на главную страницу

9 Декабря 2009 года

История Отечества

Среда

КОГДА «В РУЖЬЕ!» СКОМАНДОВАЛО ВРЕМЯ

Виталий МОРОЗ, «Красная звезда».



     

1942 г. Август


     В последний месяц лета сообщения с юга были одно другого тревожнее. 6 августа немцы форсировали Кубань, 10-го - захватили Майкоп. В тот же день был оккупирован Пятигорск. Стремясь к грозненской нефти, гитлеровцы 25 августа ворвались в Моздок.
     Упоенные триумфальным наступлением на Кавказе, гитлеровские полководцы ослабили давление на наши войска, прикрывавшие сталинградское направление. Это позволило выиграть время и ценой больших усилий создать восточнее Сталинграда резервный заслон. 25 августа город перевели на осадное положение. Население начало строить на улицах баррикады и завалы.


     

     9 августа

     Конец июля и начало августа войска и силы флота прожили под впечатлением от приказа НКО СССР № 227, который можно назвать обращением Верховного Главнокомандующего к Красной Армии. В наше время некоторые литераторы, кинематографисты постарались свести суть этого чрезвычайного акта военного управления к штрафным батальонам и ротам, к заградительным отрядам. Но военному человеку и в сорок втором, и сегодня предельно ясно: один-два отдельных штрафных батальона, в которых искупали кровью вину офицеры, в масштабе фронта, три-четыре отдельные штрафные роты для провинившихся красноармейцев и сержантов в масштабе армии никакого влияния на ход боевых действий оказать не могли. Да и не для этого создавались. Они были призваны служить суровым и жестким напоминанием о персональной ответственности каждого за ход и исход боя, предостережением, а для слабых духом, «шкурников», как их тогда называли, и устрашением.
     Куда важнее была преамбула приказа. За каждым словом в ней горькая, но истинная правда. Речь шла о том, что страна и армия оказались у края пропасти и отступать в прямом смысле слова уже некуда.
     Вот как уже после войны рассказывал о чувствах, вызванных приказом, Константин Симонов: «Мы сидели с поэтом Иосифом Уткиным на срубе деревенского колодца и целый час, оглушенные, молчали после того, как прочли приказ. По-настоящему я пришел в себя только через несколько дней в Москве... Теперь движение жизни представлялось в будущем каким-то прыжком - или перепрыгнуть, или умереть».
     Разумеется, если бы приграничные соединения Красной Армии в июне 1941-го были заблаговременно приведены в готовность к отражению агрессии, если бы затем войска у Киева были вовремя отведены за Днепр, если бы не было во многом авантюрной Харьковской наступательной операции, завершившейся трагедией, наши дивизии и полки не оказались бы за Доном. Но в июле сорок второго было уже поздно, да и ни к чему искать и мысленно осуждать виновных. Надо было во что бы то ни стало остановить врага.
     Упоминать в печати о приказе НКО СССР № 227 было нельзя: он не подлежал публикации. Но духом приказа «Красная звезда» тех дней была пропитана с первой до последней строчки.
     Вот как отражает в номере настроения той поры Петр Павленко: «День уже в разгаре. Зной повис над сияющими полями. Над головами, шелестя, проносятся снаряды наших тяжелых орудий. Видно, немец попробовал где-то размять ноги. Сейчас ему дадут, как говорят бойцы, «витамина». Маленькими группками растекается митинг... Это митинг всех, кто готовится к тяжелой борьбе для того, чтобы победить. Душа словно расправила крылья, мысль каждого выросла и окрепла на миру, среди родных товарищей».
     И тут же статья Ильи Эренбурга «Стой и победи!». Слова в ней полны накала и страсти: «Ты должен быть готов к смерти - на то война. Но ты должен думать не о смерти - о победе... Если герой погиб, преградив путь врагу, мы не скажем «он умер», мы скажем «он победил»: он многих спас от смерти. Есть смерть обидная, ненужная и есть смерть, которая и не смерть, а победа: когда человек своей смертью попирает смерть... Россия говорит каждому из своих солдат: «Я хочу, чтобы ты жил. Стой и победи!»

