В мае 1546 года Иоанн выступил с войсками в Коломну для отражения набега крымского хана. По вестям от доброхотов тот должен был напасть на московские окраины. Войска стояли более недели, крымский хан не появлялся. Шестнадцатилетний государь, выехав погулять за город, был остановлен новгородскими пищальниками, которые стали ему о чем-то бить челом. Иван не был расположен выслушивать их и велел отослать. Пищальники не послушали великого князя и вступили в бой с дворянами его свиты. Были стрельба и рукопашная, по пять или шесть человек убитыми с каждой стороны остались на месте. Ивана не пропустили ехать прямой дорогой в его ставку, и он должен был пробираться окольным путем.
     Нетрудно понять, какое впечатление произвело это происшествие на Иоанна, еще в детстве напуганного подобными сценами и на всю жизнь сохранившего последствия этого испуга для своей психики. Но он привык видеть дерзких ослушников своей власти не среди простых ратных людей, поэтому им сразу же овладело подозрение, что уж если они осмелились так поступить, то наверняка действовали по чьей-то науке. Провести следствие по этому делу Иоанн поручил не знатному человеку, а своему дьяку - чиновнику Василию Захарову.
     Придворный дьяк, расследовав дело, установил: пищальников подучили бояре - князь Кубенский и двое Воронцовых. Иван, проверив достоверность следствия, собрал Боярскую Думу - государев совет - и спросил у бояр и духовных, как быть со злоумышленниками. Бояре и духовные высказались однозначно: казнить смертью. Государь утвердил решение как вследствие нового обвинения, так и по прежним их преступлениям: за мздоимство во многих государских и земских делах.
     13 декабря 1546 года, на семнадцатом году, Иоанн встретился с митрополитом и объявил, что хочет жениться. На другой день митрополит, отслужив молебен в Успенском соборе, пригласил к себе всех бояр, в том числе и опальных, и со всеми отправился к великому князю. Государь, приняв всю процессию, встал, поклонился и сказал: «Милостию Божиею и Пречистой Его Матери, молитвами и милостию великих чудотворцев Петра, Алексея, Ионы, Сергия и всех русских чудотворцев положил я на них упование, а у тебя, отца своего, благословяся, помыслил жениться. Сперва думал я жениться в иностранных государствах у какого-нибудь короля или царя, но потом я эту мысль отложил, не хочу жениться в чужих государствах, потому что я после отца своего и матери остался мал. Если я приведу себе жену из чужой земли и в нравах мы не сойдемся, то между нами дурное житье будет. Поэтому я хочу жениться в своем государстве у кого Бог благословит, по твоему благословению».
     По словам летописца, митрополит и бояре заплакали от радости, что «государь так молод, а сам такие разумные речи говорит, никем не научен». Не успели правители земли Русской прийти в себя от умных речей юноши, как Иоанн объявил, что до женитьбы решил поискать чинов прародительских и венчаться на царство царским венцом.
     Как следует из писем Курбского, последнее желание Иоанна обрадовало не всех. 16 января 1547 года митрополит Макарий помазал Иоанна на царство и был совершен обряд венчания, возложение царского венца. Иван в неполные семнадцать лет принял титул цезаря - царя, который не решались принять ни дед, ни отец его. Царская свадьба состоялась 3 февраля того же года. Счастливой избранницей юного царя была Анастасия, дочь окольничего боярина Романа Юрьевича Захарьина-Кошкина (его предок Андрей Кобыла въехал в Москву из Пруссии в начале XIV века).
     Год венчания на царство и женитьбы для Москвы и юного царя складывался не слишком удачно. 12 апреля 1547 года вспыхнул сильный пожар в Москве, 20-го - другой. Через три месяца 3 июля упал большой колокол-благовестник. На следующий день вспыхнул пожар, какого еще не было в Москве. Тогда 21 июля 1547 года погибли 1.700 человек, не считая женщин и младенцев.
