«ПО ЭЛЕКТРОНКЕ» пришло в редакцию письмо. Отправительница Алла Смолина оказалась «афганкой»: почти три года возглавляла в Джелалабаде канцелярию гарнизонной прокуратуры. События тех лет не отпускают ее до сих пор.
Встречались мы с ней в Афганистане, нет ли - сказать трудно. Но что ступали по одной и той же земле, даже хватались за одни и те же дверные ручки - это точно. Она прилетела в Джелалабад весной 1985 года, я же убыл в Союз из Афганистана осенью после трехлетнего пребывания постоянным корреспондентом «Красной звезды». За эти несколько общих с ней месяцев пару-тройку раз побывать в Джелалабаде мне, несомненно, довелось. Во всяком случае общие знакомые у нас нашлись.
Представляемые читателю записки - это необычный, эдакий женский взгляд на афганскую войну. Взгляд куда более тонкий, более эмоциональный, чем мужской. Пусть несколько гипертрофированный и... наивный. Когда же эти свойства сочетаются еще и с острой наблюдательностью, образным восприятием окружающего мира и способностью нестандартно изложить увиденное и пережитое, то на выходе мы имеем не просто живой рассказ, а нечто большее.
Виталий СКРИЖАЛИН, «Красная звезда».
ОБЗАВИДОВАЛАСЬ мужскому умению толково расписать и преподнести военные будни так, что читатель или слушатель чувствует себя в гуще событий, независимо от предмета повествования: будь то схватка за высоту или выход из окружения, то ли просто привезенная с боевой операции байка. Я же, прослужив на войне 33 месяца, в героико-фронтовую форму облекать свои рассказы не научилась. Откуда-то выскакивают сентиментальные воспоминания с вклинивающимися между ними женско-кухонными вставками, и посему извиняюсь за слезливость, за неточности в военных терминах.
По словам старослужащих, раньше, то есть до меня, передвижение по воздуху, в сравнении с наземным, считалось более целесообразным и безопасным. Это пока американцы не снабдили моджахедов переносным зенитным ракетным комплексом по имени «cтингер» с тепловыми головками наведения. При столь горестных обстоятельствах, свалившихся на 40-ю армию в лице этих «зениток», всю летающую советскую технику оснастили инфракрасными тепловыми ловушками. Самолеты, вертолеты отстреливались ими на случай, если с земли запустят этот самый «cтингер». Предназначение ловушек состояло в том, чтобы «обмануть» глупый «стингер» и излучаемым теплом отвлечь ракету от цели на себя. Случалось, обманутый «стингер» действительно клевал на ловушку и упускал воздушное судно.
Самолеты отстреливались исключительно при взлете-посадке, а вот «вертушки»... Вертолеты производили отстрел в наиболее опасных местах практически на протяжении всего полета, потому что летчики, если перелет предстоял не слишком дальний, предпочитали, экономя время, не забираться на безопасную высоту, а стелиться над самой землей, треща винтами под хлопки и огневые всплески своих ловушек. Чем тебе не страсти-мордасти для сидящих в грузовом отсеке: стреляем ЕЩЕ мы или УЖЕ - по нас?
В мои служебные обязанности входило, помимо всего прочего, составление всевозможных отчетов, ожидаемых в Кабуле, в армейской прокуратуре или в Ташкенте - в окружной. Отчеты носили гриф «Совершенно секретно», доставлялись офицерами лично, но при удачном раскладе, когда шеф находился в благостном расположении духа, удавалось выцыганить у него командировку в Кабул или - о счастье! - в Ташкент. Мыслей о том, что испытание «стингеров» может проводиться и на мне, 57-килограммовом «советском оккупанте», в бесшабашную голову никогда не приходило.
С первыми неприятными ощущениями столкнулась при возвращении из ташкентской командировки. То есть в Ташкент улетали нормально, разбег самолета и - плавный набор высоты. А на обратном пути! При подлете к Кабулу без всякого предупреждения со стороны летчиков самолет начал рушиться вертикально вниз. Представьте себе штопор: так вот, повторяя закругления его спиралей, самолет стал садиться, ужимая «спирали» до минимума, не приближаясь к кишащим «духами» горам и отстреливаясь все теми же тепловыми ловушками в расчете, что те уведут «стингер» в сторону.
