(Продолжение. Начало в № 213, 218.)
     В середине XVI века христианскому оружию катастрофически не везло. Турция создала огромную империю, и султаны объявили себя покровителями всех мусульман. Вооруженное столкновение с любым мусульманским образованием означало неизбежный вооруженный конфликт с Турцией. Победы Грозного над Казанью и Астраханью прозвучали в Европе как гром среди ясного неба. Дотоле единый фронт ислама был рассечен Москвой. После присоединения к Москве Казанского и Астраханских ханств и последующего массового перехода мелких христианских и мусульманских образований Северного Кавказа под державную руку Москвы количество новоподданных мусульман едва не сравнялось с числом христиан.
     В этой ситуации в ответ на все обращения и призывы покончить с «поганством» царь заявлял, что на Руси «вера веру никогда не гнала». Поскольку он считал все, кроме православного христианства, заблуждением, то, по его мнению, рано или поздно по воле господней и по мере познания все придут к Христу Спасителю. Иван даже отказался представлять льготы и привилегии желающим добровольно креститься. Царь объяснял: крест - ноша, а не облегчение. Для него все подданные были равны и друг от друга отличались не верой, а делами.
     Успехи Грозного в распространении Московской государственности среди мусульманских народов Поволжья и Северного Кавказа оказались настолько прочными, что пятьдесят лет спустя, в Смутное время, мусульмане и православные вместе сражались с захватчиками - польско-литовскими воровскими людишками и воровскими казаками.
     Между тем достижения на юго-восточном направлении, потрясшие воображения современников, не обеспечивали безопасности Московской Руси на южном и юго-западном направлениях. В неприступном Крыму нельзя сказать чтобы очень уж процветало, но довольно сносно существовало татарское ханство - султанат Крым-Гиреев. Основным источником доходов ханства была работорговля христианскими невольниками и откупные с окрестных государственных образований, включая Польско-Литовское государство и Москву.
     Сложность отношений с Крымом состояла тогда в том, что ханство это уже около ста лет было единоверным вассалом и союзником могущественной Турции. Любая попытка вторжения в Крым означала обязательную войну с Турцией. Присоединение Казани и Астрахани сразу же вызвало дипломатические и военные осложнения с Турцией. Султан организовал экспедицию под командованием Касым-паши в 1569 году в район Переволоки (место нынешнего канала Волга-Дон). Цель ее была выстроить канал, ввести турецкий флот в Волгу, затем, накопив силы и организовав бесперебойное снабжение войск, провести крупномасштабное наступление на Москву.
     Грозный не предпринял никаких неприязненных действий, ограничившись перепиской с султаном, а климат сделал свое дело. Крымско-турецкое воинство не прокопало канал, оно не выдержало не то что зимы, даже осени. Немногие из них вернулись к себе, «изгибнув частью от бескормицы, частью от холодов».
     Надо сказать, идея общееевропейского крестового похода на «безбожных турок» уже более ста лет витала в тогдашнем христианском воздухе: «Встать всем за один дух, простить взаимные обиды, каждому взять свой крест, освободить град Константина и водрузить святой крест на святой Софии». Дело было за малым - достойным предводителем.
     Императора Священной Римской империи многие европейские государи откровенно побаивались, властителям на уровне короля Франции не доверяли, попытки польских Ягеллонов возглавить крестоносцев завершались катастрофой - как тогда считали, «с ними не было бога». По взглядам апостольского престола, наиболее подходящими кандидатурами на роль вождей крестоносцев были московские государи.
     Предложение возглавить общеевропейский крестовый поход на турок от римских пап получали последовательно дед и отец Иоанна (Иван III и Василий III). На что так же последовательно следовал один и тот же ответ: «С братьями нашими королем Гишпанским, Гальским, кесарем Рымским всегда за один дух на поганство стоим, но с польско-литовскими воровскими людишками - отнюдь».
