Продолжение.
  Начало – в № 238, 243 за 2009 год, № 2 с.г.
     Принято считать, что 21 ноября 1939 года Главный военный совет РККА принял решение расформировать танковые корпуса под влиянием ошибочной оценки опыта применения танковых частей в Испании, в том числе начальником Автобронетанкового управления генералом Павловым. Но это не совсем так. На решении прежде всего сказались свежие впечатления от операции по вводу войск в Западную Белоруссию и Западную Украину. Действия танковых корпусов показали трудность управления ими и громоздкость их организации, выявились также сложности материального обеспечения крупных подвижных соединений. Многие военачальники, участвовавшие в походе, сочли, что отдельные танковые бригады оказались эффективнее и мобильнее, да и управлять ими было легче.
     К слову сказать, обсуждение судьбы танковых корпусов шло тогда в довольно демократической атмосфере. Мнения военачальников разделились. К.Е. Ворошилов, Б.М. Шапошников и Г.И. Кулик выступили за расформирование танковых корпусов, С.М. Буденный и Е.А. Щаденко – против, С.К. Тимошенко предложил пересмотреть организационно-штатную структуру корпусов, а Д.Г. Павлов уклонился от изложения своей точки зрения. В конечном итоге было решено корпуса переформировать в моторизованные дивизии, а также иметь отдельные танковые бригады. К маю 1940 года, когда германские войска вторглись во Францию, в РККА было 4 моторизованные дивизии (в каждой по штату – 258 танков).
     Ошеломляющий успех вермахта во Франции показал, что в наземных сражениях решающую роль сыграли механизированные соединения. Поэтому в СССР решили возродить только что расформированные танковые корпуса. 9 июля 1940 года Наркомат обороны, по решению государственного руководства, утвердил план создания 8 механизированных корпусов, а 4 октября нарком Тимошенко уже доложил в Политбюро ЦК о завершении их формирования (в составе корпусов было 18 танковых и 8 механизированных дивизий). К 1 декабря 1940 года в РККА мехкорпусов стало 9. В феврале – марте 1941 года началось формирование еще 20 мехкорпусов. Корпуса по новым штатам стали еще более громоздкими, чем их предшественники. Количество танков в них удвоилось (стало более одной тысячи), оргштатная структура усложнилась.
     Формирование мехкорпусов велось в спешке, без учета реальных возможностей экономики. К 22 июня 1941 года до штатной численности по танкам большинство корпусов доведено не было. В них не хватало автомобилей и тягачей (считалось, что они будут получены из народного хозяйства с началом войны). Командиры корпусов, дивизий и полков не имели достаточных навыков управления частями, организации взаимодействия со стрелковыми дивизиями, артиллерией и авиацией. Вопросы снабжения танковых «монстров» топливом, их техобеспечения не были до конца продуманы. Достаточно сказать, что, как показал генерал Павлов на допросе 7 июля 1941 года, «горючее для округа по плану Генштаба находилось в Майкопе» (это, напомним, Адыгея, Северный Кавказ), а не в Белостоке.
     В связи с одновременным развертыванием большого количества корпусов в Западном особом военном округе не хватало средних и младших командиров-танкистов и танковых техников. Укомплектованность мехкорпусов офицерами-танкистами составляла 45 – 55 процентов, сержантами – 19 – 36 процентов.
     И еще одна цитата из показаний арестованного генерала Павлова: «Части округа к военным действиям были подготовлены, за исключением вновь сформированных – 17, 20, 13, 11-го механизированных корпусов. Причем в 13-м и 11-м корпусах по одной дивизии было подготовлено, а остальные, получив новобранцев, имели только учебную материальную часть, и то не везде. 14-й мехкорпус имел слабо подготовленную только одну мотодивизию и стрелковые полки танковых дивизий».
