О том, что папа заболел и долго не приедет домой, Димке сказала бабушка. Димка уже большой, ему пять лет, и он знает, что значит болеть. Когда у него самого болело горло, мама лечила его малиновым вареньем.
     Папа сейчас в командировке, и мама с ним. Поэтому Димка за папу спокоен: мама его вылечит, лишь бы малинового варенья хватило. А то папа у них в-о-о-н какой большой! Он майор и служит в отряде спецназа. И мама там служит, она ефрейтор. Судя по всему, ефрейтор гораздо главнее майора, раз маме постоянно приходится за папой присматривать, кормить его, на работу и в командировки собирать. А теперь еще и лечить...
     Октябрь 2006-го... Уфимский отряд специального назначения Внутренних войск вторую неделю шерстил горы в Веденском районе Чечни, где, по данным разведки, скрывалась банда численностью до семидесяти человек. Почему именно эти места бандиты выбрали для своего базирования, догадаться было нетрудно. Поросшие труднопроходимым лесом практически отвесные склоны представляли собой естественную крепость, сотворенную самой природой. Даже вертолеты, эти вездесущие боевые стрекозы, столько раз выручавшие спецназ, здесь были практически бесполезны. В густой «зеленке» с воздуха что-либо разглядеть трудно. Площадки-пятачка, мало-мальски пригодной для высадки разведгруппы, тоже нет. А вот с наблюдательных пунктов, оборудованных на скалах, боевикам удобно и округу на многие километры просматривать, и зависший вертолет подбить, если тот в пределах зоны поражения окажется. Поэтому в тот раз уфимцам приходилось надеяться только на собственные ноги.
     Банда, судя по всему, не жаждала вступать с ними в открытый бой. Боевики обжились в покинутом жителями высокогорном селении, откуда совершали регулярные вылазки, громя малочисленные местные отделения милиции и устраивая на дорогах засады на военные колонны. Имея «кровников» по всей Чечне, в мирной жизни это отребье места себе уже найти не могло. Убивать, взрывать, грабить - это все, что они умели. И потому очень надеялись, что Северный Кавказ в ближайшее время будет не просто кровоточить, а вот-вот вспыхнет новой войной. И тогда для них и им подобных вновь настанет золотая пора.
     А пока банда, стараясь не попадаться на глаза рыщущему по горам спецназу, упорно пыталась найти лазейку, чтобы выскользнуть из сужавшегося с каждым днем кольца блокады.
     Первыми боевиков засекли бойцы из боевого охранения. Как только их автоматные очереди распороли горный воздух, основная часть спецназовцев, загибая фланг, пошла вверх по склону, отрезая противнику возможный путь к отходу. Но бандитам опять удалось вырваться. После осмотра места боестолкновения командир отряда полковник Евгений Меркушин лишний раз убедился в правильности своих начальных предположений: рассыпавшись на мелкие группы, «духи» будут всячески стремиться избежать боя. На это указывало и то, в каком виде спецназовцы обнаружили тело подстреленного боевика, брошенное подельниками: набитая патронами и гранатами разгрузка не снята, автомат валялся рядом. Когда собираются сражаться, боезапас не бросают, а вот убегать лучше налегке...
     Продолжая преследование, спецназовцы через какое-то время вышли на одну из временных баз боевиков: несколько шалашей в расщелинах, лежки для наблюдателей, огневые точки. Не бог весть какая находка, но и ее предстояло досмотреть со всей тщательностью: вдруг схрончик с оружием или продуктами обнаружится, или тайничок с какими-нибудь документами.
     Бойцы, скользя взглядами по окрестным склонам, заняли позиции. Командир группы боевого обеспечения майор Николай Хвостанцев дал команду на начало инженерной разведки местности. Солдаты-саперы из его группы медленно заводили миноискателями в сантиметрах от земли, «прозванивая» территорию бандитского бивуака. Их четвероногие помощники - минно-разыскные собаки - беззвучно задвигали чуткими носами, пытаясь уловить знакомые запахи динамита, тола или пластита... А самодельный фугас, выполненный подрывником-асом, состоял из пластиковых бутылок, заполненных селитрой и алюминиевым порошком. И взрыватель к нему не содержал ни грамма металла, только пластмассу и дерево. Поэтому не почуяли его ни приборы, ни собачьи носы!
