(Продолжение. Начало в № 39.)
     - Значит, при любой стрельбе ты предлагаешь мне спрятаться, как зайцу, за дерево или какую-нибудь кочку? - с иронией спросил я. - А может, в таком случае мне лучше вообще зарыться кротом в землю и не высовывать нос?
     - Можно сказать и так... Целее будешь.
     - А на ..., скажи мне тогда, автомат?
     - Может, пригодится. Все зависит от обстановки, от конкретной ситуации на поле боя, и бывает, чтобы принять решение, раздумывать некогда. Будешь долго думать, светиться на открытой местности - получишь пулю.
     Я не стал что-то еще говорить Луису, возражать ему по поводу того, что когда начнется бой, то не намерен лежать в овраге или за деревом и ждать его окончания. Просто я молча решил не быть обузой для этой группы, а воевать вместе со спецназовцами, если придется. Возражать Луису - глупо. Он - профессионал, на его счету десятки сложных заданий. А кто я? Новичок в боевом деле. Связист.
     При всем своем интернационализме и дружбе с Луисом три далеко не слабых чувства дополнительно подтолкнули меня принять решение отправиться с ангольской группой спецназа на это задание. Во-первых, я знал, что в глазах своих ребят с узла связи буду выглядеть если не героем, то очень близко к этому названию. Что ни говорите, а это же круто - пойти с группой негров из спецназа в тыл противника. Во-вторых, как и все новое, такое мероприятие мне было интересно - как чернокожие спецназеры воюют, как стреляют, передвигаются в саванне и лесом, что едят... Здесь десятки вопросов. И, наконец, в-третьих, я по-прежнему хотел быть для полковника Серякова своим парнем - не только хорошим боксером или кикбоксером на ринге или вне его, но и человеком смелым, настоящим воином. Что же касается предоставляющейся мне возможности совершить какой-то подвиг, то я об этом совершенно не думал. Ведь подвиг нельзя запланировать, другое дело, к нему нужно постоянно быть готовым. Случись что-то, и человек не отступил, а смело встретил опасность.
     Вечером того же дня Луис нанес мне такой грим на лицо, что я ничем не отличался от него или от любого негритоса, шастающего в саванне. Я посмотрел в зеркало и сам себя не узнал, а бойцы Аквы, глядя на меня, светились улыбками. Может, им было приятно, что я, белый, хоть на короткое время стал «негром».
     Мог ли я тогда предположить, что мои выходы с ангольскими спецназовцами растянутся почти на полгода? Что такие парни, как капитан Аква, сержант Луис де Сантос, рядовые Каланга, Сержио, Сантана, Виейра научат меня очень многим вещам из арсенала ведения диверсионных действий в тылу противника? Что я буду спокойно есть змей, червей, жуков, черепах, и еще очень многое из того, что бегает или ползает в саванне и в лесах? А то, как эти темнокожие бойцы умеют драться как кикбоксеры, заслуживает всяческого уважения. Около восьмидесяти процентов группы работали ногами, не сильно уступая в этом Луису. Эти ребята неплохо уходили и от ударов. В общем за полгода я научился бить ногами не хуже, чем руками, и, таким образом, стал по-настоящему опасным бойцом...
      * * *
     Мы вышли с первыми сумерками. Мы - это командир группы капитан Аква и его заместитель, мой друг сержант Луис де Сантос, снайпер рядовой Локо с послужным списком - 35 убитых врагов, пулеметчик ПК рядовой Абияш, сапер рядовой Тревес, фельдшер младший сержант Армаду, четыре разведчика - рядовые Манторраш, Роберту, Милой и Жоазиньо, и я - советский радист сержант Иван Северный. Вообще-то, согласно штатному расписанию, фельдшер не входит в группу спецназа, так как каждый боец, отправляясь на задание, имеет с собой медицинский пакет с набором соответствующих препаратов, таблеток, шприцов и стерильных медсредств. Но это задание было особенным. Кубинский летчик при катапультировании мог получить травму, и ему потребовалась бы квалифицированная медицинская помощь. Точно также по штатному расписанию в группу спецназа не входит сапер, но здесь, в Анголе, многие дороги и тропы были нашпигованы минами и фугасами.
     Несмотря на то, что капитан Аква и все бойцы его группы хорошо знали эту местность, шли не кратчайшим путем в квадрат катапультирования пилота, так как, опять же, проторенные тропы могли быть заминированы. Мы продвигались по саванне и небольшим участкам леса. Конечно, идти рядом друг с другом мы не могли, так как врагу не составляло бы труда быстро уничтожить такую групповую цель, заметь он ее в ночную «оптику». По отделению или взводу, которое не рассредоточилось в глубину или по фронту, можно открыть минометный или автоматно-пулеметный огонь. Мы шли на удалении десяти-пятнадцати шагов друг от друга. Впереди - сапер с индукционным миноискателем и щупом, за ним - разведчик рядовой Милой, дальше капитан Аква и остальные бойцы группы. Я был предпоследним, замыкал строй Луис.
