Роман закрыл ладонями лицо, снимая напряжение и пытаясь прогнать дурные мысли: «У каждого своя брошенная далеко жизнь, семьи, незаконченные дела... Все рухнуло в пропасть. Только неделю назад было все ясно и вдруг - куда? зачем? Водка, конечно, поможет, прояснит, сблизит мнения, затуманит недоразумения и иронию судьбы, создаст иллюзию. Быстрее бы в Чечню - хоть какая-то ясность. Завтра наконец-то в черное неизвестное».
     - Давайте выпьем за то, чтобы встретиться через полгода тем же составом, - бойкий Леха поставил одной рукой белые пластмассовые стаканы на тумбочку рядом с картами и начал разливать в них водку. - Кончайте вы свой преферанс, опять всю ночь прорежетесь.
     - Правда, мизер не сыгран, но, пожалуй, за изменение счета можно, - Михаил отложил карты.
     - Чей ход? Запомни, Рома.
     На
     кроватях зашевелились – кто за закуской к подоконнику, кто за посудой и минералкой. Расселись и приготовились быстро, умеючи образовав тесный кружок.
     - Щя дерг кичин ду (все готово уже), - доложил Артем.
     - Карты не опрокинь... - Роман отодвинул хлеб, поставленный Денисом.
     - За нас, мужики, в нос меня чих-пых, побыстрее бы оттарабанить, - Леха приподнял стакан и наклонил голову, выпячивая губы.
     - Не надо торопиться, особенно раньше, - серьезно заметил Михаил.
     - Лучше вовремя. Раньше или в ящике, или по залету. Давайте за доттагала (дружбу), - весело резюмировал Артем и опрокинул стакан. Закусив, он озорно улыбнулся Лехе: - А что ахч (деньги) остались? А то можно было бы и в Кисловодск в баньку к девочкам махнуть.
     - Достаточно, надо хоть выспаться, завтра в автобусе устанешь трястись. Может, сегодня хоть выспимся, - пробурчал Михаил.
     - Ага, выспишься, вон калмык с Иванычем в пивнуху пошли. После двенадцати будет представление. - Под всеобщий хохот Каспий изобразил, как калмык по имени Матвей в пьяном бреду садится на постели с вытянутым кулаком и кричит одно слово «спецназ»!
     Маленького коренастого Матвея, с растопыренными руками и согнутой, как у орангутанга, спиной, трезвым видели только до обеда. Обычно его будил пожилой спившийся Иваныч из Мурманска, не скрывавший, что поехал в Чечню только под угрозой увольнения. Очнувшись, Матвей садился на кровать, осматривал себя, с трудом пытаясь вспомнить вчерашний вечер, и испуганно оглядывался вокруг. На его опухшем добром лице выражалось мучительное усилие вернуться в реальность. А уже ночью Матвея со стеклянными и невидящими глазами приводили и старались силой уложить спать, на что он сопротивлялся, вскидывая голову, махал кулаком и орал свое заветное: «Спецназ!»
     - Дурдом продолжается, - Роман налил по второй, ловя себя на мысли: «Может, и я так же пытаюсь за водкой скрыться от действительности и притупить страх?» - Давайте, братья, за удачу. Больше нам ничего не поможет.
     Закусывали бутербродами с колбасой и консервированными огурцами. Водка тепло согревала грудь, туманила мозги, и то, что раздражало, становилось комичным.
     - Ну, значит, у Иваныча опять дно вышибет, - усмехнулся Леха. - Вот повезет кому-то с ним в одну палатку попасть.
     У Иваныча после нескольких дней пьянства не выдержал желудок, и за три дня он испачкал всю одежду, кроме смены цветастых трусов, в которых, скорчившись, регулярно бегал до туалета. Он оброс, почернел и осунулся. Его грушевидное лицо отекло и напоминало мультипликационный персонаж - между двух оплывших вниз, покрытых щетиной щек торчал длинный и тонкий нос. Под чрезвычайно узким морщинистым лбом разместились маленькие блестящие глазки, не обремененные интеллектом.
