А помнишь, как все начиналось?
     Все началось с того, что мы получили приказ сдать технику. Ее у нас было много: после войны она стояла на консервации. В это время я командовал одной из двух батарей дивизиона минометной бригады, расположенной в поселке Мышанка Гомельской области. Наш дивизион единственный в Белорусском военном округе (с 1956 по 1959 гг.) имел на вооружении тактические ракеты. У меня в батарее было две ракетные установки с пороховым зарядом, с ядерной головной частью без автоматики и обычным пуском. Соблюдалась особая секретность, поэтому два года они безвыездно находились в боксах...
     Затем в соединение пожаловала комиссия из Москвы. Сутками листались личные дела, проводились беседы. Если к офицеру были какие-то претензии, он тут же покидал бригаду. Много у нас тогда было фронтовиков, полковников без высшего образования, все они уехали. Их должности занимали специалисты, у которых за плечами была академия. Мы тогда недоумевали: чем вызваны такие перемены?
     Меня сразу определили командиром батареи, и я получил единственный комплект техники 8Ж38. Вкалывали тогда много и нередко без толку. Вот получили ракету и технику, а что с ней делать, никто не знал. Разглядывали целыми днями ящики в машинах, а что к чему?.. Ситуация чем-то напоминала известную басню «Мартышка и очки». Книжонки и инструкции, конечно, читали, но понять в них почти ничего не могли, да и не знали, кому и что изучать. Читали все подряд. Главный инженер дивизии послужил до этого на полигоне, но и он в новой технике досконально не смыслил...
     Наше соединение разрасталось. У дивизии стало три полка: в Житковичах, Мышанке и Ельске. Строители «гнали» комплексы. Мы «мучили» технику, но кроме запуска электростанции и разматывания кабелей проверки НКС (наземной кабельной сети), ничего так и не сделали, хотя и этому были очень рады. Ракета 8Ж38 имела очень много выносных пультов проверки, и все это было сложным.
     Вскоре нам ее заменили на 8К51. Тут дело пошло веселее. Нашей дивизии придали полк в Пинске, в котором технику осваивали давно. Самым главным было поставить ракету на стол. Первыми, конечно, это сделали в Пинске. Люди там занимались на аэродроме за городом по ночам, чтобы не видели посторонние. Поставить-то поставили, а вот снять однажды не смогли. Под утро местные жители пошли на работу, а тут посреди аэродрома стоит ракета. Чем ее прикрыть? Но выход все же нашли – контрразведчики и милиция заставляли всех закрывать глаза. Снять ракету смогли только через сутки и больше ее не устанавливали.
     Когда к нам поступила ракета Р-12, офицеров направили на доподготовку в учебные центры. Помню, как завели нас – артиллеристов, танкистов, пехотинцев – в класс, где на стенах в огромной комнате висела схема ракеты. Все мигало и светилось. Тогда я считал, что освоить и понять, что к чему, немыслимо! Занятия, которые проводились в лесу, за Мышанкой, и днем, и ночью без перерывов, тоже не забыть. Только расчеты менялись. Устанавливая ракету на стол, сломали три тележки. Когда нам впервые решили показать, как снимают с установщика стол, опять не обошлось без приключений. Видимо, установщик поставили под наклоном и начали снимать стол. Он не проходит в станины. Завис. Все долго думали и гадали: что делать? В конце концов решили, что на столе неправильно приварены два упора-кронштейна. Их спилили, а потом разобрались и приварили заново.
     От больших нагрузок офицеры и солдаты сильно уставали, особенно под утро. Помню, как при низкой облачности и луне кому-то показалось, что ракета падает, и он заорал: «Падает!» Конечно, все разбежались кто куда, а потом смеялись всем полком.
     На допуск к самостоятельной работе и дежурству сдавали теорию и практику. Зачеты принимала комиссия дивизии, затем – армии, и только после этого приезжала комиссия главкома. Сначала готовили другой дивизион, а мой был на очереди. Я должен был сдать технику 8К51 и получить новую ракету...
     Дежурили по месяцу. Из компонентов ракетного топлива было только горючее. Жили все в двух казармах-бараках: и офицеры, и солдаты. Питались в одной столовой из походной кухни. Работали вместе на одних «пятаках». Замучились, начали дежурить по две недели...
     Помню, как пришел окислитель. На железнодорожной станции его надо было перекачать, а затем перевезти на свои склады. Первые шланги были из дюралевых труб. Собрать их трудно. Бывало, расчеты ночь проработают, а толку никакого. Казус заключался в том, что ЗАКИ (заправщики окислителя) не качали. Что ни делают, а топливо не идет. Ведут другой, третий. Одни пары и наши слезы.
     Выяснилось потом, что в трубах были заложены мешочки с силикагелем. Сколько машин испортили, сколько нервов и сил потратили... Как только первый дивизион заступил на дежурство, одна из его батарей отправилась на полигон, на пуск.