     Я понятия не имел, каким образом можно отыскать в темноте этого летчика. И мне это никто не стал объяснять. Я ошибся, спецназовцы и не собирались рыскать ночью по саванне и редколесьям. Лишь с наступлением рассвета, за километр до предположительного места катапультирования кубинского пилота, Аква собрал группу в полном составе. Он сказал всем рассредоточиться скрытно по фронту, на удалении пятидесяти шагов друг от друга, и незаметно прочесывать местность. Луис был рядом со мной. Еще до выхода на задание он объяснил мне, что моей задачей будет выйти на связь с командным пунктом бригады, когда это потребуется. Для эвакуации летчика кубинцы обещали выслать вертолет Ми-8, который уже стоял на одной из ближайших площадок подскока в готовности к вылету. В подлетное время 3-5 минут в указанный квадрат Аква должен был получить команду из КП бригады на запуск осветительных ракет, чтобы их заметили кубинские вертолетчики. То есть при обнаружении пилота фапловским спецназовцам предстояло отвести его в подходящее место, где бы мог сесть Ми-8, и через меня, радиста, проинформировать об этом командный пункт бригады, мол, мы готовы, высылайте «вертушку».
     Глазастый и шустрый, как суслик, разведчик Милой заметил в бинокль кубинского пилота и условленным сигналом - криком какой-то африканской птицы, предупредил об этом всех. Спецназовцы, прячась за карликовыми деревьями и кустами, стали стягиваться в направлении Милоя, но вплотную не приближались к нему. Вскоре все бойцы были в поле зрения друг друга, и теперь Аква дал понять им жестами, что летчика нужно окружить. Мне же капитан махнул рукой, чтобы я оставался на месте. А Луис, подойдя ко мне вплотную, повторил это по-русски: «Вано, лежи здесь». Я не мог не послушать Акву, так как находился во временном его подчинении. И, конечно, думал, что такие люди, не раз наученные войной, хорошо знают, что делают. К тому же, я, новичок, хотя и обстрелянный юаровскими гаубицами и «Миражами», в тактике действий подразделений спецназа - ноль и не больше. Я залег под ближайшим кустом какого-то экзотического растения и стал ждать. Мне оставалось только наблюдать в бинокль за тем, как мои чернокожие боевые товарищи, крадучись, приближаются со всех сторон к пилоту.
     ...Они возвращались к этому месту, где я лежал. И на моих глазах, которые ни на секунду не отрывались от бинокля, Милой, Роберту и Абияш, а также кубинский летчик, упали сраженные огнем юаровских автоматических винтовок.
     От неожиданности я уткнулся лицом в пыль саванны. Тут же поднял голову, но первым делом ухватился не за автомат Калашникова, а вновь прильнул к окулярам бинокля. В пятистах метрах от меня шел бой.
     Это была ловля на живца. И в этот огневой капкан попала группа Аквы. С два десятка головорезов из юаровского батальона специального назначения «Буффало» первыми обнаружили летчика, но не стали брать его в плен. Они зарылись в землю и ждали тех, кто придет ему на выручку, и дождались. Группу Аквы расстреливали. Я не знал, сколько врагов, и не думал об этом в первые секунды боя. Просто оставил радиостанцию, передернул затворную раму с затвором автомата Калашникова, и, нагнувшись, стремительно рванулся вперед. Пробежав с полсотни метров, я упал за кустом. Сердце бешено колотилось, и было такое впечатление, что вот-вот чья-то пуля влетит мне в голову или в грудь. Но по мне не стреляли, и я понял, что меня не заметили. У меня было десять магазинов с патронами. Первой же короткой очередью я заставил замолчать одну огневую точку. Судя по характерному звуку оттуда, гулкому и сильному, работал пулеметчик. Пробежав еще метров семьдесят вперед, я вновь упал на землю, но не от того, что устал, или нашел какое-то укрытие, а оттого, что у ног моих заплясали пули, вздымая фонтанчики пыли. Я быстро перекатился в небольшую яму, которую заметил, и изготовился к стрельбе, выискивая новую цель. Я понял, что если группу Аквы окружили, то я нахожусь за чертой этого огненного кольца, а это значит, могу создать немало проблем врагу. И я их создал своим метким огнем. Спасибо командирам из учебки в Старичах. Несмотря на то, что учили нас там как будущих военных связистов, стреляли мы каждую неделю. А стрельбу я полюбил еще со школы. У нас был хороший учитель начальной военной подготовки, Патриот Родины с большой буквы, ненавидящий империализм - старший лейтенант запаса Христич Василий Кузьмич. В то время в школах в специальных оружейных комнатах еще хранились малокалиберные винтовки и учебное оружие. В общем, благодаря Христичу, стреляли мы из мелкашек довольно-таки часто. И, конечно, же, пацаны из нашего класса всегда гласно и негласно соревновались между собой, кто больше всех сделает дырок в мишени или выбьет рекордное количество очков. Потом лучшие стрелки выезжали на районные и областные соревнования. Не хочу хвастаться, но однажды я занял второе место в стрельбе на таких соревнованиях между среднеобразовательными школами. И потом меньше сорока очков из пятидесяти я никогда не выбивал. Словом, стрелять я умел, что и показали первые занятия по огневой подготовке в армейском учебном подразделении. Но одно дело - бумажная мишень на листе фанеры, и совсем другое - враг. И не просто враг, а отлично обученный профессионал из лучшего спецподразделения ЮАР - батальона наемников «Буффало».
