- Зинаида Павловна, до войны вы успели поработать в центральном аппарате НКВД. Чем отличались условия вашей службы в Управлении военной контрразведки «Смерш» фронта от московских? Или в принципе все было почти так же?
- Сама работа в общем-то не отличалась - записываешь, расшифровываешь... А условия, конечно, были совершенно другие: на фронте было, как в Ленинграде, два кусочка черного хлеба на целый день. И мы оставляли кто корочку, кто половиночку, к себе на вечер уносили. Печка русская была, солдат ее топил - и мы эти кусочки сушили... Питались мы очень скудно, и чтобы нас перевести на другой паек, всем нам, девчонкам, звания присвоили - «младший лейтенант». В общем, условия жизни, как говорится, были спартанские, и ничего, кроме работы, для нас тогда не было.
- Работали вы в тылу, в стационарных условиях?
- Не только. Несколько раз оперработники брали меня на передовую - стенографировать отчеты возвращавшихся из-за линии фронта разведчиков. Фамилии их я, конечно, не помню... Ну и еще в командировки ездить иногда приходилось - в штаб 7-й отдельной армии, например.
- Про какой-нибудь интересный отчет «зафронтового» разведчика вы можете рассказать?
- Да нет, что вы! Моя задача была не вдумываться и запоминать, а быстро записать все стенографическими знаками, потом расшифровать и передать сотруднику. Что тут упомнишь? Хотя один допрос мне запомнился...
- Это когда примерно было?
- Могу сказать почти точно: это был август - сентябрь 1946 года, я тогда была в Германии, в нашей оккупационной зоне. Как и почему я там оказалась, расскажу попозже... Так вот, допрос вел начальник отдела, фамилия его была Коротя - он умница, большая умница был. Он допрашивал немецкого офицера, который работал с Яковом Джугашвили - сыном Сталина, находившимся в гитлеровском плену. Не просто его знал или видел там, а именно с ним работал!
- Ого! Как же его нашли? Как установили?
- Этого я точно не знаю, не мое это было дело, но, думаю, оперативно-агентурным путем...
- Простите, а не могла ли это быть какая-то подстава? Сейчас ведь существует версия, что Яков Джугашвили вообще в плену не был, что он погиб еще в июле 1941 года, а все последующее является дерзкой и блистательной спецоперацией немецких спецслужб...
- Такая версия мне известна, но я твердо вас уверяю, что этот офицер говорил на допросе очень искренне, ни на какую версию это не было похоже - уж я-то тоже тогда понимала, кто врет, а кто кается... И потом, мне кажется, это было очень неожиданно, что его нашли, этого офицера. Такое было впечатление, по моим воспоминаниям, что он якобы пойман с поличным и вынужден обо всем этом рассказывать. Понимаете? Это во-первых. Во-вторых, смысла ему не было говорить неправду - это же был 1946 год, все позади осталось!
- Ну да, вот в начале войны гитлеровцам было выгодно показать, что у них в плену находится сын самого Сталина. А тут для этого офицера могли быть очень большие неприятности...
- Конечно! Я помню, как немцы листовки сбрасывали с фотографиями, где были Яков и два немца. Может быть, это как раз один из них и был - точно не могу сказать. Как понимаете, мы эти листовки на память не сохраняли.
- Так что же этот офицер рассказывал?
- Об этом я помню только в общих чертах - время-то идет... Да и допрос всего-навсего один был. Но помню, что они, гитлеровцы, знали точно, что это Яков, это они совершенно определенно установили - никаких сомнений у них не было. Немец говорил, что на этом они хотели операцию какую-то провести, чтобы дошло до каждого русского солдата, что сын Сталина сдался в плен... Что-то они ему предлагали, но он все отрицал, ни на что не шел. Сказать сейчас, что именно, я не могу, может быть, это как-то прошло мимо меня, я не заостряла внимания, не помню. Знаю только, что Яков держался достойно.
- Про его гибель этот немец что-то рассказывал?
- Наверное. Но я почему-то не помню, а врать и придумывать не хочу... Когда этого немца после допроса увели, Коротя, такой возбужденный, мне говорит: «Давай быстрее, сейчас будем спецсообщение писать Сталину!» Я говорю: «Я готова, мои тетрадки здесь». А он так подумал: «Давай сразу на машинку, не будем стенографировать!» И все продиктовал. Вот он такой умница был... Я думаю, что это спецсообщение хранится сейчас в каком-то архиве. Это точно совершенно!
- Зинаида Павловна, ваш главный вывод, что Яков Джугашвили все-таки был в немецком плену?
- Для нас это было совершенно ясно, других вариантов не было. И в спецсообщении Сталину мы писали не о том, был или не был, а про то, как его сын достойно и мужественно держался, - это была самая основа!
Поверьте, мы любили и почитали Сталина. Не надо за это как-то нас осуждать - это наше личное дело. Помню, как однажды на нашем Карельском фронте кто-то сказал: «Сталин к нам приехал! Сталин на нашем фронте!» И такой был подъем у всех, вы даже представить себе не можете: Сталин на нашем фронте! Вы понимаете, какое настроение было у солдат? Не было Сталина, конечно, - уж мы, контрразведка «Смерш», это знали! Но все как-то поверили, этот слух шел по всему фронту...
- Интересно! Как ни банально это звучит, но историю все-таки творят личности, которые своим умом, волей и энергией объединяют человеческие массы... Насколько я знаю, вам в конце войны пришлось непосредственно работать с человеком, чья огромная роль в истории Великой Отечественной войны довольно долго затушевывалась?
- Вы говорите про Виктора Семеновича Абакумова? О нем у меня сохранились самые лучшие воспоминания, несмотря на то, что первая наша встреча закончилась для меня арестом на шесть суток!
- А это как получилось?!
- Давайте обо всем по порядку. В конце 1944 года я приехала в Ярославль, где тогда стоял штаб нашего фронта...
- Уточним, что Карельский фронт был расформирован 15 ноября 1944 года в связи с выходом Финляндии из войны. После этого его войска стали постепенно перебрасываться на Дальний Восток - СССР готовился к войне с Японией.
- Но я-то на Дальний Восток не поехала. Пришла шифровка, чтобы я ехала в Москву, и после Нового года, в январе 1945-го, я уже была в Москве. Нас было шесть девчонок, приехавших с разных фронтов, и нас посадили в кабинет Селивановского, заместителя Абакумова. Мы сидели в его кабинете, работали, работали, работали...
- Но, как понимаю, от машинистки до начальника Главного управления контрразведки «Смерш» очень и очень далеко.
- Конечно! Но вот однажды он вызвал старшую машинистку - а машбюро было большое, и все равно народу не хватало, работы было очень много, - видите, даже с фронтов вызывали. Он говорит: «Ну как дела? Как девчата, как они живут?» Понимаете? Ему это нужно было - эти девчата-машинистки, как они работают?! Да на фига они ему нужны?! Работают и работают... Старшая отвечает, мол, все устали, в отпуск хотят. «В отпуск рано, пусть подождут, - говорит Абакумов. - Но дайте им по окладу...»
- Как подчиненные относились к Виктору Семеновичу?
- Уважали - это видно было, чувствовалось это. Сама обстановка такая была, уважительная... Может, кто-то и боялся его, но не знаю, сомневаюсь. Абакумов был очень внимательный человек к оперативному составу, к своим подчиненным.
Полностью беседа с Зинаидой Павловной Алексеевой будет опубликована в одном из январских номеров «Красной звезды».