     Страшной силы взрыв взметнул опавшую листву, робко начинавшую покрывать землю оранжево-желтым ковром. И вместе с ней - килограммы грунта и тысячи смертоносных каменных осколков. Последнее, что увидел Хвостанцев перед тем, как провалиться в темноту - майор Абрамов, его товарищ, сбитый с ног неведомой силой, покатился по земле, закрыв руками глаза... Как его самого ломало и било о камни упругой волной раскаленного воздуха, как взрывная смесь напалмом прилипла к левому боку и безжалостно жгла и без того истерзанное тело, Николай уже не чувствовал...
     Сознание приходило медленно, неохотно, вырывая его из глубин небытия и возвращая к действительности не целиком и сразу, а постепенно, как бы по частям и на короткие мгновения.
     «Ломит мышцы, трудно дышать. Почему так? Ах да, я же на соревнованиях... Вот только где: еще в школе или уже в училище? Бросило в жар, пот ручьями, жжет все внутри, сухо, пить хочется... Значит, на стадионе, первый разряд по легкой атлетике выполняю... Теперь холод, пальцы стынут, мороз трескучий... Так это же лыжные гонки, опять погоня за первым разрядом... Голову словно обручем стальным сжало, и ни рукой, ни ногой не шевельнуть... А, это я на дзюдоистском татами. Только с кем борюсь, чья хватка такая, прямо мертвая?.. Что за звуки? Выстрелы... Значит, все-таки я в училище, на стрельбище, к первенству по офицерскому четырехборью готовимся с ребятами, надо кандидата в мастера спорта выполнять...»
     По горам еще катилось эхо прогремевшего взрыва, а с противоположного склона в сторону спецназовцев уже неслись струи раскаленного свинца: несколько боевиков, оставшихся у заминированной базы, попытались навязать разведывательно-поисковой группе перестрелку на дальней дистанции, которая ничего, кроме потери времени, не дает. Но именно за время и боролись боевики.
     А спецназ - за жизнь своих раненых товарищей. Поставив несколькими дымовыми шашками плотную завесу, большая часть группы стала полукольцом охватывать бандитские огневые точки: если не уничтожить, то хотя бы сбить их с позиций, заставить замолчать.
     Врач отряда капитан медслужбы Владимир Ваганов, которого прикрывали несколько бойцов, в это время колдовал над Николаем Хвостанцевым: колол обезболивающее, жгутами перетягивал перебитые вены и артерии, накладывал бинты, пытаясь остановить кровотечение. Едва это получилось, бойцы уложили майора на плащ-палатку и, подхватив ее за углы и края, двинулись вниз по горной тропе. Они должны были идти как можно быстрее, чтобы успеть доставить раненого офицера до места посадки вертолета, уже вызванного командиром отряда, и в то же время нести свой бесценный груз как можно аккуратнее.
     Как удалось решить эти две в общем-то взаимоисключающие задачи, одному Богу известно. Но в вертолет, нетерпеливо рубивший винтами разреженный воздух над немыслимо малой полянкой в горном лесу, Николая загрузили живым. Правда, майор так и не приходил в сознание, но теперь у него появился реальный шанс задержаться в этой жизни...
     Юля Хвостанцева в этот момент находилась на временной базе отряда в Ханкале. Кто и как сказал ей, что муж тяжело ранен, но пока жив, она уже и не помнит. Земля качнулась под ногами, женщина едва успела ухватиться не то за кол, поддерживавший палатку, не то за протянутую к нему веревку.
     Все, что было дальше, происходило, словно в тумане. Вокруг ходили, кучковались, перешептывались люди, старавшиеся не встречаться с ней взглядами. Выскочив из штабной палатки, словно ошпаренные, куда-то неслись посыльные. Переваливаясь на ухабах и рытвинах, из автопарка выполз бронированный уазик, который довез Юлю на ханкалинский аэродром.
     Кто-то из стоявших рядом кричал и показывал рукой в сторону предгорий, откуда, скользя почти над самой землей, двигалась маленькая черная точка, быстро увеличиваясь в размерах. По мере ее приближения пространство над взлеткой заполнялось визжащим рокотом. Юля с удивлением уловила в нем то единственное слово, которое сейчас пульсировало и у нее в голове. Словно каждым оборотом винта вертолет отвечал на ее немой вопрос: «Жив, жив, жив, жив, жив...»