     Только я не дрогнул, и не знал в те мгновения, когда пули свистели над головой и долбили рядом с моим укрытием, что в меня стреляют профи. Я просто отвечал огнем на огонь, каждый раз перекатываясь и меняя огневую позицию. Я уложил короткими очередями шесть или семь юаровцев и заметил, что после этого стрельбы стало гораздо меньше, а вскоре она и вовсе прекратилась.
     ...Совсем рассвело, на горизонте показалось солнце. Сколько прошло времени? Час, два или три? Я не знал. Откуда-то доносились стоны раненых, и трудно было сказать, кто это стонет - уцелевшие спецназовцы или враги. Я стал ползти на эти звуки и вскоре увидел юаровца. Он лежал на спине с простреленной грудью, в солнцезащитных очках, раскинув в стороны руки, и из его глотки доносились булькающие звуки. Ему было больно, очень больно. Автоматическая винтовка врага валялся рядом. Я подполз к нему ближе, не зная, что делать, добить его одиночным выстрелом в голову или пленить. Я приближался к раненому юаровцу, держа автомат перед собой, палец на спусковом крючке. Какое-то седьмое чувство шепнуло мне - посмотри влево. Я повернул туда голову и увидел направленный на себя ствол автоматической винтовки другого раненого врага. Ноги сами швырнули меня в сторону, и в это же время раздалась очередь из этой винтовки. Она слилась с другой очередью. Мой друг Луис отправил на тот свет того, кто хотел меня убить. Второй очередью Луис прикончил стонущего наемника в солнцезащитных очках. Мой темнокожий друг упал рядом со мной и спросил по-португальски, жив ли я. «Жив, - ответил я ему. - А как ты?» В ответ он положил руку на бедро, скривился, и только тут я заметил, что оно прострелено. Но кровь сочилась и из левого бока Луиса.
     - Я не выживу, Вано, - застонал Луис и я увидел его подернутые смертельной тоской глаза. - Все наши погибли. И кубинца убили... Группа спецназа из батальона «Буффало» устроила нам огневую засаду. Спасибо, ты помог нам... Я видел, как ты уложил несколько их... Двое юаровцев ушли... Беги отсюда, Вано.
     - Что ты несешь, Луис? - закричал я вне себя. - Ты думаешь, я тебя брошу здесь? Я, Иван Северный, брошу тебя - своего друга? Никогда, Луис! Не бывать этому!
     - Сейчас по этому месту ударит артиллерия или налетят «Миражи», - с трудом проговорил Луис.
     - Откуда ты знаешь?
     - Один из тех двоих, что ушли, был с радиостанцией, - ответил Луис. - Он сейчас наведет сюда артиллерию или авиацию.
     - Ты вколол себе промедол?
     - Нет.
     - Почему? - вскрикнул я.
     - Я не взял свой медпакет... Мы спешили...
     - Где наш фельдшер? - спросил я.
     - Армаду убили.
     - Покажи мне, где он лежит.
     - Там, - махнул рукой Луис и вновь скривился от боли.
     Я вскочил и, теперь уже не прячась, побежал к убитому фельдшеру. Пуля пробила Армаду висок, а, значит, смерть его была мгновенной. Я подхватил его сумку с медикаментами и рванулся обратно к своему раненому другу. Он лежал с закрытыми глазами и что-то шептал. Наверное, молитву.
     - Луис! - вскричал я изо всех сил.
     Негр открыл глаза и посмотрел на меня с прежней тоской. Я быстро нагнулся над ним и выхватил из его же ножен длинный и острый кинжал. В две-три секунды я разрезал окровавленные камуфлированные брюки Луиса, где была рана, и расстегнул его мокрую от крови куртку.
