Вадим МАРКУШИН
     МАМАЕВ КУРГАН
     Застыла волжская богиня,
     подняв до неба грозный меч.
     Непокоренная твердыня,
     развеявшая черный смерч.
     В призывном полуобороте
     стоит, не зная сладких снов.
     В великой и святой работе -
     работе каменных богов.
     Дыханьем знойным суховеи
     упругую ласкают стать.
     И вечный образ Прометея
     несломленную славит рать.
     

     АЛЫЕ ПОГОНЫ
     Над Волгой легендарный пятачок.
     Лампасы, кроссы, гомон молодецкий...
     Мой старенький суворовский значок.
     Серебряный Суворов - знак кадетский.
     Уж сколько лет один и тот же сон:
     я снова там - и слезы умиленья.
     У входа пушки, старый стадион.
     И площадь Хлебная, чуть в отдаленье.
     На Разина - изломанный квартал.
     На Пионерской - особняк старинный.
     Чапаев на коне. Речной вокзал.
     Маршрут выходит путаный и длинный.
     Но вот и двери в строгий вестибюль.
     Дежурный офицер у телефона.
     И лица, лица... будто бы сквозь тюль.
     Подростки - и в полковничьих погонах!
     И в каждом сне, как будто наяву,
     я снова радуюсь, что «это» в самом
     деле - когда к училищу родному подхожу...
     И просыпаюсь вновь в своей постели.
     И долго-долго думаю о сне,
     охваченный порывом ностальгии -
     по бурной той суворовской весне,
     мечте моей заветной и стихии.
     

     АФГАНСКОЕ ФОТО
     В. Хабарову
     Фотокора язык черно-белый
     зафиксировал лики войны,
     передав ее дух оголтелый
     и неясное чувство вины.
     Вот она, роковая затея -
     за бесправную речку поход.
     Там, где подвиги, там и потери.
     Не форсировать ненависть вброд.
     Русский пот на броне и колесах.
     Вековая разбужена пыль.
     На привале парнишка курносый -
     бессловесно тревожная быль.
     В грубый быт переплавился ужас.
     Стерлось детство с веснушчатых лиц.
     Над героями ангелы кружат
     в колпаках милосердных сестриц.
     

     ПРИКАЗ
     Зачитан короткий приказ -
     и тучей сумбурные мысли
     связали тебя и Кавказ.
     И мелочи жизни зависли.
     Ты бросил привычное «есть».
     Патроны, тушенка по норме.
     Твоя офицерская честь -
     с броней на холодной платформе.
     В ушах - высочайший завет.
     В душе - вдруг впервые о Боге.
     И сплошь разрешающий свет
     по трудной железной дороге.
     

     ПРОЛОГ
     Я помню тот робкий звонок
     на фоне бравурного мая.
     На кухне – гусарский глоток
     за то, что ОНА прилетает.
     То был безмятежный пролог.
     Волною хмельного тумана
     окутал нас бес. И у ног
     лежала вершина Монблана.
     Плясала душа нагишом,
     дразнила в мозгу фармазона.
     Мы гнули (хоть это грешно)
     моральную твердь гарнизона.
     Братались просветы погон.
     Роднились покорность и воля.
     И смелых желаний фургон
     летел через минное поле.
     


     Геннадий МИРАНОВИЧ
     КУРГАНЫ БЕССМЕРТЬЯ
     Здесь нельзя удержаться от слез,
     Как бы ты ни приказывал сердцу.
     Словно вдовы, стоят караулы берез
     У безмолвных курганов бессмертья.
     Видел я, как туман на заре
     Над курганами этими плакал
     И светились, стекая по белой коре,
     На могилах дрожащие капли.
     