     14 августа

     «Русский человек любит высказаться - причину этого объяснить не берусь. Иной шуршит, шуршит сеном у тебя под боком, вздыхает, как по маме родной, не дает тебе завести глаз, да и пошел мягким голосом колобродить про свое отношение жизни и смерти, покуда ты окончательно не заснешь. А бывают и такие - за веселым разговором вдруг уставится на рюмку, да еще кашлянет, будто у него душа к горлу подступила, и ни к селу, ни к городу начинает освобождать себя от мыслей...» Столь просто и доверительно Алексей Толстой начал в номере свои знаменитые «Рассказы Ивана Сударева», работу над которыми продолжал два последующих года, пока здоровье позволяло трудиться. Это страстная военная публицистика, свободная от громких и звучных слов. Это жизнь в ее тихих, подчас неприметных для глаза проявлениях. Это художественно осмысленная правда о войне.
     «Четыре воина» - так озаглавил свое повествование о гвардейцах-бронебойщиках, геройски сражавшихся с немецкими танками на Дону, у Клетской, украинский поэт Микола Бажан. Там, на высоте 198,3, отважная четверка - Беликов, Алейников, Самойлов и Болото - огнем противотанковых ружей отразила танковую атаку.
     Затем с младшим сержантом Петром Болото встретился Константин Симонов и почти стенографически передал рассказ вчерашнего горняка:
     «Утро было. Только мы в окопах за кашу сели, как нам кричат: танки слева! Я поставил кашу аккуратно, думаю: съем еще... Когда на меня первый танк шел, я уже решил - конец света наступил, ей-богу...»
     Но конец света в том бою наступил для немецких танкистов.
     Публикации были замечены в Президиуме Верховного Совета СССР. Гвардии младшему сержанту Петру Осиповичу Болото, до войны луганскому шахтеру, лично подбившему снайперскими выстрелами из противотанкового ружья 8 вражеских танков, было присвоено звание Героя Советского Союза.
     Спустя годы и годы «Красная звезда» попыталась установить судьбу геройской четверки бронебойщиков. Оказалось, что Самойлов погиб на следующий после поединка с танками день. Константин Беликов и Иван Алейников дожили до Победы. Алейников получил тяжелое ранение под Берлином и вернулся домой без ноги. А Петр Болото встречал Победу в Восточной Пруссии в звании капитана. После демобилизации работал шахтером, бригадиром, горным мастером. Из-за тяжелых ранений и контузий жизнь его оборвалась рано.
     

1942 г. Сентябрь


     Утром 13 сентября немцы начали непосредственный штурм Сталинграда ударными танковыми и моторизованными частями при массированной поддержке авиации. С этого дня и до 2 февраля 1943 года бои в городе не прекращались ни на один день. До 26 сентября шла ожесточенная борьба за южную и центральную часть Сталинграда. С 27-го - за городские поселки Красный Октябрь и Баррикады. Полоса нашей обороны простреливалась насквозь на всю глубину, маневр по фронту практически исключался, переправа подкреплений через Волгу была возможна лишь ночью. Враг господствовал в воздухе, осуществляя до тысячи бомбежек в сутки.
     12—13 сентября в Ставке Верховного Главнокомандования состоялось совещание, на котором был выработан план предстоящего контрнаступления Красной Армии под Сталинградом.

