- ПОБЕДА во Второй мировой войне достигнута совместными усилиями стран антигитлеровской коалиции, их военачальников, офицеров и солдат. Несомненно, решающую роль в разгроме и достижении победы сыграли советский народ и его Вооруженные Силы. В ходе войны были разбиты сильнейшие армии мира - фашистской Германии и империалистической Японии, которые до этого завоевали всю Западную Европу и значительную часть Азии. Советские полководцы, военачальники союзных армий ниспровергли хваленую немецкую военную школу, которая десятилетиями почиталась во всем мире как эталон. Наглядным подтверждением этого стал тот исторический факт, что не вражеские войска пришли в Москву, Лондон или Вашингтон, а армии союзников вошли в Берлин, Рим и Токио. Конечно, были разные дни войны, крупные неудачи и поражения 1941–1942 годов. У американцев была трагедия Перл-Харбора. Но даже в первой половине Великой Отечественной войны были не только поражения и неудачи. Одерживались стратегически важные победы под Москвой, Сталинградом, Эль-Аламейном, Курском и в других крупных сражениях.
     А в операциях 1944–1945 годов советские Вооруженные Силы настолько превосходили армии противника во всех отношениях (в вооружении, технике, умении воевать, высоком моральном духе), что в короткие сроки прорывали его оборонительные рубежи, с ходу форсировали крупные водные преграды, окружали и уничтожали крупные группировки противника, показывая высочайшие образцы военного искусства, хотя и в этих операциях успехи достигались путем огромного напряжения сил армии, флота и тружеников тыла.
     Но если говорить о своеобразии условий, в которых действовали советские военачальники, о том, чем они отличались от выдающихся предшественников, от соратников по Второй мировой войне, то я бы выделил несколько пунктов. Во-первых, ограниченностью возможностей по окончательному принятию стратегических решений. К примеру, Петр I или Наполеон соединяли в одном лице высшую государственную и военную власть, что позволяло им обеспечивать наиболее полную согласованность политической и военно-стратегической линии. Этого, как и, скажем, Суворов, были лишены Жуков, Василевский и другие наши полководцы. А вот генералы Эйзенхауэр, Монтгомери или Макартур, будучи связанными определенными политическими решениями, не испытывали на себе такого политического диктата, как советские полководцы. Даже немецкие генералы, находясь под прессом фашистского руководства, могли довольно часто подавать в отставку и, за редким исключением, без особых для них последствий. Командование же союзных войск, пользуясь тем, что основные силы Германии были связаны на востоке, могло из года в год откладывать открытие второго фронта, ожидая благоприятного для этого момента.
     Посол США в СССР А. Гарриман признавал: «Рузвельт надеялся, что Красная Армия разобьет силы Гитлера и нашим людям не придется самим выполнять эту грязную работу». Американцы стремились отделаться материальной помощью нашей стране. Поэтому политическому руководству не требовалось оказывать чрезмерного давления на войска, ибо они, как правило, не попадали в чрезвычайные условия, за исключением мая–июня 1940 года или сражения в Арденнах в декабре 1944 года. Советские же войска в результате фашистского нападения в 1941 году не могли выбирать - давать или не давать отпор агрессии в приграничной зоне, оборонять или нет Москву, Ленинград. Они были вынуждены принимать сражения там, где они были им навязаны. Это ставило командование и войска в чрезвычайные условия.
     Вместе с тем свои преимущества в сравнении с западными союзниками имели и наши военачальники. Политическим руководством страны были обеспечены мобилизация всех сил народа на отпор фашистской агрессии, оснащение Вооруженных Сил первоклассным вооружением, всенародная их поддержка.
     Наши военачальники и командиры имели самоотверженного и отважного солдата, какого не было ни в одной другой армии мира. Даже если бы такие выдающиеся полководцы, как маршалы Жуков, Конев и Рокоссовский, оказались во главе англо-американских войск, которые были бы поставлены в условия, сложившиеся в 1941–1942 годах, они вряд ли успешно завершили бы войну. Думаю, что и нашими войсками невозможно было бы управлять методами генерала Эйзенхауэра. Каждому свое... И все же наша армия и ее полководцы, особенно в 1941–1942 годах, ставились в военно-политическом отношении в крайне невыгодное, а в ряде случаев в отчаянное положение.
     Во второй половине войны военно-политическое руководство тоже жестко регламентировало деятельность Генштаба и командующих фронтами. Сказывался и характер Сталина. В целом Жуков, Василевский, Конев и другие военачальники, критически оценивая некоторые решения и действия Сталина в 1941–1942 годах, тем не менее высоко оценивали его руководящую и организаторскую роль по мобилизации всех сил и возможностей страны для отпора врагу, отдавали должное его военно-политическим и стратегическим способностям. Вместе с тем все признавали, что действовать под руководством Сталина было непросто. Во-первых, чрезмерно жесткое вмешательство в оперативно-тактические вопросы иногда затрудняло проведение в жизнь наиболее целесообразных решений и способов действий, вынуждало наших военачальников тратить огромные усилия на преодоление искусственно создаваемых кризисных ситуаций и трудностей, осложняло полную реализацию их полководческих способностей. За излишнюю настойчивость и стратегическую инициативу Жуков в июле 1941 года и вовсе лишился должности начальника Генштаба.