     Предложение возглавить «общее дело» получил в 1556 году от папы Юлия и Иван IV. Удивительные военные успехи двадцатишестилетнего Иоанна произвели такое впечатление, что современники сравнивали его с Александром Македонским. Турки в те годы взяли Венгрию и вышли к границам собственно Австрии. Одной ногой они уже прочно стояли в Центральной Европе. На предложение папы Иоанн Васильевич ответил не просто отказом, а развернутым объяснением. Иван писал папе, что в годы «безнарядья литовские Гедеминычи не по праву понабрали земель русских, когда же один из его предков Витовт бездетным представился, то те русские земли вместе со всей Литвою к Польше отошли».
     Прибывшие в Рим русские послы так и говорили папе и кардиналам по наказу царя: «Государь наш за общее дело всегда встать готов и крест свой сызмальства несет, но сами посудите, как нам с польско-литовским (королем. - Д.З.) в любви и дружбе за общее дело стоять, когда он отчину нашего государя не по праву держит, вот как бы он государю нашему отчину его Киев да Полоцк отдал, тогда бы все его любовь и дружбу видели да с ним за общее дело как один встали, а так он не прямит и на нашего государя крымского (хана. - Д.З.) подбивал, о том всем ведомо».
     Переговоры зашли в тупик. Ватикан переводил решение польского вопроса к вопросу о вере. Московских послов убеждали заложиться за папу, за что Ивану Грозному обещалась корона Литвы и Польши, предводительство крестовым воинством. Московские послы от прений о вере отказывались, вопрос об общеевропейском крестовом походе оставался не решенным.
     Крымцы не располагали силами и средствами завоевать или покорить Московское государство, но с завидным постоянством наносили ему существенный ущерб. Набеги крымских татар держали Московскую Русь в постоянном напряжении. Массовый переход мелких мусульманских образований Поволжья и Северного Кавказа под ее руку порождал некоторую уверенность, что Крым удастся присоединить к Москве дипломатическим путем. Московские послы в то время, несмотря ни на что, постоянно проживали в ханской столице и как могли старались договориться с ханами и их окружением.
     Для понимания тогдашней ситуации надо учитывать и то, что вскоре после возвращения из Казанского похода Иван Грозный тяжело заболел. Скорее всего его «траванули», что было не редкостью в Европе. Болезнь Иоанна проходила очень тяжело. Он терял сознание, бредил, не узнавал близких. Хотел принять схиму. Не ожидая благоприятного исхода, чувствуя смертный час, Иоанн написал духовную в пользу своего сына-младенца Дмитрия, родившегося в 1552 году. Затем попросил ближайшее окружение - высших руководителей государства - принести присягу верности престола наследнику - поцеловать крест.
     Случилось невероятное: люди, которым Иоанн доверял, благодетельствовал, отказались присягать его сыну! Грозный в полубреду просил, умолял, напоминал о своих милостях, суде божьем - ничего не действовало. Те люди, которых он поднял и поставил выше всех, отказались выполнять его последнюю волю. Царь, изнемогший и умирающий, потрясенный неблагодарностью своих выдвиженцев, неожиданно... пошел на поправку, а на четвертый день после неудачи с присягой наследнику полностью выздоровел.
     На удивление всем немедленных ссылок и опал не случилось. Но с тех пор доверия царя к своим приближенным поубавилось. В том же 1553 году Грозный провел в Москве очередной Земский собор, названный Стоглавым. Документы положения и установления собора излагались в 100 разделах-главах, это и определило название. По окончании собора царь с женою и крепким годовалым ребенком отправился на богомолье по святым местам. Сначала он встретился с известным опальным богословом Максимом Греком. Далее Грозный намеревался посетить Кирилло-Белозерский монастырь, где содержался опальный соратник святого учителя церкви Иосифа Волоцкого Вассиан Топорков.
     Во время беседы с Иоанном, узнав об его дальнейшем маршруте, Максим Грек пытался уговорить его отказаться от встречи с Топорковым. Когда уговоры не подействовали, опальный божий человек нагло заявил царю, что если тот его не послушает, его сын (Дмитрий) умрет!
