БОИ НА ПОТСДАМСКОМ РИНГЕ

     17 июля 1945 года в пригороде Берлина начала работу Потсдамская конференция. Делегацию Советского Союза возглавлял И.В. Сталин. Интересы США представлял исполнявший обязанности американского президента вице-президент Г. Трумэн. От Великобритании в Берлин прибыл премьер-министр У. Черчилль, который в ходе конференции сдал свои полномочия победившему на выборах лейбористу К. Эттли.
     Переговоры в Потсдаме были похожи на состязание двух команд по перетягиванию каната. С одной стороны в том политическом состязании участвовал Сталин, с другой - Трумэн, которому помогал тучный, самоуверенный и хитроватый Черчилль. Временами противоборство между участниками конференции достигало максимального напряжения, которое скрывалось за доброжелательными улыбками и руководителей делегаций, и сопровождавших их дипломатов.
     Руководитель советской делегации должен был иметь, кроме настойчивости, убедительные политические аргументы. И он, как представляется, эти аргументы имел в своем распоряжении. Советские спецслужбы, в том числе военная разведка, смогли заблаговременно и достаточно подробно проинформировать руководителя советской делегации об основных подходах руководителей США и Великобритании по наиболее сложным вопросам, которые должны были обсуждаться в ходе Потсдамской конференции. Ценные сведения добыли военные разведчики «Морис», «Грант», «Брион» и «Мольер».
     Одна из трудных проблем, обсуждавшихся в Потсдаме, была связана с завершением Второй мировой войны. Последние выстрелы той войны должны были прозвучать на Дальнем Востоке. Для достижения победы над Японией необходимо было прежде всего разгромить ее вооруженные силы. Они дислоцировались не только на японских островах, но и в Маньчжурии и на Южном Сахалине.
     У Советского Союза и США в вопросе войны против Японии общей была только ближайшая задача - добиться капитуляции этого союзника нацистской Германии. Последующие цели и задачи Вашингтона и Москвы уже не совпадали. Можно сказать, что они даже были диаметрально противоположны. Сталин хотел добиться укрепления безопасности советских восточных границ и возвращения захваченных Японией русских земель. Трумэн мыслил шире - он хотел обеспечить доминирующее положение США в Японии, закрепиться в Китае.
     Как известно, в феврале 1945 года в ходе Ялтинской конференции, в работе которой принимал участие президент США Рузвельт, американцы высказывали большую заинтересованность в том, чтобы Советский Союз оказал им помощь в разгроме Японии. Впрочем, вопрос об участии СССР в войне против Японии возникал и 1943 году во время Тегеранской встречи. Тогда в связи с настоятельными требованиями советской делегации об открытии второго фронта в Европе руководители американской и английской делегаций потребовали от Сталина согласия на участие Советского Союза в войне против Японии. Он такое согласие дал, заявив о готовности вступить в войну на Дальнем Востоке по завершении военных действий в Европе.
     Война США против Японии могла продолжаться до марта 1946 года. Добиваясь оккупации японских островов, американцы неизбежно понесли бы значительные потери в живой силе и технике. В американском департаменте обороны подсчитали, что в ходе этих боевых действий могли бы погибнуть около миллиона американских солдат и офицеров. Такие жертвы американские избиратели не простили бы Трумэну. И он это понимал.
     Советская делегация была готова к обсуждению в Потсдаме вопроса о начале военных действий против Японии. По указанию Сталина начальник Генерального штаба генерал армии А.И. Антонов обстоятельно проинформировал военных представителей США и Великобритании о ходе подготовки Дальневосточной кампании.
     Американцы тоже тщательно готовились к этому совещанию. В ходе его они выдвинули ряд предложений. Первое из них заключалось в том, что Советский Союз должен разрешить США создать на своей территории две станции слежения за погодой: одну - в Хабаровске, другую - в Петропавловске. Второе и третье предложения относились к согласованию северной границы для проведения морских и воздушных операций вооруженными силами США и СССР. Четвертое предложение касалось создания группы связи между штабами союзников на Дальнем Востоке. Пятая просьба была связана с договоренностью об использовании советских авиабаз и морских опорных пунктов. Все эти предложения были разработаны руководителем американской военной миссии в Москве генералом Дж. Дином.
     По окончании первого военного заседания адмирал Леги вручил список с просьбами делегации США начальнику советского Генерального штаба Антонову, который передал список с требованиями американцев Сталину. Изучив их, Верховный Главнокомандующий обратил особое внимание на просьбу американцев разместить их радио- и метеорологические станции в Хабаровске и в Петропавловске-Камчатском. Сталин сказал начальнику Генерального штаба:
     - Американцы решили добиться своего. Намерены установить наши дальневосточные параметры. Не погода и не тайфуны их, конечно, интересуют. Им хочется как можно больше знать о наших коммуникациях, портах и аэродромах.
     Антонов согласился:
     - Отказать союзнику на этот раз, в преддверии начала нашего конфликта с Японией, товарищ Сталин, не удастся. Но делегацию американских специалистов раза в два, примерно до пятидесяти человек, надо сократить.
     - Пожалуй, так и поступим, товарищ Антонов. Подготовьте наш ответ в таком духе президенту Трумэну. Сошлитесь на трудности размещения их военного персонала...
     На втором заседании Антонов сообщил американцам, что маршал Сталин передал президенту Трумэну ответ на вопросы начальников штабов США. По просьбе американских военных, которых, как оказалось, Трумэн не ознакомил с ответом Сталина, Антонов зачитал предложения советского Генерального штаба.
     Просьба американской делегации об открытии собственных метеостанций в Хабаровске и Петропавловске была принята. Однако эти метеостанции «...должны были обслуживаться советским персоналом». Были внесены незначительные изменения относительно границ, которые устанавливались для операций советских и американских войск на море и в воздухе. Получило одобрение предложение и об обмене группами офицеров связи между советским и американским главными штабами. Антонов не согласился только с просьбой о совместном использовании опорных пунктов для ВМФ и ВВС.
     По оценке генерала Дина, «...военные переговоры в Потсдаме...закончились в полном согласии».
     Американские радио- и метеорологические станции были размещены там, где и просил адмирал Леги. Обслуживать их стал все же американский военный персонал. Когда Советский Союз обратился к правительству США с просьбой разместить подобные советские станции на американской территории, советское предложение было отвергнуто под предлогом того, что американское законодательство запрещает размещать на территории США иностранные военные объекты...
     В Потсдаме Трумэн с нетерпением ждал сообщения из Аламогордо, где проводился первый испытательный взрыв атомного устройства. 21 июля он получил подробный отчет об успешном испытании атомной бомбы. Когда это известие по секретным каналам специальной связи поступило к Трумэну, он понял, что в его руках появился новый мощный аргумент в борьбе, и не только против японцев. Трумэн пришел к выводу, что США смогут и без участия Советского Союза сломить сопротивление Японии и таким образом завершить Вторую мировую войну.
     В один из рабочих дней конференции Трумэн сообщил Сталину о том, что в США создано новое оружие огромной разрушительной силы. Черчиллю, наблюдавшему со стороны за беседой Сталина и Трумэна, показалось, что советский руководитель никак не отреагировал на сообщение американского президента. Сталин уже знал о том, что в США произведено испытание атомной бомбы.
     Открыто отвергнуть участие Советского Союза в японской кампании Трумэн не мог. Этому мешали два обстоятельства. Первое - американцы неоднократно сами настаивали на совместных действиях США и СССР в войне против Японии. Нарушить соглашение, достигнутое в Ялте, Трумэн не решался. Второе - несмотря на заверения своих генералов, Трумэн все же не был уверен в том, что атомная бомба окажется столь эффективной, что ее применение позволит разгромить Японию. Он не мог не опасаться того, что бомба окажется не столь мощной, как его убеждали, и что одним атомным ударом завершить войну на Дальнем Востоке не удастся.
     Такая перспектива могла возникнуть. Об этом Трумэна 2 июля 1945 года предупреждал военный министр Г. Стимсон. Он подготовил для президента секретную записку, в которой приводил и такие аргументы: «Если мы осуществим высадку на одном из главных островов и начнем захватывать японские острова, то японцы, по всей вероятности, станут сопротивляться до последней капли крови... В результате мы понесем огромные потери и будем вынуждены оставить Японию...»
     Военный министр дипломатично задавал своему президенту очень сложный вопрос: «Нельзя ли, не прибегая к насильственной оккупации Японии, принудить ее вооруженные силы к безоговорочной капитуляции?»
     У американцев для достижения этой цели было два пути. Первый - добиться вступления СССР в войну против Японии и таким образом переложить на советские войска всю тяжесть борьбы с многочисленной и хорошо оснащенной японской Квантунской армией, дислоцированной в Маньчжурии.
     Второй - нанести атомные удары по японским городам и таким образом продемонстрировать японцам и всему миру военную силу США. Это исключило бы участие советских войск в боевых действиях на японских островах. Такой вариант в случае успеха давал возможность исключить СССР из процесса дальневосточного урегулирования или уменьшить его роль.
     Государственный секретарь США Дж. Бирнс, принимавший участие в работе Потсдамской конференции, писал в своих мемуарах: «...Я должен откровенно признаться, что испытал бы чувство удовлетворения, если бы русские решили не вступать в войну... Однако соглашение было заключено, и мы вынуждены были придерживаться своих обязательств...»
