В «Красной звезде» Илья Эренбург печатался и до войны. В частности, в мае 1941 года газета поместила несколько отрывков из его романа «Падение Парижа». Как известно, в 1909 году писатель эмигрировал во Францию, где работал корреспондентом ряда московских и петербургских газет. Когда началась Первая мировая война, он попытался вступить добровольцем во французскую армию, однако был признан негодным к военной службе по состоянию здоровья. После Февральской революции вернулся в Россию. Октябрьскую революцию принял не сразу, в 1920 – 1930-х годах жил в основном в Париже, временами приезжая в СССР. С приходом в 1933 году к власти в Германии нацистов был одним из организаторов международных конгрессов писателей в защиту культуры, написал несколько циклов антифашистских очерков, статей и памфлетов, описывал борьбу с фашизмом во Франции, в Австрии, Испании и других европейских странах, где работал в качестве корреспондента. После захвата Франции немцами в 1940 году Эренбург окончательно вернулся в СССР и начал писать роман «Падение Парижа», в котором обличал французскую элиту, приведшую страну к поражению.
     Уже на второй день войны его пригласили в ГУПП КА (Главное управление политической пропаганды Красной Армии, в июле 1941 года переименовано в Главное политическое управление) и поинтересовались, есть ли у него воинское звание. Эренбург ответил, что звания нет, но есть призвание и готовность поехать, куда пошлют, и делать, что прикажут. Его попросили написать листовку для немецких солдат, исходя из того, что фашистская армия, мол, держится на обмане и железной дисциплине. «Может быть, я и разделял бы иллюзии многих, если бы в предвоенные годы жил в Москве и слушал доклады о международном положении. Но я помнил Берлин 1932 года, рабочих на фашистских собраниях, в Испании я разговаривал с немецкими летчиками, пробыл полтора месяца в оккупированном Париже. Я не верил в громкоговорители и листовки», – вспоминал потом Илья Григорьевич тот разговор с пропагандистами, к которому, кстати, он вернется несколько месяцев спустя уже со своими предложениями.
     В первой же своей военной публикации в «Красной звезде» – это была статья «Гитлеровская орда», напечатанная 26 июня 1941 года, – писатель, не понаслышке знавший фашистов, в присущей ему манере доверительного разговора с читателем старается показать их истинные намерения и в то же время избавить наших бойцов от ощущения превосходства гитлеровцев: «Им сказали, что они идут в баснословную страну – там на каждом дереве растут французские булки... Но не для врага вызревают плоды, не для врага колосятся нивы. Для врага у нас не булки, а бомбы, враги живыми назад не уйдут».
     Так началась четырехлетняя война Ильи Эренбурга. Он печатался в разных изданиях, в том числе зарубежных, способствуя тем самым поддержке СССР в мире, публиковал стихи и поэмы. Но все же особенно теплые чувства, судя по воспоминаниям самого писателя, он питал к нашей газете: «Я проработал в «Красной звезде» с первых дней войны до апреля 1945-го – с ней связаны годы моей жизни. В течение долгого времени эта газета полнее и ярче других освещала фронтовые дела».
     Как всякий истый газетчик, Илья Григорьевич не чурался любой черновой работы в редакции: делал подписи под снимками, писал комментарии к трофейным документам, проверял переводы из иностранных изданий. К одному лишь не смогли его «приучить». Однажды, это было еще в начале пребывания Эренбурга в «Красной звезде», ему предложили написать передовую статью. Он попытался возразить: дескать, этого я не умею. Но ему популярно объяснили, что «на войне нужно все уметь». Когда же два часа спустя на стол ответственного редактора легла готовая работа, оказалось, что статья написана в очень непривычной для передовицы манере. К тому же с первой фразы было видно, кто ее написал. Пришлось поставить под статьей имя автора и поместить ее на третьей полосе. Больше с подобными предложениями к писателю не обращались.
     Зато новоиспеченный краснозвездовец преуспеет в других жанрах. А мысль о том, что на нашу землю пришел враг и он должен быть уничтожен, на долгое время останется лейтмотивом его творчества. Этой мыслью пронизаны и репортажи с фронтов, куда Илья Григорьевич выезжал неоднократно, и хлесткие фельетоны антифашистской направленности, и гневный рассказ о чудовищных преступлениях нацистов, и раздумья о будущем. Он считал своим долгом показать людям фашистов такими, какими видел и знал их сам, и возмущался, когда в газете гитлеровцев называли противником: «Какой это противник? Это враги, звери, убийцы. Так и надо писать».
