Без грифа «секретно»

     В СООТВЕТСТВИИ с разработанной легендой «Ударов» довел до немецких офицеров информацию о своем несправедливом «осуждении» судом военного трибунала за хулиганство и направлении в штрафную роту, из которой дезертировал. Но, видимо, что-то в его поведении вызвало подозрение у командира батальона, и тот устроил ему очную ставку с двумя другими военнослужащими-перебежчиками. И здесь обнаружились некоторые разночтения в их показаниях. Над разведчиком нависла угроза расстрела.
     Избежать его помог счастливый случай. Переводчик, бывший кинооператор, среди стопки пропагандистских материалов наткнулся на газету «Новое слово», в которой была статья о Блюментале-Тамарине. «Ударов» воспользовался ситуацией и обратил ее в свою пользу.
     Подозрения с него были сняты, фамилия дядюшки сыграла свою роль. Но поездка в Германию и встреча с ним разведчика, на которую так рассчитывали в Москве, не состоялись. «Ударова» вместе с другими перебежчиками и военнопленными отправили в смоленский лагерь. Казалось, что гитлеровцы о нем забыли, но в конце мая 1943 года на его имя поступило письмо от дяди.
     Тот писал, что «рад благополучному уходу племянника из того ужасного строя», советовал поступить на службу в РОА и обещал отозвать в Берлин для пропагандистской работы. Время шло, но дядя больше о себе не напоминал, и тогда «Ударов» решил сам искать выходы на него. Единственным вариантом вырваться за колючую проволоку лагеря военнопленных и выполнить поставленное задание для него было «поступление» на службу в РОА. Тем более что в плане мероприятий по делу «Ринг» Судоплатовым и старшим оперуполномоченным 2-го отдела майором госбезопасности В. Зеленским, осуществлявшим непосредственную подготовку «Ударова» к операции, такая ситуация рассматривалась как наиболее вероятная.
     Разведчик решил воспользоваться советом дядюшки и подал рапорт на имя начальника лагеря с просьбой о зачислении в ряды «освободительной армии». Тот быстро его рассмотрел, и 15 июня 1943 года «Ударов» был зачислен в 437-й батальон РОА. С этого дня начался его долгий и полный опасности путь к намеченной цели.
     В октябре он инициативно вышел на резидента разведотдела штаба Западного фронта и условной фразой: «Дорогая Лелечка, чувствую себя хорошо. Игорь» - сообщил о себе руководству 4-го Управления. Согласно коду это сообщение означало, что он «легализовался хорошо, но подходов к Блюменталю-Тамарину не имею».
     В связи с этим по указанию Судоплатова начальником 2-го отдела подполковником госбезопасности М. Маклярским в целях установления связи с «Ударовым» была подготовлена группа разведчиков. В ее состав вошли агент «Сергей» и радистка «Лань». Но из-за плохой погоды выброска агентов постоянно переносилась. В декабре «Ударов» снова дал о себе знать и сообщил о готовящейся переброске части в Италию, в связи с чем по указанию Судоплатова направление к нему разведчиков было отложено.
     В начале сентября 1943 года 437-й батальон поменял место дислокации на Варшаву, а спустя десять дней вместо Италии оказался во Франции. На второй день по прибытии к месту назначения в город Байе «Ударова» арестовали. Сотрудники полевой жандармерии пытались обвинить его в связях с партизанами, действовавшими в лесах под городом Рославлем, и склонении к переходу на их сторону двух взводов РОА.
     В течение четырех дней разведчик находился под арестом, подвергался допросам, но отвергал все обвинения. К счастью, в это же время на имя командира батальона майора Беккера из Берлина поступило письмо от дяди с просьбой об отпуске племяннику. Оно решило судьбу «Ударова». По ходатайству Беккера его освободили из-под ареста и возвратили в часть.
     Находясь под негласным «колпаком» полевой жандармерии и оставшись без связи с Центром, разведчик не отказался от задания и продолжал искать пути его выполнения. Наконец удача улыбнулась ему. Командование батальона отправило его вместе с обер-лейтенантом Клугом в краткосрочный отпуск в Германию.
     27 января 1944 года, находясь проездом в Кенигсберге, «Ударов» наконец встретился с Блюменталем-Тамариным. Эту встречу никак нельзя было назвать родственной. Предатель словно почувствовал нависшую над собой смертельную опасность. Прежде чем пригласить «Ударова» к столу, он подробно расспросил его об обстоятельствах перехода на немецкую сторону. За обедом, видимо опасаясь быть отравленным, предложил племяннику первым испробовать привезенные в подарок французские вина.
     В дальнейшем на банкете, к которому присоединились высокопоставленные власовцы и белоэмигранты, предатель расслабился. «Ударов» решил воспользоваться этим обстоятельством и, когда толпа разбрелась по парку, а охраны поблизости не оказалось, нажал на спусковой крючок пистолета, но выстрела не последовало. Оружие дало осечку. Перезарядить пистолет ему не удалось, в это время из-за кустов появилась пьяная толпа.