     5 сентября

     В номере опубликована статья, касающаяся, казалось бы, событий далекого прошлого. Она называется «Бой русской и прусской гвардий в Первую мировую войну». Речь в ней о том, как русские гвардейцы, выстояв в обороне, отразив яростные атаки немецких гвардейцев, перешли в победоносное наступление. Статью написал непосредственный участник того боя Александр Степанов.
     Степанов зашел в редакцию «Красной звезды» в августе, рассказал, что прилетел в Москву из Краснодара, но нигде приюта найти не может: гостиницы забиты командированными.
     Александр Николаевич привез с собой два экземпляра романа «Порт-Артур», изданного тиражом 8 тыс. экземпляров в Краснодаре на грубой и жесткой бумаге. Об этом романе знали в Кремле, но Сталин был против его издания в Москве и просил воздержаться от популяризации: в сорок втором не стоило дразнить японцев.
     «Красная звезда» помогла писателю обустроиться в столице, а заодно предложила выступить с каким-то материалом на своих страницах. Вот Александр Николаевич и вспомнил о былом, о давнем бое у города Холм и рассказал о нем так, что прямую перекличку времен ощутил каждый читатель.
     ...Передовая номера озаглавлена «Воспитывать советских асов» (правда, в дни войны это слово писали с двумя «с» - ассов). Сегодня нам кажется, что понятие ас закрепилось в русском языке чуть ли не на заре авиации. Между тем «Красной звезде» пришлось его внедрять в отечественную лексику с помощью... Верховного Главнокомандующего. Заместитель наркома обороны СССР по авиации А.А. Новиков, к которому «Красная звезда» регулярно обращалась за консультациями, считал слово «ас» чужим, в отношении советских летчиков неприемлемым. Военная газета в этой связи имела особое мнение. Сталину через Поскребышева отправили записку следующего содержания:
     «Красная звезда» напечатала ряд статей о воспитании советских асов. Некоторые работники ВВС возражают против слова «ас», мотивируя это тем, что такое название имеется у немцев. Мы же продолжаем называть специальных летчиков общепринятым во всем мире званием «ас».
     Кто прав - редакция или работники ВВС?»
     Сегодня не без оснований кажется, что обращаться к Верховному со столь частными, непринципиальными вопросами вряд ли стоило. Но Сталин ответил и принял сторону газеты.
     Сразу после этого в «Красной звезде» появилась публикация полковника В. Молчанова «Тактика немецких асов». «Ас, - писал он, - значит по-французски «туз». И напоминал, что в германском авиационном уставе мастерам воздушного боя посвящена отдельная статья, в которой сказано: «Асы имеют задачей борьбу за господство в воздухе. Они разыскивают противника в воздухе, атакуют его и должны уничтожать возможно большее количество неприятельских самолетов. Борьба за господство в воздухе должна вестись наступательно».
     Автор и вместе с ним газета полагали, что таким же образом надо бы использовать лучших летчиков-истребителей в нашей армии. Определять им специальное место в боевом порядке, которое не связывало бы свободу маневра, а, напротив, обеспечивало бы «внезапную, сокрушительную, точную, как удар молнии, атаку».
     «Красная звезда» в то отчаянно сложное время искала и находила асов, просила подготовить очерки о них известных писателей. Об одном из мастеров разящей атаки - Герое Советского Союза Иване Клещеве, получившем боевое крещение еще на Халхин-Голе, тепло и образно рассказал в «Звездочке» Борис Лавренев, автор популярных с довоенных времен повести «Сорок первый», драмы «Разлом» (номер за 18 августа 1942 г.).
     Находили читатели в газете и критические материалы, связанные с необдуманным, неэффективным использованием лучших воздушных бойцов, попытками обременять их дополнительными функциями.

     11 сентября

     Все экземпляры приказа НКО СССР № 227 от 28 июля 1942 г. после объявления в ротах, батареях, эскадронах и эскадрильях были собраны и под контролем штабов армий уничтожены сожжением. К осени приказ жил только в памяти всех, кто его слушал. Разве забудешь слова, которые никогда прежде не звучали? Которые никто в государстве и армии, кроме Верховного Главнокомандующего, не смел, не имел права произнести:
     «Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие из них проклинают Красную Армию за то, что она отдает народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток».
     На Волге надо было любой ценой остановиться. Передовая номера взывала: «Отстоять Сталинград!» В ней полужирным шрифтом было выделено главное: «Назад от Сталинграда для нас дороги больше нет. Она закрыта велением родины, приказом народа».
     Каждый, кого уже в XXI веке судьба одарит возможностью посетить в Волгограде мемориал на Мамаевом кургане, может перечитать эти слова, выбитые на памятной стене. Под ними ссылка на «Красную звезду» - газету - воина, газету - бойца.

