Вопрос: Имели ли вы сообщение, что на границе появились самолеты противника?
     Ответ (генерала армии Д.Г. Павлова. - Ред.): Такое сообщение я получил одновременно с началом бомбежки. Минский центральный пост ВНОС получил сообщение о перелете государственной границы авиацией противника через 4 минуты, а приграничные аэродромы это сообщение получили значительно раньше, но подняться в воздух не смогли, так как новой техникой в ночных полетах не овладели.
     <...>
     За все время боев штаб фронта работал с полным напряжением, приходилось добывать сведения всякими возможными путями, так как проволочная связь совершенно бездействовала. Она рвалась в западных областях местным антисоветским элементом и диверсантами - лицами, сброшенными с самолетов.
     Степень истощения начальника штаба генерала Климовских была настолько велика, что мне лично приходилось записывать отдаваемые распоряжения к себе в блокнот или самому лично проверять их выполнение, или отправлять для проверки специальных людей, подобранных из состава политработников.
     <...>
     Вопрос: Кто виновник прорыва на Западном фронте?
     Ответ: Как я уже показывал, основной причиной быстрого продвижения немецких войск на нашу территорию являлось явное превосходство авиации и танков противника. Кроме этого, на левый фланг Кузнецовым (Прибалтийский военный округ) были поставлены литовские части, которые воевать не хотели (командующий войсками Прибалтийского особого военного округа генерал-полковник Ф.И. Кузнецов. - Ред.). После первого нажима на левое крыло прибалтов литовские части перестреляли своих командиров и разбежались. Это дало возможность немецким танковым частям нанести мне удар с Вильнюса. Наряду с этим потеря управления штабом 4-й армии Коробковым и Сандаловым (Л.М. Сандалов, начальник штаба 4-й армии. - Ред.) своими частями способствовала быстрому продвижению противника в бобруйском направлении, а невыполнение моего приказа командующим 10-й армии генералом Голубевым о производстве удара на Брянск (видимо, имелся ввиду город Браньск, расположенный южнее Белостока. - В.В.) 6-м мехкорпусом с целью разгрома мехгруппировки противника, после чего войти в мое распоряжение в районе Волковыска, лишило меня возможности иметь надлежащую ударную группу.
     Вопрос: Изменнические действия были со стороны ваших подчиненных?
     Ответ: Нет, не было. У некоторых работников была некоторая растерянность при быстро меняющейся обстановке.
     Вопрос: А в чем ваша персональная вина в прорыве фронта?
     Ответ: Я предпринял все меры для того, чтобы предотвратить прорыв немецких войск. Виновным себя в создавшемся на фронте положении не считаю...
     Допрос окончен в 16 час. 10 мин.
     Записано с моих слов правильно, мною прочитано.
     Д. Павлов
     Допросили:
     Врид зам. начальника следчасти 3-го Управления НКО СССР ст. батальонный комиссар Павловский
     Следователь 3-го Управления НКО СССР мл. лейтенант госбезопасности Комаров
     * * *
     Из воспоминаний бывшего начальника оперативного отдела штаба ЗапОВО генерал-майора Б.А. Фомина:
     «Павлов тщательно следил за подготовкой театра военных действий... На всем протяжении вдоль границы были созданы полевые оборонительные полосы с дзотами. Что же касается УРов, то они к началу войны не были построены и вооружены. Тщательно следя за дислокацией войск противника, Павлов неоднократно возбуждал вопрос перед наркомом обороны о передислокации войск округа из глубины в приграничный район... Однако 113, 121, 143 и 50-я стрелковые дивизии в намеченные ими районы не успели выйти, и война застала их в походе...
     К началу войны войска округа находились в стадии оргмероприятий. Формировались пять танковых корпусов, воздушно-десантный корпус... Поступление материальной части шло медленно... Авиация округа находилась в стадии обучения летного состава на поступающей новой материальной части, но переобученных экипажей было мало».
     Из письма А.Ф. Павловой, жены генерала армии Д.Г. Павлова, Первому секретарю ЦК КПСС Н.С. Хрущеву 20 апреля 1956 года:
     «Я, Павлова Александра Федоровна, прошу разобрать дело моего мужа - Павлова Дмитрия Григорьевича... В самом начале войны, 22 июля 1941 года, Павлов Д.Г. был осужден и расстрелян. Но я до сих пор глубоко верю в его невиновность... Мог ли Павлов Д.Г., сын крестьянина-бедняка, прошедший такой большой путь, выполнявший не раз, рискуя жизнью, задания партии и правительства, совершить преступление, достойное расстрела? Не могло этого быть.
     <...>
     Я считаю, что в обвинении Павлова и его уничтожении был кто-то заинтересован. Возможно, Берия, и вот почему: Павлов Д.Г. выступал против арестов 1937-1938 годов.
     В 1938 году летом Павлов Д.Г., Аллилуев Павел Сергеевич (комиссар Автобронетанкового управления) и Кулик Г.И. (начальник артуправления) подавали лично товарищу Сталину петицию с просьбой прекратить массовые аресты старых кадровых командиров. Мне неизвестно, жив ли Кулик Г.И., а что касается Аллилуева, то он скоропостижно скончался в том же году, на другой день после приезда с курорта. Но о факте подачи петиции лично Сталину, вероятно, известно К.Е. Ворошилову. Я предполагаю это потому, что перед тем, как пойти к товарищу Сталину, Аллилуев и Павлов ездили на дачу к К.Е. Ворошилову (лето 1938 года).