     - Думаю, кость не задета, - сказал я ему. - Пуля прошла навылет. А на боку - такое же сквозное пулевое ранение, хотя, может, раздроблено одно из ребер или повреждена печень.
     - Уходи, Вано, уходи, - шептал Луис.
     Но я не слушал его, а быстро открыл медицинскую сумку погибшего фельдшера, достал промедол и вколол его раненому. Эластичным жгутом перетянул бедро, перемотал его бинтами и таким образом остановил кровотечение. Теперь я принялся более тщательно осматривать бок Луиса... Вновь пластырь, бинты.
     - Давай, поробуй подняться, - попросил я ангольца и, не дожидаясь, что он ответит, подхватил его под мышки и попробовал поставить на ноги.
     Он не упал, и это меня обрадовало. Несмотря на полученные ранения, большую потерю крови, Луис смог с трудом передвигать ноги. Я положил его правую руку себе на шею, и он ухватился за нее, как мог. В таком положении мы добрались до моей радиостанции. Я опустил его на траву, тут же включил радиостанцию и вышел на связь с командным пунктом бригады:
     - «Соленый», я - «Бонус». Прием.
     - Я - «Соленый», слушаю.
     - Группа нарвалась на засаду! Со мной тяжелый «трехсотый»! Прошу вертолет в указанный квадрат...
     - Хорошо, через пять минут выйду на тебя.
     - У меня нет пяти минут! - закричал я.
     - Что ты орешь?
     Эти слова «Соленого» поглотил отдаленный рокот юаровской артиллерии. Я упал рядом со своим другом, и тут же перетащил его в ближайшую яму, возможно, это была старая воронка. Вся земля вокруг нас наполнилась взрывами, а воздух - жужжанием и свистом осколков. Этот звук мне был хорошо знаком, и я понимал, что подниматься нельзя, так как можно погибнуть в этом смерче металла.
     Через две-три минуты взрывы прекратились.
     - Ты уверен, что все погибли? - спросил я.
     - Да, кроме Аквы... Его ранили в плечо, но он погнался за наемниками.
     - Ладно, если Аква может ходить, то выберется, - сказал я. - А нам пора.
     - Аква выберется, а я уже нет, - обреченно промолвил Луис.
     - Я тебя не брошу здесь умирать! - закричал я с жаром и, встав, приподнял своего друга, взяв его под мышки. - Ну-у-у, помоги же мне, - просил я его, - обхвати своей рукой мою шею... Мы пойдем.
     - Я не смогу.
     - Ты пойдешь, сколько сможешь, а потом я понесу тебя! Я тебя никогда не брошу, мой черный брат!
     - Оставь меня, Вано... Может, прилетит борт. Ты же его вызвал?
     - Да, ты слышал, я сообщил на КП бригады о том, что мы попали в засаду... Просил вертолет. Не знаю, пошлют ли его сюда. И захотят ли авиаторы лететь в этот район. Они боятся «Стингеров»... и «Миражей» не меньше.
     - Вано, мы не дались им. Мы положили около двадцати наемников... И это в полном окружении... Мы не заметили их, потому что они зарылись в землю, как кроты, и замаскировались... Ты здорово помог нам. Ты отвлек их огонь на себя...
     - Луис, покажи пальцем, в каком направлении идти, - попросил я. - А то мы шли сюда ночью, и я ни хрена не запомнил.
     - Туда, - махнул он рукой в сторону далекого горизонта. - Только, Вано, иди сам... Я все равно не выживу.
     - Ну все-все, пошли, - торопил я Луиса, и наконец он сделал первый шаг. За ним второй, третий... Будь у него повреждена бедренная кость, он бы не смог опираться на раненую ногу. Ему и так нельзя было этого делать, так как могло возобновиться кровотечение. Лишь только я подумал об этом, как взвалил Луиса на спину и пошел к ближайшему редколесью, чтобы там хоть как-то укрыться от врагов, которые могли появиться в любую минуту. Ведь тот сбежавший связист мог вызвать сюда не только огонь артиллерии и авиации, а какую-нибудь группу спецназа юаровцев или взвод унитовцев. Что я мог сделать один против десяти или двадцати хорошо обученных вражеских солдат? Или геройски погибнуть, приняв неравный бой, или попасть в плен. Ни то, ни другое меня не устраивало. Признаюсь, в те минуты я вообще не думал о смерти. Возможно, это и помогло выжить. Радиостанцию я бросил, предварительно разбив ее двумя одиночными выстрелами из автомата. Чтобы врагу не досталась. На шее у меня висел автомат, а на спине был мой друг Луис. Я вам скажу, что здоровому от природы да еще тренированному спортом мужику весом под девяносто килограммов не так уж невыносимо нести на себе такие же девяносто килограммов, а весили мы с Луисом примерно одинаково. Конечно, тяжеловато, но не настолько, чтобы останавливаться через каждые двадцать - тридцать шагов. Первую остановку для отдыха я сделал, пройдя около километра. Да обессилел, упал вместе с ангольцем, уткнувшись лицом в траву, но понимал, что сейчас передохну и пойду дальше со своим чернокожим другом на спине. Я был уверен, что, окажись я на месте Луиса, он бы тоже не бросил меня.