     22 апреля царь, укрывшийся с женой и боярами в селе Воробьево, поехал в Новоспасский монастырь навестить митрополита. Здесь ему заявили, что Москва сгорела от волхования. Причем в колдовстве обвинили его родную бабку Анну Глинскую, хотя той тогда в Москве не было. Царь велел разобраться. Следствие по делу началось 26 июля. Вели его «знатоки» и настолько умело, что озверевшая толпа убила родного дядю царя князя Юрия Васильевича Глинского прямо в Успенском соборе, а труп бросили на торгу - место казни преступников.
     Через три дня, 29 июля, озверевшие толпы ворвались в царский дворец. Семнадцатилетний цезарь не стал прятаться, смело вышел к озверевшей толпе и приказал схватить подстрекателей и казнить на месте. Толпа сразу же успокоилась.
     Тогда-то и появился в окружении Иоанна пресвитер Благовещенского собора Сильвестр. Поскольку от этого божьего человека осталось целых два письменных памятника «Домострой» и «Слово о содомии», желающие сами могут сделать выводы о его уме и таланте. Во всяком случае, он произвел на юного Иоанна очень сильное впечатление. Иоанн начал новую жизнь, названную Курбским временем Избранной рады (Рада - на польском языке совет).
     1548—1572 годы. Свершения. Победы. Удары
     До 1550 года Иоанн не совершил никакого заметного деяния, но что произошло за эти годы в его душе, какие чувства кипели в нем, какие мысли захватывали его, с большой долей достоверности сказать нельзя. Но очевидно, что Иван Васильевич не был обыкновенным государем. Ни до него, ни после таких, как он, не было. Иоанн в совершенстве знал церковную, римскую и западноевропейскую историю, русские летописи, творения отцов церкви. Он хотел быть на Московском престоле таким же, как Давид и Соломон на Иерусалимском престоле, Август, Константин и Феодосий - на Римском, как Карл Великий фряжский - отцом народов.
     Он был первым русским цезарем - царем вовсе не потому, что первым официально принял этот титул, а потому, что первый осознал все значение императорской власти, первый составил ее теорию, в то время как все его предшественники, включая деда и отца, усиливали свою власть только практически. В свои сиротские годы он был окружен людьми, которые в своих стремлениях не обращали на него никакого внимания, оскорбляли его, в своей борьбе за власть не щадили друг друга, позволяли себе на его глазах любые насилия, включая убийства. Когда он подрос, те же люди стали перед ним заискивать, потворствовать ему.
     В результате уже в отроческие годы в царе развилось два чувства: презрение к рабам-ласкателям и ненависть к заносчивым вельможам, беззаконно похитившим власть, ненависть за личные оскорбления. Несчастное положение Иоанна с самого детства заставляло его постоянно защищаться в собственных глазах и перед другими людьми. Царь Иван Грозный - единственный государь нашей и всемирной истории, сам рассказавший о своих чувствах и мыслях. Наследие Грозного - не мемуары о подвигах и любовных приключениях, написанные скуки ради. Личная и дипломатическая переписка царя, его беседы с народом, послами, духовенством - вот литературное наследие Грозного.
     Ни в ком из предшественников и современников Иоанна не было такого страстного стремления высказаться, поговорить, поспорить, устно или письменно. Все равно где - на площади с простым народом, на церковном или земском соборе, с изменником-боярином, с иностранным проповедником-еретиком, с католическими монахами-доминиканцами. В совершенстве владея средневековым искусством риторики и диалектики, Иоанн получил от современников прозвище «словесной премудрости ритора». Нет в источниках имен учителей Грозного-царя, поэтому некоторые исследователи склонны были, да и продолжают еще сейчас считать его самоучкой. Скорее всего это ошибочное мнение: учителей у первого легитимного русского царя было более чем предостаточно. В Москве уже тогда постоянно находилось огромное количество европейцев, в том числе остзейцев и прусаков, которых русские того времени просто считали за своих.