     Вступи Красная Армия в войну с вермахтом с хорошо сколоченными танковыми бригадами, может быть, исход начального периода войны и не был бы столь трагичен. Кстати, танковые бригады в РККА не были такими уж слабыми по численности боевых машин. В 1939 – 1940 годах имелись тяжелые танковые бригады (183 танка Т-28 или 148 Т-35) и легкие танковые (278 танков БТ или 267 Т-26). При оснащении бригад танками Т-34 и КВ, которые уже начали поступать в войска ЗапОВО, командование Западного фронта имело бы в своем распоряжении компактные и легкоуправляемые части, способные к успешным контрнаступательным действиям – разумеется, при умелом управлении ими.
     Для сравнения: танковая дивизия вермахта имела в начале войны в своем штате, как правило, один танковый полк двухбатальонного состава (147 танков по штату) или трехбатальонного состава (209 танков). Штат советской танковой дивизии 1941 года предполагал наличие в ней 63 тяжелых танков КВ, 210 средних танков Т-34, а также 26 танков БТ и 22 Т-26 (кроме того, 54 химических, т.е. огнеметных танка).
     Исторической справедливости ради отметим также, что во многом благодаря начальнику Автобронетанкового управления генералу Павлову на вооружение РККА были приняты средний танк Т-34 и тяжелый танк КВ – по тем временам очень мощные боевые машины. В начале 1970-х годов вышли воспоминания Героя Социалистического Труда В.С. Емельянова, известного металлурга, отвечавшего перед войной за производство брони. Ученый отмечал заслугу Павлова в создании танков с противоснарядной броней. В книге приводится такой фрагмент разговора с генералом:
     «Я вновь поднял вопрос о новых танках с тяжелой броней, защищающей от обстрела снарядами.
     - Создать такие танки нелегко, но если ты поможешь, то мы могли бы быстро приступить к работам.
     Павлов усмехнулся и сказал:
     - А я ведь тоже не лыком шит. – Он вынул из своего несгораемого шкафа листок бумаги и протянул мне. – Вот смотри.
     На короткой записке о необходимости начать разработку тяжелых танков было начертано: «Я – за. Сталин»...
     * * *
     В связи с рассказом о судьбе генерала Павлова уместным будет привести отрывок из довольно откровенных воспоминаний бывшего сотрудника Наркомата государственной безопасности СССР (НКГБ) капитана госбезопасности И.Г. Бойко. Он, возможно, перегружен «бытовыми» подробностями, но дает представление об атмосфере первых недель войны:
     «Примерно в 16 часов мы были в Смоленске, в кабинете начальника НКГБ. Через некоторое время в кабинет вошел Мехлис и сразу с присущей ему резкостью и несдержанностью обрушился на Павлова с гневом и ругательствами, допуская такие выражения, как «подлец, негодяй, предатель, изменник, немцам фронт на Москву открыл» и другие. Павлов, сидя в кресле, пытался возражать Мехлису, но у него ничего не получалось под градом слов крайне раздраженного Мехлиса. Минут через 10-15 Мехлис и остальные вышли, а мне было приказано провести личный обыск Павлова, оформить, как это положено, протоколом, что я и сделал.
     После ухода Мехлиса и других Павлов, оставшись со мной, стал выражать свое возмущение тем, что Мехлис назвал его предателем и изменником, признавая, однако, при этом свою вину за неподготовленность войск округа к отражению нападения немецко-фашистских войск, несмотря на предупреждение наркома обороны накануне, за потерю почти всей авиации на приграничных аэродромах в момент начала войны, за необеспечение и потерю связи штаба округа с армиями и соединениями в первые дни войны, что привело к потере управления войсками и незнанию обстановки на границе.