     «Мы выберемся отсюда с тобой, мой черный брат», - шептал я ему на втором километре пути, обливаясь потом. Не знаю, слышал ли меня Луис. Кажется, он лишился сознания от потери крови. Я же упрямо продолжал шагать редколесьем, по возможности прячась за деревьями. Мой камуфляж был в крови моего друга, которая продолжала сочиться. Солнце уже беспощадно палило, и на третьем километре я стал все чаще отдыхать, проходя по сто - двести метров.
     - Пить, хочу пить, - стонал в забытьи Луис.
     Я положил его на траву и отстегнул на ремне флягу с водой. Зная, что раненому не нужно давать много воды, позволил ему сделать лишь небольшой глоток... И в это время над нами с шумом прошмыгнуло звено «Миражей», оставив после себя гул и рев. Взрывов не последовало, и я обрадовался, что летчики не заметили нас. Зря обрадовался. Через две-три минуты самолеты сделали разворот и пошли обратным курсом. Хорошо, что я вовремя их увидел, и едва уткнулся вместе с Луисом в красную пыль, накрыв его собой, как вокруг нас поднялись фонтаны взрывов. Я лежал неподвижно, прислушиваясь к своему телу, не ранили ли меня. Нет, не покоцали, я был цел.
     «Миражи» улетели, и я, откинувшись на спину, проводил их взглядом полным ненависти. Эти самолеты разбудили во мне, славянине, задремавшую в веках неукротимую ярость. «Ну, с...и, сволочи, была б у меня парочка переносных зенитно-ракетных комплексов, тогда бы я встретил вас, - думал про себя. - Да мне бы и одной «Иглы» хватило, чтобы завалить самолет. Это ничего, что я никогда не стрелял из ПЗРК... Вот бы и научился сразу».
     Вновь поднявшись, взвалил себе на спину бесчувственное тело Луиса. Я понимал, что летчики доложат своим, что обнаружили нас, и тогда пошлют на перехват какую-то группу спецназовцев или разведчиков, а, может, и вовсе простых пехотинцев, но хорошо обученных военному делу. Бросят ли целую группу, чтобы искать в бескрайней саванне каких-то двоих?.. А может, юаровские пилоты решили, что убили нас? Ну уж, хрен вам! Но ответ на все эти вопросы, впрочем, как и на многие другие, касающиеся сегодняшних событий, я не знал, поэтому зашагал еще быстрее. Да, я подустал, но это нормально. Думал, что Луис не меньше б устал, если бы тащил меня на себе. Ведь физически мы были с ним одинаково сильны.
     Нет, я не потерял ход времени и хорошо знал, что через час-другой выйду в район дислокации нашей фапловской бригады. Но как же я ошибался! Потому что некоторые обстоятельства сильно задержали меня. Несколько из этих обстоятельств в виде свинцовых «фасолин» заплясали прямо у ног, поднимая пыль. Я упал с Луисом и, перевернув его на спину, сорвал со своей груди автомат. Я схватил АК за цевье и вжался в землю. Нет, не засунул голову, как страус в песок. Просто вжался в землю и изготовился к стрельбе. По нам с Луисом долбили с двух сторон с расстояния около 500 метров. Признаюсь, очень удивился, что с такой дальности нас обоих не уложили первыми выстрелами. Возможно, они были уверены, что прикончат нас с такого расстояния, но что-то им помешало. Что? Кто его знает. У каждого человека своя судьба.
     Перекатившись на десяток метров влево, вновь изготовился к стрельбе. Я понимал, что с такой дальности глупо смалить очередями, и поставил предохранитель в режим ведения огня одиночными выстрелами. Пули свистели у меня над головой, и я подумал, что это слишком много пуль для нас с Луисом. Отправить на тот свет может и один маленький кусочек свинца со стальным сердечником. Но этот кусочек еще не влетел в меня, а значит, я жив и могу ответить своим врагам тем же. И я ответил. Ответил хладнокровно и спокойно, так как еще со школьной скамьи был научен своим дедом Петром тому, что в любой критический ситуации не стоит «метать икру». Нужно успокоиться, взять под контроль все неблагоприятные обстоятельства и попробовать заставить их работать на себя. Я сделал два одиночных выстрела и оставил в саванне два трупа юаровских или унитовских солдат. Возможно, это были люди из «Буффало», но я не стал размышлять об этом, а вновь пустился вперед, конечно же, с Луисом на плечах.