     Иван не послушался, встретился с Вассианом. Во время разговора на вопрос царя, как ему быть и как государством править, монах Топорков что-то прошептал ему на ухо. Царь усмехнулся и сказал, что родной отец не смог бы дать ему лучшего совета. Слова Вассиана Топоркова остались тайной, но Курбский утверждал, что монах якобы сказал царю: «Не держи тех, кто умнее тебя, возле себя». Пусть каждый решает сам, насколько можно доверять беглецу-князю - при разговоре Иоанна с Топорковым Курбский не присутствовал, сам царь об этой беседе никому не рассказывал.
     Вскоре царя постигло горе. Предсказание Максима Грека сбылось самым невероятным образом! Нет, не болезнь унесла малютку. Спускаясь с корабля по сходням, мамка уронила годовалого Дмитрашку в холодную воду Москвы-реки. Какие чувства испытал при известии об этом двадцатитрехлетний Иван Васильевич, может передать и выразить только тот, кто сам пережил нечто подобное.
     Очередная личная трагедия не смогла оторвать Иоанна от главного содержания его жизни - государственного строительства. Всеми силами царь стремился заключить вечный мир и докончание с Польско-Литовским государством. Для достижения этого вечного мира и папы, и император Священной Римской империи «заваливали» польско-литовских правителей письмами. Они были заинтересованы, чтобы Московия выступила против Турции. Переговоры шли полным ходом, но поляки требовали Смоленск, русские, ссылаясь на прежние договора, архивы, доказывали, что польско-литовская сторона владеет Русской землей не по праву. В конце концов было решено оставить все как есть и заключить перемирие.
     Шел 1554 год. Царица Анастасия родила Ивану второго крепкого младенца, нареченного в святом крещении Иоанном.
     В том же году произошло событие, ставшее эпохальным для европейской и всемирной истории: в Россию прибыл северным морским путем первый конвой из Англии. Русские историки XIX века умудрились изобразить событие так, будто бы для Англии открытие России было то же, что и открытие Америки для Испании. Все было несколько иначе. Англичане неожиданно для себя открыли новый морской путь в известное и союзное им государство Московское великого князя Василия Ивановича. Путь этот задолго до них знали французы, причем настолько хорошо, что французский писатель Франсуа Рабле смог подробно описать его в начале XVI века.
     Интересно, что с русскими рыбаками англичане договариваются без переводчиков (еще одна загадка истории: на каком языке говорили в ХVI веке англичане?). Те проводят их по фарватеру в Архангельск. Капитан Ричард Ченслер, узнав, что в Москве правит сын Василия III - Иоанн, срочно отправляется к нему, имея при себе какое-то какие-то вещи и послание, предназначенные лично Московскому государю. В столице капитан сразу же получает аудиенцию у Иоанна, беседует с ним опять же без переводчиков!
     Царь пишет письма и немедленно отправляет в Англию полномочного посла боярина Непею. На английском престоле с 1553 года находилась Мария I Тюдор, старшая дочь Генриха VIII. Посланцу московского царя был оказан самый радушный прием. Боярин еще не вернулся с проектами взаимных договоров, а морские конвои в обе стороны уже пошли. Северный морской путь из Англии в Россию с тех пор будет играть существенную роль в взаимоотношениях Англии и России...
     Между тем царь объявил созыв очередного Земского собора в Москве. Иоанн для вступления в войну с Крымом и Турцией считал необходимым заручиться всенародной поддержкой. В октябре 1555 года Собор начал свою работу. В числе многих разных всех чинов и званий людей на соборе оказались и ливонцы - «люди добрые от всех истинных христиан гонимых злыми еретицами Люторами, Мартынами и Кальвинами». Добрые люди повалились в ноги царю и завопили, чтобы он «воззрил на отчину и дедину свою и не дал в конечное разорение и погибель холопам своим войти».
