В 1945 году по прибытии в Управление (военной контрразведки по МВО. - Ред.) я был назначен оперативным уполномоченным автомобильного батальона гвардейских миномётных частей, который дислоцировался в деревне Новая в пяти километрах от подмосковной Балашихи в сторону Ногинска.
     Моими соседями были старший оперуполномоченный танкоремонтного завода в Балашихе капитан Бицаев, осетин высокого роста и солидной комплекции, и капитан Мягков, прибывший из школы вместе со мной и назначенный оперуполномоченным строительного отряда в том же городе. Он был в то время по-деревенски прост и добродушен, но товарищем оказался хорошим. Мы подружились и до сих пор поддерживаем связь.
     Все мы входили в отдел, который возглавлял полковник Золотов, пожилой уже человек. Начальником состоявшего из двух групп отделения был капитан Островский, энергичный и умный сотрудник. Нашей группой руководил капитан Волевач, очень спокойный, вежливый и разумный человек. Я не помню ни одного случая, чтобы он повысил голос на подчинённого.
     В связи с назначением на должность Островский представил меня полковнику Золотову. Он принял нас, стоя посреди кабинета. Разговор с ним не занял и пяти минут. Осмотрев меня, полковник спросил Островского:
     - И куда же вы его посылаете?
     Узнав, что я назначен в автобатальон ГМЧ, сказал:
     - Да что же он там будет делать? Он резидента и в глаза не видел.
     Островский пояснил, что рядом работает опытный капитан Бицаев, который поможет.
     - Ну-ну, назначайте, - сказал Золотов и сел за стол. Он не поинтересовался ни моим настроением, ни моим прошлым. Но в отношении резидента оказался прав.
     В батальоне уже давно не было оперработника, и мне пришлось врастать в обстановку самостоятельно.
     Волевач показал стоявший на полу у стены небольшой железный ящик, который можно было под мышкой унести, дал ключи от него и сказал:
     - Это дела по батальону. Читай внимательно. Будут вопросы - спрашивай.
     В числе принятых мною материалов имелось оперативное дело на офицера, который, как я узнал, демобилизовался до моего прибытия. Это было первое дело, которое я держал в руках. Разумеется, я внимательно проштудировал его от корки до корки, что дало мне определённое представление о процессе разработки, оформлении документов и дела в целом.
     Речь шла о периодических встречах в 1944–1945 годах офицера с представителем военной миссии одной из союзнических стран генералом Ф., для которого батальон мог представлять разведывательный интерес, так как использовался в перевозке снарядов к ракетным установкам «Катюша» и обслуживал легковыми автомашинами генералов некоторых важных управлений Министерства обороны, работающих в области вооружения.
     Сложным оказалось восстановление связей с агентами, особенно из рядового состава. Потребовалось значительное время, пока я смог с ними конспиративно встретиться и поставить задачи.
     Вокруг резидента, офицера, который был старше меня по возрасту и званию, я ходил недели две, прежде чем осмелился назначить ему встречу. В ответ он, улыбаясь, сказал:
     - А я давно жду этого приглашения.
     Встреча состоялась, но не с тем результатом, которого я ожидал. Резидент стал отказываться от работы, мотивируя тем, что по складу характера не может работать с агентами из рядового состава. Ему это претит. Мои попытки убедить его в необходимости сотрудничества ни к чему не привели. Не помогло и напоминание о подписке. Когда я сказал, что для прекращения сотрудничества с органами нужны веские причины, а его объяснения моё начальство всерьёз не примет, он посоветовал:
     - Скажите начальнику, что я подхватил от подруги одну болезнь...
     Доложил об этом Островскому. Тот приказал немедленно исключить резидента из аппарата, и у меня гора с плеч свалилась.
     Резидент, между прочим, был очень доволен и продолжал информировать меня об обстановке в батальоне, но уже при официальных встречах.
     В 1945–1946 годах, хотя война и закончилась, атмосфера военного времени в воинских частях и контрразведке ещё ощущалась. В будние и выходные дни я почти безвыездно находился в расположении батальона. В отдел выезжал по распоряжению руководства или когда требовалось решить срочный вопрос.