     Через километр на меня вновь напали, вернее, на нас двоих, один из которых был небоеспособен. Да что там напали! Враги, а позже мне сказали, что это были наемники из «Буффало», обложили нас, как охотник дичь. И если бы не большой овраг, где я спрятался со своим чернокожим другом, то мы бы, конечно, погибли. Сейчас возвращаюсь мысленно к тому бою и понимаю, что меня спасло само Небо. Так ему было угодно, чтобы Ванька Северный остался жив и сегодня рассказал вам эту историю. Я отстреливался два часа. Два часа враги пытались меня убить, но ничего у них не получалось. Они только теряли своих людей, оставив на поле боя восемь трупов. Мне повезло с патронами, так как в самом начале своего пути, взваливая себе на спину раненого Луиса, я не выбросил оставшиеся у него шесть снаряженных магазинов к автомату Калашникова. Как будто чувствовал опасность. И вот те рожки, набитые свинцовым калибром 5,45, мне очень пригодились!
     Этот бой услышали воины одной из рот ФАПЛА и пришли на выручку мне. Юаровцы убежали, а я стал выкрикивать фамилии фапловских командиров и наших военных советников, которых знал. Кричал, потому что меня могли шлепнуть свои же. Откуда им было знать, кто спрятался в овраге?
     ...Через пять минут я трясся в десантном отделении БМП, рядом лежал бесчувственный Луис. Его спасли. Спас вначале я, а потом один из наших военных врачей. Этот же доктор вытащил из моего правого плеча пару осколков, которых я не заметил в пылу боя. Мне было совершенно не интересно, откуда эти осколки - от разорвавшихся ракет, которыми обстреляли нас «Миражи», или из тех гранат, которыми меня забрасывали юаровцы, когда я ошалело носился по оврагу, успевая отвечать огнем по всем направлениям, откуда по мне долбили.
     Полковник Серяков встретил меня с распростертыми объятиями и позже, когда в бригаду вернулся Аква и рассказал все, Макарыч пообещал отправить представление на награждение меня орденом. Он и отправил его, но орден я так и не получил. Мы, советские военнослужащие, в то время, по официальной информации, которую давало наше правительство, не воевали в Анголе. Стало быть, и орден мне не положен. Может, когда-нибудь награда найдет героя, но сейчас меня это совершенно не интересует. Да и героем себя не считаю. Я просто вынес с поля боя своего раненого друга. Что в этом героического? Обычный человеческий поступок.
     Но все же я должен рассказать вам о встрече с Аквой. К счастью, рана его оказалась легкой, и тогда, на поле боя, он сам себе оказал медицинскую помощь, и когда погнался за теми двоими оставшимися в живых юаровцами, то долго преследовал врагов и в конце концов сумел настичь их и прикончить. Кто бы сомневался! Когда Аква вернулся в бригаду, буквально через час после моего приезда с потерявшим сознание Луисом, то он не стал идти в первую очередь на командный пункт на доклад. Аугустиньо пришел ко мне в аппаратную связи, чего никогда раньше не делал. Он крепко обнял меня и не отпускал, говоря:
     - Вано, брат, спасибо. Ты настоящий солдат! Ты спецназовец! Русский спецназовец ФАПЛА! Если бы не ты, то группа погибла бы за несколько минут. Мы положили всех юаровцев... И ты один почти половину из них поубивал... Кто бы мог подумать? Новичок... Солдат-связист... Ты удивил меня, а я, поверь, многое видел и знаю войну... Я и Луис, мы обязаны тебе жизнью... То, как ты поступил с Луисом... у меня нет слов... Вано, эти слова - боевое братство, героизм. Спасибо, Вано! Спасибо, советский брат!
     И, лишь договорив до конца, Аква отпустил меня из своих крепких объятий.
     - Товарищ капитан, - обратился я к нему взволнованный. - Я горжусь тем, что пошел с вашей группой! Для меня это была большая честь!
     - Вано, ты мой друг! - ответил Аква, и я почувствовал свою ладонь в его пятерне - крепкой и шершавой, как наждачная бумага. Это была рука африканского бога войны.