     В разговоре со мной он часто повторял: «Я виноват и должен нести ответственность за свою вину, но я не изменник и не предатель». Успокоившись через некоторое время, Павлов попросил у меня разрешения покушать и выпить немного коньяка (у него в чемодане с собой были курица, хлеб и бутылка коньяка). Покушать я ему разрешил, а в отношении коньяка сказал, что этого делать нельзя. На что Павлов сказал: «Ну вот, арестовали и выпить не дают». После настойчивых просьб я уступил ему и разрешил немного выпить. Отвлекшись записью и оформлением протокола обыска, я не заметил, как Павлов в считаные минуты выпил почти всю бутылку коньяка. Когда я это заметил, то забрал у него остаток коньяка, на что Павлов сказал: «Ну вот, выпил в последний раз в жизни». На мой вопрос, почему в последний раз, он ответил: «Меня расстреляют, я хорошо знаю Сталина, он мне не простит того, что произошло»...
     * * *
     В 2009 году в издательствах «Яуза» и «Эксмо» вышла книга ветерана военной контрразведки полковника в отставке Бориса Александровича Сыромятникова «Трагедия СМЕРШа. Откровения офицера-контрразведчика». В этой книге немало страниц посвящено «делу Павлова». С точки зрения Б.А. Сыромятникова, опирающегося в своих выводах на архивные документы военной контрразведки, не одни только генерал армии Павлов и его непосредственные подчиненные несут ответственность за поражение войск Западного фронта. Они чувствовали приближение войны, но были вынуждены действовать в политических рамках, заданных свыше.
     Павлов еще в феврале 1941 года поставил перед Кремлем вопрос о необходимости заблаговременного создания глубоко эшелонированной обороны в западных районах Белоруссии, чтобы остановить в случае вторжения танковые дивизии вермахта. В книге приводится текст донесения Павлова № 867 от 18 февраля 1941 года на имя И.В. Сталина, председателя Совета народных комиссаров СССР В.М. Молотова и наркома обороны С.К. Тимошенко. В документе, в частности, отмечалось: «Необходимо Западный театр военных действий по-настоящему привести в действительно оборонительное состояние путем создания ряда оборонительных полос на глубину 200 – 300 км, построив противотанковые рвы, надолбы, плотины для заболачивания, эскарпы, полевые оборонительные сооружения.
     Учитывая, что в обороне должны не на словах, а на деле принимать участие все граждане Советского Союза, учитывая, что всякое промедление может стоить лишних жертв, вношу предложение:
     - учащихся 10-х классов и всех учащихся высших учебных заведений вместо отпуска на каникулы привлекать организованно на оборонительное и дорожное строительство, создавая из них взводы, роты, батальоны под командованием командиров из воинских частей. Перевозку и питание учащихся организовать бесплатно за счет государства (красноармейский паек)».
     Дмитрий Григорьевич еще не раз обращался в Москву с аналогичными предложениями. В мае – июне он регулярно докладывал в Наркомат обороны о сосредоточении немецких войск у советских границ, опираясь на данные разведывательного отдела штаба Западного особого военного округа. Вот фрагмент одной из сводок разведотдела, легшей на стол командующего войсками ЗапОВО: «За последнее время немецкое командование непрерывно усиливает группировку войск в полосе против ЗапОВО, особенно с 25 мая, преимущественно артиллерийскими и авиационными частями, главным образом в районах Иоганесбург, Прасныш, Млава, Цеханов, Варшава. Одновременно форсируют подготовку театра путем строительства оборонительных сооружений, установки зенитных и противотанковых орудий непосредственно на линии госграницы, усиления охраны госграницы полевыми частями, ремонта и расширения дорог, мостов, завоза боеприпасов, горючего, организации мер ПВО».
     Это раздражало Москву, где, видимо, считали, что методами «тайной дипломатии» удастся переиграть Гитлера и удержать его от нападения на СССР летом 1941-го. Б. Сыромятников утверждает, что «зам. наркома обороны Г.И. Кулик неоднократно предупреждал Павлова: «Только из твоего округа поступает информация о сосредоточении немецких войск на границе. Это непроверенная паническая информация. Несдобровать тебе, казак! Вот кто-нибудь в твоем округе пульнет, и начнется война».
