     При всей своей «нерешительности» Правительство СССР, учитывая обостряющуюся военно-политическую обстановку, разрешило Генеральному штабу РККА под видом «Больших учебных сборов» провести скрытое усиление войск, особенно западных приграничных округов, призвав в армию и на флот из запаса около 850 тыс. военнообязанных и приписанные к войскам транспортные средства. За счет находившихся на сборах военнообязанных было усилено 99 дивизий из существующих 198. Кроме того, в ходе учебных сборов были доукомплектованы укрепленные районы (УРы), части артиллерии РГК, инженерные части, части связи, тыла, ВВС и ПВО. В Военно-морском флоте проходили переподготовку до 60% личного состава, приписанного по мобилизационному плану.
     С началом войны и объявлением в стране общей мобилизации все находившиеся на сборах ресурсы (а это в дополнение к кадровому составу более 840 тыс. человек) были оставлены в тех же подразделениях и воинских частях, что ускорило последующее их развертывание по штатам военного времени. Так что как ни велики были наши потери в начальный период войны, они оказались бы куда большими, не проведи Наркомат обороны, Генеральный штаб вот такой скрытый призыв.
     Книга содержит в себе 380 страниц. Качественной характеристике командных кадров и армейских кадров вообще в ней отведено немногим больше трех. Но эта сотая доля заслуживает того, чтобы на ней задержать внимание. Как известно, в бою верх одерживает тот, кто сильнее. В начальный период войны немцы превосходили нас, как уже говорилось, не только количественно, но и качественно. В фашистской Германии военные кадры готовились и совершенствовались в условиях милитаризации страны, вся идеологическая мощь национал-социализма была нацелена на возрождение вермахта, на избавление немцев – будь то бюргер-обыватель или юнец из гитлерюгенда – от пут Версальского договора. Германские офицеры и генералы во второй половине 1930-х годов получили практику управления войсками, организации их материального, технического и боевого обеспечения в реальных объемах времени, требуемых войной, военными действиями.
     Советские же военные кадры, за редким исключением (советско-финляндская война, которую победоносной-то можно считать лишь с большой натяжкой, бои на реке Халхин-Гол, освободительный поход в Западную Украину и Западную Белоруссию), опытом управления войсками в боевых условиях или близких к ним не обладали. И таких в Красной Армии было около 75%. Небывалый взлет по служебной лестнице вчерашних старших лейтенантов и капитанов, у которых, кроме безумной храбрости, мало что было за спиной, пагубно сказался на качестве военных кадров. В книге приводится таблица, из которой видно, что более 55% военачальников от командиров дивизий и выше перед войной находились на своих должностях менее полугода и лишь четверть из них можно считать имеющими опыт, так как они занимали должности более одного года. Как известно, в первый же день войны наибольшие потери понесла наша авиация. Не потому ли, что, как видно из той же таблицы, все (!) командиры авиакорпусов пребывали в занимаемой должности от 3 до 6 месяцев? Несколько опытнее выглядели командиры авиадивизий: 8,6% из них командовали своими соединениями более полугода.
     До Великой Отечественной войны в Красной Армии в обучении войск преобладала наступательная тематика. Никто не станет отрицать, что победу можно одержать только в результате наступления. Но эта передовая теория не была подкреплена соответствующей технической оснащенностью войск, их профессиональной подготовкой, способностью командных кадров управлять войсками в таких операциях. К тому же при обучении штабов и войск мало уделялось внимания организации и ведению обороны, боям в окружении и при отходе. Возможно, чтобы не гасить наступательный дух войск, не ориентировать их на пассивное ведение боевых действий. Нельзя сбрасывать со счетов и обстановку 1930-х годов, когда за ставку на оборону могли обвинить в пораженчестве.
     Иными словами, всему тому, с чем Красная Армия столкнулась в первые же часы войны и что послужило одной из главных причин колоссальных потерь, учили меньше, чем требовалось. А в военном деле всякое «мало» означает «плохо».
     Композиционная структура книги такова, что делает ее предельно доказательной. Эта доказательность достигается прежде всего за счет умелого использования принципа контрастности. Вот, например, ничем не примечательная из-за своей, прямо скажем, банальности фраза (возможно, она была заимствована из какого-то учебника): «Готовя глубокие и решительные операции по разгрому противника, нельзя исключать подобных действий с его стороны». Она успешно могла бы затеряться в тексте, если бы...
     Авторы следом же приводят признание Г.К. Жукова, которое позволяет понять, к чему может привести несоблюдение только что процитированного хрестоматийного правила. «Внезапный переход (противника. – В.С.) в наступление в таких масштабах, – пишет маршал, – притом сразу всеми имеющимися и заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами, то есть характер самого удара, во всем объеме нами не был предусмотрен. Ни нарком, ни я, ни мои предшественники Б.М. Шапошников, К.А. Мерецков и руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов».
     В НАЧАЛЕ этих заметок были представлены авторы «книги потерь». Однако первые строки, первые страницы этой и других «книг потерь» писать начали все-таки не они. На форменных бланках, а то и на листках, вырванных из амбарных книг, десятки, сотни, тысячи ротных писарей, штабных офицеров, командиров, архивистов составляли этот трагический мартиролог.
     Читаешь и поражаешься бухгалтерской – в лучшем смысле этого слова – выверенности каждой цифры, когда кратко и емко раскладывается по полочкам каждая из 52 стратегических и более 70 самостоятельных фронтовых операций. На полутора-двух страничках текста можно получить самую исчерпывающую информацию о дате и продолжительности каждой из них, составе противоборствующих сторон, ходе и результате операции.
     Самая емкая информация заключена в таблице о боевом составе, численности участвующих в операции советских войск и людских потерях. Сердце сжимается, когда читаешь, что в оборонительной операции в Белоруссии с 22 июня по 9 июля 1941 года в сутки в среднем мы теряли более 23 тыс. человек.
     Мало радостного и в том, что во время Маньчжурской наступательной операции советские войска в сутки теряли убитыми и ранеными полторы тысяч бойцов и командиров. И все же после 41,1% безвозвратных потерь, понесенных во время Московской оборонительной операции или Керченско-Феодосийского десанта (39,3% за какую-то неделю), 0,7 «маньчжурских» процента безвозвратных потерь дают право на вывод: мы научились воевать.
     Не утихают споры о соотношении потерь противоборствующих сторон на советско-германском фронте. Несовпадений, разночтений – хоть отбавляй. Но причина их кроется в одном – в методике подсчетов, которой пользовались мы и немцы. Путем сложнейших, но убедительных логических расчетов авторы приходят к выводу, что безвозвратные потери вооруженных сил Германии и ее союзников составляют 10.344,5 тыс. чел., Красной Армии с союзниками – 11.520,2 тыс. чел. За вычетом же вернувшихся из плена, а также вторично призванных соотношение невосполнимых демографических потерь составит 1 : 1,29 (6.771 тыс. чел. – у Германии и ее союзников, 8.744,5 тыс. чел. – у СССР вместе с союзниками).
     ДАЖЕ вот такая довольно объемная попытка пересказать содержание только что появившейся новинки военно-исторической литературы и военной статистики не может создать полное представление о том, чем оборачивается для народа, для страны война. Эту книгу полезно читать по нескольку раз, вдумываясь в каждую букву, в каждую цифру.