     Когда на четвертый день ему полегчало, он надел штаны и стал ходить по комнатам, выпятив дряблый живот, многозначительно делясь бесценным опытом преодоления расстройства кишечника. На занятии по оказанию первой медицинской помощи Иваныч проявил себя знающим специалистом в области применения различных народных лечебных средств, принимая при этом позу академика, выбрасывал правую ногу далеко вперед, беспрестанно кивая головой и устремляя взгляд вверх. Чувствовалось, что это его конек. Занятие он успешно сорвал и стал знаковой фигурой.
     Также он срывал ежедневное общение с руководством. В первый же день на вопрос начальника учебного центра «Вопросы есть?», подвыпивший Иваныч выкрикнул из строя «Есть!» и очень серьезно спросил: «Товарищ полковник, а как с питанием?».
     Видимо, обещание начальника оказать содействие в организации обедов показалось Иванычу недостаточным, и через три минуты на вопрос «Еще вопросы есть?» – Иваныч уже поднял высоко над строем руку и уверенно гаркнул: «Есть! А как с питанием, товарищ полковник?»
     Уравновешенный полковник снова пообещал все устроить, рассказал более подробно, где и какие точки общепита имеются, рекомендовал из них наиболее приемлемые по цене и качеству, дополнительно сообщил, где и как можно купить обмундирование, и совершил ошибку, спросив: «Еще вопросы есть?»
     Иваныч с тем же невозмутимым видом, и даже протиснувшись поближе, гаркнул: «Есть! Товарищ полковник, а вот все таки, а как с питанием?» На лице начальника учебного центра изобразились недоумение и старание соблюсти приличие. Он никак не мог квалифицировать - или над ним издеваются, или человек действительно дебил. Посмотрев в глаза Иванычу, он глубоко вздохнул, и всем стало ясно, что начальник учебного центра глубоко разочарован.
     Не выдержав длинной паузы, смех пронесся по коридору и напугал дежурного. Строй рассыпался, потому что крайние пытались рассмотреть удивленного и невозмутимого Иваныча, который так и остался стоять в коридоре напротив полковника, сверля его сверху вниз маленькими тупыми глазками.
     Вот как приходит земная слава.
     Ночью Роману приснилась его родная темно-зеленая «девятка», на которой перед командировкой приходилось много ездить, и теперь он ощущал тоску по скорости, движению, смелому и уверенному маневру. Во сне он летел по разогретому солнцем асфальту, стремительно обгоняя и уходя от встречных автомашин. Ветер врывался в открытые окна, шевеля волосы и заглушая музыку. Двигатель пел свою натужную песню, а на лобовом стекле болтался темно-зеленый слоник. Внезапно солнце скрылось, и он увидел перед собой огромную черную тучу, внезапно накрывавшую холмы и перелески, бурлившую и извергавшую сполохи молний, несущих смерть, притягивающую к себе все живое, и не было силы, которая бы ей противостояла. В голове громом заиграл оркестр:
     И треснул мир напополам, дымит
     разлом,
     И льется кровь, идет война добра
     со злом,
     И меркнет свет, в углах паук
     плетет узор...
     Роман безуспешно пытался свернуть и притормозить, но оказалось, что он ведет автобус со своими новыми друзьями прямо в тучу, превращающуюся на его глазах в черного монстра. Роман в отчаянии топтал тормоз, рвал руль, искал автомат, но кто-то крепко держал его за плечо...
     - Подъем, Рома, пора, - за плечо его тряс Михаил. - Какой тебе еще автомат? Скоро навоюешься.
     - Фу ты, черт... - Роман сел на кровати, протирая глаза: «Приснится же такая гадость, надо поменьше фильмов в кинотеатре смотреть. Кстати, автомат почищенный дадут?»
     Куда ведет эта дорога?
     Пора... Вещи с вечера собраны. На удивление, ночь прошла спокойно. Видимо, подсознательно люди готовятся к предстоящему.
     - Все живые?! По машинам! - откуда-то донеслась негромкая команда.