     Как бы то ни было, но на двадцатом году жизни Иоанн совершает поступок, беспрецедентный в истории. По словам летописца, посоветовавшись с митрополитом, как бы уничтожить крамолы, разорения и неправды, утолить вражду и привести всех в любовь, приказал он собрать в Москве со всего государства от всех городов и весей от людей всякого чина выборных. Когда выборные делегаты съехались, в воскресный день Иоанн с высшим духовенством и крестами вышел на Лобное место и после молебна обратился к митрополиту. Тот благословил его. Затем царь, поклонившись на все стороны, обратился к народу и выборным с короткой и выразительной речью. Он призвал простить все неправды и обиды, случившиеся в годы его несовершеннолетия, и обещал, что отныне сам, насколько у него хватит сил, будет защитником народа.
     Тогда же на Красной площади Иоанн возвел Алексея Адашева, своего ложничего, в чин окольничего и поручил ему принимать и разбирать челобитные, докладывая по существу дела лично ему. При этом Иоанн сказал: «Не бойся сильных и славных, похитивших почести и губящих своим насилием бедных и немощных; не смотри и на ложные слезы бедного, клевещущего на богатых, ложными слезами хотящего быть правым, но все рассматривай повнимательно и приноси к нам истину, боясь суда Божия; избери судей праведных от бояр и вельмож». Царь, прибавляет летописец, «с тех пор начал сам судить суды многие и разыскивать праведно».
     Так двадцатилетний Иван Васильевич полностью и окончательно вошел во взрослую жизнь. Земский собор 1550 года полностью завершил боярское правление. На нем было принято уложение о службе. Принято оно было не по царскому произволу, а по уговору со всех чинов и званий людьми земли Русской. Суть уложения четко изложена Иоанном в словах: за годы малолетства нашего иные землями и людьми изобиловали не по правде, а службою оскудели.
     Для регламентации обычной феодальной службы было установлено, что один воин выставляется с 50 десятин доброй ухоженной земли - обрабатываемых 51 гектара, приносящих урожай. Те, кто с меньших владений снаряжались и выступали на свой счет, получали денежное верстание - компенсацию от царя, а те, кто не выполняет требований разверстки, обязывались выплачивать денежный штраф, равный затратам на снаряжение и содержание воина и слуги на время боевой службы. Тогда же обычный срок феодальной службы был продлен с 40 дней до 60.
     Кроме того, Иоанн принял и обнародовал важнейшее, может быть, судьбоносное, решение для рвущей со Средневековьем Московской Руси: он потребовал, чтобы очередные соборы отныне и впредь по необходимости собирались для обсуждения и принятия общих решений.
     События и содержание времени Ивана Грозного не будут поняты, если не раскрыть ряд понятий терминологии того времени. Главный вопрос - кто же такие бояре, дворяне, дьяки, стольники, ложничие, окольничие, конюшие, постельничные, окружавшие царя. Московский царский двор вышел из заурядного княжеского двора, в котором все государственные и придворные должности исполняли представители низшей титулованной и нетитулованной знати, а также из простонародья.
     По мере укрепления московской государственности в орбиту власти московских великих князей входило все больше и больше их сородичей, бывших соправителей, князей и великих князей - потомков Рюрика, Гедимина (великий князь литовский - с 1316 по 1341 г., основатель династии Великого княжества Литовского. - Ред.), выходцев из Западной Европы, Чингизидов... Эти люди, как поступившие на службу к равному, именовались и величались на ступень и более ниже. Наиболее показателен дьяк князь Федор Ржевский. По происхождению и титулу он - князь, по должности при царском дворе - дьяк. Когда Иван Грозный говорит Алексею Адашеву, своему ложничему: «призвал я тебя от гноища», это для того времени вовсе не означает низкое происхождение Адашевых, а только то, что Алексей не состоял в родстве с потомством Александра Невского, Чингисхана, Гедимина, был не королевской и не царской крови. Тот же известнейший деятель времени опричнины Малюта Скуратов полностью именовался князь Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский (прозвище «Малюта» получил за малый рост), представитель рода великих князей литовских Гедиминовичей.