     И Павлов, видимо, «сдался»: в Москву докладывалось только то, что там хотели услышать. (Увы, это было не только в 41-м.) К тому же Павлову было известно, что в Москве в Наркомате обороны возобновились аресты. Видимо, этим можно отчасти объяснить поведение командующего войсками ЗапОВО в последние дни перед войной.
     Позднее, уже на суде в июле, Павлов с горечью скажет: «Я знал, что противник вот-вот наступит, но из Москвы меня уверяли, что все в порядке, и мне было приказано быть спокойным и не паниковать. Фамилию того, кто мне это говорил, назвать не могу» (очевидно, что этим человеком мог быть нарком обороны Тимошенко или сам хозяин Кремля).
     У событий июня 1941 года много загадок. Почему так упорствовал Сталин, категорически запрещая в мае – июне производить какие-либо выдвижения войск на передовые рубежи по плану прикрытия без его личного разрешения? Как вспоминал Г.К. Жуков (тогда начальник Генштаба) в первых числах июня его вызвал С.К. Тимошенко: «Только что звонил товарищ Сталин, – сказал он, – и приказал расследовать и доложить ему, кто дал приказ начальнику укрепленных районов занять Предполье на границах Украины. Такое распоряжение, если оно есть, немедленно отменить, и виновных в самочинных действиях наказать».
     Непонятно, чем были мотивированы аресты хорошо известных в ВВС генералов-летчиков (дважды Героя Советского Союза Я. Смушкевича, Героя Советского Союза П. Рычагова и др.), которых расстреляли в октябре 1941-го даже без судебного приговора? Очевидно, что это не могло не отразиться на настроениях командного состава авиационных соединений.
     Борис Сыромятников, анализируя причины неудач генерала Павлова в первые дни войны, обращает внимание и на то, что разгром войск Западного фронта во многом стал возможен из-за критической ситуации, возникшей в первый же день войны на Северо-Западном фронте (Прибалтийский особый военный округ). Части 128-й стрелковой дивизии
     (11-я армия), находившиеся у самой границы на стыке с Западным фронтом, не выдержали удара превосходящих сил танковых соединений вермахта. Теоретически ситуацию мог бы спасти 29-й стрелковый корпус, сформированный на базе частей бывшей литовской армии (179-я и 184-я стрелковые дивизии, командир – генерал-майор А.Г. Самохин, ранее – военный атташе в Югославии). Но его личный состав с оружием в руках разбежался по окрестным лесам. Поэтому командование ПрибОВО не сумело создать группировку для ликвидации прорыва на своем левом крыле и стыке с Павловым. 3-я танковая группа вермахта (4 танковые и 3 моторизованные дивизии плюс 4 пехотные дивизии) получила шанс ударить во фланг 3-й армии Западного фронта, и генерал Герман Гот эту возможность использовал.
     Справка. Накануне войны, учитывая скорую возможность начала боевых действий и активизацию антисоветских сил в Прибалтике, ЦК ВКП(б) и СНК СССР приняли постановление об очистке новых советских республик от «антисоветского, уголовного и социально опасного элемента». Операция по арестам и выселению была осуществлена в ночь с 13 на 14 июня 1941 года. По Литве было арестовано 5.664 человека и выселено 10.187. В частности, арестовали 285 бывших офицеров литовской армии, принятых на службу в территориальные части РККА. Но это принципиально не оздоровило обстановку в 29-м стрелковом корпусе, а некоторых военнослужащих-литовцев даже укрепило в их антисоветских убеждениях.
     Окончание следует.
     От редакции. Читатели обратили внимание, что в предыдущей части материала (№ 2 с.г.) в протоколе допроса генерала Павлова следователями была допущена ошибка: речь идет о несостоявшемся контрударе 6-го мехкорпуса на город Браньск, расположенный южнее Белостока, а не Брянск.
     На схеме: Боевые действия в Белостокском выступе, 22-25 июня 1941 г. С немецкой стороны действует группа армий «Центр» (2-я и 3-я танковые группы, 4-я и 9-я армии); с советской стороны - 3-я, 4-я и 10-я армии Западного фронта.