     А мои пацаны из аппаратной стояли притихшие, с открытыми от удивления ртами. Они-то хорошо были наслышаны об Акве, о котором ходили легенды не только в Анголе среди фапловцев и унитовцев, но и среди юаровцев. Я ведь когда вернулся с этого задания, то своим ребятам ничего не сказал. Зачем? Пусть работают, а то вон Серяков опять злится. Пока я шастал по саванне, здесь не приняли какую-то телеграмму из округа. Нет, Макарыча лучше не злить, а то он опять организует 5-километровый кросс всему нашему полевому узлу связи. И это не просто легкая пробежка, а кросс с полной боевой выкладкой - в бронежилете, с автоматом и тремя снаряженными патронами магазинами, с малой саперной лопаткой, флягой с водой на ремне и экипированным вещмешком за спиной. Меня-то кроссами не испугаешь, я к ним привык, и не к каким-то пяти километрам. Мы вдвоем с Луисом наматывали и по пятнадцать, и по двадцать километров. А вот некоторым ребятам пятерка км. по саванне, как телесное наказание. Так что Макарыча лучше не злить, особенно когда он дернет пару-тройку стаканов виски.
     Луиса отправили вертолетом в военный госпиталь Лубанго. А когда через месяц он вернулся в бригаду, то первым делом пришел ко мне в аппаратную связи. Как же я был рад ему!
     - Я никогда этого не забуду, мой белый друг! - говорил мне, сильно волнуясь, Луис. - Никогда, мой белый друг! Я твой должник на всю жизнь! И если когда-нибудь тебе понадобится помощь, ты только позови меня. Только кликни, Вано!!! Чтобы я еще раз вспомнил, как ты тащил меня по саванне, отстреливаясь от солдат «Буффало». Как ты накрыл меня своим телом, когда начала долбить юаровская артиллерия, а потом ударили «Миражи». Разве такое можно забыть, Вано? Никогда! Никогда мне этого не забыть, Вано!!!
     - Ладно, дружище, - улыбнулся я в ответ. - Уверен, что в такой ситуации ты тоже меня бы не бросил. Лучше скажи, как ты себя чувствуешь?
     - Отлично! Все кости целы! Я принес с собой русскую водку, дядя из Луанды привез мне ее в госпиталь, - похвастался Луис и достал из спортивной сумки бутылку «Столичной».
     - Что же ты молчал, зас...нец? - вскочил я с табурета.
     - Я не зас...нец, я - красивый, - возразил Луис и одним движением своих крепких пальцев сорвал пробку на бутылке.
     Я быстро нашел стаканы и поставил их на стол. Также сноровисто я открыл банку тушенки, банку консервированных огурцов, а хлеб порезал на клочке какой-то юаровской газеты, призывающей всех африканцев не допустить распространения коммунистической заразы на Черном континенте. Плеснув по полстакана любимого напитка всех русских, я поднял свою «дозу» в граненом обрамлении и кивнул Луису:
     - Давай, вперед!
     Но Луис не стал брать свой стакан.
     - Че сидишь, бродяга? - удивился я. - Хватай! Сейчас хлопнем за твое воскрешение!
     - Вано, поставь свой стакан, - неожиданно попросил Луис.
     - Зачем? - вновь удивился я.
     - Поставь! - опять повторил мой чернокожий друг.
     Я в недоумении поставил стакан на стол, но еще больше удивился, когда Луис перелил содержимое своего «гранчака» в мой. Затем он достал из ножен большой трофейный кинжал и полоснул сталью по своему предплечью, которое было обнажено, так как из-за сильной жары почти все здесь ходили с закатанными рукавами.
     - Что ты делаешь?! - воскликнул я, когда кровь брызнула из вены.
     Но Луис не слушал меня. Он приблизил предплечье к полному стакану «Столичной». Кровь с пореза капала в водку.
     - Я все понял! - воскликнул я и потянулся за кинжалом Луиса. - Как же я сразу не догадался?
     Прошло не меньше двух секунд, как я сделал такой же порез на своем предплечье, и вскоре моя кровь из вены капала в этот граненый стакан, смешиваясь с водкой и с кровью моего замечательного чернокожего друга.
     Ты первый! - сказал он и, подняв стакан, протянул его мне.
     Я поднялся с табурета и взял «гранчак». Встал и Луис. Мы стояли и смотрели друг другу в глаза, не отрываясь. Я отпил полстакана и очень торжественно отчеканил:
     - Вано и Луис - братья навеки!
     - Братья навеки! - повторил Луис.
     Я передал стакан другу. Луис выпил, не спеша, и таким же торжественным голосом сказал:
     - Луис и Вано - братья навеки!
     - Братья навеки! - повторил я.
     Луис поставил пустой стакан на стол, и мы крепко обнялись. Потом взяли в нашей аптечке в аппаратной по клочку ваты, бинты, медицинский пластырь и остановили друг другу кровотечение.
     Так побратались советский сержант Иван Северный и ангольский спецназовец ФАПЛА сержант Луис де Сантос.