     Во-вторых, из-за просчетов военно-политического руководства, непримиримости военно-политических целей и ожесточенности вооруженной борьбы обстановка на советско-германском фронте диктовала весьма жесткие рамки, в которых приходилось строить полководческую деятельность и осуществлять управление войсками. Никому из прежних полководцев союзных армий не приходилось действовать в таких необычайно сложных, чрезвычайных условиях, как нашим военачальникам. И если бы наши полководцы и солдаты под Москвой, Ленинградом, Сталинградом «во имя гуманизма» при первой неудаче складывали оружие, как это делали некоторые соединения союзнических войск (например, в Сингапуре в 1942 году), то фашисты достигли бы своей цели и весь мир сегодня жил бы совсем другой жизнью. Поэтому в широком историческом плане так называемый жуковский подход, в конечном счете, оказался более гуманным.
     В-третьих, решения и способы действий Жукова, Василевского, Рокоссовского, Конева, Малиновского, Говорова и других полководцев не только в наибольшей степени учитывали необычно сложные, своеобразные условия сложившейся обстановки, но и позволяли им извлечь такие выгоды для себя, так повернуть сложившиеся обстоятельства во вред противнику, с такой неукротимой волей и организаторской хваткой проводить свои решения в жизнь, что они могли наиболее эффективно решать стратегические, оперативно-тактические задачи и одерживать победы там, где другие военачальники терпели поражения или даже не пытались их решать.
     Не только по полководческому стилю, но и по личному характеру военачальники не могут быть одинаковыми. Конечно, было бы идеально, если бы удавалось сочетать выдающиеся полководческие качества и твердокаменный характер Жукова с личным обаянием и чуткостью к людям Рокоссовского. По рассказу С.К. Тимошенко, Сталин в шутку говорил: «Если бы соединить вместе Жукова и Василевского и затем разделить пополам, мы получили бы двух лучших полководцев. Но в жизни так не получается».
     На наше счастье война выдвинула целое созвездие талантливых полководцев, которые при решении различных задач хорошо дополняли друг друга.
     Полководческое искусство наших военачальников во время войны формировалось в ожесточенном противоборстве с очень сильным военным искусством Германии. В военной науке и военном искусстве Германии наиболее полно были разработаны весьма изощренные формы и способы дезинформации и достижения внезапности действий, упреждения противника в стратегическом развертывании, массированного применения ВВС для завоевания господства в воздухе и непрерывной поддержки действий сухопутных войск на главных направлениях. В операциях 1941–1942 годов весьма эффективно строились наступательные операции с массированным применением танковых войск и широким маневрированием силами и средствами.
     С точки зрения военного искусства наиболее сильной стороной германского командования было умение постоянно маневрировать силами и средствами как в наступлении, так и в обороне, быстро переносить усилия с одних направлений на другие, хорошее взаимодействие между сухопутными войсками и авиацией. Подчеркну еще раз, как правило, немецкие командующие и командиры стремились обходить сильные узлы сопротивления наших войск, быстро переносили удары с одних направлений на другие и умело использовали образовавшиеся бреши в оперативном и боевом построении наших войск для свертывания обороны в сторону флангов и развития наступления в глубину.
     Объективности ради надо признать, что такие операции, как окружение и уничтожение наступающих советских войск под Харьковом весной 1942 года или действия генерала Манштейна по разгрому наших войск в Крыму в 1942 году и некоторые другие, были проведены с большим военным мастерством. Германские командующие и командиры более гибко действовали в обороне. Они в отличие от нас не всегда придерживались принципа жесткой обороны и, когда требовала обстановка, отводили войска на новые рубежи. Например, в ходе Белорусской наступательной операции, когда в оперативном построении немецко-фашистских войск образовалась брешь в 400 км, германское командование не стало растягивать оставшиеся силы, чтобы заткнуть эту брешь. Оно собрало ударную группировку и нанесло по советским войскам встречный удар в центре этого пустого пространства. Тем самым наши войска были вынуждены ввязаться в бой и приостановить наступление. Одновременно в тылу немцы начали создавать новую линию обороны и благодаря этому неожиданному и смелому удару выиграли время для ее создания. Жуков считал такое решение смелым и умным. Далее он отмечал: «Говоря о том, как немцы проиграли войну, мы сейчас часто повторяем, что дело не в ошибках Гитлера, дело в ошибках немецкого генерального штаба. Но надо добавить, что Гитлер своими ошибками помогал ошибаться немецкому генеральному штабу, что он часто мешал генштабу принимать более продуманные, более верные решения. И когда в 1941 году, после разгрома немцев под Москвой, он снял Браухича, Бока, целый ряд других командующих и сам возглавил немецкие сухопутные силы, он, несомненно, оказал нам этим серьезную услугу. После этого и немецкий генеральный штаб, и немецкие командующие группами армий оказались связанными в гораздо большей мере, чем раньше. Их инициатива оказалась скованной. Шедшие теперь от Гитлера как от главнокомандующего сухопутным войскам директивы стали непререкаемыми в большей степени, чем это требовалось интересами дела».