Посадку-падение надо пережить, словами это не донести. Ноги внезапно оттягивало от туловища, вжимая невидимой силой их в пол, а туловище, отдельно от нижней части, размазываясь по стенке, ползло стремительно к потолку в форме длинного чулка. На самом деле пропорции тела не менялись, просто было такое ощущение. И тут же, когда самолет заходил на очередную спираль, непонятная сила вплющивала в сиденье съехавшее со стены тело, заставляя поверить, что ты принял форму абажура. И опять «чулком» вверх по стенке, и снова «абажур», и жуткая боль, давящая на мозг в лобной части и в висках. Наверное, это и есть космические перегрузки, к моему счастью, выдержанные достойно. Hикогда не знаешь, как отреагирует собственный организм на неожиданный экстрим.
Точно так же, вертикальным штопором вверх, самолеты и взлетали, и точно такое же ощущение «размазывания» по стенкам приходилось переносить, пока борт не поднимался на недосягаемую для «стингеров» высоту. Только там, в прозрачно-голубом небе, самолет, облегченно вздохнув и расправив крылья, ложился на заданный курс. В унисон самолету облегченно вздыхали пассажиры: «Слава богу, пронесло!»
Одновременно с антистингеровскими мерами прокатилась волна приказов, направленных на усиление безопасности передвижения войск. Один из них - об ограничении воздушных перелетов и эффективном использовании наземных перевозок. Тут же последовало дополнение: при невозможности полной отмены полетов перейти на ночной режим. Затем еще один - об обязательном использовании парашютов, внесший зависимость числа пассажиров от количества имеющихся на борту спасательных средств.
Вот сколько неприятностей принесли нам подарившие «духам» свои «стингеры» американцы, которых иначе как поганые мы в ту пору не называли. Для меня, гражданского человека, в котором априори сидит протестный дух, они стали еще поганее, потому что ни один из вновь изданных из-за них приказов мне абсолютно не нравился.
ЛАДНО, к «штопорным» посадкам и взлетам с их «космической» перегрузкой можно заранее подготовиться: перед полетом внутрь ничего не принимать. Терпимо. Но приказ о передвижении наземными колоннами... Я почему-то не боялась засад, на войне мало кто верит в собственную гибель. Пугало более щекотливое обстоятельство: а вдруг мне в это время куда-то захочется? За несколько часов пути такое обязательно должно случиться. А кругом «мальчики» и ни одного кустика... Tакого позора даже вообразить не могла и передвигалась исключительно по воздуху, игнорируя армейские приказы. Hепонятливым объясняла: «Командировка срочная. Везу совершенно секретные документы». Врала, конечно. Было не так срочно и не так секретно, но помогало. Тем более меня знали, и аэродромные служивые спешили от такой назойливой мухи побыстрее избавиться и сажали на ближайший борт.
Приказ о полетах в ночное время мне тоже был не по душе. Не знаю почему, но погибать ночью отчаянно не хотелось. Мне всегда казалось, что перед смертью человек должен зацепиться взглядом за птичек, синь неба, солнечный лучик, зелень травы, деревьев. И хотя ночное небо Афганистана неповторимо сказочной красотой из-за мерцающих, словно живых, звездочек, которым «несть числа», мне все-таки не хотелось умирать ночью. Мысленно пытала себя перед каждым полетом: «Алла, этот полет может стать последним. Tы готова?» И тут же сама себя обрывала: «Не-ет! Только не ночью! Хотя от судьбы и не уйти, но только днем!»
Приказ oб обязательном использовании парашютов тоже не нравился. Спасательное их свойство ставилось под сомнение многими. Спасшихся при взрыве, выпрыгнувших и сумевших раскрыть купол могло изрубить в воздухе лопастями своего же вертолета, стремительно падающего рядом. Да и сами парашютисты становились прекрасной мишенью и расстреливались с земли, не успев приземлиться. К тому же данное спасательное средство изначально рассчитывалось для могучих богатырей-десантников. Никто и думать не мог, что на шестом году афганской войны весь женский состав в обязательном порядке будут обвешивать парашютными ранцами.