     Ставка была сделана на использование атомной бомбы. Расчет был прост - применение нового оружия должно было вынудить Японию капитулировать еще до того, как Советский Союз вступит в войну на Дальнем Востоке.
     24 июля Трумэн утвердил приказ командующему стратегической авиацией генералу Спаатсу об атомной бомбардировке Японии. В приказе говорилось: «509-й авиагруппе 20-й воздушной армии ... после 3 августа 1945 г., как только погода позволит, произвести визуальное бомбометание на одну из следующих целей: Хиросима, Кокура, Ниигата и Нагасаки...»
     Так Трумэн принял окончательное решение - официально не отказываться от согласованных решений Ялтинской конференции, а реально - исключить Советский Союз из дальнейшего процесса решения дальневосточных проблем, сбросив атомные бомбы на японские города. Тайный замысел вынудить Японию капитулировать до вступления Советского Союза в войну на Дальнем Востоке был приведен в действие.
     ОШИБКА ПРЕМЬЕРА СУДЗУКИ
     Потсдамская декларация обуславливала жесткие требования. Японскому правительству предлагалось прекратить сопротивление и принять условия безоговорочной капитуляции. Союзники настаивали на ликвидации господства милитаристов в Японии, требовали наказания военных преступников, роспуска японских вооруженных сил и военного разоружения. Условиями капитуляции предусматривалось развитие в Японии только такой промышленности, которая позволила бы поддерживать ее хозяйство и выплачивать «справедливые репарации натурой».
     Положения декларации предусматривали сохранение императорской власти, суверенитета Японии над островами Хонсю, Хоккайдо, Кюсю, Сикоку. Другие менее крупные острова должны были быть указаны позднее.
     Руководители правительств США, Китая и Великобритании, подписавшие Потсдамскую декларацию, определяя условия оккупации Японии, заявили, что «...оккупационные войска союзников будут выведены из Японии, как только будет учреждено мирно настроенное и ответственное правительство в соответствии со свободно выраженной волей японского народа» (Потсдамская декларация, опубликованная 26 июля 1945 года в рамках Потсдамской конференции, - совместная декларация от имени правительств Великобритании, США и Китая. Она требовала безоговорочной капитуляции Японии во Второй мировой войне и формулировала основные принципы мирного урегулирования. 28 июля японское правительство отклонило требования Потсдамской декларации. 8 августа к Потсдамской декларации присоединился СССР и объявил Японии войну. - Ред.).
     Советский Союз не принимал участия в подписании декларации, но ее принятие, как утверждал руководитель американской военной миссии в Москве генерал Дин, «...прошло с согласия Сталина». Возможно, что так и было. Но было и другое. Сталин имел возможность еще до начала работы Потсдамской конференции ознакомиться с содержанием этого документа, проект текста которого готовился в Вашингтоне еще в мае 1945 года. Советская разведка смогла узнать содержание проекта декларации от одного из своих достоверных и надежных источников, который действовал в американской столице. Работой этого источника руководил в США военный разведчик капитан Лев Александрович Сергеев. В Центре он имел псевдоним «Морис».
     Сталину было известно, что американская разведка имела ключ к японскому дипломатическому шифру. Перехватывая японские дипломатические радиограммы, американцы знали о том, какие инструкции японское министерство иностранных дел направляет своим послам. Благодаря усилиям советской разведки Сталин тоже имел возможность знакомиться с некоторыми из этих документов, которые источники советской разведки добывали в США.
     Японское правительство, видимо, чтобы не подрывать моральный дух нации, которой еще предстояло сражаться, решило опубликовать Потсдамскую декларацию в сокращенном виде. Телеграфное агентство Домей Цусин передало заявление: «...Из авторитетных источников стало известно, что Япония оставит без внимания совместное обращение Черчилля, Трумэна и Чан Кайши, призывающее японцев объявить о безоговорочной капитуляции». По словам агентства, Япония собиралась вести войну до «...самого конца в соответствии с установленной ею политикой».
     28 июля премьер-министр К. Судзуки на пресс-конференции заявил, что Япония игнорирует Потсдамскую декларацию. Это выступление, несомненно, было поспешной ошибкой. Отказ от признания условий Потсдамской конференции давал Трумэну право на использование атомного оружия, применение которого уже можно было обосновывать военной необходимостью. И Трумэн незамедлительно воспользовался этой ошибкой. Как только закончилась Потсдамская конференция, он поспешил в Вашингтон.
     В Москве знали, что США на завершающем этапе Второй мировой войны могут использовать атомное оружие против Японии. Об этом еще в 1944 году доложил в Центр из Нью-Йорка разведчик-нелегал Артур Адамс («Ахилл»). В письме начальнику военной разведки Адамс 7 марта 1944 года, в частности, сообщал, что новый снаряд, который создается в США, «...будучи сброшенным на землю, излучением уничтожит все живущее в районе сотен миль. Этим проектируется полное уничтожение Японии».
     Сообщая о создании в США атомной бомбы, Адамс писал: «...нет гарантии, что наши союзники не попытаются оказать влияние и на нас, когда в их распоряжении будет такое оружие».
     Данные, добытые советским разведчиком Артуром Александровичем Адамсом, полностью подтвердились 6 августа 1945 года...
     Прибыв в Москву из Потсдама, генерал армии А.И. Антонов пригласил к себе начальника дальневосточного направления Оперативного управления Генерального штаба генерал-майора Н.А. Ломова. Спецнаправление по Дальнему Востоку, которым командовал Ломов, было создано в июне 1943 года. Начиная с сентября 1944 года А.И. Антонов, С.М. Штеменко и Н.А. Ломов начали готовить предварительные расчеты на случай войны с Японией.
     К детальной разработке плана Дальневосточной кампании Генеральный штаб приступил еще до начала работы Потсдамской конференции. Окончательный проект плана был рассмотрен Ставкой Верховного Главнокомандования в середине июня 1945 года.
     Генерал-майор Ломов доложил начальнику Генштаба о завершении переброски войск с запада на восток, о формировании трех фронтов и их готовности к боевым действиям. Особый интерес начальник Генерального штаба проявил к донесениям военной разведки, которые поступали из Главного разведывательного управления.
     Летом 1945 года в деятельности военной разведки наступил период, когда необходимо было сосредоточить основные силы на обеспечении Ставки Верховного Главнокомандования сведениями, которые требовались для завершения подготовки и успешного проведения Маньчжурской стратегической наступательной операции, которая была главной операцией всей Дальневосточной кампании. Разработать и провести такую операцию без точных разведывательных данных о противнике было невозможно. Добывать сведения о японской армии тоже следовало так, чтобы заранее не насторожить японцев.
     В мемуарах советских полководцев, принимавших участие в разгроме Квантунской армии, военная разведка упоминается редко. Это не случайно. Дело в том, что, когда публиковались книги этих прославленных военачальников, после окончания Второй мировой войны прошло всего лишь 20–30 лет. В то время все материалы о деятельности отечественной военной разведки были закрыты. Именно это обстоятельство стало главной причиной того, что военачальники не смогли дать оценку действиям тех разведчиков, которые добывали для них необходимые разведывательные сведения.
     ИСТОРИЯ – ШКОЛА ЖИЗНИ
     На Дальнем Востоке у России всегда были такие же сложные отношения, как и на Западе. Главным источником многих дальневосточных проблем для России была Япония. Страна восходящего солнца в 1904 году развязала войну против России и добилась победы. На конференции в американском городе Портсмут 5 августа 1905 года между Россией и Японией был подписан мирный договор. По этому договору Россия, проигравшая войну, уступила Японии право долгосрочной аренды на Ляодунский полуостров в районе, где расположены города Порт-Артур и Дальний, южную половину острова Сахалин и южную ветку Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), названную позже японцами Южно-Маньчжурской железной дорогой (ЮМЖД).
     Россия также признала фактическое преобладание Японии в Корее, обязалась войти в соглашение с Японией о предоставлении японским подданным права рыболовства вдоль берегов русских владений в Японском, Охотском и Беринговом морях. Причин поражения России в войне с Японией много. Одна из них - слабо организованная и недостаточно активная русская военная разведка...
     Уже в первые годы советской власти Разведывательное управление Красной Армии начало проводить организационные мероприятия, направленные на создание агентурной разведки на Дальнем Востоке. В штабе 5-й Краснознаменной Армии был создан отдел военной разведки, который стал заниматься сбором сведений о Японии, ее планах и вооруженных силах. Начальником разведотдела был Рандмер, обязанности заместителя начальника отдела по агентурной части выполнял Протопопов. Отделения агентурной разведки были сформированы и при штабах стрелковых корпусов, которые входили в состав 5-й армии.
     С ноября 1923 года задачи ведения разведки в Японии, Китае и Монголии были возложены на разведывательный отдел 5-й армии, в которую влилась Народно-революционная армия Дальневосточной республики.
     В 1924 году было принято решение усилить разведывательную работу по добыванию сведений о Японии. Разведывательный отдел Сибирского военного округа активизировал использование различных возможностей для решения разведывательных задач. В этих целях стали использоваться возможности открывшихся в то время в Японии советских официальных представительств, в Японию направлялись разведчики под прикрытием существовавших в те годы Центросоюза и Совторгфлота.