     В полной тишине, не характерной для сборов и прощаний, мрачные мужчины забрасывали свои огромные сумки в грузовик и рассаживались по автобусам.
     «Почему в тишине отъезжаем? Где Гимн России или марш «Прощание славянки»? - Роман достал амулет. - С богом». Темно-зеленый слоник в руке придавал уверенности, спасал от одиночества, напоминая о доме. За окном на фоне голубого неба видна гора Машук, вдалеке - заснеженный Казбек. - «Прощайте, курортные Пятигорск и Кисловодск. Едем на юг, куда с тревогой смотрел весь период подготовки».
     В автобусе царило молчание, и все тревожно всматривались в горы.
     - Где Казбек?
     - Вон там выше всех. Что, на пачках с куревом не видел?
     - Там Чечня?
     - Там Осетия.
     Вдоль узкой, петляющей дороги пыльные дома и сады с виноградниками, возле которых бродили редкие коровы, овцы и куры. «Небогато люди здесь живут, - отметил Роман. - Вроде тихо, спокойно, размеренно, а все-таки чувствуется, что война недалеко. Словно все замерло с советских времен». С интересом глядя в окно автобуса, он ощущал раздвоенность: с одной стороны, он был домашним человеком, с другой - интересны были незнакомые места. Заснеженные горы приближались, а дорога тем не менее становилась все более прямой.
     После Моздока автобус наполнился автоматами, грязными бронежилетами и смешными шлемами, похожими на расколотые арбузы. Как это носить видно по Виталию, который сознательно надел на себя все, что получил, и теперь сидел красный и потный со страдальческой гримасой на лисьем лице. У него тонкий и острый чуть приподнятый кверху нос, узкие хитроватые и чуть раскосые глаза, пухлые, покрытые веснушками щеки и двойной подбородок. Взгляд маленьких глаз заискивающий, вопросительный, готовый улыбаться. Трехкилограммовая сфера ломает его тонкую шею, пятикилограммовый бронежилет - спину. В руках автомат и сумка с патронами. Поверх бронежилета надет жилет с боеприпасами со странным названием «разгрузка». Логичнее было бы «загрузка». Виталий напоминает нахохлившуюся курицу, широко расставив руки и ноги, с красным лицом, искаженным гримасой зубной боли. «Как бы сознание не потерял, бедолага. Если во всем этом с бэтээра прыгнуть - точно позвоночник в сапоги осыплется», - усмехнулся Роман, ощущая непривычную тяжесть на собственных плечах.
     Дорога опустела и выпрямилась, появились ямы. «Едем почти в горах, а такой прямой дороги в России не встретишь: ни оврагов, ни поворотов. Машин стало меньше. Заборы вокруг стали выше и крепче. Поля некошеные и несеяные. И горы где-то справа остались», - Роман почувствовал, как нарастает напряжение.
     - Это что за ограда такая? - спросил Денис, выдернув из ушей наушники, имея в виду возвышающийся справа метра на четыре некрашеный деревянный сплошной забор.
     - Чернокозово, тюрьма это, - калмык Матвей второй раз в командировке. - Все, братва, добро пожаловать на войну. Чечня.
     В автобусе воцарилось тишина. Пассажиры прильнули к окнам и стали разглядывать обочины. Солнце скрылось за облака, ландшафт сменился на холмы, по склонам которых росли кустистые деревья, образуя сплошные заросли, справедливо называемые «зеленкой». Дорога совершенно опустела, и всеобщее внимание привлек труп большой коричневой коровы, лежащей на обочине недалеко от неизвестного села. Не было рядом ни виновников, ни хозяев этой коровы. Бессмысленность недавнего убийства большого, доброго животного на автомобильной трассе повергла всех в смятение. Роман вдруг заметил, что в селе не возделывали землю. Проехали каких-то пятьдесят километров, а попали в совершенно иной мир. Разбитые мосты, военная техника, разрушенные дома.
