(Окончание. Начало - в № 174, 179.)
     Французский след
     Самым глубоким, на мой взгляд, следом, оставленным в «деле Пугачева», был французский. И версия четвертая звучит следующим образом: Пугачева вылепили французы, и они же дергали его за ниточки, причем в данном случае за самозванцем стояла целая государственная машина с ее специальными службами. Это был заговор одного государства против другого. И на одно из предположений Вольтера, звучащее в письме Екатерине II от 1773 года как: «Вероятно, фарсу эту [бунт Пугачева] поставил кавалер Тотт» [французский консул], можно ответить: «Вполне вероятно».
     Франция имела возможность сбросить мешающий ей людской балласт в варварскую страну. И при этом наводнить развивающуюся Россию разведчиками, ибо она начинала доставлять Франции беспокойство своими успехами. Сии секретные посланцы, используя массу своих соплеменников, осевших в России в качестве домашних учителей детей знатных вельмож и государственных деятелей, могли знать все, что происходит в России, без особых трудностей добывали секретные сведения, являющиеся государственной тайной, и могли влиять на всю политику внутри страны и за ее пределами.
     Это было до того явным, что французское посольство в Санкт-Петербурге, чтобы упредить могущее возникнуть в отношении его недовольство, само предложило обратить внимание на поведение французских эмигрантов в России. В вышедших в Париже в 1803 году мемуарах де-ла-Мессельер, бывший секретарь французского посольства, прибывший в Россию в июле 1757 года, писал:
     «Мы были осаждены тучею французов всякого сорта, из которых большая часть после разных столкновений с парижскою полицией отправилась промышлять в страны северные. Мы изумились и огорчились, встретив в домах многих вельмож дезертиров, банкротов, развратников и множество женщин того же рода, которые, лишь потому что были французы, занимались воспитанием детей в самых знатных семействах. Эта накипь нашего отечества, говорят, распространилась до пределов Китая: я встречал их везде. Господин посланник признал приличным предложить русскому правительству произвести розыски о поведении этих лиц и наиболее вредных из них выслать за границу».
     Второй акт спектакля произошел уже в 1760-е годы, когда были схвачены французские «секретные посланцы», сиречь шпионы, пытавшиеся уничтожить на одной из российских верфей строящиеся корабли.
     Французы помогали Турции в ее войне с Россией, и явление Пугачева в третьем акте этой пьесы преследовало несколько целей. Первая и, на мой взгляд, главная - это, собственно, развязывание гражданской войны в России. Как для ее ослабления, так и для появления второго фронта уже внутри страны, который бы оттянул на себя воинские части и умных военачальников, тем самым не дав им действовать на фронте турецком.
     В этой части имеющийся в «деле Пугачева» ТУРЕЦКИЙ СЛЕД след в след (извините за тавтологию) совпадал с ФРАНЦУЗСКИМ СЛЕДОМ, а проводником общих интересов Франции и Турции служил вышеупомянутый барон Тотт, заклятый враг России. Венгр по происхождению, в 1757—1763 годах Тотт служил при французском посольстве в Константинополе, в 1767 году был французским консулом в Крыму, где помогал хану Керим Гирею против России. Потом служил (был командирован как советник?) султану Мустафе III и улучшал турецкую артиллерию и инженерные части. Затем снова французский консул в Турции.
     В «деле Пугачева» он, конечно, участвовал, но были и более мощные силы, заинтересованные в успехах Пугачева. Прав был Вольтер, признававший Пугачева за орудие турецкой политики. Но прав был только в части совпадения турецких интересов с французскими. Когда же эти интересы расходились, было ясно видно, что Пугачев - французская кукла.
     Императрица Екатерина II, как я уже писал, всячески замалчивала участие иностранных государств в «деле Пугачева». Это было в интересах российской политики.
     ПОЛЬСКИЙ СЛЕД тоже какое-то время совпадал со СЛЕДОМ ФРАНЦУЗСКИМ: Франция посылала в ряды конфедератов своих офицеров, которые следили, чтобы действия антикоролевской и антироссийской оппозиции находились в рамках устроенного Францией спектакля в России.