     Потребность в точных и своевременных сведениях о Японии постоянно возрастала. Об этом свидетельствует отчет о работе информационно-статистического отдела Разведывательного отдела РККА за 1924–1925 гг. В этом документе указывалось, что необходимо «освещение во всех деталях вооруженных сил Японии, которая в силу политических и иных условий до сих пор охватывалась нашим агентурным аппаратом в недостаточной мере».
     Организаторами военной разведки на Дальнем Востоке были Рандмер, Протопопов, Вишневецкий, Мельников, Асков, Салнынь и другие. Начальником разведывательного отдела Отдельной Краснознаменной Дальневосточной Армии был Николай Петрович Вишневецкий. В 1930 году он выехал в специальную командировку в Японию, где занимался разведывательной работой около шести лет. После возвращения из командировки Вишневецкий был назначен на должность начальника отделения разведывательного отдела штаба ОКДА, попал под репрессии, в 1937 году был арестован и расстрелян. Реабилитирован в 1956 году.
     Трудной была судьба и военного разведчика Леонида Яковлевича Бурлакова. Он работал на КВЖД, в 1921–1922 годах возглавлял подпольный Осведомительный отдел Дальневосточной республики, в 1922 году стал военным разведчиком. В 1922–1925 годах Бурлаков руководил разведывательной сетью 5-й армии в Приморье и Китае, после изгнания японцев из Приморья совмещал партийную работу с разведывательной, нелегально посещал оккупированный японцами Сахалин, занимался организацией разведки в Маньчжурии, под руководством одного из организаторов военной разведки на Дальнем Востоке Кристапа Салныня, действовал в Кантоне.
     В сентябре 1925 года во время проведения агентурной операции Бурлаков был захвачен китайцами, которые действовали по указанию японской контрразведки, на станции Пограничная. В 1926 году его приговорили к 9 годам и 2 месяцам каторжной тюрьмы.
     Командование военной разведки приложило немало усилий, чтобы найти вариант освобождения Бурлакова. Добиться этого удалось только в апреле 1930 года. В Москве Бурлаков прошел длительный курс лечения. Через год он вновь был направлен во Владивосток. С 1931 по 1936 год Бурлаков был помощником начальника разведки 57-й стрелковой дивизии, руководил разведывательным отделом штаба ОКДА, создавал разведывательные пункты вдоль советско-китайской границы, был начальником разведывательного отдела штаба Тихоокеанского флота.
     Во время работы на Дальнем Востоке Бурлаков разработал план внедрения на территорию Японии советского разведчика-нелегала и подобрал для выполнения этой задачи кандидата. Им стал Василий Сергеевич Ощепков, который с 1914 года был сотрудником разведывательного отдела штаба Приамурского военного округа.
     После установления дипломатических отношений с Японией первым советским военным и военно-морским атташе в Токио был назначен Карл Юрьевич Янель, который в 1921–1922 годах был сотрудником полпредства РСФСР в Берлине и выполнял задания советской военной разведки.
     В 1924 году Янель после окончания Военной академии был направлен на разведывательную работу в Вену, затем в Японию, где он действовал до 1926 года.
     В 1925 году резидентурой Янеля был завербован отставной капитан японского военно-морского флота, имевший возможность добывать сборники приказов по японским ВМС. В сентябре 1925 года одному из разведчиков Янеля удалось завербовать сотрудника редакции газеты «Асахи» и крупного коммерсанта, который передавал научно-техническую информацию.
     В 1931 году советским военным атташе в Японии был назначен Александр Иванович Кукк, активный участник Гражданской войны. До направления в спецкомандировку в Японии Кукк был командующим 16-й армией (1920–1921 гг.), работал помощником начальника Разведывательного управления РККА (1921–1923 гг.). В Японии А.И. Кукк работал до мая 1932 года.
     С 1932 по 1937 год военным атташе в Японии был Иван Александрович Ринк.
     В Японии задания военной разведки выполнял М. Бабичев, который работал под прикрытием Совторгфлота. До направления в спецкомандировку Бабичев прошел специальную подготовку, приобрел опыт разведывательной работы и умел хорошо делать то, что от него требовалось.
     Успешно работал в Японии военный разведчик Аркадий Борисович Асков. В 1923 году он окончил англо-саксонское отделение Института внешних сношений, в 1925 году - японское отделение восточного факультета Военной академии РККА. После окончания академии был направлен на разведывательную работу в Японию. Возвратившись из спецкомандировки, Асков работал в центральном аппарате военной разведки. В сентябре 1933 года он вновь был направлен в Японию в качестве резидента военной разведки. В 1936 году Аскову было присвоено воинское звание полковой комиссар.
     Успешно выполнял задачи по добыванию сведений о вооруженных силах Японии и полковой комиссар Георгий Александрович Абрамов. В 1926–1930 гг. он был сотрудником разведывательного отдела штаба Сибирского военного округа, в 1932 году окончил академические курсы высшего и старшего командного состава при Разведывательном управлении, состоял при начальнике Разведывательного управления штаба РККА для выполнения специальных поручений.
     Советская военная разведка добывала сведения о японских вооруженных силах не только на территории Японии, но и использовала для решения этой задачи возможности, которые возникали в Маньчжурии и Корее.
     РАЗВЕДЧИК «АБРАМ»
     18 сентября 1931 года Япония начала военные действия против Маньчжурии. Как всегда поводом для этого послужил «инцидент», который был подготовлен и осуществлен японцами вблизи Мукдена. Японские власти заявили, что группа китайских солдат разрушила участок Южно-Китайской железной дороги. Под предлогом необходимости охраны железной дороги японские войска начали боевые действия, захватили Мукден, Чанчунь, Аньдун и другие города Южной Маньчжурии. В течение короткого времени под контролем японцев оказались Гирин и затем Цицикар - главный город Северной Маньчжурии. В начале января японцы захватили Харбин. Маньчжурия оказалась в руках японцев, которые создавали новый обширный плацдарм для действий против Советского Союза.
     Учитывая сложную обстановку, которая складывалась вдоль советских дальневосточных границ, начальник Разведывательного управления Ян Берзин принял решение заблаговременно укрепить позиции советской военной разведки на Дальнем Востоке. С этой целью был разработан план внедрения разведчика-нелегала Рихарда Зорге в Японию, что вскоре и было сделано. Резидентуру советской военной разведки в Шанхае, которой руководил Зорге, было поручено возглавить Якову Григорьевичу Бронину (оперативный псевдоним «Абрам»).
     Бронин в 1933 году находился в специальной нелегальной командировке в Германии. В июне того же года, выполняя указание Центра, он встретился в Берлине с Зорге и после этого отправился в Шанхай. Зорге выехал в Токио. Резидентура, которой руководил Бронин, успешно выполняла поставленные перед ней задачи. «Абрам» своевременно и полно освещал действия японцев в Китае.
     В сентябре 1935 года Бронин направил в Центр донесение, в котором сообщил о встрече нового командующего японскими силами в Северном Китае генерала Тада с японскими журналистами. Тада открыто призывал к свержению власти китайского правительства и гоминдана, установлению «независимого» Северного Китая, к «сотрудничеству» Японии с Китаем в целях спасения его от «советизации». Бронин сообщил, что японцы, добиваясь «автономизации» пяти китайских провинций, стремятся усилить собственные позиции в Китае. Принцип «разделяй и властвуй» всегда активно использовался завоевателями.
     Японские власти установили, что ноябрь 1935 года является последним сроком для создания «автономного режима» в пяти китайских провинциях Северного Китая. Для завершения процесса «автономизации» в Тяньцзинь прибыл начальник разведки Квантунской армии генерал Доихара, который начал переговоры с представителями пяти провинций. Одновременно штаб Квантунской армии сконцентрировал 15 ноября четыре дивизии у Китайской стены, якобы для защиты нового «автономного района». С целью устранения противников «автономии» японцы провели массовые аресты в ряде городов.
     В ноябре 1935 года китайской контрразведкой был схвачен и резидент советской военной разведки Яков Бронин, впоследствии осужденный на 10 лет тюремного заключения. Жене резидента радистке Элли Ивановне Брониной удалось выехать в СССР. Провал в резидентуре «Абрама» постепенно удалось локализовать. Но вызволить Бронина из китайской тюрьмы удалось не сразу. Лишь через некоторое время разведчика удалось обменять на важного китайца, который находился в плену на территории СССР.
     Разведкой Японии с территории Китая успешно занимался и Лев Александрович Борович, который в 1936–1937 годах был резидентом советской военной разведки в Шанхае. Значительных успехов в добывании сведений о японских войсках на территории Китая добился и военный разведчик Залман Литвин.
     Резиденты военной разведки сообщали в Центр о целях, которые преследовала Япония, подписывая 25 ноября 1936 года с Германией, в которой уже установилась фашистская диктатура, так называемый «Антикоминтерновский пакт». Знали в Москве и о целях подписания в 1940 году в Берлине Пакта трех держав, подписи под которым поставили Риббентроп, Чиано и Курусу. В Берлинском пакте указывалось, что Германия и Италия «признают и уважают руководство Японии в создании нового порядка в великом восточноазиатском пространстве». Пакт трех держав 1940 года был направлен против СССР. Об этом и докладывали в Центр Р. Зорге и другие разведчики.