     На блокпосту перед Грозным Роману ударил в голову пронзительный собачий визг. В автобусе стало мертвенно тихо. Семен вцепился в автомат, Виталий вжался в бронежилет, Денис открыл глаза. «Не пальнул бы кто со страху, - подумал Роман и проверил предохранитель на автомате. - Черт, что же с ней делают?» Визг приближался и заполнил все пространство, проникнув внутрь тела и буравя внутренности. Протиснувшись к окну, Роман увидел запутавшуюся в колючей проволоке окровавленную овчарку. Брыкаясь и пытаясь вырваться в предсмертной истерике, бедняга все больше цеплялась за стальную секущую колючку. Она уже не визжала, а хрипела, высунув разорванный в клочья язык, грызя проволоку и все больше разрывая себе морду. Над ней безуспешно копошились солдаты, пытаясь ее освободить.
     Михаил сел, прикрыв лицо руками, Артем отвернулся. Смотреть на погибающее животное не было сил. Роману хотелось провалиться, убежать, оглохнуть, вырваться отсюда.
     - Санек, ты че выпутать суку не можешь?! - кто-то хрипло кричал из вагончика. - Задолбала уже визжать!
     - Не получается выпутать, тащщ капитан.
     - Ну и пристрели ее на хрен. Бего-о-о-м!
     Выстрел раздался сухой и резкий. Роман почувствовал, как весь автобус вздрогнул, и у него что-то сломалось внутри, словно провалился за какую-то невидимую границу, а все, что было до этого момента, осталось в далекой прошлой и светлой жизни. Он открыл глаза - рядом с собакой, бьющейся в предсмертной судороге, стоял невысокий худой в грязном камуфляже солдат с опущенным автоматом в худых руках, торчащих из бронежилета.
     - Ну и как эту дуру теперь выпутывать, т-твою мать?.. Вонять же будет.
     - Сразу говорили, на хрена ты берешь такую дурную...
     - Какая была, а теперь как без собаки?
     - Хрен ее знает как... Сами будем нюхать...
     «Мальчишки еще, - Роман смотрел на солдат. - Какая детская армия у нас, восемнадцать лет - это же дети по теперешним временам. Сто лет назад в восемнадцать уже женились. А эти-то? Мелкие, худые, грязные, оборванные дети, на чьих тонких шеях причудливо держатся тяжелые железные каски. Как подростков научить убивать? Хотя в таких условиях быстро озвереешь».
     Блокпост представлял собой запыленную пару вагончиков, возле груды сваленных корявых бревен неизвестной древесной породы и бэтээра. Из таких же бревен были собраны причудливые брустверы с огневыми позициями. Роман не верил своим глазам: «Как же так? Они в этих деревяшках остаются ночами одни против всего окружающего враждебного опасного мира».
     В автобусе людей будто подменили. Лица превратились в сосредоточенные, с печатью тревоги, безысходности и обреченности. «Вот оно, первое испытание», - Романа мутило, и он с трудом поднял глаза: Михаил, Артем и Денис держатся. Виталий уронил голову на колени. Семен позеленел, закрыл глаза. - «Может, автомат у него отобрать? Что-то не нравится он мне. И у Виталия отобрать. Да я и сам автомата боюсь...» - подумал он и поставил железку прикладом на пол. «Гады, - неизвестно к кому обращался про себя Роман. - Несмотря ни на что, прорвемся, только бы зубы сохранить, не стереть от злости».
     - А зачем палки какие-то на кладбище стоят? - Денис кивнул в сторону окраины села, когда блокпост скрылся из виду.
     - Где таких только берут? Ты в школе-то учился, деревня? - угрюмо отозвался Матвей.
     - Да ты сам - деревня.
     - Это кровники, если не отмщенные, то пику ставят у могилы, а снимут, когда отмстят.
     - Подожди, дальше в горы - у них этих пик еще больше, - предупредил Матвей.
     «Только из-за этих пик чеченцы друг друга резать не перестанут, - Роман посмотрел на ребят. - Куда мы едем?» Прошлая жизнь, дом, семьи остались где-то очень далеко. Он тайком поцеловал амулет, бережно сложил его в нагрудный карман ближе к сердцу и взял в руки автомат. «Действительно прав Матвей - добро пожаловать на войну!»