     ОФИЦЕРСКАЯ ЖЕНА
      Н.Г. Белугиной
     Еще тебя Гавриловной не звали,
     Как называют запросто сейчас,
     И сам Господь представить мог едва ли,
     Что станет заграницею Донбасс.
     Еще о мире пела мама песню.
     Сугубо штатским был еще отец.
     Но где-то в канцелярии небесной
     Судьбы иной готовился венец.
     А там была команда: «По вагонам!»...
     Мужьям - на запад, женам - на восток.
     И мама, укрепляя оборону,
     В промерзлом цехе встала за станок.
     И как ни труден был тот путь ваш долгий,
     Пройти его смогли вы до конца.
     Сначала ты вернешься из-за Волги.
     Потом вы с мамой встретите отца.
     Отвоют вдовы, отгремят салюты.
     А там, глядишь, и школа позади,
     И ты уже студентка института...
     Но сердце вновь тревожится в груди.
     Стучит оно в предчувствии чего-то,
     Пока тебя в запущенный колхоз
     С дипломом педагога на работу
     Везет, гремя на стыках, паровоз.
     Ну а потом... Поймут даже соседи
     Тревоги той загадочную суть,
     Когда однажды в ваш колхоз приедет
     Тот, на кого не смеешь ты взглянуть.
     И будет вновь команда: «По вагонам!»
     И вновь на стыках загремит состав.
     Твоей судьбы неписаным законом
     Отныне станет воинский Устав.
     Не раз дворцом покажется лачуга
     И вечностью дежурство у ракет -
     На службе ратной Станислав Белугин
     Штиблетами не шаркал о паркет.
     И подрастали дети в гарнизонах
     Под «музыку» ракетных батарей.
     И вот уже команда: «По вагонам!»
     Звучит для милых ваших дочерей...
     

     ПАРТИЗАНСКИЙ ЛЕС
     В лес, что в песнях воспетый
     В партизанских краях,
     Ни зимою, ни летом
     Не беру я ружья.
     Там, где глушь непролазней
     И подальше от глаз,
     Пробирался на базу
     Мой отец в трудный час.
     Там, где бродят в туманах
     Колдунами дубы,
     Мы аукались с мамой,
     Собирая грибы.
     А однажды я встретил
     Зайца там поутру.
     Он стоял лапы кверху
     И смотрел на зарю.
     Был тот заяц прекрасен,
     Как под елкой свеча.
     Зря, учуяв опасность,
     Дал он вдруг стрекача!
     Мчался вдаль белоснежный,
     Быстроногий косой,
     Как связной между прежним
     И теперешним мной,
     В лес, что в песнях воспетый
     В партизанских краях,
     Ни зимою, ни летом
     Не беру я ружья...
     

     РЕПОРТЕР
     Уж убрали стремянку
     И моторы гудят.
     До свиданья, Таганка!
     До свиданья, Арбат!
     Мы серьезные люди,
     Без нужды не шумим.
     Но, коль нужно, на блюде
     Факт любой подадим.
     Вслед абхазы, армяне
     Улыбаются нам.
     А так хочется к маме,
     К заповедным лугам!
     Или просто к подушке
     Прикоснуться щекой.
     Но исчезла «вертушка»
     За ближайшей горой.
     Где-то «дух» притаился.
     Может быть, не один...
     Трудно тем, кто родился
     Среди русских равнин.
     


     Валентин СЕРЕБРЯКОВ
     НЕ ПУСКАЙТЕ В СЕРДЦЕ СТАРОСТЬ
     Сколько б дней вам не осталось,
     Я советовать берусь:
     Не пускайте в сердце старость,
     Из души гоните грусть.
     Так заведено на свете -
     Время не остановить.
     Нас заменят наши дети.
     Им дано в грядущем жить.
     Чтоб российский дом достроить,
     К лучшей жизни путь мостить,
     Матерей, отцов покоить
     И своих детей растить.
     Чтоб, изведав битвы ярость,
     Защитить родную Русь...
     Не пускайте в сердце старость,
     Из души гоните грусть.
     

     ДИНАСТИЯ
     В небе отблеск пожара -
     Пол-России в огне -
     Дед мой был комиссаром
     На гражданской войне.
     В тесной братской могиле
     Лег он, шашкой сражен.
     Трубачи протрубили,
     И ушел эскадрон.
     Был примером отваги,
     Был солдатам, как друг,
     Гнал фашистов до Праги
     Мой отец - политрук.
     Вырван пулей из строя,
     Пал в последнем бою,
     Похоронен героем
     В чужедальнем краю.
     Где-то в Афганистане
     На дороге в Герат
     Был душманами ранен
     Из засады мой брат.
     Под разрывы гранаты,
     Под огнем на руках
     Выносили солдаты
     Замполита полка.
     Пожелтели портреты
     На простенках квартир,
     Но жива эстафета
     Защищающих мир.
     Нас хранит от ненастья,
     От годины лихой
     Продолжатель династий -
     Офицер молодой.
     