     В целом в 1930–1940 гг. разведкой Японии занимались резидентуры Разведуправления Штаба РККА, которые находились в Шанхае, Харбине, Дайрене, Чунцине, Токио, Нагасаки и в некоторых других японских, китайских и маньчжурских городах. Дальневосточный дозор советского Генерального штаба, несмотря на отдельные неудачи в работе, окреп. Сотрудники военной разведки вполне успешно справлялись с выполнением задач по добыванию сведений о японских вооруженных силах, военной промышленности и внешнеполитическом курсе Японии.
     БАКТЕРИИ ЧУМЫ
     В МУНДИРАХ ЯПОНСКИХ СОЛДАТ
     4 января 1938 года заместитель начальника Разведывательного управления Красной Армии старший майор государственной безопасности С.Г. Гендин направил И.В. Сталину совершенно секретное донесение особой важности. В этом донесении сообщалось: «Агентурными данными установлено, что в 1937 году в Харбине японцами организована бактериологическая лаборатория. В лаборатории работают около двухсот специалистов, половина из которых прибыла из Киотского университета. Лаборатория производит опыты по культивированию и распространению бактерий чумы, тифа и холеры».
     Как позже было установлено, речь шла о секретном японском бактериологическом центре, созданном в районе города Харбин. Этот центр возник в 1936 году, когда военные приготовления Японии к войне против СССР были усилены. Именно тогда по указу императора Хирохито генеральный штаб японской армии развернул на территории Маньчжурии не один, а два бактериологических учреждения, предназначенных не только для разработки способов ведения бактериологической войны, но и создания бактериологического оружия в размерах, достаточных для активного обеспечения боевых действий японской армии против Советского Союза.
     Бактериологические центры были строго засекречены. Харбинский центр, больше известный как «Отряд 731», в целях маскировки получил название «Управление по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии». Это «заведение» было размещено в специально выстроенном и строго охраняемом военном городке в районе станции Пинфань, в 20 километрах от Харбина.
     «Управление по водоснабжению Квантунской армии» привлекло внимание сотрудников советской военной разведки, которые действовали в Харбине, не случайно. Сотрудники объекта занимались «культивированием и распространением бактерий чумы, тифа и холеры. «Об этом и узнали советские разведчики.
     Заместитель начальника военной разведки комиссар государственной безопасности 3 ранга С.Г. Гендин приказал направить специальное сообщение о выявленном вблизи Харбина бактериологическом центре не только Сталину, но и высшим должностным лица советского государства А.А. Жданову, В.М. Молотову, Н.И. Ежову, К.Е. Ворошилову и М.П. Фриновскому.
     Как оказалось, данные разведки были достоверными. По указанию наркома обороны, заместитель начальника военной разведки С.Г. Гендин направил в резидентуры советской военной разведки, которые действовали на Дальнем Востоке, срочные указания. От разведчиков требовалось добыть сведения о японских лабораториях и отрядах, которые занимались разработкой бактериологического оружия, а также сообщать обо всех случаях заболеваний местного населения тифом, холерой, чумой и подобными инфекционными болезнями.
     Дальневосточные резидентуры советской военной разведки взяли под контроль эпидемиологическую обстановку в Маньчжурии. Сделать это было непросто. Тем не менее в Центр стали поступать данные о случаях появления заболеваний холерой, чумой, тифом и другими заразными болезнями в Маньчжурии и в Китае. Эти тревожные сведения могли свидетельствовали о том, что японцы начали испытывать бактериологическое оружие или допускали ошибки в своих злодейских экспериментах.
     Резидентурой военной разведки в Харбине в 1937–1939 годах руководил резидент «Лавров». Военные разведчики стремилась держать под контролем «Управление по водоснабжению Квантунской армии» и деятельность его персонала. Сведений удавалось добывать немного, но то, что становилось известно, требовало принятия упреждающих мер, направленных на защиту и войск Красной Армии, и населения советского Дальнего Востока.
     24 июня 1938 года резидент «Лавров» докладывал в Центр: «По данным прессы, в районе Инлиньмяо (70 км западнее Гулияо) в конце мая месяца отмечены два случая заболевания чумой». Указание начальника Разведуправления РККА: «Подготовить краткое спецсообщение начальнику Санитарного управления РККА тов. Рыбину и заместителю наркома тов. Мехлису».
     6 июля того же года «Лавров» прислал в Центр новое донесение, в котором сообщал: «В уезде Тунляо за июль месяц отмечено несколько случаев смерти от чумы».
     14 июля 1938 года «Лавров» еще раз доложил в Центр: «За последнее время во всех городах Маньчжурии появилось большое количество заболеваний дизентерией».
     9 августа «Лавров» снова доложил в Центр: «Пресса сообщает много случаев заболевания холерой. Из Мукдена холера уже перебралась в Синьцзин. В Синьцзине заболевания холерой вызывают большое беспокойство властей».
     Второй японский бактериологический центр был размещен в местечке Могатон, в 10 километрах южнее города Чанчунь. Производственный отдел этого отряда имел шесть отделений. В них размножались бактерии сибирской язвы, сапа, микробов для заражения хлебных злаков с целью их уничтожения, а также возбудителей чумы рогатого скота.
     Японское командование, размещая бактериологическую лабораторию в Могатоне, не знало, что неподалеку в Чанчуне действовала резидентура советской военной разведки. Работой этой резидентуры накануне и в первые годы Великой Отечественной войны руководили генерал-майор В.И. Чуйков, ставший впоследствии Маршалом Советского Союза. Когда Чуйков был вызван в Москву и получил назначение на должность командующего 62-й армией, которой предстояло сражаться под Сталинградом, резидентом в Чанчуне стал генерал-майор А.В. Рузанков. Резидентура советской военной разведки в Чанчуне действовала не менее эффективно, чем такая же группа Разведуправления в Харбине.
     Под контролем военных разведчиков находились большинство грузов, прибывавших из Японии на территорию Маньчжурии. Задачи по сбору таких сведений решали военные разведчики, которые действовали в Дайрене. Через этот портовый город также перебрасывались и специальные команды, которые не имели опознавательных знаков. Прибытие каждой такой команды отмечалось агентами резидентуры, устанавливались цели их прибытия и места последующей дислокации.
     Все эти сведения накапливались в Разведывательном управлении и использовались для подготовки специальных сообщений о японских вооруженных силах, японской военной промышленности, о боевом составе Квантунской армии, ее гарнизонах, строительстве японцами на захваченных территориях укрепленных районов. Эти конкретные данные свидетельствовали о тайных замыслах японских генералов.
     Данные, поступавшие из резидентур, обобщались в Центре, анализировались и использовались для создания единой информационной базы данных по Японии. Наиболее важные сведения оперативного характера использовались для подготовки срочных специальных сообщений, которые направлялись политическому руководству СССР и высшему командованию Красной Армии. Остальные сведения использовались для подготовки «Разведывательных сводок по Дальнему Востоку». В 1937–1941 годах такие сводки издавались ежемесячно. В этих важных документах излагались конкретные данные о японских вооруженных силах, дислокации японских воинских соединениях на Дальнем Востоке и в странах Юго-Восточной Азии, указывался командный состав этих соединений до дивизии включительно, давалась характеристика состояния военной экономики Японии, производительности военных заводов.
     МЕЛЬНИКОВ И ЗОРГЕ
     Вероломное нападение Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года создало благоприятные политические и военные условия для Японии, которая могла начать очередной поход против России, пользуясь тем, что ее основные силы задействованы на советско-германском фронте. Однако в июне-июле 1941 года Япония не начала военных действий против СССР. Что помешало японским генералам, мечтавшим о северном походе, начать военные действия? Ответ на этот сложный вопрос кроется в многочисленных донесениях советских военных разведчиков.
     Первыми заметили возрастающую опасность со стороны фашистской Германии и милитаристской Японии военные разведчики Ян Берзин, Борис Мельников, Леонид Бурлаков, Рихард Зорге, Василий Чуйков и другие. Берзин совместно с Мельниковым разрабатывал план внедрения Рихарда Зорге в Японию.
     Борис Николаевич Мельников - выходец из казаков, был участником Первой мировой войны, в 1917 году стал начальником Иркутского гарнизона, в 1918 году попал в плен к японцам, затем эмигрировал в Китай, где был арестован и передан белогвардейцам, до начала 1920 года находился в заключении.
     После побега возвратился в Россию, был членом Военного совета временного Приморского правительства, затем комиссаром штаба Амурского фронта, членом Революционного Военного совета Восточного фронта. С 21 сентября по 18 декабря 1922 года Борис Николаевич был командующим войсками Приамурского военного округа, затем председателем областного бюро партии.
     В 1922 году Мельников опять оказался на военной службе. На этот раз в должности помощника начальника Разведывательного управления помощника главкома по Сибири. В 1923–1924 годах Б.Н. Мельников находился в специальной командировке, вел разведывательную работу в Харбине, в 1924–1926 годах Борис Николаевич был начальником отделения Разведывательного управления Штаба РККА, одновременно работал заведующим отделом Дальнего Востока народного комиссариата иностранных дел.
     Ян Берзин, давая характеристику Б.Н. Мельникову, в апреле 1924 года писал: «...Мельников ... в разведке специально по Дальнему Востоку работает с 1920 года. Лично побывал в Японии, Китае и в Монголии. Изучил и знает во всех отношениях как Китай, так и Японию. Весьма развитый и разбирающийся в сложной обстановке работник, не увлекающийся и не зарывающийся. Политически выдержан...»