     Ощущение нереальности происходящего усилилось, когда, проехав каких-то двести километров, автобус попал в иной мир. Пустынные, утомленные духотой и солнцем, запыленные села и разрушенный Грозный пропитаны напряжением и тревогой, словно в кино выключили звук и замедлили скорость воспроизведения. Дома с зияющими чудовищными пробоинами, зачастую без крыш и окон. Всюду следы обстрелов и бомбежек. На лицах прохожих и торговцев апатичная озлобленная усталость, на лицах друзей - растерянность и обреченность.
     «Еще ничего не случилось, а на жизнь и на себя смотрю уже иначе. А я ли это?» Он оглядел друзей. В полной тишине в маленькой скорлупе, каким представился обычный автобус, они въехали в самый ужас, уязвимые, сосредоточенные. Замешкаешься или выйдешь - пропал. Он почувствовал, как внутри растут ответная решимость и озлобленность, похожая на ту, что возникает у последней черты, когда нет выхода и только смерть улыбается прямо в глаза.
     Коммерция вдоль дороги, сэндвичные, ярко-красные кафе, палатки словно пытаются скрыть страшный город, похожий на вампира, накрасившего губы ярко-красной помадой и, скалясь, ожидающего момента. Рекламные вывески, женщины в черных платьях и ярких малиновых платках на фоне мусора и грязи, автозаправки, автосервис, автомойки. Косые мрачные взгляды торговцев, условно регулируемое движение автомобилей на разбитых грязных дорогах. На обочинах, вдалеке от блокпостов, группы автомашин с молодыми крепкими людьми. Таксисты? Или сходки бандитов? Как у нас десять лет назад. Скрытая угроза.
     «Зона как в «Сталкере» Тарковского, - Роман испытывал те же странные уже забытые чувства, когда в детстве, случайно включив телевизор, увидел ужасный и в то же время притягивающий своей необычностью и силой фильм без музыки и цвета, ни на что не похожий. - Вот она, зона. Такие же необъяснимые напряжение и страх».
     «Какая пропаганда сможет это перебороть? Первое, что надо сделать, – это снести все следы войны. Любой ценой, чтобы возник хотя бы намек на возрождение», - сделал однозначный вывод Роман.
     - Минутка, - Матвей оторвался от окна.
     - Где?
     - Да вот, подъезжаем.
     Перед глазами встают картины прошедших боев. Раньше ее показывали с пятиэтажными домами, а сейчас это пустырь с руинами по краям. «Ни хрена! Не запугаешь - прорвемся. Несмотря ни на что, на зубах, но прорвемся», - Роман внимательно и зло следил за обочинами дороги.
     - Не слышно стрельбы, - Артем обратился к водителю.
     - По вечерам бывает, постреливают. Днем уже редко.
     Ощущение, словно ночной монстр стянут ремнями: автомобильными трассами с бляхами - блокпостами и язвами - зданиями федеральных структур, зажат в недрах руин, где зреет как чирий, бродит как черное вино, чтобы вырваться гноем, разъедая все на своем пути. И тогда снова со всех сторон этот несчастный город окружат войска, танки и артиллерия, с неба самолеты и вертолеты, и начнется уничтожение с целью загнать раненого и окровавленного вновь в подвалы руин.
     Грозный проехали быстро, оказавшись на опустевшей автотрассе.
     - Ханкала скоро?
     - Да вон ее видно уже, еще минут десять.
     Сквозь душный и пыльный туман, застилающий плоскую равнину, просматривались пятиэтажные кирпичные здания. Туман сглаживал очертания и придавал равнине вид африканской саванны, по которой медленно передвигались, покачиваясь на колдобинах, похожие на слонов огромные узкие «Уралы» с дровами или цистернами с водой и похожие на бегемотов бронетранспортеры. Как шустрые антилопы и зебры, сильно пыля, сновали уазики и белые ВАЗы. Торчащие флагштоки и многочисленные антенны напоминали жидкую растительность. В капонирах на КПП скрывались «суслики» - мелкие пыльные бойцы с закопанными в землю носорогами-танками. Низко пролетали внезапно вынырнувшие из-за гор и облаков хищные грифы-вертолеты. Они грозно клевали носами и медленно садились где-то на окраине равнины. За маскировочными сетками среди палаток раздавалось утробное рычание дизель-генераторов. Звук многочисленных двигателей рассеивался по равнине и превращался в сплошной равномерный гул фантастических чудовищ.