Правда, многие женщины летали не так-то много. Я же постоянно моталась в командировки, даже умудрилась дважды слетать на сдачу сессии и всякий раз, облачаясь в парашют, не была уверена, что он меня спасет.
ТО ЖЕ САМОЕ, видимо, чувствовала и Вера Чечетова, делопроизводитель одной из частей, дислоцированной в Газни. Мы даже собирались с ней написать совместную кляузу министру обороны CCCP, чтобы поскорее приступили к шитью женских парашютов с мини-лямками.
С Верой мы обычно встречались в городке нашей джелалабадской бригады, куда она заскакивала с различными служебными поручениями, а заодно воспользоваться благами цивилизации, которыми их маленькая часть похвастаться не могла. А у нас: магазин, клуб, парикмахерская, библиотека, медсанчасть, инфекционный госпиталь. Иногда прилетали известные московские артисты, устраивались дискотеки, где роль диджея исполнял лейтенант Константин Оборин. Костик славился бесстрашием в бою и пунцовой застенчивостью перед девчонками. А еще он был бессовестно красив. Он и сейчас, говорят, красив, президент какого-то клуба в Одессе.
14 января 1987 года, в первый день Старого Нового года, Вера вызвалась отвезти к нам, в политотдел бригады, протокол отчетно-выборного собрания, прошедшего накануне. Для нее, служившей в отдаленном малочисленном горном гарнизоне, любая командировка в Джелалабад, не говоря уж о Кабуле, считалась выходом в «большой свет» и обставлялась соответственно: прическа, маникюр-педикюр, аккуратненькое джинсовое платьице с прилаженным бантиком или каким-нибудь шлейфиком, подобранная в тон платью обувь. Пару раз заявлялась она к нам с кокетливыми сумочками, давшими повод сравнить ее с наивной провинциалкой, решившей покорить столицу. А она хотела всего-навсего напомнить, что женщины, кроме парашютов и автоматов, могут носить еще и кокетливые ридикюльчики.
Вертолет Ми-8МТ в тот день осуществлял обычный полет по маршруту Газни - Джелалабад с грузом и четырьмя пассажирами. Перед вылетом борттехник долго уговаривал Веру облачиться в парашютные лямки, но она отмахнулась. Она была не в брюках, а в платье и ножные обхваты парашюта - вещи, говоря языком поэта, несовместные. Как бы она выглядела тогда! А с ней летели мужчины.
Вертолет сбили недалеко от Джелалабада. Кроме Веры, в грузовой кабине вертолета находились начальник склада вооружения прапорщик Петруня Виктор Иванович, два механика - рядовые Койлыбаев Азамат Аширбекович и Чиокой Сергей Леонидович.
После, если я отказывалась надеть парашют, борттехники пытались напомнить: «А помнишь Веру, полетевшую без парашюта из-за того, что вырядилась в платье?» Да, я помнила. Знала и то, что в том вертолете погибли все пассажиры. И те, что были в парашютах. Останки Веры смогли определить в общем месиве покореженных тел и камуфляжа по не успевшим сгореть фрагментам женского платья. Только благодаря платью родственникам вернули принадлежавшие именно ей останки, и родные сегодня имеют возможность носить цветы именно на ее могилу, а не кого-то другого, чьи неопознанные фрагменты могли бы положить в гроб.
ЗА ДЕВЯТЬ с лишним лет войны в Афганистане погибли 54 женщины, восемь из них - при воздушных перелетах.
27 октября 1984 г. на подлете к Кабулу был сбит военно-транспортный самолет Ил-76 с предпраздничным грузом для военторга. Товары сопровождали две женщины, товароведы торгово-закупочной базы:
Врублевская Татьяна Анатольевна, родилась 13 декабря 1950 г. в г. Виннице. В Афганистане с апреля 1984 г. Награждена орденом Красной Звезды (посмертно).
Калганова Галина Александровна, родилась 9 февраля 1943 г. в г. Ейске Краснодарского края, жила и работала в Махачкале. В Афганистане с февраля 1984 года. Награждена орденом Красной Звезды (посмертно).