     Суть дела сводилась к тому, что в Ливонии на смену католицизму пришло лютеранство, и с этого времени беды пошли по Остзейской земле. Реформатор Мартин Лютер, в свое время справедливо выступивший против злоупотреблений римских пап и засилья итальянцев в рядах церковных иерархов, скорее всего, сам не представлял, во что выльются его новации. Ревизия учения и организации апостольской церкви дошла до отрицания практически всего того, что было освящено временем и традицией. Победившие протестанты разоряли традиционные церкви, разбивали иконы и статуи, выкидывали мощи и реликвии, провели приватизацию церковных земель. При этом они не видели разницы между католиками и православными.
     В довершение всего строптивые ливонцы более пятидесяти лет не уплачивали обязательной дани. Когда в 1540 году магистр Тевтонского ордена Альбрехт Гогенцоллерн написал магистру Ливонского ордена фон Плеттенбергу, чтобы тот не забывал о своевременной выплате недоимок московскому государю, ливонец гордо ответил: я плачу кровью.
     Грозный довольно прохладно относился до этого к ливонским делам. Остзейцы, по его собственному выражению, ему не докучали. Но на Соборе произошел прецедент - истинные христиане уличили прехитрых ливонских послов в неправде к царю. И Иоанн решил, что фанатики-протестанты опаснее для Москвы турок и татар. Про ливонские дела протестантов ему писали папа и император. Вроде бы законный предлог вторжения в Ливонию был.
     Но Иван Грозный был, по выражению папы Юлия III, действительно наихристианнейшим государем. Поэтому Иоанн в 1555 году ограничился пространным посланием правителям Ливонии с требованием исправиться, выплатить недоимки и вернуть апостольской церкви расхищенное имущество. Весь 1556 год шел обмен посольствами и переписка. Как доносили добрые люди из числа бежавших в Москву католиков и православных остзейцев, еретики не прямили. Желающие узнать обстановку и состояние умов в Ливонии того времени могут прочитать великолепную книгу, посвященною событиям накануне Ливонской войны, - «Монастырь Святой Бригитты».
     В начале 1557 года Иоанн, взбешенный неправдою еретиц, отправил ливонцам ультиматум. Документ в изложении ливонских летописцев настолько замечательный, что его следует привести дословно.
     «Необузданные ливонцы, противящиеся богу и законному правительству! Вы переменили веру, свергнули иго императора и папы Римского; если они могут сносить от вас презрение и видеть храмы свои разграбленными, то я не могу и не хочу сносить обиду, нанесенную мне и моему богу. Бог посылает вам во мне мстителя, долженствующего привести вас в послушание».
     Летописец прибавляет, что Иоанн послал также правителям Ливонии бич как символ исправления. Толпы ставших бесприютными католических и православных монахов, бичуя себя, бродили по городам и селам Ливонии и нараспев декламировали царский манифест.
     Иоанн надеялся все же на мирное решение и медлил с вторжением. В июле 1557 года к Иоанну прибыла странная процессия из Ливонии. Выборные от всех чинов и званий из числа католиков и православных спешились перед Земляным городом (современное Садовое кольцо Москвы) и до самого Лобного места шли на коленях. Едва ли не вся Москва сбежалась посмотреть на этих послов. На Красной площади, взойдя на Лобное место и не поднимаясь с колен, послы, поклонившись на все четыре стороны московскому люду, со слезами обратились к народу: люди добрые, братия наша во Христе, умолите за нас батюшку нашего царя Грозного, людишек своих от люторов и кальвинов поблюсти, за отчину и дедину постоять.
     В конце июля того же года к царю прибыли выборные от всех городов и весей, в том числе от татар и с Северного Кавказа. Они били челом, что хотят за божье дело встать и за обиду добрых людей вступиться. За войну высказался даже царь Шиг-Алей (Шах-Али хан - касимовский правитель, 1552—1566 гг. - Ред.). На совете он заявил Иоанну от имени Казанского и Астраханского ханств и ногаев, что мятежные лютеране царю «не прямят, слуг божих в конечное разорение и оскудение привели, вся кровь за то на них будет - надобно государю на коня всесть».
     (Окончание следует.)
     На рисунке: Иван IV. Гравюра на дереве неизвестного западноевропейского мастера XVI века.