     В самые тяжкие для нас первые месяцы войны такие статьи были нужны особенно. Позже, когда Красная Армия перейдет в наступление, и наши бойцы своими глазами увидят, что принесли с собою захватчики, все станет яснее и проще. А тогда... В своих воспоминаниях «Люди, годы, жизнь» Эренбург скажет об этом так: «Я должен был предупредить наших бойцов, что тщетно рассчитывать на классовую солидарность немецких рабочих, на то, что у солдат Гитлера заговорит совесть, не время искать в наступающей вражеской армии «добрых немцев», отдавая на смерть наши города и села. Я писал: «Убей немца!»
     В эти же дни в «Красной звезде» одна за другой появлялись статьи, в которых писатель прозорливо говорил о неизбежном разгроме фашистов. Вот лишь несколько фраз из этих статей:
     «Москва у них под носом. Но до чего далеко до Москвы. Между ими и Москвой – Красная Армия. Их поход за квартирами мы превратим в поход за могилами! Не дадим им дров – русские сосны пойдут на немецкие кресты».
     «Мы не сдадимся. Мы перестали жить по минутной стрелке, от утренней сводки до вечерней. Мы перевели дыхание на другой счет. Мы смело глядим вперед: там горе и там победа...»
     «Многие у нас привыкли к тому, что за них кто-то думает. Теперь не такое время. Теперь каждый должен взять на себя всю тяжесть ответственности... Не говори, что кто-то за тебя думает. Не рассчитывай, что тебя спасет другой...»
     Вместе с тем, понимая, что и на войне человеку хочется порой улыбнуться, Эренбург не только беспощадно обличал гитлеровцев, но и мастерски посмеивался над ними. Есть мнение, например, что именно он пустил в ход уничижительное для немцев прозвище «фриц». Судя по названиям множества его коротких статей («Фриц-философ», «Фриц-нарцисс», «Фриц-блудодей», «Фриц-литератор» и далее в том же духе), в это нетрудно поверить. Как бы там ни было, факт остается фактом: если летом 1941-го наши бойцы называли немецких солдат «герман», то зимой их «разжаловали» в «фрицы».
     Вообще о потрясающем чувстве юмора писателя, не изменявшем ему и в самые трудные времена, в редакции ходили легенды. Например, свое пребывание в ветхом полуподвале дома «Красной звезды» на Малой Дмитровке, 16, куда во время налетов вражеской авиации должен был спускаться весь редакционный люд, Илья Григорьевич назвал «презрением к смерти». Рассказывали, что Алексей Толстой, ценивший острое словцо, долго смеялся этой шутке и потом, появляясь в редакции, говорил: «Опять будете тащить меня в свое «презрение...» Сам же Эренбург при объявлении воздушной тревоги спускался в подвал со своей видавшей виды пишущей машинкой и, примостившись где-нибудь в уголке, исправно достукивал очередную статью в номер.
     Или вот еще эпизод. В начале октября сорок первого года из здания на Малой Дмитровке, пострадавшего от бомбежки, «Звездочка» перебазировалась в помещение Центрального театра Красной Армии. Однако спустя некоторое время генерал М.С. Громадин, отвечавший за противовоздушную оборону Москвы, прислал в редакцию фотоснимок этого монументального строения. Сверху здание театра имело очертания огромной пятиконечной звезды, что, естественно, делало его приоритетной, как сказали бы сейчас, целью для вражеской авиации. Увидев фотографию, Илья Григорьевич тут же окрестил временное пристанище редакции «вызовом смерти». Потом, как известно, «Красную звезду» переселили в здание газеты «Правда».
     Как уже говорилось, Эренбург писал и для заграницы. Его статьи распространяли информационные агентства США, Англии, Латинской Америки, подпольные издания Франции, они печатались в Скандинавии и на Ближнем Востоке. При этом писалось порой о том же, что и в «Красной звезде», но совершенно по-другому. Это была работа на износ, практически без выходных. В июне 1942 года Эренбург писал знакомому литератору в Ташкент: «Я работаю, как поденщик: пишу и пишу, от «фрицев» одурел».