     «Наконец-то приехали, - с облегчением подумал Роман, увидев бронетехнику и серых от пыли часовых, мучающихся на жаре в тяжелых бронежилетах и железных касках. – Свои...» Мощь живого организма завораживала и притягивала. Дополняли картину люди, беспорядочно и лениво сновавшие вдоль и поперек по щебенистым дорогам между сложенных где попало ящиков из-под боеприпасов, палаток, вагончиков, антенн, бронетехники, бесконечных кабелей и штабелей дров. Организованный приятный бардак в самом сердце военной группировки после разрушенного города был приятен.
     «Вот это сила», - Роман успокаивался, рассматривая пролетающие вертолеты и забывая ощущение одиночества, отчаяния и беспомощности, появившееся прошедшей ночью и днем. А вокруг сквозь низкие прозрачные облака видны очертания враждебных гор, залитых красным цветом съедаемого пылью и редкими облаками солнца. Там, в ущельях, живет враг.
     На Ханкале предстояло переночевать, получить инструкции и оформить документы. Ехать вечером было излишним безрассудством. Ночь не наше время, понял Роман, и геройство здесь ни при чем.
     - Вот вам ключи от модуля, кровати на месте, белье в двадцать пятом, скажете, от меня, - классический пожилой кавказец с характерным акцентом и красивым позывным Казбек проводил вновь прибывших к месту ночевки. - Душ, туалет - там, столовую видели? Не курить, водку не пить, не шуметь. Где меня найти, знаете.
     Роман с интересом наблюдал, как между модулями размерами с железнодорожные контейнеры по бетонным дорожкам перемещаются беспорядочно люди: кто-то медленно устало возвращался, на ходу расстегивая одежду, почти волоча автомат, иные, наоборот, торопливо готовились к отъезду, на ходу одеваясь и созваниваясь, а некоторые с папками в руках спешили на доклады. Солдаты месили раствор и бетонировали новые дорожки. Жизнь в муравейнике кипела деловито и на первый взгляд хаотично, причем, пожалуй, нигде еще Роман не встречал одновременно столько национальностей: славяне, кавказцы, татары, калмыки улыбались друг другу, обнимались и курили вместе.
     В модуле, где разместили пополнение, работал кондиционер, стояла раковина и было уютно, но спать никто не мог. То, чего многие боялись, случилось - Чечня оказалась страшнее всех рассказов.
     - Ну что, братва, так и будем лежать? Может, по полтишку? - Виталий Ростовский улыбался, скрывая страх от увиденного Грозного. - С прибытием!
     - Людвиг, пулечку распишем? - Роману не хотелось просто пить водку.
     Артем по-кошачьи потянулся на кровати:
     - Ты слышал, Миха, что здесь проверки модулей делают?
     - Вот за чей счет пьем, хе-хе-хе, - потер руки Каспий и неуверенно засмеялся.
     - Не дадим офицеров обыскивать, пошлем подальше, - Романа злило недоверие со стороны руководства, стремящегося контролировать и муштровать всех и вся.
     - Хип-хоп, доставай стаканы и дверь закрой. Чуть можно, а то не уснем. Завтра тяжелый день, - сказал Михаил, перемешивая карты. - Каспий, давай в настоящую офицерскую игру научим играть.
     - Да ну вас, мне бы сейчас гитару...
     - Пулечку до двадцати одного?
     - Как обычно.
     - Выход по семерной?
     - Давай, как привыкли. Водка есть, Сибиряк проставляется.