     Вскоре подошел и мой черед. Все строилось наспех: слепили площадки, склады, казармы. Наступило время сдавать зачеты на допуск к дежурству. Кстати, тогда у нас уже была своя учебная ракета. Мы ее перевезли из Мышанки. О том, как ее доставляли, можно написать рассказ. Охрана не разрешала переезд тягача и ракеты по мосту через реку Птич. Нам пришлось несговорчивых охранников запереть в будке. Закрыли им окна и по-тихому, без шума и пыли переправили ракету. Начальству конечно же доложили об этом ЧП, но раз операция прошла нормально, оно закрыло на него глаза.
     Занимались до седьмого пота. Уже что-то понимали, ведь у нас были не только наставления, но и сама ракета. Однако не все шло гладко. То один красный транспарант на пульте загорится, то другой. А это означало, что работать нельзя. Подолгу и упорно искали, как их погасить. Расчеты менялись, а я не уходил сутками с площадки. Стоило только уснуть, как меня сразу же будили. Я досконально изучил все операции.
     Как-то раз из армии нагрянула комиссия с проверкой. Теория у нас от зубов отскакивает, практика – тоже без нареканий. Так произошло мое карьерное продвижение. Сразу же назначили командиром дивизиона. Теперь надо было дежурить, а с чем и как? Ракеты-то мы поставили, а топлива нет, головных частей – тоже...
     Жили мы в казарме. Спали на двухъярусных кроватях: в одной половине – солдаты, в другой – офицеры. Зимой от холода зуб на зуб не попадал, так и ложились, не раздеваясь. Кино крутили круглые сутки прямо в казарме, один и тот же фильм – «Чапаев». Все выучили его наизусть. Столовой тоже не было, вместо нее приспособили палатку от ракеты. Однако морозы не идут ни в какое сравнение с теми проблемами, которые возникли к весне. Оказалось, что в этой местности высокие грунтовые воды. Затопило все трубы отопления. По дорогам ни пройти, ни проехать. Бросились спасать сооружения с ракетами. Для каждого хранилища сварили свои печи. Направили к нам инженеров, но поначалу все было впустую. Летом вырыли ирригационный канал. Затем старую теплотрассу зарыли и проложили новую, по верху.
     Обжить позицию было тяжело.
     Дороги без дураков
     Американцы, конечно, следили за нами, фотографировали строительство комплексов, и, чтобы ввести их в заблуждение, командир дивизии пошел на хитрость. Он предложил строить ложные площадки и устанавливать на них ракеты 8К51, которые заправлялись спиртом. Мы проводили так называемые прожиги. Спирт сгорал, а ракета не улетала, ее перевозили на другой комплекс. Много спирта тогда сожгли, но никто его не сливал и за воротник не закладывал...
     Для маскировки дорог мы решили использовать дерн. Возили его с колхозных земель. Однако колхозники записывали номера машин, а потом выставляли счет. Долго шла тяжба с ними, и никто в районе не мог помочь. Хотя и я тогда был депутатом райсовета, но договориться у нас долго не получалось. В конце концов пообещал колхозу вывезти с непроходимых болот вырубленный колхозниками лес на своих тягачах. Только вот дерн пришлось снова убрать, так как цистерны сгребали его между осями.
     Начальство полетало над позиционным районом на самолете и вынесло свой вердикт: засыпать дороги шлаком с железнодорожной станции. Мы приказ выполнили беспрекословно, но возмутились инженеры. Техника постоянно пачкалась... И тут нам в голову пришла новая идея: cтянуть верхушки сосен вдоль дорог тросами. На площадках строили большие ящики и сажали в них деревья. Эти ящики были на колесах. Инженеры привезли сети, и при помощи лебедок мы раздвигали их на нужную ширину. Труднее было замаскировать сооружения и старты.
     Как бы там ни было, жизнь потихоньку налаживалась, и мы сосредоточили все свои силы на боевой учебе. Постепенно для тренировки расчетов в войска стали поступать тренажеры, но нам из полка ничего не приходило. Не секрет, что в те времена было затрачено много усилий на управление с КП работой расчетов. Появились всякие самодельные табло. На самом деле это была больше показуха, нежели надобность. Для таких «поделок» на полк дали старый самолет. Мне тоже перепало кое-что, и мы соорудили аппарат-табло на все старты с выходом на свое табло – КП дивизиона – для передачи всей информации на КП полка.
     Оркестр и выговор
     Мы построили свинарник и теплицу. Кто-то из тыловиков нам подсказал, что за зелень можно выручить неплохие деньги. С тех пор мы ни в чем не нуждались... Вскоре офицерская столовая стала лучше иного ресторана.
     Деньги, полученные от прикухонного хозяйства, можно было использовать только на нужды столовой. Но как-то мне в голову пришла мысль купить музыкальные инструменты и «сколотить» оркестр.
     Без моей музыкальной команды не проходила ни одна смена боевого дежурства, ни один развод караула... Впрочем, кто-то доложил об этом наверх. Вскоре я получил приказ с выговором за самоуправство. Когда в полк приехал командующий, он первым делом вспомнил про эту историю: «Ну что, получил выговорешник? Ну не обижайся, так надо, а ты молодец. А выговор как дали, так и снимут». Так и остался у меня оркестр дивизиона. Один – на всю армию...