     Еще одной целью Пугачевского бунта была... репетиция Великой французской революции 1789—1799 годов. Заговор во Франции зрел давно, и полигоном для отработки тактики и приемов будущей революции была выбрана Россия. Как увидим позже, многое из того, что происходило по ходу «крестьянской войны Е.И. Пугачева», было взято на вооружение силами, готовившими революцию во Франции.
     Впервые это подметил еще в первой трети XIX века сенатор А.А. Бибиков: «Пугачев... обольстил великое множество народа совершенно непросвещеннаго, загрубевшаго в предразсудках, большею частию рудокопов, подлой черни, посланцев сего обширнаго края и разнаго роду бродяг, для воровства и грабительства готовых на все законопротивные поступки. Начальствуя сею сволочью, он возбуждал к мятежу крестьян против господ, подчиненных против начальников, обещая первым вольность... поселяя везде неповиновение и ненависть к законным властям; словом употреблял те же меры и шел той же дорогою, коими в последствии времени успевали в действиях своих к пагубе и несчастию своего отечества и ко всеобщему ужасу Мараты и Робеспиеры».
     Как началась Великая французская революция? Штурмом парижской тюрьмы Бастилии 14 июля 1879 года. Для этого нужны были люди и, как показывал опыт Пугачевского бунта, лучше всего «из подлой черни и разного роду бродяг, для воровства и грабительства готовых на законопротивные поступки».
     В Париже таковых было из 800 тысяч едва тысяча. Маловато. И тогда на юге Франции руководители заговора наняли разное отребье, разбойников, бродяг, ту самую «подлую чернь», в том числе искавших во Франции теплого местечка всякого рода авантюристов и уголовников из Италии и Германии. Об этом писала в своей книге «Французская революция», изданной в Лондоне в 1919 году, Неста Уэбстер.
     Но одних только готовых на все бродяг было недостаточно. Чтобы случилась революция, необходимы были определенные условия, то есть, по науке, революционная ситуация.
     В России такие условия были. Совсем недавно, в 1770 году, по стране прошло, кося людей тысячами, моровое поветрие - чума. Из-за польской и турецкой войн подорожали продукты, что вызвало обнищание масс и народное недовольство. Плюс слух о чудесно спасшемся от убийц Петре III. Словом, момент для появления Пугачева был выбран крайне удачно.
     Во Франции таковых условий не было, и именно опыт Пугачевского бунта подсказал решение: надо такие условия создать. Для начала заговорщики спровоцировали обнищание масс, дабы создать народное недовольство и тем самым присоединить достаточное количество людей к уже нанятым головорезам. Затем герцог Орлеанский, один из заговорщиков, скупил огромные запасы зерна и спрятал его или вывез за границу, чем и породил дефицит и дороговизну зерновых продуктов. А заговорщики создали в народе мнение, что это король своими ошибочными действиями (или даже намеренно) создал дефицит.
     Они же на всех углах клеймили «жестокое» правление короля Людовика, не упоминая, естественно, о том, что Франция являлась в то время самой процветающей страной в Европе. Неправда о Людовике была сродни лжи о том, что Пугачев - Петр III. Народ стал роптать. И явился готовым для принятия революции...
     Крах мятежа
     В сентябре 1774-го Пугачева обложили крепко: «к преследовавшим мятежника Михельсону, Меллину и Муфелю присоединился Суворов [тогда генерал-поручик]; они переправились за Пугачевым через Волгу и там осетили его со всех сторон, отрезав всякую возможность вырваться».
     Ставка самозванца была на реке Узени близ урочища, именуемого Александров гай. Пугачев намеревался, переправившись через Узень, повернуть к Каспийскому морю, овладеть Астраханью. Умножившись живой силой, соединиться в дальнейшем с яицкими, донскими, терекскими и гребенскими казаками, в чем Пугачев, по его собственным словам, нимало не сомневался. Совет «генералов» согласился на это предложение Пугачева 13 сентября. В поход решено было выступить 15-го.
     

     «Я не ворон, я вороненок; ворон еще летает».