     20 сентября

     В этом номере читателя прежде всего привлекал большой очерк Андрея Платонова «Старик». Платонова приняли в штат «Красной звезды» по рекомендации Василия Гроссмана. Из-под Сталинграда Василий Семенович прислал записку: дескать, есть в Москве неприкаянный человек, хороший писатель, которого в армию не призывают из-за никудышного здоровья, а в газеты не берут как чужака. «Платонов беззащитен и неустроен» - так заканчивалась записка.
     Еще в 1931 году в мартовском номере журнала «Красная новь» появилась повесть Платонова «Впрок (бедняцкая хроника»). Она приглянулась, показалась интересной редактору журнала Александру Фадееву. Но Сталин повесть обругал, а за автором на долгие годы закрепил ярлыки «кулака» и «сволочи». В очередном номере «Красной нови» и сам Фадеев, уже «прозревший», не оставил от Платонова живого места, провозгласив его кулацким агентом, выполнявшим заказ своего класса. Куда с такой аттестацией подашься?
     «Красная звезда» разыскала Андрея Платонова. Его, ни с кем предварительно не советуясь, зачислили специальным корреспондентом с окладом 1.200 рублей в месяц, обмундировали, выдали пистолет ТТ. Звание у Платонова было наипростейшее - красноармеец, то есть рядовой. Но по штату спецкорам полагалось звание капитана. Вот и предложили новому сотруднику нацепить на петлицы одну шпалу и в удостоверении записали «капитан». В этом звании и прошел Платонов всю войну.
     В самые трудные для него времена, находясь под цензурным запретом, Платонов умудрялся кое-что печатать под псевдонимом «Человеков». В «Красной звезде» ему посоветовали подписываться, не укрываясь, подлинной фамилией. Очерк «Старик» ею и подписан. Все обошлось. Никаких звонков сверху не было. Довоенные критики Платонова промолчали. До поры до времени.

     24 сентября

     Из Сталинграда большой очерк «Дни и ночи» прислал Константин Симонов. «Красная звезда» напечатала его на третьей странице, а «Правда» спустя сутки на второй.
     Ответственному редактору «Красной звезды» позвонил М.И. Калинин и дотошно выспрашивал, какова в публикации доля художественного домысла, не менял ли автор по каким-то причинам фамилии героев. «И домысла в публикации нет, и все фамилии подлинные» - таким был ответ.
     Выступая на той же неделе перед журналистами центральных изданий, Михаил Иванович сказал: «Жизнь стала суровой, люди - задумчивыми. Печатное слово должно соответствовать обстановке. Не надо выспренности, хвастовства, шумихи. Это неуважение к читателю. Вот «Дни и ночи» товарища Симонова внешне напоминают сухую хроникерскую запись, а по существу - это работа художника, картина, которая запоминается, потому что достоверна...»
     «Ни шагу назад!» - так, созвучно приказу Сталина № 227, не предназначенному для печати, назвал свое выступление Иван Папанин, дважды Герой Советского Союза, человек, известный в любом уголке страны, легенда предвоенных лет.
     Интересный очерк об ивановских ткачихах, их работе во имя обороны, живых и непосредственных связях с армией публикует в номере военный корреспондент «Известий» Константин Финн. Его читатели еще до войны знали по роману «Третья скорость», повестям «Большие дни» и «Окраина». Писатель считал своим долгом периодически печататься и в военной газете, навещал в свободное от командировок время редакцию. В «Красной звезде», признавался Финн позднее, его всегда одаривали новыми,часто неожиданными и очень привлекательными темами.