     На следующий день «Ударов» покинул Кенигсберг и возвратился в часть. Потянулись дни монотонной службы, но разведчик не терял надежды на новую встречу с дядей и регулярно отправлял ему продуктовые посылки. И то ли скромность племянника, то ли приходящие от него отменные французские вина пробудили у Блюменталя-Тамарина родственные чувства. Он направил несколько рекомендательных писем на имя командира дивизии генерала Кестринга. Тот не оставил их без внимания, вскоре «Ударова» назначили на офицерскую должность. У него появилась перспектива для перемещения в Берлин.
     Но в начале июня 1944 года в боях с высадившимися в Нормандии англо-американскими частями он получил тяжелое ранение в горло и ногу. Несколько месяцев ему пришлось провести на больничной койке. 30 августа по состоянию здоровья его уволили со службы и направили на работы в город Лейпциг. 23 октября «Ударов» получит очередное письмо от дяди, его тон уже не был столь оптимистичен. К концу 1944 года надобность в холуях, подобных Блюменталю-Тамарину, у гитлеровцев отпала.
     Писал он уже не из персонального особняка, а из особого лагеря «Восточного министерства», располагавшегося под Берлином. Жалуясь на тяжелые времена и то, что вынужден проживать в бараке, он приглашал к себе племянника.
     29 ноября 1944 года разведчик отправился в Берлин. Несмотря на рекомендации дяди, прежде чем разрешить проживание «Ударова» в лагере, гестапо провело его проверку, и потом еще долго он чувствовал за собой слежку. Последовавшее вскоре приглашение дяди принять участие в пропагандистской работе «Ударов» отклонил и предложил организовать школу бокса и провести показательные бои. За этим предложением стоял вполне определенный расчет. Таким способом разведчик хотел дать знать своим руководителям в Москве, что жив и готовится к выполнению задания.
     В январе 1945 года состоялись первые бои. В финале «Ударов» победил сильного противника - француза Пиляса и удостоился лестных оценок от чемпиона мира М. Шмелинга. С этого момента у разведчика появились качественно новые возможности. Он стал регулярно встречаться с советником МИДа Германии Г. Штрекером, генералом Кестрингом, видным промышленником Альбрехтом и руководством разведывательно-диверсионной школы, размещавшейся в лагере Вустрау, командованием курсов пропагандистов РОА. В беседах с ними «Ударов» получал ценную разведывательную информацию и данные на готовящихся к заброске в советский тыл агентов и диверсантов. Одновременно он готовился к выполнению основного задания.
     18 апреля 1945 года, воспользовавшись случаем, он похитил пистолет у своего приятеля - сына сотрудника гитлеровской разведки Ф. Брунера. И теперь только ждал подходящего случая, чтобы выполнить задание. Вскоре он представился. Брошенный своими гитлеровскими покровителями и разругавшийся с власовской верхушкой, Блюменталь-Тамарин как сыч целыми днями просиживал в своей квартире в городе Мюнзингене. Появление в доме племянника, шепнувшего на ухо о запасе спиртного, которое спрятано неподалеку, подняло настроение. Он охотно согласился составить компанию «Ударову». Они переступили порог дома и уже больше никогда в него не возвратились.
     Пуля из парабеллума поставила последнюю точку в биографии предателя. После выполнения задания Миклашевский еще несколько месяцев скитался по лагерям союзников, пока наконец не добрался до Парижа. Там 3 июля 1945 года он вышел на связь с сотрудниками НКГБ СССР и назвал пароль: «Агент СССР «Ударов» прибыл». Далее доложил: «Задание выполнено. Печатные материалы, документы и личные записи артиста Блюменталя-Тамарина находятся у меня».
     Резидент советской разведки «Кир» немедленно шифротелеграммой сообщил об этом руководству - комиссару госбезопасности 3-го ранга П. Фитину, а тот ориентировал Судоплатова. Распоряжение начальника 4-го Управления, как всегда, было энергичным и лаконичным: «Дать указание «Киру» о срочном направлении со всеми документами Миклашевского в Москву. Оказать ему полное содействие в отправке и сохранении документов».
     Игорь Львович Миклашевский возвратился в Москву 26 июня специальным рейсом из Парижа. С его возвращением подошла к концу сложная и полная смертельного риска деятельность его и десятка других сотрудников 4-го Управления, на плечи которых легла миссия исполнения приговоров, вынесенных палачам и предателям судами военных трибуналов. После окончания войны одни разведчики-боевики вернулись к мирной жизни, другие продолжали бороться с националистическим подпольем в западных областях страны, а третьи после короткого свидания с семьями снова отправились в «длительную командировку».