     КОМБАТ
     Стол накрыт небогато...
     Вышел сверху приказ -
     Молодого комбата
     Провожают в запас.
     Нет, мол, ныне резона
     Столько войска держать,
     Многим из гарнизона
     Предстоит уезжать.
     Здесь семья капитана:
     Верный спутник - жена,
     Рядом на чемоданах
     Два его пацана.
     Здесь друзья по Афгану
     Непривычно молчат,
     Опустели стаканы,
     Сигареты дымят.
     Он простился в казарме
     С батальоном своим,
     Трудно будет без армии
     Офицерам таким.
     Им найдется работа,
     Есть дела впереди.
     Только боль отчего-то
     У комбата в груди.
     А над плацем взгрустнула,
     Расставанье трубя,
     Разводя караулы,
     Полковая труба.
     

     ПРИСЯГА
     Как праздник этот день встречают,
     Открыты двери для гостей,
     Когда солдаты присягают
     На верность Родине своей.
     Волнуясь по такой причине,
     Они стоят к плечу плечо,
     По долгу - взрослые мужчины,
     По виду - юноши еще.
     Теперь нелегкая работа
     Ждет новобранцев молодых -
     Учеба до седьмого пота
     На полигонах полковых.
     Их командир научит строгий
     Быть днем и ночью начеку
     И подниматься по тревоге
     «В ружье!» за несколько секунд.
     А если будет нам угроза,
     Захочет кто нас полонить,
     Они готовы, как Матросов,
     Отчизну грудью заслонить.
     Отцы любуются сынами,
     Вздыхают матери тайком.
     И вьется Боевое Знамя,
     Как символ клятвы, над полком.
     


     Константин СКВОРЦОВ
     МАТУШКА ПЕЛА
     Снова глаза закрываю несмело,
     Вспомнить пытаясь детство свое...
     Помнится только: матушка пела...
     Песней наполнено сердце мое.
     Зимами злыми над прорубью белой,
     В стылой воде полоская белье,
     Вся коченея, матушка пела.
     Песней наполнено детство мое.
     Больше она ничего не имела.
     Только свой голос. Свой - ножевой.
     Не было хлеба. Матушка пела,
     И оттого я остался живой.
     Рядом война полыхала и тлела.
     Сытым ходило одно воронье.
     Вдовы рыдали. Матушка пела.
     Песней наполнено детство мое.
     Минуло время, память немела.
     Но без войны я не прожил и дня.
     Все эти годы матушка пела.
     Это, должно, сохранило меня.
     Мы отнесли ее легкое тело
     На вековечное поле-жилье.
     Все мне казалось: матушка пела.
     Песней наполнено сердце мое.
     * * *
     В глубинке русской посреди разрухи
     У нищих окон, как у царских врат,
     Сидели на завалинке старухи
     И тихо пели, глядя на закат.
     Ни радио хрипящего, ни света,
     Ни вечных кур, ныряющих в пыли...
     Остались только песни им... И это
     Взамен молочных речек и земли.
     В чужие дали уходило солнце.
     В чужие клети сыпалось зерно...
     На мой вопрос: и как же вам
     живется? -
     Они глаза подняли озорно.
     Святая Русь, не знавшая покоя,
     Омытая слезами, как дождем,
     Где б я еще услышать мог такое? -
     Чего не доедим, то допоем!
     То допоем!.. Так как же жил я, если
     Мне знать доселе было не дано,
     Что голова всему не хлеб, а песни,
     Которые забыли мы давно?!
     В глубинке русской над деревней робко
     Вставало солнце алой пеленой...
     Старушки пели песню неторопко,
     И медленно вращался шар земной.