     Через два часа, сыграв очередной мизер, вышли на воздух. Ханкала готовилась к ночи, и у модулей было многолюдно. Кое-где курили их обитатели, подтягивались на турниках, мылись в душе. На лавках перед жилыми модулями сидели в тапочках и трусах, у служебных, наоборот, собирались в форме с папками в руках. «Наверняка ждут совещания», - Роман с интересом рассматривал обитателей Ханкалы. «Скупые приветствия, расслабленные разговоры. О, аналитики, - определил он, увидев озабоченных и таинственно обсуждавших что-то на листках бумаги. - У этих работа только начинается. Ба, да здесь даже женщины есть. Тыловики или финансисты, а может, секретари. Как же без них - первейшие люди». Особого интереса у аборигенов Ханкалы новички не вызывали, видимо, здесь проходило множество всякого люда, и местные были заняты своими делами.
     - Миха, вот скажи правду - ведь генералы в Москве законченные кретины? - Роман не вытерпел и спросил у Людвига, работавшего в самом центре ФСБ, надеясь, что тот подтвердит давнюю мечту провинциала - узнать самую главную тайну, что все в порядке, что за нас все решено правильно и есть единый, справедливый и грамотный ум, который нас, дураков, ведет вперед.
     Москвич молчал.
     - Вот почему все через задний проход? - не унимался Роман. - Я думал, что ладно регионы, далекие отделы, хрен с ними, а вот где-то на войне, там уж все в порядке, все есть, лучшие люди управляют...
     - Кончай, - перебил Михаил. - Везде есть хорошие люди. И плохие тоже есть. Посмотрим, может, и не так плохо окажется.
     Его философский тон отрезвил Романа.
     - Ты думаешь, что системные противоречия быстро не разрешатся?
     - Вот именно. Приходится идти на компромиссы. Иначе нельзя.
     - Я не про политику, а про аптечки те же и связь. Почему их нет? Почему бронежилетов нет? Почему вертолетов ночных нет?
     - Да не загоняйся ты, - Михаил расслабленно курил, всматриваясь в слабо подкрашенные поздним закатом прозрачные облака.
     Как ни странно, его отстраненный вид внушал Роману доверие, а убежденность в том, что все идет правильно, успокаивала: «Может, действительно надо плюнуть на все и беречь силы. Все-таки это комсомольское стремление переделать весь мир мешает. Надо взять себя в руки, перестать искать виноватых и сконцентрироваться на главном. Ничего, несмотря ни на что, прорвемся».
     Успокаивающийся муравейник под названием «Ханкала» поглотила черная южная ночь. Свет от фонарей сказочно рассеивался в осевшем на землю пыльном тумане, из которого выплывали и где пропадали люди. На южном небе появились тысячи звезд. Роман не видел еще такого яркого и красивого ночного неба. Земля излучала тепло и покой, где-то по-домашнему свистели сверчки. «Господи, сентябрь месяц, у нас уже дожди и холодно, а здесь курорт. Почему люди не ценят своего счастья и им обязательно надо воевать? Может, этого счастья, тепла, гор и солнца всем не хватает и его обязательно надо делить?»
     - Вы сегодня приехали? - на лавку подсел немолодой, сухой и заросший мужик с добрым выражением лица.
     - Водолаз, - он протянул руку. - Из Сахалина есть кто-нибудь?
     - Чего нет, того нет. Из Нижнего есть, Ростова, Москвы. Астрахань есть.
     - Я с Сахалина. - Водолаз ничуть не расстроился.
     - Давно здесь?
     - Три года. Чуть-чуть осталось.
     - Постоянщик? (не командировочный, а постоянный контракт на несколько лет).
     Водолаз кивнул и уставился печальными глазами на росшие около модуля красные розы: он слабо реагировал на происходящее вокруг, словно время текло мимо него.
     - Здесь каждый день так? Всю ночь ходить будут? - Роман имел в виду людей, неспешно перемещавшихся вдоль геометрически залитых бетонных дорожек. Казалось, что весь мир сконцентрировался в правильном прямоугольнике голубых модулей, в центре которого росли на зеленом газоне цветы.