     В 1928 году в жизни военного разведчика Б. Мельникова наступает новый этап. Он направляется в Харбин в качестве генерального консула СССР и члена правления КВЖД. В 1931 году Б.Н. Мельников - временный поверенный в делах СССР в Японии.
     С февраля 1932 года по июнь 1933 года Борис Николаевич - заместитель начальника Разведывательного управления штаба РККА - начальник 2-го (агентурного) отдела. По указанию Яна Берзина, который высоко ценил опыт и знания Мельникова, он готовил Рихарда Зорге к специальной командировке в Японию. План был успешно реализован. Центр на протяжении примерно десяти лет получал от Зорге достоверную информацию о политике Германии и Японии в отношении СССР.
     Такие же сведения о направленности внешней и военной политики Японии направляли в Центр резиденты советской военной разведки из Харбина, Чанчуня, Дайрена, Шанхая и Токио. Анализ этих донесений позволил сделать вывод, что в политике Японии в отношении СССР всегда на первом месте был силовой вариант и захват советских дальневосточных территорий. В стратегических планах японских милитаристов СССР обычно назывался как «объект № 1».
     Нападение Японии 7 декабря 1941 года на США, а не на Советский Союз, тоже можно объяснить общей стратегией японского руководства. Бросок японской армии на юг зимой 1941 года был обоснованным и продуманным. Франция и другие европейские страны, имевшие колонии в Юго-Восточной Азии, были захвачены Германией. Англия вела войну против Германии. Поэтому захват южных территорий казался японскому руководству привлекательным и быстро реализуемым планом. Помешать этим замыслам мог только американский тихоокеанский флот. 7 декабря 1941 года большая часть этого флота была уничтожена в военно-морской базе Перл-Харбор (8 линкоров, 6 крейсеров, 1 эсминец, 272 самолета). Утром 8 декабря Япония объявила войну США, Англии и Голландии. Дорога в Малайю, на Филиппины, в Бирму, Индонезию и Новую Гвинею была открыта...
     В октябре 1941 года данные, добытые военными разведчиками Р. Зорге и Л. Сергеевым, позволили советскому командованию принять правильное решение и перебросить часть дивизий из Сибири и Дальнего Востока под Москву, что позволило защитить столицу от захвата немецкими войсками. В тот критический момент Зорге и Сергеев направили в Центр точные сведения о том, что Япония нацелена на юг и в ближайшее время не намерена нападать на СССР.
     О ЧЕМ ПОСОЛ ОСИМА СООБЩАЛ В ТОКИО?
     Германское командование летом 1942 года продолжало подталкивать Японию к вступлению в войну против Советского Союза. Это могло серьезно ослабить сопротивление войск Красной Армии на советско-германском фронте. Добиваясь этой цели, министр иностранных дел Германии Риббентроп настоятельно рекомендовал японскому послу в Берлине генералу Осима посетить южный сектор Восточного фронта. 1 августа 1942 года Осима на специальном самолете, выделенном германским командованием, вылетел из Берлина на Украину. Он посетил главную ставку Гитлера, побывал в Одессе, Николаеве, Симферополе, Ростове-на-Дону, Батайске, Киеве и Кракове. Японский посол (и разведчик) Осима хотел лично убедиться, насколько велики успехи германской армии на Восточном фронте, выяснить, в какой степени была ослаблена Красная Армия, и спрогнозировать возможные перспективы развития обстановки на советско-германском фронте. Эти параметры были основными для принятия японцами решения о вступлении в войну против СССР. Японские войска в то время уже добились значительных успехов в Юго-Восточной Азии.
     Германское командование сделало все возможное, чтобы убедить японского генерала в целесообразности и своевременности вступления Японии в войну против СССР. Возвратившись в Берлин, генерал Осима направил в Токио подробный отчет о своей инспекционной поездке на Восточный фронт. Он детально оценил обстановку, силы противостоящих сторон, моральный дух германских солдат и офицеров, их уверенность в близкой победе, специально подчеркнул, что советское командование, стремясь спасти положение, «перебросило с Дальнего Востока несколько дивизий».
     Изучая донесение своего посла, японское руководство должно было сделать только один вывод - час нападения на СССР настал. Победа немцев под Сталинградом должна была стать последним аргументом, который позволил бы японскому командованию принять окончательное решение о начале нового похода на север.
     Советская военная разведка смогла добыть полный отчет генерала Осима о его поездке на южный фланг советско-германского фронта. Этот важный документ был доложен Верховному Главнокомандующему, членам Ставки ВГК. Стало очевидным, что отступление советских войск за Волгу или их поражение под Сталинградом неминуемо приведет к нападению Японии на СССР. Квантунская армия к этому была готова. В Великой Отечественной войне этот период был критическим.
     Осима в своем секретном послании в Токио не мог открыто рекомендовать своему правительству, начинать или не начинать военные действия против Советского Союза. Однако, оценивая реализацию плана немецкой летней кампании 1942 года, он недвусмысленно сообщал: «План выполняется быстрее, чем ожидалось... После разгрома советских войск немцы планируют... небольшие силы оставить следить за остатками Красной Армии, остальные силы перебросить на зимовку в Европу или на другие фронты».
     Летом 1942 года ни в Токио, ни в Берлине никто не знал, что благодаря усилиям советской военной разведки, это важнейшее донесение японского посла оказалось в Москве. Возможно, именно этот доклад японского посла своему правительству, добытый советской военной разведкой, заставил Верховного Главнокомандующего принять срочные дополнительные меры, которые должны были во что бы то ни стало спасти Сталинград.
     Если бы советские войска хотя бы временно оставили Сталинград и отошли за Волгу, это склонило бы японцев к введению в действие плана, который получил кодовое название «Кантокуэн». План это был разработан летом 1941 года после нападения Германии на СССР. Он предусматривал захват советского Дальнего Востока и значительной части Сибири. Численность Квантунской армии уже в июле-августе 1941 года была доведена до 600 тысяч человек. Сила была накоплена достаточная для проведения успешной наступательной операции...
     Советский военный атташе генерал-майор В.И. Чуйков сообщал 19 января 1942 года начальнику военной разведки из Чанчуня: «Японцы имеют успех на юге, ближайшая их задача - захватить Сингапур и Голландскую Индию, чтобы иметь полное господство в южных морях. Видя слабость и нерешительность англо-американцев, Япония, вероятнее всего, приберет к рукам и Австралию. Япония в период наступления немецких войск на Москву не напала на нас, так как готовилась к южному наступлению.
     Япония Австралию не захватила, но добилась в войне против США значительных успехов. С декабря 1941 года по июнь 1942 года японцы захватили Гонконг, Британскую Малайю, Сингапур, Бирму, Индонезию, Филиппины, Новую Ирландию, Новую Британию, Соломоновы острова, западную и центральную часть острова Новая Гвинея, острова Гуам, Уэйк, Кыска и Ату. На захваченной территории проживало до 150 миллионов человек.
     Среди японского руководства, как свидетельствуют донесения советской военной разведки 1941-1942 годов, расхождения были не в том, стоит ли начинать новый поход на север, а в том, когда начать войну против СССР, чтобы добиться максимального успеха с минимальными потерями.
     Поход на север японцам пришлось еще раз отложить. Победа Красной Армии под Сталинградом была большой неожиданностью не только для германских, но и японских генералов. К тому же еще японцы неожиданно для них потерпели крупное поражение в морском сражении, которое произошло в районе тихоокеанского атолла Мидуэй. Японцы хотели тогда нанести второй сокрушительный удар по американскому флоту. Главная цель этого удара состояла в захвате атолла Мидуэй и установлении полного господства Японии в центральной и северной частях Тихого океана.
     На этот раз американская разведка смогла своевременно раскрыть замысел японской операции. Адмирал Нимиц принял упреждающие контрмеры. В результате сражения у Мидуэя японцы потеряли 4 авианосца, 7 других боевых кораблей, 332 самолета. Потери американского флота тоже были значительными - один авианосец и 150 самолетов. Поражение японского флота изменило баланс морских сил на Тихом океане в пользу США.
     Но и после неудачи в районе атолла Мидуэй японский генеральный штаб продолжал наращивать возможности Квантунской армии. Об этом постоянно докладывали в Центр советские военные разведчики, которые действовали в Маньчжурии, Корее и Китае. В июне 1945 г. в составе контингента японских войск в Маньчжурии и Корее уже насчитывалось более 1 млн. человек. Во главе армии стоял опытный японский генерал О. Ямада и начальник штаба генерал-лейтенант Х. Хата, который ранее был военным атташе в Советском Союзе. На вооружении армии было 5 тысяч орудий, свыше 1 тысячи танков и 2 тысячи самолетов. «Опасность, что эта армия может быть использована против России...» не исчезла.
     ХОЖДЕНИЕ ПО КАНАТУ БЕЗ СТРАХОВКИ
     Крупные поражения германских войск не позволяли японцам принять окончательное решение о начале военных действий на Дальнем Востоке. Но поиск серьезного повода для агрессии против СССР не прекращался. В 1942–1944 годах японцы неоднократно провоцировали обострение советско-японских отношений. Можно безошибочно сказать, что именно для этих целей за период 1941-1944 годов японцы задержали 178 и потопили 18 советских торговых судов. Подразделения Квантунской армии 779 раз нарушали сухопутную границу СССР, японские ВВС более 400 раз вторгались в воздушное пространство Советского Союза. В Москве это понимали и старались не обострять отношения. Второй фронт на Дальнем Востоке Советскому Союзу был не нужен.