     
     

     «Но образумившиеся Чумаков, Творогов и Федулов, - писал П.С. Рунич, - видя, что они с Пугачевым погибнут, дабы спасти себя, сделали в ночь заговор: на 14-е число Пугачева схватить и предать в руки правосудия: положили нарядить в сей день на караул к ставке своего императора и в конвой к нему своих единомышленников, а к конвойному начальнику приказали, вместо соловаго его коня оседлать ему самую худшую лошадь...
     Приехав сии три генерала рапортовать своего государя о благосостоянии армии, находят у ставки трех монахов из скитов, кои объявили, что пришли императору поклониться и поднести ему два арбуза, узнав, что завтрашний день изволит его величество выступит в поход».
     Монахов впустили, арбузы у них приняли, и Пугачев, «вынув нож свой, который всегда имел при своем поясе, подал оный Чумакову, сказав ему: разрежь этого великана, мы его отведаем и поедем к лагерю».
     Чумаков, приняв нож, мигнул Творогову и Федулову, а сам, держа в руке нож, вдруг громким голосом закричал:
     - Мы обманывались. Ты не государь, а изменник и бунтовщик!
     Пугачев, словно ожидавший подобного, стрелой выскочил из шатра, крича:
     - Лошадь мне! Измена, измена!
     Казак подвел ему лошадь худую, и самозванец, не заметив подмены, вскочил на нее и поскакал к лагерю. «Генералы»-заговорщики быстро догнали «государя» (с ними уже было человек сорок казаков) и, изрубив в куски брата «императрицы Устиньи», который бросился было с саблей отбивать родственника, окружили Пугачева.
     Самозванец, увидев безнадежность своего положения, протянул Творогову руки:
     - Вяжи!
     Самозванца повезли в Яицкий городок, у ворот коего их нагнал генерал-поручик Александр Суворов и «взял Пугачева под свое ведение и распоряжение», приписав поимку самозванца себе. Потом в деревянной клетке привез его в Симбирск и сдал главнокомандующему правительственными войсками (после А.И. Бибикова) графу Петру Ивановичу Панину.
     После чего уже генерал-аншеф Панин приписал себе заслугу поимки Пугачева. Кстати, на ведущую роль в том, что с Пугачевым случилось так, как случилось, претендовали еще генерал-майор Потемкин и отчасти гвардии поручик Гавриил Романович Державин, крайне деятельно проявивший себя в подавлении Пугачевского бунта.
     А потом начались допросы, на одном из которых Пугачев и раскрыл перед Потемкиным тайну своего явления «императором Петром Федоровичем». Кстати, на одном из допросов, он поведал графу Панину свое происхождение: родом он, как и Пугачев № 1, донской казак, тоже женат на казачке, но вот детей у него не было. Об этом граф Панин доложил Екатерине, а императрица не замедлила сообщить Вольтеру (письмо Екатерины II Вольтеру от 22 октября 1774 года).
     Из Симбирска Пугачева 5 ноября повезли в Москву. На 8-е или 9-е число по приезде в Арзамас случилась попытка отравить Пугачева. Почему - было ясно. Самозванец на допросах рассказал не все, что знал. А кто-то из его охранения был уже подкуплен. Странным было и то, что отправляя Пугачева из Симбирска, было нарушено (и ясно почему) предписание иметь в подобных случаях при сторожевой команде лекаря. Кому-то было очень нужно, чтобы Пугачев не доехал до Москвы и замолчал навеки.
     Когда к самозванцу вызвали Рунича, Пугачев был очень плох («сильно и отчаянно сделался болен») и, увидев Рунича, едва выговорил:
     - Я умираю.
     Потом он сказал:
     - Велите выйти всем вон из избы, я вам одному открыть должен важнейший секрет.
     «Приказав выйти всем из избы, - вспоминал Рунич, - я приказал позвать к себе гренадера Дибулина; велел ему, как можно скорее, нагреть чайник воды, остался с Пугачевым один, который прерывчивым голосом со вздохом сказал мне: «если не умру в сию ночь или в дороге, то объявляю вам, чтобы доведено было до Ея Величества Государыни Императрицы, что имею ей одной открыть такия тайныя дела, кои, кроме Ея Величества, никто другой ведать не должен; но чтобы был к ней представлен в приличном одеянии донскаго казака, а не так, как теперь одет».