     Ну, что вам еще сказать, друзья? Капитан Аква быстро сформировал новую группу, и я очень просил Серякова, чтобы меня включили в нее радистом.
     - Ванька, зачем тебе это надо? - удивился Макарыч.
     - Я хочу ходить на спецзадания со своим черным братом! - серьезно ответил я полковнику.
     - Дружок, ха-ха, ты не заболел? - насмешливо спросил военный советник.
     - Я - интернационалист! Комсомолец! - громко выкрикнул я и вытянулся, как солдат кремлевского полка у голубых елей. - Я готов, товарищ полковник, помочь, не щадя своей жизни, Народной Республике Анголе в борьбе против капиталистов за ее независимость!
     - Ни... себе ты сказал, Ваня! - У Макарыча от удивления челюсть отвисла. - Ты же говорил, что не построишь здесь коммунизм или социализм, я уж и не помню. А сейчас так поешь. Как Че Гевара.
     - Товарищ полковник, я думаю о бедной Анголе каждый день и хочу помочь ей уничтожить внешних и внутренних врагов!
     - Ну и помогай! - Макарыч махнул рукой, повернулся и пошел в направлении своей землянки. Но, сделав несколько шагов, он остановился и повернулся ко мне:
     - Ваня.
     - Да, товарищ полковник.
     - Это правда, что ты вместе с этим своим другом Луисом побратались? Кровь свою смешали с водкой и выпили?
     - Правда, Петр Макарович.
     - Да, ты же его вытащил с того света, - покачал головой Макарыч и полез рукой в карман за сигаретами.
     С тех пор я стал ходить с вновь сформированной группой Аквы на задания. Мы много чего делали. Всего не расскажешь. Да и не нужно. Зато я вам расскажу о другом... И это тоже касается нашей дружбы, братства с Луисом. Братства, которое было проверено спустя десять лет. Но уже не в воюющей Анголе, а в криминальной России, в самом ее сердце - в Москве.
      Десять лет спустя.
   ГЛАВА 2
   ИРИНА
     Разовый пакетик с чаем разорвался, и моей попутчице попала в рот крупинка заварки. Женщина звучно выплюнула ее на затасканный облезлый коврик, чем-то напоминающий мне своим пепельным цветом шерсть шелудивого деревенского кота, всего в репьях, с безразличным уставшим взглядом.
     - Зачем вы это сделали? - спросил я у пассажирки 21-го купейного места и открыл глаза.
     - Что? - Женщина встрепенулась.
     - Выплюнули чаинку на пол. Вы же могли положить ее на стол, а потом убрать вместе с мусором.
     - Извините, так получилось, - покраснела крашеная блондинка и потянула в сторону жовто-блакитную занавеску, чтобы лучше видеть деревья и кусты, мелькающие за толстыми стеклами вагонного окна. - Это у меня как-то само собой.
     - Мадам, - недовольно буркнул я, - что вы мне втираете? Я лежал с закрытыми глазами и медитировал. А вы думали, что я сплю, поэтому решили плюнуть на пол...
     - Фу! Какой же вы грубиян! - скривилась попутчица.
     - Это кто из нас грубиян? - Я облокотился и смотрел на нее с усмешкой.
     - Ладно, сделали замечание - и хватит. - Она стыдливо опустила голову, потом неожиданно вздернула подбородок и прошипела: - Но вам нужно попилить человека, вогнать его в краску... Вы испытываете удовольствие, когда другим неловко?
     - Ну и компания мне попалась, - тяжело вздохнул я и плюхнулся на спину.- Ваш друг на верхней полке постоянно портит воздух, а вы плюетесь.
     - Что вы такое говорите? - вскинулась блондинка. - Как вам не стыдно?
     - Мне должно быть стыдно? - Я вновь облокотился, подперев голову ладонью, и с улыбкой смотрел на свою попутчицу. - Ни фига себе - ваш дружок пукает, а мне должно быть стыдно... Не удивлюсь, если ближе к Киеву он начнет ловить рыбу...
     - Какую еще рыбу? - недовольно проворчала пассажирка.
     - Он всосал два литра пива, когда мы проехали Винницу. - Я закатил глаза на нависающую надо мной верхнюю полку, на которой посапывал брюхастый мужичок с лоснящимися губами, лет пятидесяти. А этой дамочке, выплюнувшей чаинку, можно было дать и сорок, и сорок пять. Я не умею определять возраст человека, будь то мужчина или женщина. Может, потому, что к этому понятию «возраст» отношусь философски и с определенной долей скептицизма. Люди придумали цифры и стали их рабами. Иногда смешно слышать: «О-е-е, мне уже тридцать пять» или - «Елки-палки, в прошлом месяце стукнул сороковник. Как же это много!»
     (Продолжение следует.)