     Представители СССР по дипломатическим каналам старались урегулировать конфликтные ситуации. Достигалось это с большим трудом. Но все-таки Москве удавалось балансировать на грани мира и войны. Хождение по канату без страховки - так можно назвать состояние советско-японских отношений в 1942–1944 годах.
     В 1943–1944 годах представители США настойчиво добивались от Сталина принятия решения, которое позволило бы американским бомбардировщикам «Либерейтор» базироваться на советских аэродромах в Сибири, а кораблям ВМС США использовать при необходимости советские военно-морские базы на Дальнем Востоке. Конкретно эти вопросы обсуждались между Сталиным и Рузвельтом в ходе Тегеранской конференции 29 ноября 1943 года. В тот день американский президент передал Сталину меморандум, в котором выразил свое желание обменяться информацией о японцах и предварительном планировании, которое в перспективе могло привести к совместным советско-американским операциям против Японии.
     Рузвельт поставил перед Сталиным конкретные вопросы:
     «...1. Согласен ли Сталин обеспечивать Соединенные Штаты военной информацией о борьбе с Японией?
     2. Желательно ли, чтобы США создали на Аляске и Алеутах опорные пункты для защиты советских эскадренных миноносцев и подводных лодок, находящихся в советских портах, от возможных атак японцев?
     3. Был бы Советский Союз в состоянии в случае американской атаки против северных Курил прямым или косвенным образом оказать помощь?»
     Рузвельт задал Сталину и другие вопросы. В частности, он добивался от Сталина согласия о передаче американцам информации о советских сибирских портах, которые могли быть использованы ВМС США, а также сведений о советских авиационных базах, расположенных на береговой линии, которые могли бы принять до 100 американских самолетов.
     Нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов сообщил американскому послу Гарриману в конце декабря 1943 года, что «...советское правительство готово поделиться имеющейся информацией о японцах, насколько это возможно». Остальные вопросы требовали дополнительного изучения. Тем не менее начальник американской военной миссии в Москве генерал Дж. Дин стал настойчиво добиваться принятия решения о размещении на советских авиабазах на Дальнем Востоке самолетов бомбардировочной авиации США.
     У американских специалистов, работавших в военной миссии США в Москве, вызывало недоумение, почему Сталин так и не выполнил обещание в определенное время разрешить американским «...бомбардировщикам вступать в бой с территории Сибири...».
     Понять, почему Сталин вначале охладел к просьбам американцев разрешить им использование советских авиабаз, а затем и отказался от такого сотрудничества, позволяет содержание некоторых донесений советских военных разведчиков из Токио и Чанчуня. Значительный интерес в этом отношении представляет текст донесения военного атташе генерал-майора А.В. Рузанкова из Чанчуня 4 марта 1942 года. В этом донесении сообщалось следующее: «Ван Пын-сян в беседе сообщил мне, что Гитлер обратился к Японии с требованием начать в ближайшем будущем наступление против СССР. Японцы ответили, что к войне они еще не готовы. Однако дискуссия по этому вопросу в японском правительстве и верхах ведется. Военная клика стоит за развязывание войны против СССР в ближайшее время, а крупные политические деятели Коноэ, Мацуока, представители концернов Мицуа и Мицубиси считают военное наступление преждевременным. По мнению японцев, им сейчас необходимо закрепиться на юге, в Китае и посмотреть, как начнет новое наступление сама Германия. Если у Германии есть силы и наступление даст успех, тогда Япония может начать войну против СССР».
     Завершая свое донесение в Центр, генерал-майор Рузанков докладывал начальнику Главного Разведывательного управления: «...Японцы следят, не предоставляем ли мы американцам базы на Камчатке и Сахалине».
     Это донесение начальник ГРУ генерал-лейтенант Ильичев приказал направить Сталину, Молотову, Маленкову, Берия, Кагановичу, Микояну, Вознесенскому и Шапошникову.
     Внимание привлекает последняя фраза из донесения генерал-майора Рузанкова о том, что «японцы следят, не предоставляем ли мы американцам базы на Камчатке и Сахалине». Это действительно было важное сообщение. Рузанков предупреждал, что японская разведка ведет постоянное наблюдение за тем, не предоставляет ли СССР свою территорию для американской авиации. Если бы это было так, то могло бы послужить серьезным поводом для обострения советско-японских отношений, и, не исключено, было бы использовано японцами для нанесения массированного удара не только по американским самолетам, которые, несомненно, были бы выявлены японской разведкой, но и для уничтожения важных советских военных объектов. Японцы, как свидетельствовало их нападение на американскую военно-морскую базу в Перл-Харборе, умели наносить такие массированные удары внезапно и с максимальной эффективностью.
     Нетрудно представить, к чему мог бы привести такой удар японской авиации по американским самолетам, оказавшимся на советских аэродромах на Дальнем Востоке. Такое развитие событий могло спровоцировать японско-советскую войну, то есть преждевременное открытие второго фронта, но не в Европе, а на Дальнем Востоке.
     Трудно поверить в то, что прагматичные военные представители США, добиваясь права использования американской авиацией советских баз на Дальнем Востоке, не понимали, что это станет нарушением советско-японских договоренностей, спровоцирует удар японской авиации по этим объектам, что приведет к военному конфликту между СССР и Японией. Японская разведка имела представление о том, что делалось на территории Советского Союза. Ее агенты внимательно следили за советско-американским военным взаимодействием.
     10 апреля 1942 года резидент ГРУ в Токио докладывал в Центр: «Источник сообщил, что в Японии проводится мобилизация с целью увеличения численности войск для ведения боевых действий против Индии. На днях на юг направлено 24-25 тысяч новобранцев, которые будут нести там охранную службу. Одновременно часть войск перебрасывается на север, так как Япония опасается, что СССР в июне-июле предоставит Камчатку США как базу для нападения на Японию...»
     Резидент советской военной разведки полковник Ф.А. Феденко сообщал в Центр из Чанчуня: «По сообщению источника, Германия настаивает на вступлении Японии в войну против СССР. Однако японцы не намерены развязывать эту войну до тех пор, пока Германия не добьется решающих успехов на Восточном фронте. Япония опасается, что в случае войны против СССР союзники используют Владивосток, откуда совместно с советской авиацией будут бомбить японские острова» .
     Вопрос о том, нападать или не нападать на СССР, напряженно дискутировался среди высших японских военных чинов не только в 1942-м, но и в 1943 и 1944 годах. Об этом регулярно докладывали в Центр военные разведчики, которые действовали в Токио, Чанчуне и Харбине. Сведения поступали от генерал-майора А.В. Рузанкова, полковников Ф.А. Феденко и И.В. Гущенко, от подполковников К.П. Сонина и М.А. Сергеечева.
     ПОДПОЛКОВНИК СЕРГЕЕЧЕВ И МАРШАЛ СУГУЯМА
     В 1944 году советским военным атташе в Токио был подполковник М.А. Сергеечев. 3 января его пригласил на прием начальник японского генерального штаба маршал Сугуяма. Встреча проходила в 19 часов по токийскому времени. Сугуяма сообщил советскому военному атташе:
     - Прошу вас поставить в известность ваше командование, что Япония к войне между Советским Союзом и Германией никакого отношения не имеет. Япония и впредь будет строго соблюдать существующий между нашими странами пакт о нейтралитете. Пусть ваше командование будет совершенно спокойно, мы против СССР выступать не собираемся...
     Сергеечев, возвратившись в офис военного атташе, направил в Центр донесение о посещении начальника японского генерального штаба маршала Сугуямы. Это донесение было незамедлительно доложено Сталину и наркому иностранных дел Молотову. Заявление маршала Сугуямы заслуживало внимания. Оно свидетельствовало о том, что среди японских влиятельных политиков и высокопоставленных военных верх начали одерживать те силы, которые сдержанно относились к идее реализации плана «Кантокуэн».
     Тем не менее к заявлению маршала Сугуямы в Москве отнеслись внимательно. Многолетний опыт советско-японских отношений учил трезвому подходу к заявлениям японских лидеров и военных. Декларации, произносившиеся в Токио, чаще служили прикрытием последующей агрессии. Наличие большого количества японских войск вдоль советских границ в 1944 году нельзя было расценить как проявление добрососедских намерений. Более того, советская военная разведка продолжала докладывать об увеличении войск в составе Квантунской армии, о совершенствовании японцами укрепленных районов, о наличии около Харбина и Чанчуня секретных бактериологических центров, о прокладке новых дорог, которые имели военное предназначение.
     ГЛАВКОМ ВАСИЛЕВСКИЙ И ЕГО РАЗВЕДЧИКИ
     Встреча делегаций СССР, США и Великобритании в пригороде Берлина завершилась 2 августа. Отказ японского правительства принять требования Потсдамской конференции предопределил развитие событий на Дальнем Востоке. Главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке Маршал Советского Союза А.М. Василевский доложил Сталину о готовности войск к началу боевых действий. Японцы, по данным разведки, в первой половине августа не ожидали изменения обстановки в Забайкалье и на Дальнем Востоке.