     Что хотел сообщить Пугачев императрице? Что он не Емельян Пугачев? Но такая версия уже официально существовала, и менять ее Екатерина не собиралась. Что он марионетка в руках французов? Об этом государыне, верно, было известно из докладной записки генерал-майора Потемкина. Что в деле Пугачева замешан ее сын Павел? (Имелось несколько интересных совпадений, могущих подвигнуть Екатерину к сей мысли).
     Но у императрицы с сыном и так была взаимная неприязнь, и если бы даже Пугачев представил неопровержимые доказательства участия Павла Петровича в смуте, Екатерина не обнародовала бы их и уж, конечно, не поступила со своим сыном так, как поступил со своим Петр I. Посему донесение Рунича о «тайных делах», что упоминал в разговоре с ним Пугачев, ее не заинтересовали, и желание Пугачева было «оставлено без внимания».
     А потом, когда Дибулин принес горячий чайник, Рунич из кипятка, сахара, чая и французской водки сделал «добрый пунш» и поил Пугачева, промывая желудок до тех пор, пока на лице самозванца не показался «крупный пот». Дав «императору» еще стакан пуншу (кажется, четвертый), Рунич ушел, велев поить Пугачева до тех пор, пока тот не заснет.
     Очевидно, «Емельян Пугачев» все же рассчитывал на помилование императрицы. Ведь он все рассказал Потемкину. Он только исполнитель, чучело, кукла. А главные в этом деле те, кто все придумал и всем руководил. Но помилования не последовало. Разуверившись в его возможности, самозванец так ослаб, «что принуждены были, - как писала Екатерина II Вольтеру в одном из писем, - с осторожностью подготовить его к приговору из опасения, чтобы он не умер на месте от страха...»
     Казнь Пугачева и его «генералов» состоялась 10 января 1775 года в Москве на Лобном месте. Пугачева привезли на санях и привели на высокий эшафот. Затем зачитали царский манифест, и экзекутор дал знак палачам. Те бросились раздевать его: сорвали белый бараний тулуп, содрали, разорвав, малиновый полукафтан. Пугачев вдруг всплеснул руками, будто собираясь взлететь, но его опрокинули навзничь, и через мгновение окровавленная голова, схваченная палачом за волосы, уже висела над толпой москвичей. Глаза самозванца были полуоткрыты и смотрели на толпу сверху вниз.
     

     P.S. В конце сентября 1774 года в присутствии двух членов военного суда и ответственного за охрану Пугачева майора Павла Рунича (позднее стал сенатором; автор «Записок о Пугачевском бунте») руководитель секретных комиссий генерал-майор Павел Потемкин, троюродный брат фаворита императрицы, приступил к допросу «государственного преступника» Емельяна Пугачева.
     Из «Записок о Пугачевском бунте» Павла Степановича Рунича: «Генерал-майор Потемкин сам начал по пунктам допрашивать Пугачева, которого своими вопросами доводил до крайнего (в ответах) замешательства (так что по допросам сим в пот кидало злодея; но споря и добиваясь от него признания, не подкупен ли он был какими иностранцами или особенно кем из одной или другой столицы Петербурга и Москвы на беззаконное объявление себя императором Петром III)...
     И Пугачев начал говорить, что как-то зашел в корчму, где увидел «двух гренадер (Преображенского полка) в хороших тонких мундирах с галунами на воротниках и обшлагах».
     - А потом они пригласили меня за их стол и сказали, что я, значит, шибко схож лицом и статью с императором Петром III. А через время...
     - Молчать, - остановил Пугачева Потемкин и велел всем удалиться в другую комнату, после чего допрос продолжался еще час. Из дознавательской Павел Сергеевич вышел очень задумчивым и тотчас сел за составление докладной записки императрице. Но донесение, где содержались откровения Пугачева, было Екатериной по прочтении тотчас уничтожено и о причинах начала самозванства и о тех, кто стоял за спиной Пугачева, стало быть, оставалось известно только двоим: Екатерине Великой и генералу Потемкину».
     На рисунках: П.И. Панин; Казнь Пугачёва на Болотной площади в Москве, январь 1775г. Рисунок очевидца