Остальные погибшие в воздухе шесть женщин закончили свой жизненный путь на джелалабадском направлении. Непосредственное соседство с Пакистаном сделало нашу субтропическую провинцию Нангархар, где в январе цветут розы, опасной во всех отношениях.
29 ноября 1986 г. в самолете АН-12 при перелете по маршруту Кабул - Джелалабад вместе с экипажем (8 человек) и другими пассажирами (21 человек) погибли:
Лыкова Татьяна Васильевна, секретарь секретного делопроизводства, родилась 1 апреля 1963 г. в г. Воронеже. Ее афганская командировка длилась всего шестнадцать дней.
Ермакова Наталья Даниловна, родилась 3 сентября 1953 г. в г. Норильске, жила и работала в г. Орехово-Зуеве Московской области. Как и Татьяна Лыкова, летела к месту своего назначения, пробыв в Афганистане всего шесть дней.
Моторина Татьяна Анатольевна, старший товаровед, родилась 12 апреля 1959 г. в г. Туле, жила и работала в г. Белгороде. В Афганистане с сентября 1986 года, награждена орденом Красной Звезды (посмертно).
22 октября 1987 г. в сбитом Ан-26 в районе Джелалабада погибла медсестра Шенаева Ольга Ивановна. Родилась 24 июля 1962 г. в г. Коломне Московской области, жила и работала в г. Чите. В Афганистане с декабря 1986 года, награждена орденом «Красной Звезды» (посмертно).
В ночь с 21 на 22 января 1988 года под Гардезом «стингером» сбили вертолет. Никто, включая экипаж, не выжил, в том числе заведующая столовой из Газни Мирошниченко Ольга Павловна, которая возвращалась из Союза с похорон матери.
И, наконец, моя Вера, Чечетова Вера Петровна, о которой я уже успела рассказать. Ей, уроженке подмосковного Загорска (ныне Сергиев Посад) не было и 28 лет. Посмертно награждена орденом Красной Звезды.
ГОВОРЯТ, у войны не женское лицо. Не знаю, кто и когда это сказал, но уже давно ни одна война не обходится без участия представительниц «слабого» пола. Мало того, их численность возрастает от войны к войне. Если из истории Отечественной войны 1812 года лично мне известны, пожалуй, лишь кавалерист-девица Надежда Дурова да партизанка старостиха Василиса Кожина, то в Крымской войне кроме Даши Севастопольской участвовали уже десятки женщин, сестер милосердия. А что тогда говорить о Первой мировой войне и уж тем более о Великой Отечественной.
На афганской войне женщины часто рисковали не меньше мужчин. Во всяком случае доброй половины из них, в чьи служебные обязанности не входило гоняться за «духами» по горам. Только вот по части льгот отношение к женщинам-служащим осталось самое что ни на есть дискриминационное. Их, например, никак не хотят уравнять с участниками боевых действий. А ведь есть прецедент: в некоторых странах СНГ нашей сестре пошли навстречу.
Не о себе пекусь. Со мной-то как раз все в порядке. Я, наверное, была единственной среди служащих ограниченного контингента, кто состоял на офицерской должности. И когда встал вопрос о моем награждении, прокурор 40-й армии на полном серьезе предложил: орден. Мотивы: офицерская должность плюс множество колонн и перелетов, плюс отличная служба. Но я понимала, что многие офицеры уезжают из Афганистана без наград, и как я буду выглядеть среди них со своим орденом. Потому-то сказала: хватит и медали. Благодаря медали «За трудовое отличие» сегодня я приравнена к участникам боевых действий и пользуюсь положенными им льготами.
На снимке: родной коллектив юристов Джелалабадского гарнизона, слева направо - следователь Н. КОРМИЛИЦЫН, председатель военного трибунала (точно фамилии не помню), военный прокурор подполковник юстиции
Ю. ТОКАРЕВ, один из проверяющих, старший следователь Б. БОГАЧЕВ; присел на корточки переводчик Н. КОВАЛЕВ; меня нетрудно «вычислить» по платью.