     В июле и первых числах августа 1945 года разведывательные отделы штабов советских дальневосточных и забайкальского фронтов работали с максимальным напряжением. Общее руководство работой трех разведывательных отделов этих фронтов осуществлял генерал-майор Серафим Михайлович Чувырин, который был начальником разведки штаба Главкомата войск на Дальнем Востоке.
     Чувырин хорошо знал свое дело. В Красную Армии он вступил добровольцем еще в 1920 году, окончил 1-ю Советскую Объединенную военную школу им. ВЦИК. В 1936 году окончил специальный факультет Военной академии имени М.В. Фрунзе, служил в центральном аппарате военной разведки в Москве. В ноябре 1941 года Серафим Михайлович был назначен на должность начальника разведки штаба 1-й Ударной армии и убыл на Дальний Восток. В 1941-1945 годах он занимался организацией добывания сведений о Квантунской армии. Лучше Чувырина вряд ли кто знал, что делается на территории Маньчжурии, где дислоцировались японские части.
     Начальником разведывательного отдела штаба 1-го Дальневосточного фронта был генерал-майор Яков Никифорович Ищенко, инициативный военный разведчик, который приобрел опыт специальной работы на Карельском фронте. Маршал Советского Союза К.А. Мерецков, который командовал этим фронтом, ценил Ищенко за находчивость и инициативу. Когда Ставка Верховного Главнокомандования назначила маршала К.А. Мерецкова командующим 1-м Дальневосточным фронтом, он предложил генерал-майору Ищенко отправится с ним на Дальний Восток. Ищенко согласился.
     Яков Никифорович был опытным разведчиком. В 1922 году он добровольно вступил в ряды Красной Армии, учился в Военной академии имени М.В. Фрунзе, в 1941 году окончил Академию Генерального штаба, проходил службу на различных должностях в военной разведке.
     Начальником разведывательного отдела 2-го Дальневосточного фронта был генерал-майор Наум Семенович Соркин, один из опытнейших специалистов по организации и ведению разведки на Дальнем Востоке. Он хорошо изучил Монголию и Маньчжурию. С 1923 по 1926 г. он был инструктором, а затем начальником артиллерийской школы Монгольской народно-революционной армии, выполнял задания военной разведки, являясь консулом СССР в Улан-Баторе. Четыре года (с 1935 по 1939) Наум Семенович был заместителем начальника монголо-синцзяньского отдела Разведуправления Генштаба РККА. С 1941 года Соркин - начальник разведотдела штаба Дальневосточного фронта. Когда этот фронт в период подготовки к проведению Маньчжурской операции был преобразован в два самостоятельных фронта, Соркин возглавил разведку 2-го Дальневосточного, которым командовал генерал армии М.А. Пуркаев, в прошлом советский военный атташе в Берлине, которого по приказу Гитлера безуспешно пыталась завербовать немецкая военная разведка.
     В разгроме Квантунской армии принимали участие и войска Забайкальского фронта, которым командовал Маршал Советского Союза Р.Я. Малиновский. Начальником разведки у Малиновского был генерал-майор Петр Акимович Попов, донской казак, который начал службу в Красной Армии в 1918 году. Попов окончил Ростовские командные курсы, Объединенную Киевскую школу, Химические курсы усовершенствования командного состава, основной и восточный факультеты Военной академии имени М.В. Фрунзе. В военной разведке Петр Акимович начал работать в 1936 году. В его биографии есть строка, которую нечасто можно встретить в личных делах других офицеров разведки тех предвоенных лет. Попов проходил стажировку по обмену в одной из частей японской армии, свободно владел японским языком, работал на руководящих должностях в Разведывательном управлении Генерального штаба Красной Армии. С января 1944 года генерал-майор Попов - на Дальнем Востоке в качестве начальника разведотдела штаба Забайкальского фронта.
     Начальником разведотдела штаба Тихоокеанского флота был полковник Аркадий Зиновьевич Денисин, бесстрашный, инициативный и талантливый разведчик. Денисин в Красную Армию вступил тоже добровольно, в 1920 году. После Гражданской войны Денисин окончил Харьковскую пехотную школу, экстерном сдал экзамены за полный курс обучения в Ленинградской артиллерийской школе. С 1933 по 1936 год учился на специальном факультете в Военной академии имени М.В. Фрунзе. На Тихоокеанском флоте Денисин с 1936 года. В сентябре 1944 года Аркадий Зиновьевич был назначен на должность начальника разведывательного отдела штаба Тихоокеанского флота.
     Такими были начальники разведывательных отделов фронтов и флота, которые принимали участие в разгроме Квантунской армии.
     РАЗГАДАТЬ ЗАМЫСЕЛ МАРШАЛА ЯМАДЫ
     Вспоминая период подготовки к началу Маньчжурской операции, Маршал Советского Союза К.А. Мерецков писал: «...силы врага знать нужно. Однако вы никогда не одержите победы, не зная и его слабостей. Мы постарались учесть и последнее. Как установила разведка, между узлами сопротивления, а также между укрепленными районами оставались промежутки, не заполненные фортификационными сооружениями. Таким образом, линия обороны была почти сплошной, но все же не совсем. Мы уцепились за это «почти»..
     Разведчикам удалось установить не только слабые звенья в обороне противника. Силы разведывательных отделов фронтов добыли точные сведения об авиабазах и аэродромах противника, выявили места расположения складов горючего, боеприпасов и продовольствия, наличие железных и шоссейных дорог, которые, как правило, были осями операционных направлений для действий войск. Такие данные интересовали не только командующих фронтов, но и командиров советских авиационных частей, которые должны были наносить бомбовые удары по конкретным, наиболее важным военным объектам противника и выбрасывать десантные подразделения для захвата штабов, узлов связи и командных пунктов.
     Для того чтобы разгромить Квантунскую армию, которой командовал генерал Ямада, необходимо было лишить его возможности управлять своими многочисленными войсками. Советским военным разведчикам удалось выявить основные пункты управления. По этим пунктам были нанесены мощные артиллерийские и авиационные удары.
     Обычно, когда говорят о том, что же удалось сделать разведчикам, как правило, называют, если это возможно, имена агентов, которые добывали ценные сведения, оценивают количество и качество этих сведений. В данном случае, чтобы оценить вклад военных разведчиков в разгром Квантунской армии, такой метод применить нельзя. В штабе генерала Ямады не было агента советской военной разведки. Даже если бы он и был, вряд ли он смог бы добыть полные сведения обо всех укрепленных районах, минных полях, запасных аэродромах, ложных целях и других особенностях обороны противника.
     Силами разведывательных отделов фронтов в период подготовки к наступлению было проведено около 200 спецопераций, в ходе которых в тыл противника было выведено 188 разведывательных групп. Через государственную границу было переброшено 588 хорошо подготовленных разведчиков, которые имели радиостанции для связи с Центром. Подавляющее большинство из них полностью выполнили поставленные перед ними задачи. Сведения о противнике добывали 2.452 разведчика и агента, среди которых были русские, монголы, китайцы, нанайцы и лица других национальностей. Они владели китайским или японским языками, легко ориентировались на местности, которая была занята войсками Квантунской армии. Создать такую силу за два или даже три месяца невозможно. Эти силы военная разведка накапливала годами. В этой работе принимали участие Ян Берзин, Леонид Бурлаков, Василий Ощепков, Кристан Салнынь, Василий Чуйков и многие другие разведчики. В нужный момент многочисленная армия военных разведчиков и их добровольных помощников была приведена в действие. Нейтрализовать ее японская контрразведка была не способна.
     Военные разведчики и их агенты в период подготовки к наступлению держали под контролем на территории противника все: железные дороги, аэродромы, склады и другие важные объекты на глубину от 100 до 250 километров.
     Несомненным успехом советской разведки в период подготовки Маньчжурской операции было и то, что разведчикам удалось своевременно установить скрытный отвод основных японских сил от линии передового соприкосновения. Это позволило выявить замысел генерала Ямады, который состоял в том, чтобы заблаговременно вывести главные силы из-под первого, как правило, массированного удара артиллерии и авиации, сохранить их, пожертвовав частями прикрытия, и тем самым заставить советское командование бить по пустым площадям.
     Задумано было правильно. Однако Ямада не мог предположить, что его тайный замысел будет разгадан. Маршал Василевский воспользовался данными, добытыми разведчиками, - наступление началось без традиционной артиллерийской подготовки, которую ожидали Ямада и его штаб. Советские войска внезапно и стремительно с трех направлений начали боевые действия, а затем стали крушить противника на второй и даже третьей линии его обороны. Такого развития ситуации японцы не ожидали.
     Данные, добытые военной разведкой, были точны. Они помогли войскам добиться максимального успеха. Резервисты и маньчжурские войска, которых Ямада разместил в приграничной полосе вместо регулярных частей, стремительного натиска передовых отрядов не выдержали. За этими отрядами в бой вступили главные силы фронтов...
     Потерпевшие поражение японские генералы не успели уничтожить штабные документы. В результате их изучения оказалось, что в общей оценке группировки войск противника, подготовленной советской военной разведкой, и реальными данными, нанесенными на японские карты, серьезных расхождений не было. Были выявлены лишь несовпадения в нумерации некоторых японских частей. Оценка операционных направлений, сильных и слабых сторон укрепленных районов тоже почти что полностью подтвердилась, кроме незначительного расхождения в количестве огневых точек и характере оборонительных сооружений в некоторых укрепленных районах.