     Второй факт. В 1938 году, по словам мужа, товарищу Мерецкову угрожала неприятность. Товарищ Сталин спрашивал мнение Павлова о Мерецкове. Павлов сказал, что очень хорошо его знает как смелого и преданного человека, особенно по войне в Испании.
     <...>
     Перед самой войной Павлову сообщили, что немцы готовятся к маневрам, и Павлов получил приказ тоже проводить маневры. Состояние и соотношение сил в начале войны известно вам больше, чем мне. Павлову Верховное Командование не разрешило выезжать на линию фронта, послали маршала Кулика Г.И., который попал в окружение.
     2 июля Павлов был вызван в Москву. Был на приеме у Молотова В.М. Вернувшись с приема, муж сказал мне, что давал В.М. Молотову объяснение причин отступления после боя на Березине: сдерживать было нечем, подкреплений не предвиделось, оставаться - означало погубить всех людей и остатки техники. Затем муж сказал мне, что его направляют командовать танковыми войсками к Тимошенко С.К., а вопрос об отступлении разберут на бюро...
     На фронт Павлов Д.Г. выехал 3 июля в 9 часов утра в сопровождении полковника для поручений Яновицкого А.В. и шофера Науменко Н. по автостраде Москва - Минск в сторону Смоленска. Больше от мужа я ничего не получала, никаких известий».
     Павлова А.Ф. упоминает о письме мужа Сталину в 1938 году. Такое письмо действительно существовало. Оно появилось после заседания Главного военного совета РККА, и его подписали четыре человека: начальник Автобронетанкового управления Д.Г. Павлов, комиссар Автобронетанкового управления П.С. Аллилуев (брат Надежды Аллилуевой, второй жены Сталина, покончившей жизнь самоубийством в 1932 году), начальник Главного артиллерийского управления Г.И. Кулик и комиссар Главного артиллерийского управления Г.К. Савченко. Судьба всех этих военачальников трагична. Аллилуев скоропостижно скончался при невыясненных обстоятельствах в служебном кабинете еще в том же 1938-м. Павлов расстрелян 22 июля 1941 года, Савченко - 28 октября 1941-го, Кулик - 24 августа 1950 года.
     В письме высказывалось мнение о целесообразности прекращения арестов в Красной Армии и, как утверждают некоторые исследователи, представлялся проект решения Политбюро ЦК ВКП(б) по этому вопросу. Позднее вопрос о письме поднимался в ходе допросов арестованных генералов.
     Из протокола допроса Д.Г. Павлова от 21 июля 1941 года:
     «За дело взялся Кулик, он пригласил меня, Аллилуева и Савченко к себе и предложил написать документ... Мы составили документ в виде письма (вчетвером) и направили его в адрес Ворошилова. Из секретариата Ворошилова сообщили, что наше письмо нарком не читал и велел забрать его обратно. Тогда Кулик в один из выходных дней снова собрал нас всех четверых, и, отредактировав письмо, мы направили его в адрес Генерального секретаря ЦК, а второй экземпляр - снова в адрес Ворошилова.
     Содержание письма сводилось к тому, что основные силы контрреволюции в армии якобы ликвидированы, но, несмотря на это, аресты командного состава продолжаются и принимают настолько обширные размеры, что в армии может начаться разложение, поскольку красноармейцы начинают критиковать действия командного и политического состава, подозревая в них врагов. Это обстоятельство, как мы указали в заключение, может пагубно отозваться на боеспособности армии в военное время и просили в связи с этим принять соответствующие меры. Мы полагали, что на основании нашего заявления правительство примет соответствующее решение о сокращении арестов...»
     Из протокола допроса заместителя начальника Главного артиллерийского управления генерал-майора Г.К. Савченко, 1941 года:
     «В мае 1937 года меня назначили комиссаром артуправления РККА, а начальником этого управления был Кулик. Все руководство управления было арестовано, в связи с чем и мы начали высказывать общее мнение о необоснованности арестов. Кулик возмущался тем, что ему приходится неоднократно давать объяснения наркому об отношениях с арестованными. Он говорил, что сидеть сложа руки нельзя, надо использовать те возможности, которые мы имеем».
     Из протокола допроса Г.И. Кулика 30 января 1947 года:
     «Когда начались аресты участников антисоветского военного заговора, меня несколько раз вызывали в ЦК ВКП(б) к Сталину и предъявляли показания некоторых лиц о моем участии в заговорщической деятельности. Однако я эти показания тогда отрицал. Отрицаю участие в заговоре и сейчас. Однако признаю, что до ареста двурушничал и скрывал от партии свои враждебные взгляды...
     Я заявлял, что органы НКВД, проводя массовые аресты командного состава, репрессируют значительное число лиц без достаточных оснований, а правительство, мол, покровительствует НКВД. Дыбенко, Павлов, Белов и Савченко (Дыбенко П.Е. - командующий войсками Ленинградского военного округа; Белов И.П. - командующий войсками Белорусского военного округа - Ред.) поддерживали мои взгляды и заявляли о необходимости любыми средствами добиться прекращения арестов.