     27 сентября

     В шпигеле номера, если выражаться языком самих газетчиков, простые и понятные любому слова: «Отступать дальше некуда. Отступать дальше - это значит еще больше осложнить нашу борьбу с немцами, создать новые трудности для наших войск. Враг должен быть остановлен!»
     В дни войны, естественно, в открытой печати можно говорить далеко не обо всем. И тем не менее «Красная звезда» отражает обстановку на фронтах, особенно под Сталинградом, во всей полноте и суровой объективности. «На ряде участков в районе Сталинграда, - говорится в корреспонденции на первой странице, - наши бойцы и командиры в труднейших условиях не только упорно отстаивают каждую улицу, сдерживая сильный натиск гитлеровцев, но и переходят в контратаки, нередко вырывая инициативу из рук противника». Написано далекими от литературы словами, но честно и ответственно.
     Снимки на первой, второй и третьей страницах тоже несут немало информации. Видно, что Сталинград разрушен до основания. Летчик-истребитель сержант И. Чумбарев по просьбе фотокорреспондента А. Капустянского (а может, и от радости первой победы) улыбается: сбил немца тараном. Но самолет за его спиной с погнутыми от удара лопастями винта свидетельствует, что в небе пилоту было не до улыбок: идти на таран во многих случаях значило идти сознательно на гибель. А почему таран? Этим вопросом многие задавались и в войну и после. В печати даже утверждалось, что таран - это оружие не самых обученных и умелых. Есть в таком выводе доля истины. Опытных летчиков-истребителей под Сталинградом не хватало. В бой шли сержанты, курс обучения которых сводился подчас к формуле «взлет - посадка». И та, как говорится, с креном и подскоками. Но мужества, готовности к самопожертвованию у летчиков-сержантов хватало. Правда и в том, что на таран нередко приходилось направлять самолет и бывалым, испытанным многими воздушными боями летчикам-истребителям. Поймать в прицел «мессершмитт» или «фокке-вульф» было нелегко, а боекомплект на машине ограничен, хватает на несколько очередей. Можно смело утверждать: таран - оружие героев, в нем по-своему отразился русский характер.
     На второй странице публикуется обращение участников царицынской обороны к защитникам Сталинграда. В нем вера в то, что город все-таки удастся отстоять и что прорыв к Волге доpoгo обойдется гитлеровцам.
     Под рубрикой «Письма о советском тыле» с очерком «Клятва на горе» выступает Вячеслав Шишков. Далеко уже не молодой и не отличающийся крепким здоровьем писатель, стилем и слогом приглашает читателя в Барабинскую степь, на омские просторы, в деревушку, олицетворяющую самый глубокий тыл, и убеждает, что там тоже живут верой в победу и делают ради нее все, что могут.
     «Прошла неделя, - заканчивает очерк Шишков, - но клятва на горе алтайской не выходила из памяти Ивана Петрова. И стал он, несмотря на нездоровье, собираться в путь: надо скорее к фронту поспешать, с автоматом в руках становиться на защиту Родины. До свидания, мать, до свидания, сестра... И поехал сын русской земли туда, где огонь, где борьба, где победа...»
     Наверное, написать так могли бы многие. Одаренных литературным талантом у нас всегда хватало. Но ведь для читателя важно, что это написал именно Вячеслав Шишков, создатель величественной, высокохудожественной, в чем-то таинственной, непостижимой эпопеи «Угрюм-река». Писатель от Бога сейчас вместе со всеми, мыслями он - под Сталинградом.
     А И. Эренбург здесь же вспоминает ...Киев. Этот город - далеко за линией фронта, в руках врага. Но он ждет освобождения. Он слушает: что на Волге? Что на Тереке? Что на Неве?
     «Слушай, Киев! - обращается к нему словами Эренбурга «Красная звезда». - Велика наша вина: мы пустили в твои стены немцев. Эту вину мы искупим. Мы мстим за тебя, Киев. Этим мы дышим, этим живем».
     Любой сталинградец, читая эти строки, осознавал, что Сталинград не должен повторить судьбу Киева, что его надо удержать, сцепив зубы, любой ценой.
     