     В этих условиях нам с Мягковым очень пригодилась помощь Бицаева. Его советы, основанные на оперативном опыте, помогли быстрее освоить на практике азы агентурной работы. Мы уважали Бицаева за трезвый образ жизни, моральную чистоплотность, трудолюбие.
     Работая в МВО, а затем и в других подразделениях контрразведки, я убедился, что становление оперработника и рост его мастерства во многом зависят от уровня общей и оперативной грамотности, такта и прочих личных качеств непосредственных начальников.
     В этом отношении мне в основном везло. Но не могу сказать, что все начальники, с которыми довелось работать, обладали указанными качествами.
     Многое я перенял у Волевача. По его поручению готовил обобщённые справки, меморандумы и другие аналитические документы по делам. Под его руководством участвовал в составлении планов разработки фигурантов. Само знакомство с материалами давало много пищи для размышлений. Это были первые живые дела, по которым я лично работал, пусть и на второстепенных ролях. Опыт не заменят никакие лекции.
     Не могу не упомянуть об одном гуманном поступке Волевача по отношению ко мне.
     В 1946 году автобатальон был расформирован, и я принял в оперативное обслуживание ряд складов Министерства обороны, разбросанных от Лефортова до Люберец. В это время у меня открылась язва двенадцатиперстной кишки на почве истощения стенок пищевода (последствия пребывания на фронте). Чувствовал я себя отвратительно: бесконечные сильные боли, рвота, иной раз и в метро. Требовалась диета, которую невозможно было соблюдать, так как я постоянно находился в разъездах по складам, к тому же и с продуктами дела обстояли ещё неважно. Хорошо ещё, что на двух складах у меня были отдельные кабинеты, неказистые, но с койкой. Бывало, почувствуешь боль - приляжешь. Боль отойдёт - идёшь к людям, чтобы получить нужную информацию об обстановке на объекте.
     Возникла мысль уволиться. Поделился ею с Волевачем. Он посоветовал:
     - Не вздумай никому об этом рассказывать. Болезнь излечима. Ты молод, у тебя ещё всё впереди. А уволишься - неизвестно, как сложится жизнь.
     Волевач не ограничился советом. Через некоторое время меня перевели к старшему оперуполномоченному Николаю Фёдоровичу Звереву на обслуживание полка и батальона охраны Министерства обороны и штаба МВО (Чернышевские казармы). Отпала необходимость мотаться с объекта на объект. Появилась возможность более основательно заняться лечением.
     Очень внимательно отнёсся к моему недугу опытный врач, который держал меня на контроле и дал ряд дельных рекомендаций. Как-то на приёме он посоветовал мне утром натощак выпивать по 20 граммов чистого спирта для дезинфекции и сразу же глотать граммов 25 несолёного сливочного масла для обволакивания язвы защитной плёнкой.
     Излагать такие рекомендации в медицинской карте врач не мог, боясь обвинений в шарлатанстве, но заверил, что в моей ситуации метод даст положительный эффект. Я последовал совету врача, и к 1948 году язва зарубцевалась, а потом рассосались и рубцы.
     Так благодаря заботам Волевача и врача я избавился от тяжёлого недуга и ещё долго служил в военной контрразведке.
     

---

     19 декабря 1918 года ЦК ВКП(б) принял постановление, которым «объединялась деятельность ВЧК и Военного контроля» и создавался Особый отдел ВЧК. В Красной Армии появились особые отделы, отвечавшие за её контрразведывательное обеспечение. Этот день традиционно отмечается как профессиональный праздник сотрудников органов военной контрразведки Федеральной службы безопасности России. От имени коллектива и читателей «Красной звезды» желаем всем сотрудникам военной контрразведки успехов в напряжённой работе на благо нашей Родины! Счастья вам и удачи! Поздравляем всех военных контрразведчиков, ветеранов «Смерша» и военной контрразведки с профессиональным праздником! Оперативных успехов!