     В ходе наступления разведчики также успешно решали задачи по добыванию сведений о противнике и делали это не менее успешно, несмотря на быстро изменявшуюся обстановку. Офицеры военной разведки принимали участие в выполнении специальных заданий командования в составе специальных десантных отрядов и групп. Представители разведотдела штаба Забайкальского фронта были в составе парламентской группы, которую командующий фронтом Маршал Советского Союза Р.Я. Малиновский направил 19 августа в Чанчунь, где находилась ставка японского командования. Возглавлял группу особоуполномоченный советского военного командования полковник И.Т. Артеменко, который был начальником оперативного отдела штаба фронта. Это была смелая и дерзкая операция. Парламентеры вылетели в глубокий тыл противника, в Чанчунь, который находился в 500 километрах от линии фронта, и там заставили генерала Ямаду принять требование советского командования о полной и безоговорочной капитуляции.
     Вспоминая встречу с генералом Ямадой, полковник Артеменко писал: «...В кабинете главнокомандующего генерала Ямады шло совещание. Я прервал его и вручил требования о капитуляции. Ямада молчал. Дар речи вернулся к нему, когда над городом загудели советские бомбардировщики. Барон попытался оговорить свои условия, я их отверг и вновь потребовал немедленного решения. Тогда он снял свой самурайский «меч духа», признал себя побежденным. То же сделали и другие члены штаба. В 14 часов 10 минут 19 августа 1945 года акт о капитуляции Квантунской армии был подписан и объявлен по радио».
     Артеменко был не единственным, кто доставил генералу Ямаде ультиматум о капитуляции. После того как советские войска захватили Харбин, 19 августа на командный пункт маршала К.А. Мерецкова был доставлен начальник штаба Квантунской Армии генерал-лейтенант Х. Хата с группой японских генералов и офицеров. Главнокомандующий советскими войсками маршал А.М. Василевский послал с Хата командующему Квантунской армией ультиматум, в котором потребовал немедленно прекратить боевые действия.
     Командующий 1-м Дальневосточным фронтом Маршал Советского Союза К.А. Мерецков также направлял в тыл противника усиленные воздушные десанты. Один из десантов был высажен в Харбине, в районе которого находился секретный японский бактериологический центр - «Отряд 731». Вспоминая эти события, Мерецков писал, что он приказал создать усиленные подвижные отряды, «которые должны были продвигаться быстрыми темпами, овладевать важными промышленными центрами и не допускать вывоза или уничтожения японцами материальных ценностей».
     Серьезное содействие наступавшим советским войскам оказывали русские жители этих городов. В Харбине они наводили советских десантников на вражеские штабы и казармы, захватывали узлы связи, пленных. «Благодаря этому, - писал Мерецков, - нежданно-негаданно для себя оказались в советском плену некоторые высшие чины Квантунской армии».
     В те дни один из передовых отрядов 1-го Дальневосточного фронта выполнил специальное задание - захватил в плен японцев, которые работали в отряде № 731. Среди арестованных были генерал-лейтенант медицинской службы Кадзицука Рюдзи, начальник санитарного управления Квантунской армии; генерал-майор медицинской службы Кавасима Киоси, начальник производственного отдела отряда № 731 Квантунской армии; подполковник Ниси Тосихиде, врач-бактериолог, начальник учебно-просветительского отдела отряда № 731; майор медицинской службы Карасава Томио, врач-бактериолог, начальник отделения производственного отдела отряда № 731.
     Были захвачены в плен и другие сотрудники японских бактериологических центров: майор медицинской службы Оноуэ Масао, врач-бактериолог, начальник филиала № 643 отряда № 731; генерал-майор ветеринарной службы Сато Сюндзи, начальник санитарной службы 5-й армии; генерал-лейтенант ветеринарной службы Такахаси Такаацу, начальник ветеринарной службы Квантунской армии; поручик ветеринарной службы Хиразакура Дзенсаку, ветеринарный врач, научный сотрудник отряда № 100; старший унтер-офицер Митомо Кадзуо, сотрудник отряда № 100; ефрейтор Кикучи Иоремицу санитарный практикант филиала № 643 отряда № 731; санитар-лаборант Курусима Юдзи, сотрудник филиала отряда № 162 отряда № 731.
     Среди арестованных был и генерал Ямада Отозоо, главнокомандующий Квантунской армией. Все эти японцы были приговорены в 1949 году Военным трибуналом Приморского военного округа к длительным срокам тюремного заключения.
     Характеризуя назначение отряда № 731 обвиняемый Ямада показал: «...Отряд № 731 был организован в целях подготовки бактериологической войны, главным образом против Советского Союза, а также против Монгольской Народной Республики и Китая». Далее Ямада показал, что на отряд № 100 «...возлагалась задача по проведению диверсионных мероприятий, то есть заражению эпидемическими бактериями пастбищ скота и водоемов. В этой части отряд № 100 в своей работе был тесно связан с разведывательным отделом штаба Квантунской армии.»
     В кампании на Дальнем Востоке важную роль сыграли силы Тихоокеанского флота и его разведчики, а также части ВВС. Они принимали участие в боях по освобождению Северной Кореи, Южного Сахалина и Курильских островов. Амурская флотилия и ее разведчики активно содействовали войскам 2-го Дальневосточного фронта в форсировании Амура и Уссури, а также в наступлении вдоль реки Сунгари.
     За мужество и героизм, проявленные в боях на Дальнем Востоке, 93 советских генерала, офицера и солдата были удостоены высокого звания Герой Советского Союза. Среди них - шестеро военных разведчиков. Военный разведчик старший лейтенант Виктор Николаевич Леонов, отличившийся в боях на восточном побережье Северной Кореи, 14 сентября 1945 года был награжден второй медалью «Золотая Звезда» и стал дважды Героем Советского Союза.
     НА БОРТУ ЛИНКОРА «МИССУРИ»
     2 сентября 1945 года на борту американского линкора «Миссури» в Токийском заливе был подписан Акт о полной и безоговорочной капитуляции Японии. Первым этот акт подписал бывший министр иностранных дел Японии Мамору Сигэмицу. За ним свою подпись поставил бывший начальник японского генерального штаба генерал Ёсидзиро Умэдзу. От имени США акт о безоговорочной капитуляции Японии подписал генерал Дуглас Макартур, который с 1942 года командовал союзными войсками в юго-западной части Тихого океана.
     Казалось бы, что от имени Советского Союза этот акт должен был подписать Главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке Маршал Советского Союза А.М. Василевский. Однако у Сталина, видимо, были свои соображения. 7 мая 1945 года представители США и Англии поспешили подписать в Реймсе акт о капитуляции германских вооруженных сил перед западными союзниками. От имени США акт подписал главнокомандующий союзными экспедиционными войсками в Европе генерал Д. Эйзенхауэр. Под этим актом, не имея на то полномочий, поставил свою подпись и генерал-майор И.А. Суслопаров, представитель советского командования при штабе Эйзенхауэра.
     Подписав в Реймсе предварительный акт о капитуляции германских вооруженных сил, Эйзенхауэр на главную церемонию завершения войны с Германией, которая состоялась 8 мая в пригороде Берлина Карлсхорсте, не прибыл.
     Маршал Василевский на борт линкора «Миссури», палуба которого являлась американской территорией, тоже не прибыл. С советской стороны акт о капитуляции Японии подписал генерал-лейтенант Кузьма Деревянко. Он был представителем Главного командования советских войск на Дальнем Востоке при штабе генерала Макартура. Накануне и в годы Великой Отечественной войны К.Н. Деревянко проходил службу на различных должностях в советской военной разведке. В 1951–1954 годах он был заместителем начальника управления информации Главного разведывательного управления.
     Дальневосточный дозор советского Генерального штаба в 1941–1945 годах полностью выполнил свои задачи.

     

---

     На снимках:

     Пропуск в Разведотдел штаба РККА, выданный А.И. Кукку. 1923 г.
     Герой Советского Союза Зорге Рихард (Рамзай).
     Передавал сведения о планах Гитлера по развязыванию войны против СССР и о решении японского правительства не вступать в войну против Советского Союза в 1941 году.
     Казнен в Японии в 1944 году.
     Мельников Борис Николаевич.
     Фото 1938 г.
     Полковой комиссар Ринк Иван Александрович.
     Майор Бурлаков Леонид Яковлевич. Фото 1934 г.
     Генерал-майор
     Попов Петр Акимович.
     Бронин Я.Г. с женой и сыном.
     Генерал-лейтенант Чуйков Василий Иванович.
     Советский военный атташе в Чанчуне. Фото 1940 г.
     Генерал-майор
     Чувырин Серафим Михайлович.
     Генерал-майор
     Соркин Наум Семенович.
     Генерал-майор
     Ищенко Яков Никифорович.
     Генерал-майор Деревянко Кузьма Николаевич подписывает акт о капитуляции Японии на борту линкора «Миссури» 2 сентября 1945 года.
     Скамья подсудимых (слева направо, в первом ряду): Казицука, Такахаси, Кавасима; в следующих рядах - Карасава, Оноуэ, Сато Хирадзакура, Митомо, Кикути, Курусима.
     Виктор Николаевич Леонов,
     дважды Герой Советского Союза.
     Штаб Квантунской армии, г. Чанчунь.