1942 г. Октябрь


     В октябре гитлеровцы перешли к обороне на всем протяжении советско-германского фронта, сосредоточив наступательные усилия в трех пунктах: Сталинград, Туапсе и Нальчик.
     28 октября противнику удалось взять Нальчик. От Туапсе ему пришлось отказаться. Главные же силы гитлеровцев, брошенные на Сталинград, ни в октябре, ни в ноябре переломить там ситуацию, сбросить советские войска в реку не смогли. Разрушенный до основания город жил и боролся.

     7 октября

     Из района Воронежа прислал в номер очерк «Искупление мужеством» украинский писатель Савва Голованивский. В нем шла речь о бойце с фамилией Островский, бросившем в критический момент боя свой пулемет. Это было преступлением, и красноармеец, придя в себя, понял, что вину придется искупить. Не каждому это удавалось. Островскому повезло: командиры не сочли его потерянным человеком, дали возможность исправиться. Каким образом? Голованивский рассказывает об этом, не скупясь на детали.
     «К высоким и благородным человеческим чувствам - любви, материнству, дружбе - война прибавила еще одно: месть. Есть месть прекрасная и чистая, как любовь, самозабвенная и жертвенная, как материнство, возвышенная и светлая, как справедливость». Этими словами начали опубликованный в номере материал «Тризна» братья Тур. Наверное, сегодня, в мирные дни, воспевать святую месть именно так решился бы далеко не каждый...
     Леонид Тубельский и Петр Рыжей, выступавшие под псевдонимом «братья Тур», рассказали, как изощренно гитлеровцы издевались над шестью разведчиками из Башкирской кавалерийской дивизии, захваченными в плен. И сколь суровой была наша месть за это. На войне как на войне.

     14 октября

     Командующие родами войск ревниво следили за тем, чтобы «Красная звезда» рассказывала на своих страницах не только о танкистах, пехоте, летчиках, но находила достойное место и для их подопечных. После начала контрнаступления под Сталинградом, где выдающуюся роль сыграла артиллерия, обеспечившая прорыв обороны, Н.Н. Воронов попросил чаще писать об артиллеристах, даже посоветовал куда лучше направить корреспондента - под Ржев, где можно увидеть много интересного.
     Выбор пал на Александра Полякова, в прошлом командира батареи. Воронов предварительно позвонил в полк, которым командовал майор Жигарев, и приказал создать все условия для оперативной работы корреспондента.
     Поляков прислал из артполка шесть очерков, составивших цикл «Под Ржевом». Чувствуется, что автор окунулся в родную стихию, стремится насытить материал интересными деталями, пишет со знанием психологии, настроения, быта пушкарей, которыми не так давно сам командовал. Вот фрагмент одной из публикаций: «4 часа 55 минут - пять минут до канонады. На батарее уже поданы все команды, за исключением последней - «огонь»...
     О чем думают в эти последние пять минут наивысшего напряжения майор Жигарев и его батарейцы у пушек?
     Наводчики, верно, думают, о том, как бы в последний момент какая-нибудь из маскировочных елок не свалилась на ствол пушки и не сбила линию наводки. Трудно, конечно, допустить, чтобы жиденькая елочка, которая сама будет через пять минут биться в лихорадке от первого выстрела, смогла пошевельнуть огромный ствол пушки. Но уж такая вещь эта линия наводки - за нее всегда дрожат. Молодые номера - артиллеристы, только что пришедшие на батарею, часто попадаются на шутку «стариков»: «Пойди сгони ворону с линии наводки». И хотя никакой вороны, сидящей на линии наводки, - а это все равно что на линии взгляда, - нет и в помине, страх за «линию» сохранился и до сих пор. Шутка шуткой, а шевельни на миллиметр орудие, и линия наводки, идущая от перекрестия орудийной панорамы к шесту, сбита. Снаряд пойдет неточно».
     Кто-то, кажется, М.И. Калинин, обратил на цикл очерков об артиллеристах внимание Сталина. Тот распорядился перепечатать очерки в «Правде». Горько, но имя Александра Полякова стояло под ними уже в траурной рамке: краснозвездовец погиб на посту.