     - Да нет, примерно до часу ночи, потом только аналитики да связисты. Ну, может, еще кто-нибудь. Ночью потише. А вас куда?
     - В третью, в Атаги.
     - Это близко отсюда, завтра до обеда будете на базе.
     - Как там служится?
     - Это как повезет, загадывать никак нельзя. И на ровном месте в Ханкале погибают. Водолаз говорил об этом обыденно и просто. К нему подошла кошка и стала тереться о ноги. Наклонившись, он нежно взял ее на руки и стал гладить, вслушиваясь в тихое урчание.
     В воздухе стал отчетливо слышен рокот вертолета.
     - Голландец пошел, - отрешенно заметил Водолаз.
     - Это кто? - спросил Роман.
     - Вертолет ночной.
     Роману стало стыдно перед Михаилом за проявленную слабость: «Это все сволочи журналюги, кричавшие о необходимости оснащения авиации южной группировки приборами ночного видения. Может, все у нас есть, просто зря не афишируется?»
     Рокот вертолета-невидимки вместе с трелями сверчков успокаивал.
     - Что, реально видит?
     - Говорят, что да. Я не летал. - Водолаз вновь улыбнулся. - Наверное, что-то видит. Вот прилетит через пару часов - артиллерия ударит. Так что ночью не пугайтесь.
     - А что страшного?
     - Да дрожать все будет. Привыкнуть надо. Поначалу как-то пугаешься, а потом ничего.
     - А куда стреляют?
     - По горам, ущельям. Где банду заметят или бой был - по тем квадратам и палят.
     - И попадают?
     - Наверное, попадают. - Водолаз пожал узкими плечами. От него веяло спокойствием и смиренностью. - Сейчас людей берегут и мало кто в атаку ходит. Если заметили боевиков, то сразу вызывают летунов или артиллерией накрывают.
     Глядя в его улыбающиеся добрые глаза, Роман убеждался, что все будет хорошо.
     - Продолжим? - Михаил притушил окурок и потер руки.
     Засыпая, Роман уже не пугался завтрашнего дня, может, от выпитого алкоголя, а скорее всего, оттого, что он почувствовал себя каплей могущественной силы. Главное - это наши вертолеты и наши пушки. Все это работало, шевелилось и имело какой-то определенный смысл, пока не совсем доступный, будто ему в прикупе пришел марьяж, и от этого стало веселее.
     «Скоро все станет на свои места», - он улыбнулся во сне и увидел, как с восходом луны из ущелий в полной тишине на равнину двинулся холодный злой туман, постепенно съедая поля и дороги, города и села. Выдержав паузу и набрав силу, туман поднялся вверх, накрыл собой звезды и превратился в огромного черного монстра. Навстречу ему с равнины севера угрожающе поднялся и двинулся огромный белый монстр. Через мгновение они сошлись, раздался страшный грохот, земля закачалась, небо треснуло на части, луна со страхом задрожала и трусливо опрокинулась за горизонт.
     Сквозь темноту в ярко-фиолетовом цвете, окрашиваемом кровавыми сполохами, бились два монстра, сворачивая дома, исковеркивая мосты и дороги, сметая все на своем пути. Белый, наседая, наносит мощные удары, разбивая горную породу, вздымая сломанные деревья, тучи пыли и огня, а черный, уворачиваясь, прячась за горы и дома, стелется по земле, жалит ядовитыми стрелами. Сквозь гром слышны плач и стоны, скрежет и рев.
     Роман открыл глаза. Панельный модуль сотрясался под громом мощных ударов. Перед ним сидел Виталий и улыбался:
     - Что, не спится? Во бабахают, блин. И как здесь люди спят ночами?
     Роман улыбнулся, вспомнив вечерний разговор с Водолазом, но что так будет трясти, он не ожидал: будто в метре от стены взрываются бомбы. И зачем так близко располагать орудия? Однако на душе стало спокойнее. Все-таки пушки - это сила. И вертолеты не спят.
     Роман поправил сползшую с маленькой железной кровати подушку и провалился в небытие.
     

     (Продолжение следует.)