     А вот как вспоминает о военных буднях Ильи Григорьевича тогдашний литературный секретарь «Красной звезды» Александр Кривицкий: «В дни войны он ни разу не «прогулял», хотя работал в редакции без обычного «оклада содержания». Ежедневно шаркающей походкой следовал он по коридору в свою небольшую комнату, желчными репликами откликался на невинные приветствия, добрел, когда перехватывал у фронтовиков глоток зеленого «тархуна» или спирта, насмешливый, лохматый, попыхивал трубкой, и вскоре из густейшего облака серо-голубого дыма возникал ожесточенный стук почти невидимой машинки – писался очередной фельетон в газету...»
     К слову, об «окладе содержания». Действительно, какое-то время Илья Григорьевич с женой получали один тощий, как его называли, обед из Центрального дома работников искусств. Когда ответственному редактору «Красной звезды» доложили об этом, тот сначала не поверил, потом рассвирепел и отправился к начальнику Главного управления тыла Красной Армии генерал-лейтенанту А.В. Хрулеву. Писателя зачислили на военное довольствие.
     В то время Эренбургу было уже за пятьдесят, тем не менее в работоспособности ему уступали и молодые. К тому же его деятельность не ограничивалась газетными полосами. Помните о визите Ильи Григорьевича в Главное управление политической пропаганды Красной Армии на второй день войны? Так вот, в сентябре 1941 года он возвращается к затронутой тогда проблеме и пишет секретарю ЦК ВКП(б) по идеологии А.С. Щербакову: «Мне пришлось убедиться в том, что вражеская пропаганда доходит до широких кругов населения (листовки, «слухи», исходящие от агентов противника). Мне кажется, что необходима контрпропаганда. Нельзя оставлять без прямого или косвенного ответа инсинуации врагов... Наконец, я хочу указать, что статьи, объясняющие военное положение, как, например, статьи в «Красной звезде» о боях за Смоленск и Гомель, зачитываются до дыр. Почему таких статей не печатают центральные органы? Я решаюсь обратить на все это внимание после многих бесед с рабочими на заводах, с ранеными в госпиталях, с интеллигенцией».
     Судя по материалам, которые впоследствии стали появляться в «Правде» и других центральных газетах, можно предположить, что письмо не осталось незамеченным. Между тем «до дыр» зачитывались и статьи самого писателя. Известен даже приказ командира одного из партизанских полков: «Разрешается раскуривать «Красную звезду», кроме статей Эренбурга».
     Сам за себя говорит и такой факт: уже осенью 1941 года он начал получать письма с фронта. Причем их слали на адрес «Красной звезды», а то и просто на солдатском треугольнике было написано: «Москва. Эренбургу». И они доходили! А получить письмо от него на фронте считалось чуть ли не столь же почетно, как быть отмеченным в приказе Верховного Главнокомандующего. Снайперы открывали боевой счет Эренбурга, на который заносили половину убитых ими фашистов. Его именем называли боевые машины. Его зачисляли в боевой расчет пулеметной команды, авиазвена, батареи... Вот строки из приказа частям 4-й гвардейской танковой бригады, сражавшейся на Сталинградском фронте, датированного 21 августа 1942 года:
     «Учитывая огромную популярность писателя Ильи Эренбурга среди личного состава и большое политическое значение его статей в деле воспитания стойкости, мужества, любви к Родине, ненависти к немцам и презрения к смерти и удовлетворяя ходатайство комсомольской организации бригады, зачислить писателя Илью Эренбурга почетным гвардии красноармейцем в списки бригады, в 1-й танковый батальон.
     Командир бригады полковник Копылов. Военком старший батальонный комиссар Сверчков. Начальник штаба подполковник Товаченко».
     Константин Симонов так писал о военном творчестве своего старшего товарища и коллеги по «Красной звезде»:
     «Масштабы всего сделанного Эренбургом во время войны и мера того влияния, которое имела его работа на умы и сердца его военных читателей, и острота и сила его страстного публицистического пера, и то неутомимое постоянство, с которым он писал о самых острых, самых драматических темах военных дней, – все это, вместе взятое, в соединении с его несравненным публицистическим талантом, по праву сделало его любимцем сражающейся армии, а шире говоря – сражающегося народа».