     

1942 г. Ноябрь


     Ноябрь сорок второго - счастливый месяц отечественной истории. 19 ноября в 8 часов 50 минут после мощной артиллерийской подготовки, которая длилась 80 минут, началось контрнаступление войск Юго-Западного и 66-й армии Донского фронтов, 20-го - в наступление перешел Сталинградский фронт. 23 ноября подвижные соединения Юго-Западного и Сталинградского фронтов встретились в районе Калача, завершив окружение 6-й и 4-й танковой армий противника. К 30 ноября был создан внутренний фронт окружения, который начал неумолимо сжимать свое кольцо, и внешний, задачей которого стало пресечение попыток врага деблокировать сталинградскую группировку.

     6 ноября

     В предпраздничном номере, кроме Указов Президиума Верховного Совета СССР и других официальных публикаций, помещены передовая под заголовком «Клятва сталинградцев», письмо личного состава Сталинградского фронта Верховному Главнокомандующему и на третьей странице - большой очерк Константина Симонова «Москва».
     Идея подготовить в критические для страны дни развернутый и обстоятельный очерк о ее столице, городе-герое, твердыне родилась в редакции. Ее предварительно обсудили с А.С. Щербаковым, который был не только начальником Главного политуправления Красной Армии, но и первым секретарем МК и МГК ВКП(б). Александр Сергеевич горячо поддержал идею, поинтересовался, кто будет писать. И счел К.М. Симонова вполне подходящим автором.
     На следующий день Симонов встретился с Щербаковым. Несмотря на войну, множество неотложных задач, крайне важных дел, беседа длилась более двух часов. Щербаков даже начертил маршрут, по которому рекомендовал отправиться писателю. Константин Михайлович побывал на Воробьевых горах, на улицах и площадях города, посетил командные пункты противовоздушной обороны, пожарной службы. Съездил на ряд предприятий, в райкомы партии, формировавшие ополченские дивизии. Он и до этого многое знал, но увиденное и услышанное прибавило впечатлений, заставило острее воспринимать окружающее.
     А.С. Щербаков, что было не часто, прочитал очерк «Москва» еще до выхода его в свет и позвонил ответственному редактору:
     - По-моему, получилось. Выделяю вам бумагу из своего резерва. Отпечатайте дополнительно 600 экземпляров и раздайте их участникам торжественного собрания.
     На этот раз торжественное собрание, посвященное годовщине Октября, проводилось не в метро, как было в сорок первом, а в Кремле. Это тоже говорило о многом.
     Когда группа краснозвездовцев, приглашенных на торжества, прибыла в зал, то перед ней предстала необычная картина: все вокруг бело, словно в снегу. Все читали симоновский очерк. Распорядители не скрывали обеспокоенности: не помешает ли газета дружно встать, когда в президиуме появится Сталин. Однако газету все отложили вовремя.
     Сегодня об очерке К. Симонова «Москва» помнят немногие.
     Повторим его некоторые фрагменты. Вряд ли кто сможет читать их без волнения:
     «Немецкие самолеты снижались, старались помешать тушению пожара, обстреливали всю площадь из пулеметов... На людях загоралась одежда. Пожарные шли вперед, в огонь, развертывая шланги... Ствольщик, шедший сзади, поливал водой ствольщика, шедшего впереди, и гасил на нем одежду... Потом вспыхивали вагоны, груженные бутылками с горючим. Вместе с водой выплескивалась горящая жидкость, обливая людей. Люди тушили горящую одежду, катаясь по земле... Рядом с пожарными работала вся Москва. Это были настоящие боевые действия... Если бы москвичи не почувствовали Москву фронтом, не дрались мужественно и бесстрашно, то сейчас пол-Москвы было бы пепелищем».
     «Белобилетники, люди подчас больные, давным-давно признанные негодными к строю, тоже хотели на фронт. Они писали заявления о том, что могут драться, о том, что они не так уж больны. Эти заявления были изложены простыми словами. Но когда-нибудь, когда будет писаться история этих дней, они войдут в нее как драгоценные документы простого, сурового мужества».
     «В утренних трамваях появились новые пассажиры - 15—16-летние ребята. Ежась от утренней прохлады, кутаясь в отцовские пиджаки, куртки, едут на завод, на работу. Они по-взрослому поднимают воротники и заламывают кепки и, сойдя с трамвая, скрутив цигарки, солидно закуривают... Они были всюду. Они заменили отцов на заводах. Они делали автоматы, гранаты, снаряды, мины. Они дежурили в госпиталях, заменяя сиделок и сестер. Они дежурили во время воздушных тревог...»
     Впрочем, очерк лучше прочесть целиком. Это написанный сочными красками портрет фронтовой Москвы. Это коллективный портрет поколения, выигравшего самую жестокую, самую кровопролитную в истории человечества войну.