     А дальше время и вовсе спрессовалось для Юли Хвостанцевой в одно бесконечное мгновение. В гудящем и вибрирующем чреве вертолета, теперь уже несшегося из Ханкалы в моздокский госпиталь, она стояла на коленях перед носилками, на которых лежал муж. Володя Ваганов останавливал открывшееся кровотечение, в который уже раз отгоняя костлявую старуху, так и норовившую покрепче приобнять майора. Николай, продолжавший находиться в беспамятстве, время от времени повторял имена жены и сына. А Юля держала капельницы затекающими руками и, не отрывая взгляда, не чувствуя усталости, смотрела в бледное лицо мужа, мысленно стараясь передать ему хоть часть своих сил...
     Они познакомились в Новосибирске, в ту пору, когда Николай учился на третьем курсе Военного института Внутренних войск. В большой и шумной компании общих друзей Юля сразу обратила внимание на симпатичного молодого человека, выделявшегося не только своей статью, но и веселым, общительным нравом, доброжелательностью. А когда поняла, что Николай старается как можно чаще оказаться в центре ее внимание, ищет ее взгляда, благосклонно позволила юноше добиваться своего расположения.
     Парень ухаживал красиво: с цветами и мороженым, конфетами и вздохами. Дружили они целый год, хотя Юля практически со дня их знакомства, с первых минут общения не сомневалась, что будущий офицер станет ее мужем. Во-первых, и это главное, он ей нравился. Во-вторых, ее избранник не был похож на легкомысленных и ветреных современных юнцов, основателен во всем и, значит, надежен. В-третьих, он сибиряк, из той породы мужчин, которые, раз поставив перед собой цель, рано или поздно добиваются ее, не отступают ни перед какими трудностями. В-четвертых... Впрочем, доводов в пользу Николая и так уже набиралось достаточно.
     Свадьбу с сибирской основательностью и размахом играли в родном поселке жениха. Среди смеха, песен и веселья Юля краем уха слышала, как свекр, Николай Васильевич Хвостанцев, рассказывал ее отцу о детских годах зятя. Как с женой Татьяной Владимировной учили они детей своих, братьев Николая и Валерия, уважать старших, добрыми быть к людям, правдивыми во всем. И сами так всю жизнь жили: трудились, не покладая рук, хорошему человеку в помощи не отказывали, зла никому не желали, но, если требовалось, могли за правду и с кулаками постоять. Так что родительский пример у мальчишек всегда перед глазами, есть на кого равняться... Слушая этот неспешный и немудреный разговор родителей за свадебным столом, Юля еще раз убедилась, что сделала правильный выбор.
     С ролью офицерской жены она освоилась быстро. И никогда не считала ее тяжкой участью: с Николаем ей всегда было легко и надежно. Все трудности, что встречались у них на пути, они делили... нет, не поровну. Каждый брал на себя свою долю забот о семейном счастье и спокойствии: муж «правил службу государеву», Юля безраздельно царствовала и повелевала дома, где она была полновластной хозяйкой, ревностной хранительницей тепла и уюта. Переступив домашний порог, офицер спецназа - косая сажень в плечах - безропотно подчинялся жене, едва достающей ему до подбородка, с удовольствием занимался с сыном. Глядя на такую веселую возню дорогих ее сердцу мужчин, Юля с теплотой думала: вот оно, счастье...
     Сейчас оно висело на волоске. Стоя на коленях в вертолете перед носилками, на которых умирал Николай, Юля отчетливо понимала это. Понимала, но не хотела верить и мириться с этим. Но что она могла сделать? Только одно: оставаться рядом с мужем, поддерживать его и верить.
     Вертолет стал заходить на посадку. В запыленный иллюминатор Юля увидела, что у края площадки их уже поджидает реанимационная машина. Николая, так и не приходившего в сознание, прямо с аэродрома доставили в операционную моздокского военного госпиталя. И потянулась бесконечная череда операций, началась битва за жизнь офицера, завершившаяся победой...
     - По большому счету, я пришел в себя лишь 25 ноября, почти через месяц после ранения, - вспоминает Николай Хвостанцев. - До этого было лишь одно скоротечное возвращение сознания. Из Моздока в Москву меня переправляли 7 ноября. Очнулся в самолете, перед самой посадкой. Помню, как загружали в «скорую», а когда заносили в здание хирургического корпуса, опять провалился в темноту.
     Пришел в себя уже через две недели в реанимационной палате. Жуткое, надо признаться, это было пробуждение. Когда начал восстанавливать в памяти все события, осматривать и ощупывать себя, долго не мог поверить и осознать, что все это произошло именно со мной. Особенно непривычно и неприятно было ощущать пустоту под одеялом на том месте, где должна была быть нога... Врачи, правда, меня попытались успокоить, сказали, что она была раздроблена до такой степени, что вопрос о ее сохранении и восстановлении даже не стоял. И думали они только о том, чтобы спасти мне жизнь. Я им верю...