     «Перо Эренбурга воистину было действеннее автомата», – так отзывался о его публикациях Маршал Советского Союза И.Х. Баграмян.
     Да, работу писателя высоко оценивали не только рядовые читатели, но и профессионалы. Есть и отзывы иностранных коллег Ильи Григорьевича по писательскому цеху. В 1943 году в Лондоне вышла книга его военных статей «Россия в войне». В предисловии к ней английский писатель Дж. Б. Пристли написал: «Перед нами лучший из известных нам русских военных публицистов. Я бы хотел, чтобы и мы били врага так, как русские... А между тем вот – Илья Эренбург со своим неистовым стаккато рубленых фраз, острым умом и презрением, показывающий нам, как это делается».
     Естественно, не могла не отреагировать на выступления писателя и геббельсовская пропаганда. В ход была пущена легенда о толстом, косом, кровожадном еврее Илье Эренбурге, который жаждет уничтожить немецкий народ и превратить в пустыни земли, лежащие между Одером и Рейном. Об этом писали в газетах, листовках, говорили по радио. Есть сведения, что даже сам Гитлер удостоил его внимания в одном из своих приказов.
     И пропаганда сделала свое дело. Как-то в начале 1945 года Эренбург побывал в одном из городов Восточной Пруссии, только что занятом нашими частями. Советский комендант попросил его пойти в немецкий госпиталь и объяснить, что ни медицинскому персоналу, ни раненым ничто не угрожает. «Я долго успокаивал главного врача, – вспоминал писатель ту свою миссию, – наконец он сказал: «Хорошо, но вот Илья Эренбург...» Мне надоело с ним разговаривать, и я ответил: «Не бойтесь, Ильи Эренбурга здесь нет – он в Москве». Врач несколько успокоился».
     Но сильнее подручных Геббельса ударили писателя пропагандисты из ЦК ВКП(б). О том, как это было, мы уже вкратце рассказывали (см. еженедельник № 12 за 2010 г.), поэтому остановлюсь лишь на некоторых деталях.
     Итак, 7 апреля 1945 года «Красная звезда» печатает статью Эренбурга «Перед финалом», в которой показывается вся нелепость попыток гитлеровской пропаганды приукрасить положение дел в агонизирующей Германии. Через день в «Правде» выходит новая его статья под красноречивым заголовком «Хватит!», которую 11 апреля перепечатывают «Красная звезда» и «Вечерняя Москва». В ней идет речь о том, что немецкие войска без боя сдаются американцам, но отчаянно сопротивляются русским, о необходимости суда над фашистами и о заслуженной Россией роли на будущем процессе, о тех западных доброхотах, которые ратовали о снисходительности к врагу. Этим, по выражению Эренбурга, «адвокатам дьявола» он и говорил: «Хватит!»
     А утром 14 апреля, раскрыв газету «Правда», писатель увидел заголовок «Товарищ Эренбург упрощает». В этой публикации, основанной на известном постулате Сталина о том, что «было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством» (да и родившейся в недрах Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), очевидно, не без ведома самого вождя), особенным нападкам подвергалась статья «Хватит!». Писателя обвиняли в разжигании ненависти к немецкому народу, то есть именно в том, против чего он и выступал.
     Эренбург был настолько обескуражен, что написал письмо Сталину. Вот лишь несколько строк из этого письма, полного горечи и печали:
     «Статья в «Правде» говорит, что непонятно, когда антифашист призывает к поголовному уничтожению немецкого народа. Я к этому не призывал. В те годы, когда захватчики топтали нашу землю, я писал, что нужно убивать немецких оккупантов. Но и тогда я подчеркивал, что мы не фашисты и далеки от расправы. А вернувшись из Восточной Пруссии, в нескольких статьях («Рыцари справедливости» и др.) я подчеркивал, что мы подходим к гражданскому населению с другим мерилом, нежели гитлеровцы. Совесть моя в этом чиста».
     Ответа на свое письмо Илья Григорьевич не получил. Зато в одночасье и повсеместно в СССР его перестали печатать. Была рассыпана и подготовленная им к изданию последняя книга четырехтомника «Война».
     Так печально накануне победы закончилась «военная карьера» талантливейшего публициста, четыре года силой слова поддерживавшего боевой дух страны.