     Начиная с осени 1942 года действия германского командования уже не отличались ни особой гибкостью, ни творческим характером.
     Слабым местом германской стратегии на протяжении всей войны была ее авантюристичность, вытекавшая из агрессивной политики германского фашизма.
     В целом Г.К. Жуков, А.М. Василевский, К.К. Рокоссовский, И.С. Конев и другие наши военачальники отдавали должное военному профессионализму генералов немецко-фашистской армии. В начале войны командующие группами войск Лееб, Бок, Рундштедт, несомненно, обладали большим опытом управления крупными группировками войск в боевой обстановке, чем, скажем, наши командующие фронтами Кузнецов, Павлов и Кирпонос.
     Однако при более внимательном взгляде не только с точки зрения итогов военной деятельности и проигранной войны, а даже по формальным критериям прохождения военной службы, о чем писал И.С. Конев, германская профессиональная система была далека от совершенства. По крайней мере среди 25 фельдмаршалов третьего рейха не было ни одного, кто бы, как Жуков, Конев, Рокоссовский, Еременко, Мерецков и другие полководцы, выражаясь словами Черчилля, проходил военную службу в «установленном порядке». Касается это даже таких служак, как Манштейн и Гудериан.
     Советские полководцы к началу войны были в возрасте от 40 до 50 лет. Нашим командующим фронтами наряду с оперативно-стратегическими вопросами много и детально приходилось заниматься также и тактическими вопросами. Это отчасти объяснялось и большим обновлением офицерского состава после 1941–1942 годов и недостаточной их подготовкой.
     Советская военная наука и военное искусство показали свое несомненное превосходство. В целом достойно выглядел и наш офицерский состав, в том числе и генералы. Были и отщепенцы типа Власова. Но большинство генералов, находясь постоянно в войсках, а нередко и на передовой, были сполна опалены войной и выдержали боевое испытание. Об их высоком авторитете в войсках есть много различных документальных и живых свидетельств.
     Всего к началу войны в советских Вооруженных Силах насчитывалось 1.106 генералов и адмиралов. В ходе войны это звание получили еще 3.700 человек. Всего 4.800 генералов и адмиралов. Из них погибли в бою 235 генералов, а по болезни, в результате несчастных случаев, репрессий потери генералов и адмиралов составили более 500 человек.
     В германских вооруженных силах насчитывалось более 1.500 генералов и адмиралов. Для того чтобы понять разницу в количестве высших офицеров, надо учесть два обстоятельства. Во-первых, у нас было большее количество объединений и соединений, что давало возможность, сохраняя костяк, в более короткие сроки пополнять и восстанавливать соединения. Во-вторых, следует учитывать, что против нас, кроме генералов германской армии, воевали венгерские, румынские, финские, итальянские генералы. Часть советских войск (сил) и возглавлявшие их генералы и адмиралы постоянно находились на Дальнем Востоке. С учетом всего этого разница в численности высших офицеров не столь большая.
     По подсчетам немецкого исследователя Ж. Фольтмана, общие потери среди германских генералов и адмиралов, включая небоевые потери, составили 963 человека, из них погибли в бою 223 генерала. В плен попали 553 германских генерала, советских - 72. Покончили жизнь самоубийством 64 немецких и 9 советских генералов. При этом в германских ВВС в боях погибли 20 генералов, а в советских - 7, на флоте - 18 немецких адмиралов, в советском ВМФ - в боях - 4, всего адмиралов у нас погибло 9.
     Соотношение погибших и умерших в годы войны советских и германских генералов составляет 1:2,2, пленных – 1:8, не говоря уже о том, что по итогам войны германский генералитет как высшее военное сословие вообще перестал существовать.
     С учетом всего этого боевой опыт Второй мировой войны и военное наследие наших полководцев необходимо воспринимать как многогранный, интегрированный опыт всех воевавших армий и флотов, где переплетены как приобретения, так и издержки военного профессионального мастерства.
     По крайней мере до сих пор в истории еще не было такой войны, которая бы перечеркнула все, что было в военном искусстве до этого.
     Для использования в будущем нужен не просто состоявшийся опыт, не то, что лежит на поверхности, а те глубинные, подчас скрытые устойчивые процессы и явления, которые имеют тенденции к дальнейшему развитию, проявляют себя порою в новых, совершенно других формах, чем это было в предшествующей войне.
     От редакции.Первый очерк под рубрикой «Творцы Победы» будет опубликован в номере на 30 декабря.