     Уже много позже, когда всякая опасность для жизни майора Хвостанцева миновала и он пошел на поправку, лечащий врач открыл Юле одну тайну. По мнению врачебного консилиума, собравшегося при поступлении Николая в госпиталь, остаться после взрыва в живых с такими ранениями у него был один шанс из ста, дотянуть живым до вертолета и в вертолете до операционной - один из тысячи. Поэтому то, что произошло с ее мужем, с медицинской, да и с любой другой точки зрения, можно считать настоящим чудом.
     Возвращение майора Хвостанцева в строй после всего, что довелось пережить и преодолеть этому офицеру, стало чудом не меньшим.
     - Послеоперационное восстановление шло тяжело, - честно признается Николай Николаевич. - И не только в физическом, но и в психологическом плане. Получив такие ранения, которые делят твою жизнь на «до» и «после», обязательно задаешь себе вопрос: а что же дальше? Я, сколько себя помню, всегда хотел быть военным и видел себя именно в этом качестве. Служба в спецназе - дело всей жизни и, после семьи, самое дорогое и важное, что у меня есть. Но смогу ли я служить после всего случившегося со мной? Смогу ли остаться полезным для дела, для своих товарищей? А если уйду со службы, не стану ли обузой для семьи? От всех этих вопросов, которые постоянно крутились в голове, можно было сойти с ума.
     Благо, что рядом оказались родные, близкие люди, которые помогли справиться со всем этим, не потерять себя, обрести веру в собственные силы. В первую очередь конечно же жена, которая с самой Ханкалы, когда я еще был без сознания, и почти до выписки из госпиталя не отходила от меня ни на шаг. До сих пор не представляю, как она выдержала все то, что свалилось на ее хрупкие плечи?! Видя ее стойкость и терпение, я и сам старался не раскисать.
     Командиру полковнику Меркушину, товарищам по отряду, всем сослуживцам моим - большое спасибо. Пока я по госпиталям мыкался, семью не забывали, всячески поддерживали. И мне писали обо всех новостях, о жизни в отряде, фотографии присылали. Честно говоря, у меня, когда обратно вернулся, такое ощущение было, что и не пропадал никуда на несколько месяцев: остался в курсе всех дел, из обоймы не выпал.
     В общем, когда в госпитале появился главнокомандующий Внутренними войсками генерал армии Николай Евгеньевич Рогожкин, традиционно посещавший раненых и выздоравливающих перед новогодними праздниками, мое желание остаться на военной службе уже оформилось и было твердым. Я сказал об этом главкому, когда он, задержавшись около моей койки, спросил о здоровье. Не помню, сколько точно, но Николай Евгеньевич тогда довольно долго разговаривал со мной о жизни, о службе, о семье. А в конце просто и по-деловому спросил: где бы я хотел продолжить службу? Конечно, я попросил разрешения остаться в своем отряде, в спецназе, где все мы друг за друга горой...
     Служба майора Хвостанцева продолжается. Возвратившись в родной отряд, Николай Николаевич занял в нем должность старшего помощника начальника инженерной службы по мобилизационной работе. Его отвага и бесстрашие, проявленные в ходе выполнения специальных задач в шести северокавказских командировках, отмечены орденом Мужества. А несгибаемый характер и упорство, в полной мере проявленные при преодолении обрушившихся на него ударов судьбы, - краповым беретом. Этот символ чести и доблести спецназа Внутренних войск, врученный ему по решению совета «краповиков» уфимского отряда, майор Хвостанцев считает самой дорогой своей наградой.
     Впрочем, деятельное участие в судьбе офицера приняли не только сослуживцы по отряду. Искреннюю заботу о нем проявил президент Башкортостана Муртаза Рахимов: по его личному распоряжению из республиканского бюджета были выделены значительные средства на приобретение современного германского протеза для Николая Хвостанцева, семья спецназовца получила благоустроенную квартиру в столице республики.
     Она, как и машина, подаренная Главным командованием Внутренних войск МВД России, оказалась как нельзя более кстати: в июле 2009 года в семье Хвостанцевых произошло пополнение - у Николая и Юли родилась дочь Софья.
     Жизнь продолжается...