     Перед двадцатилетним Иваном стояла невероятная, на первый взгляд неразрешимая задача: полностью и окончательно сделать природных государей Русской земли государственной номенклатурой. Предложив всем чинам и званиям людей земли Русской возлюбить друг друга, как самого себя, во имя спокойствия и устройства земли Русской, Иоанн принялся за решение этой глобальной задачи.
     На соборе 1550 года Грозный еще не рискнул отменить основной институт Средневековья - кормления. Сущность этого инструмента государственного регулирования в условиях Московского государства сводилась к своеобразной игре в номенклатурные уделы. До Ивана III потомки высшей региональной знати крепко держались за великокняжеские титулы в мельчающих уделах. Но московские Даниловичи ни с кем не собирались делиться ни собственностью, ни властью. Номенклатура из высшей титулованной знати в силу необходимости вписалась в государственную структуру Московской Руси и в то же время продолжала жить родовыми преданиями и вести негласные родовые счеты.
     Со времени Ивана III существовало местничество - особая форма отношений внутри высшей феодальной номенклатуры, при которой порядок подчиненности определялся положением одного из именитых предков. Для улаживания местнических споров в конце правления деда Ивана Грозного было создано специальное «министерство» - Разрядный приказ, целью которого было служебное перемещение высшей номенклатуры, по возможности с учетом личных способностей и качеств, но главное - без ущерба для чести рода.
     Собор 1550 года, первый Земский собор Иоанна IV, не мог решить всех внутренних проблем Московского государства, но он наметил магистральные пути решения этих проблем. Царь еще до созыва собора пришел к выводу, что все беды его государства происходят от произвола его управленцев на местах. Не находя средств исправить сложившееся положение, Иоанн по приговору собора решил ограничить произвол наместников-воевод введением местного самоуправления с участием выборных представителей всех сословий - земских и губных старост (губной староста - должность в Московском государстве, появилась в первой половине XVI в. для суда по разбойным делам. - Ред.), целовальников и ябедников.
     Права этих народных избранников были очень ограниченными, но наместники были обязаны выполнять свои обязанности совместно с ними, а для решения спорных вопросов выборные власти могли обратиться прямо к государю. Система управления и регулирования, введенная Соборным уложением 1550 года, заработала.
     Молодому царю удалось добиться окончательного присоединения к Москве Казанского ханства в 1552 году. Значительная часть исследователей обычно акцентирует внимание на взятии Казани. Между тем московские войска брали злосчастную Казань со времени Дмитрия Донского не один раз. Проходило время, Казань «отлагалась» и довольно успешно воевала с Москвой. Действия Грозного в войне 1552 года были не только военной победой - это была победа более совершенного военно-политического государственного устройства над государственным образованием, переживающим «светлое время» развитого феодализма - феодальной анархии. Иван IV сделал Казанское царство неотъемлемой частью Московской Руси.
     Само взятие Казани было частным эпизодом длительной войны. Главные достижения Иоанна в этой войне - всестороннее обеспечение боевых действий необходимой численностью войск, умелое и деликатное обращение с побежденными. Ему удалось найти способ преодолеть общий порок всех феодальных армий - 40 дней службы в год со своим вооружением, снаряжением и продовольствием. Иван Грозный эту систему подкосил. Выход из этого тупика царь нашел во время сбора войск для похода на Казань в Коломне. После смотра войск новгородские, псковские и иных мест служилые люди подали царю челобитную, где говорили, что сроки службы у них заканчиваются, за это время они поиздержались, поэтому в войске оставаться больше не могут. Царь, рассмотрев дело, заявил, что свыше срока он никого держать не может и не хочет, но всех тех, кто, выслужив сроки, останется в войске, он будет жаловать деньгами и все время похода кормить. В результате численность войск резко возросла.
     (Продолжение следует.)