     В 1938 году, сговорившись с Павловым и Савченко, мы написали коллективное письмо Сталину, в копии наркому обороны Ворошилову, в котором заявляли, что главные силы заговорщиков уже разгромлены и мы считаем необходимым приостановить дальнейшие аресты».
     Надо отдать должное Дмитрию Григорьевичу Павлову. Не добившись положительного решения Сталина, он вновь вернулся к этой теме на совещании по военной идеологии (13-14 мая 1940 года). Тогда он заявил с трибуны: «У нас врагов народа оказалось столько, что я сомневаюсь в том, что вряд ли они были все врагами». В то время это было, несомненно, смелым поступком.
     Роковую роль в судьбе генерала армии Павлова сыграли, в частности, показания, которые давали в ходе расследования «нового военного заговора» арестованные в те дни военачальники. Эта трагическая страница истории мало известна широкой публике. Перед самой Великой Отечественной войной и в ее первые дни по подозрению в участии в «заговоре» были арестованы Герой Советского Союза генерал-лейтенант П.В. Рычагов (бывший заместитель наркома обороны СССР по авиации, направленный в апреле 41-го на учебу в военную академию), Герой Советского Союза генерал-полковник Г.М. Штерн (начальник управления ПВО наркомата обороны), дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант Я.В. Смушкевич (помощник начальника Генштаба по авиации), Герой Советского Союза генерал-лейтенант И.И. Проскуров (командующий ВВС 7-й армии, а в 1939-1940 гг. - начальник Разведуправления наркомата обороны), генерал-полковник А.Д. Локтионов (бывший командующий войсками Прибалтийского особого военного округа, находящийся в распоряжении наркома обороны), генерал-лейтенант Ф.К. Арженухин (начальник Военной академии ВВС), нарком вооружения Б.Л. Ванников, артиллерийский конструктор Я.Г. Таубин.
     12 июля 1941 года во время допроса заместитель наркома обороны генерал армии К.А. Мерецков (арестован 24 июня 1941 г., в сентябре 41-го одним из немногих был неожиданно освобожден и после беседы со Сталиным назначен представителем Ставки ВГК на Северо-Западе. - Ред.), якобы добровольно показал: «В сентябре 1936 года Уборевич меня информировал о том, что им подготовлена к отправке в Испанию танковая бригада и принято решение командование бригадой поручить Павлову. Уборевич при этом дал Павлову самую лестную характеристику, заявив, что в мою задачу входит позаботиться о том, чтобы в Испании Павлов приобрел известность в расчете на то, чтобы через 7-8 месяцев его можно было сделать, как выразился Уборевич, большим танковым начальником (Уборевич И.П. - командующий войсками Белорусского военного округа, отрицательно оценивал деятельность К.Е. Ворошилова на посту наркома обороны, расстрелян в ночь на 12 июня 1937 г. - Ред.).
     В декабре 1936 года, по приезде Павлова в Испанию, я установил с ним дружеские отношения и принял все меры, чтобы создать ему боевой авторитет. Он был назначен генералом танковых войск Республиканской армии. Я постарался, чтобы он выделялся среди командиров и постоянно находился на ответственных участках фронта, где мог проявить себя с лучшей стороны. В бригаде Павлов много говорил об Уборевиче, восхваляя его как наиболее талантливого, по его мнению, командира Красной Армии.
     Павлов неоднократно в беседах со мной высказывал свое резкое недовольство карательной политикой советской власти, говорил о происходящем якобы в Красной Армии избиении командных кадров и даже открыто, на официальных заседаниях, выступал в защиту репрессированных из числа военных». В каких условиях давались в те годы показания арестованными, объяснять излишне (к ним, включая К.А. Мерецкова, во время допросов применялись физические методы воздействия), но именно такие «чистосердечные» признания ложились в основу обвинительных заключений...
     Послевоенные историки порой ставят Павлову в вину, что он, будучи начальником Автобронетанкового управления, причастен к решению о расформировании механизированных корпусов, что-де было ошибкой, которую попытались исправить в начале 1941 года, но, дескать, поздно. Но в реальности было не так все просто. Напомним историю вопроса. Еще в 1929 году было создано Центральное управление механизации и моторизации РККА, а на следующий год в 1-й механизированной бригаде появился танковый полк (110 танков). По состоянию на 1932 год в составе РККА имелся 1-й механизированный корпус (более 500 танков), к началу 1936 года - 4 мехкорпуса (в каждом по штату имелось 570 танков). Они предназначались для реализации известной военным специалистам концепции «глубокой наступательной операции». Но просуществовали мехкорпуса, переименованные в танковые, недолго.

     

---

     Минск в руинах после захвата вермахтом, июль 1941 г.
     Бои в Белоруссии, июнь 1941 г.
     

---

     (Окончание следует.)