     26 ноября

     Уже неделю наши войска ведут под Сталинградом наступление. В сводках еще не названы участвующие в нем фронты. Значит, нельзя упоминать и их командующих. Тем не менее читатели «Красной звезды» получают довольно обстоятельную информацию о том, каким образом развивается ситуация на берегах Волги. Вот фрагменты из корреспонденций, опубликованных в номере за 24 ноября:
     «Юго-западнее Клетской наши части взяли в плен большое число солдат и офицеров противника во главе с тремя генералами и их штабами». Как буднично сказано! Можно подумать, что пленные генералы для нас - привычное дело.
     «Высокий класс боевой работы показала наша артиллерия. Советские артиллеристы блестяще справились со своими задачами». Да, 19 ноября нам удалось создать такую плотность артиллерийского огня при подготовке наступления, какой мировая история еще не знала.
     С очерком «Отец-командир» в номере выступает Борис Галин. В армии Галин никогда не служил, еще в юности, работая в одной из московских типографий, он покалечил руку и был снят с воинского учета. Перед войной трудился в «Правде», которую редактировал Л.З. Мехлис. Пользуясь личным знакомством с Мехлисом, ставшим начальником ГлавПУРа, Б. Галин и добился перевода в «Красную звезду» в звании красноармейца, как говорится, «рядового необученного». Рядовым он всю войну и оставался, хотя и носил на петлицах шпалу старшего политрука и имел соответствующую запись в удостоверении личности. Офицерское звание в этом случае юридической силы не имело и лишь облегчало работу в войсках.
     Где только Галин как представитель военной газеты не побывал - от Малой Земли под Новороссийском до поверженного Берлина. Его творческим кредо было: пишу о том, что вижу, или, как выражались старые артиллеристы, «не вижу - не стреляю». «На Тереке», «У самого синего моря», «Аршинцев», «Прощай, сто девятый!» - это названия его очерков. Галин очень тонко раскрывал душевный мир человека на войне, потому что многое и не раз проверял на себе.
     После введения погон Борис Галин носил военную форму уже без офицерских знаков различия. В беседе с героями будущих публикаций он обычно задавал вопросы, которые удивляли своей «гражданскостью» и порой даже настораживали: время ли заниматься такими частностями? Но, читая в «Красной звезде» написанное Галиным, все убеждались: время! Интересно было взглянуть на себя как бы со стороны, глазами человека, не привыкшего повелевать, командовать, наставлять и требовать. С этих позиций написан и очерк «Отец-командир». Суть его проста: государство наделяет командира не только властью, правом бросать людей в огонь, на штыки, но и высокой, святой обязанностью беречь их, заботиться о них как о родных сыновьях.
     Довольно часто читатели «Красной звезды» встречали на страницах газеты имя Александра Прокофьева. В этом номере он выносил на их суд стихотворение «Русская мать».

     (Продолжение следует.)


Назад

Полное или частичное воспроизведение материалов сервера без ссылки и упоминания имени автора запрещено и является нарушением российского и международного законодательства

Rambler TOP 100 Яndex